монохромный/цветной

      Цзян Чен смотрел на листья деревьев, гонимые ветром. Тень задумчивости легла на острые черты лица, делая его грозным и предавая ему вид известного на всю Поднебесную "Саньду Шеншоу". В своей голове он который раз пытался воспроизвести "зелёный цвет" этих листьев, но более двадцати лет минуло с той поры, когда он мог считаться "полноценным", когда он, как и все, нашёл свою вторую половинку, когда мог лицезреть яркую палитру, рябившую до слёз в глазах, но приносившую приятное разливавшееся внутри тепло, как первые весенние лучи и как первая влюбленность.       Цзян Ваньинь усмехнулся. Полноценный? Вторая половинка? Кто выдумал подобную чушь? Боги, которым дела не было до бед ни смертных, ни заклинателей? Предки, которые превозносили поиски истинного пути и отречение от всякого проявления эмоций? Просто сказки юных барышень, что в празднестве проводят свои дни и истинно мечтательных натур, коим был его шисюн.       Сам же мужчина не нуждался ни в бесполезных цветах, которые в детстве описывала его почившая сестра, ни в любви, которая несла лишь боль и предательства. Единственный, кого он готов был безвозмездно любить — его племянник, Цзинь Лин.       С этими мыслями Ваньинь закрыл глаза и ему сразу же причудился образ в белоснежных одеждах и играющей на губах мягкой улыбкой из прошлого. На этот образ нетронутый ходом времени сразу же лёг тот же, но выше, шире в плечах, с той же улыбкой, но рядом с мужчинами в жёлтых и серых одеяниях и в окружении адептов. Он был далёк и больше не улыбался ему. Цзян Чен тряхнул головой.       Это всего лишь прошлое.       Это не имеет к нему отношение.

***

      В Облачных Глубинах, казалось, погода никогда не менялась. Они были заморожены для хода времени и отрезаны от внешнего мира. Но под склоном, в городке Цайи, уже расцветали первые цветы, показывая, что морозы отступили и пришла весна; пора любви.       Цзян Чен смотрел на всё это с мрачным выражением лица. В последнее время у него болела голова, то ли из-за строго режима в ГуСу Лань, то ли из-за Вэй Усяня, который этот режим нарушал и тащил его и Не Хуайсана за собой. Но теперь они покинули царство аскетизма по поручению и как единственный ответственный в их тройке он не мог посрамить имя Юньмэн Цзян.       Но так же была и ещё одна причина.       Цзян Чен посмотрел на фигуру, облачённую в белое, и снова почувствовал лёгкое головокружение. Некоторое время он моргал, уставившись перед собой. Ему показалось или одежды были... не совсем белыми? Да, на них было несколько полосок серого, но... Что это за цвет?       Пока Цзян Чен ломал голову над тем, что ему привиделось, рядом, будто вырос из под земли, показался Вэй Усянь.       — Эй, Цзян Чен, посмотри сюда, — Вэй Усянь с усмешкой показал ему цветок, — Тебе не кажется он странным? У него такой странный цвет. Прям как глаза Лань Чжаня.       — Что?.. — несколько рассеянно ответил Цзян Чен.       — Ты что, ещё не проснулся? — Вэй Усянь помахал перед лицом, — В последнее время ты такой рассеянный. Неужели...       Он наклонился прямо к уху Цзян Чена, будто хотел поведать свою сверхсекретную догадку, но тут же завопил так, что в лодке в паре метров от них, где стояли братья Лань, можно было услышать:       — ТЫ НАШЁЛ ВТОРУЮ ПОЛОВИНКУ?!       Цзян Чен растерянно хлопал глазами, но спустя мгновение рассеянность ушла, сменившись гневом. Он бросил взгляд на своего никчемного шисюна и в глазах явственно читалось желание прилюдно избить этого недомерка. Вэй Усянь, поняв, что как обычно вывел из себя своего любимого шиди, обратился за помощью к самой незаинтересованной стороне:       — Лань Чжа-ань, спасай! Цзян Чен хочет меня утопить!       — Ты!..       Со стороны лодки братьев Лань послышался лёгкий смешок. Цзян Чен обернулся и замер на месте, забыв о Вэй Усяне и его шутках.       Голубой.       Те полоски серого цвета были цвета голубых небес утром, глаза янтарными с лёгким жёлтым отливом, а волосы коры тёмного дерева. Конечно же Цзян Чен не знал названия всех этих цветов, но он знал одно — если Высшие силы и создали эту разнообразную палитру из цветов, то только для того, чтобы раскрасить ими эту фигуру.       В тот день, когда после всех напастей, вызванных гулями, Цзян Чен, вернувшись в Облачные Глубины и забыв про запрет, изучал всю ночь напролёт по книгам цветовые палитры и названия всех цветов.       Сердце, бившееся ровно, вдруг затрепетало, стоило лишь закрыть глаза и вспомнить плывущие мимо лодки, ларьки с разнообразными фруктами, деревья с распустившимися цветами и фигуру человека в белом, обращённую к нему и ярко улыбавшуюся.

***

      В жизни человека всегда есть полоса взлётов и падений. Цзян Чен всегда убеждал себя в этом, поэтому не отчаивался перед лицом неудач, даже когда захлёбываясь в собственной крови и слезах, лежал на самом дне этой пропасти. Но Боги определённо невзлюбили его.       Детство закончилось вместе с прахом, унесённым ветром с сожжённой Пристани. Вера в лучшее, которую взращивала его сестра в сердце младшего брата, была проткнута и утекла вместе с красной кровью на его руках одного из самых дорогих людей. Надежда ушла, когда он стоял посреди поля боя, где совсем недавно была кровавая бойня, на руках с недавно родившимся ребёнком, который уже стал сиротой. Саньду Шеншоу считают бесчувственным лицемерным демоном, который презирает всех, но в тот момент он плакал за своего племянника об этой потере; о том, что он не узнает какого это — когда тебя любят, не отвернутся и будут помнить. Хотя и сам Ваньинь плохо понимал что это, но часто представлял, когда Цзинь Лин был ещё в животе у его любимой единственной сестры, как он появится на свет, где его ждут, как он совершит первые шаги и, может, именно его дядя научит обращаться с мечом, как он будет бегать по Ланьлин Цзин или Юньмэн Цзян вместе с адептами, а потом, лет в тридцать, станет Главой клана и скажет своим родителям и дяде: "Спасибо, что были рядом".       Любовь ушла вместе с его ядром. Стоило вырезать золотое ядро и глаза вновь потеряли способность видеть мир в красках. Стоило этими бесцветными глазами посмотреть на фигуру в белом, которая улыбалась кому-то другому, лелеяла как Цзян Чен когда-то его, другого, и сердце, до этого бившееся через боль порезов, остановилось.       Этот мир был жесток к нему до самого конца...

***

      Процессия уже прошла. Гости из именитых кланов, пришедшие проститься с одним из героев Аннигиляции Солнца, уже разошлись. Даже Вэй Усянь, пришедший скрыв своё лицо, должен был уйти. Только Цзинь Лин отказывался покидать комнату предков Юньмэн Цзян. Он стоял на дрожащих коленях с мокрыми щеками и никто не мог оттащить его от таблички "Цзян Ваньинь", поэтому оставили единственного племянника проститься со своим многим по кровным узам дядей, но единственным, кто вырастил его, был рядом до конца и давал чувство спокойствия, даже если весь мир пошатнётся, а небо расколется на двое — ему ничего не грозит.       К маленькой фигуре в золотом подошёл человек, облачённый в белое. Годы взяли своё и на висках выступила седина, но гость по-прежнему был всеми узнаваем и любим — нынешний Глава ГуСу Лань, Лань Сичень. За прошедшие сорок лет с Аннигиляции Солнца он так и не взял себе жену, назначив преемником Цзинъи.       Цзинь Лин не повернулся к мужчине, когда тот опустился на колени. Но мужчина точно знал, что Глава ГуСу Лань пришёл с повязкой на глазах — это был новый аксессуар, который он начал носить как вышел из уединения. Никто не знал почему он её носил, но видеть эту повязку можно было лишь в будничнее время. На Ночных Охотах всё же Глава предпочитал практичность и безопасность окружения.       — Прошло много времени как мы виделись в последний раз, — было непонятно к кому обратился Лань Сичень, — я так и не рассказал тебе...       Мне жаль.       Прости меня за то, что был слеп и предал твоё доверие.       Я тебя люблю, Ваньинь.