Пустошь: Осколки прошлого/ 𝚁𝚎𝚖𝚊𝚒𝚗𝚜: 𝚁𝚞𝚒𝚗𝚜 𝚘𝚏 𝚘𝚞𝚛 𝙿𝚊𝚜𝚝

Тьма поглощает все, к чему притрагивается. Тьма алчна. Тьма вырывает с корнем все, что посадили здесь до нее. Не для кого не секрет, что если Найтмер добьется успеха, все Мультивселенные умрут в агонии. Но многие Высшие существа были удивлены… скорее напуганы, когда этот яд добрался до них. Крики боли и ужаса заполняли тогда бесчисленные миры. Тьма словно огромная зубастая пасть, впивалась в каждый кусочек, в каждый мир, оставляя рваные и ужасные раны, несовместимые с жизнью. Свет пал, опустившись закатным солнцем, вечная ночь готова вступить в свои владения. Неуправляемая Чернота вырвалась из одной Вселенной, неспособной удерживать ее. Некоторое время стояла гробовая тишина, но вскоре, её разорвал звук свистящих в воздухе щупалец, которые, как лезвия, резали всех на своем пути. Возможно, это не единственная причина его дежавю? Вселенные трещат по швам. Это как кислота, разъедает, нещадно рвет на части, оставляя за собой лишь прах. В Дудл — сфере словно взрывается сверхновая. Черная субстанция рвет и разъедает тонкие листы, обращая все в пепел. Миллиарды жизней обрываются в считанные мгновения, пока… Мягкий, золотистый свет наконец сливается с сиреневым. Тьма резко останавливается. Словно почуяв, будто что-то не так. Тьма ощущает боль, с воем сгибается от собственной силы. По ней бегут трещины, она злится, бесится от своей беспомощности. Тьма в ужасе. Она в бессильной ярости убивает все, что остается. Ни одна душа не избежит ее гнева. Но солнце снова восходит. Чернота бессильно падает. Она вот-вот умрет, как и Свет. Как тот луч, который она сама недавно погубила. Души и эмоции умирающих становятся с ней едиными. Она еще злей от этого. Тьма хочет остаться «чистой», ей не нужны они. Но все, что раз вступило во тьму, останется в ней навеки. Вселенная раскалывается, как миллионы других. В каждом осколке столько боли и жажды мести, что это «стекло» едва не ядовито. Трещины идут по Тьме, она осыпается, разрываемая светом под гнетом собственной силы. Лишь одна жизнь спасена с побоища. Последнее существо, которое не может умереть. То что было его благословением, теперь станет для него проклятием. Пустота. Белая, выжигающая все, пугающая и жестокая. Существо смотрит вокруг со страхом. С ужасом. Здесь нет ничего. Лишь висящие нити и рассыпающиеся в прах куклы. Бездушное существо с ужасом пытается понять, что произошло, где хозяин этих вещей и почему здесь снова так пусто. Скелет выбирается из пустого мира и в ужасе смотрит, на то, что произошло с Дудл-Сферой. Хаос. Неоднородная чернота здесь, как несмываемая клякса. Она отравляет. Как укус змеи, медленно растекается по телу. Создатели смотрят на это с нескрываемым отвращением и страхом. В голове у прибывшего витают сотни, тысячи голосов. Они обвиняют его, ведь он не справился. Все, над чем так старались, мертво. Этот Хаос отравляет и самих Высших. Их глаза тускнеют. Они больше не желают творить. В ужасе новоприбывший уходит. Теперь он обречен на вечное нахождение здесь — в пустоте. Он дорвался. Одиночество. Жуткое, давящее. Капли чернил разливаются по белому полу. Скелет все еще в замешательстве. Безысходность давит на него. Брошенный одни, в этой тьме, он лишен всего. Смысла жизни, надежды. Он не может творить. Он — ничто. И краски вот-вот закончатся… НЕТ! Он в жизни больше не останется в белой пустоте! Одиноким и бесчувственным… Мечта сменяется грубой реальностью. От выпитых синих красок жжет в глазах. Хочется рвать, бить кулаками землю, но не видеть того, что перед ним. Кто задавался вопросами, где все бессмертные существа, вот — перед вами то, что он них осталось. Они бессознательно шепчут. Амальгаметы — то, что осталось от них всех. Омега — таймлайн отныне пуст. Скелет трясется от боли — душевной и физической. Едва не кричит в пустоту. В темную, туманную, наполненную неуспокоившимися душами. Где Core-Фриск? Рипер? Кто угодно. Все вездесущие, бессмертные существа, но где они тогда? Почему они бросили его? Гораздо больнее осознание, что он больше никогда их не увидит. Никогда. Создатели бросили творить. Навечно бросили его в руинах своих же ошибок. А забудет ли он о них? Что если эти воспоминания в один момент пропадут? Вспышки. Боль утихает, когда он смотрит на это. Последний лучик во всей боли и темноте, что осталась тут. Оригинальная Вселенная осталась нетронута. И не она одна. Ним смотрит на него. Внутри нет отторжения, злобы и всего того, что он боялся ощутить. Мать смотрит на заблудшее дитя. Для нее он — лишь ребенок, желающий потрогать горячую сковородку: — Почему ты не хочешь вернуть их? — Они причинили достаточно вреда этому миру. — монотонный ответ, отсутствие эмоций показное, голос наполнен печалью, страхом и нежеланием. Скелет остается один. Вновь. Выжившие монстры из тех миров, что спасены Хранителями не влекут его, лишь отторгают. Ты не можешь творить сам, твое вдохновение едва ли не мертво. Создатели забросили все, чем занимались, ибо этот яд уже расползся по Мультивселенной. Три Вселенные — Три Хранителя. Словно для него места не нашлось. Он — лишь незаконченное творение. Он даже не был нужен своему Создателю. Вдохновение. Одна вспышка несет в себе идею. Вот уже он снова создает. Пробирка напоминает ему о друге, которого больше нет. Только вот свет внутри нее голубовато-синий, а не фиолетовый. Он больше не забудет. Внутри самое важное, чего ему не хватало. Он собрал все, что ему требовалось. Каждый имел здесь свою частичку. Внутри было самое важное из того, что когда либо было. Воспоминания. Мысли порой путаются, кажутся чужими. Бездушный боится посмотреть себе в глаза, боится смириться с этим. Он снова встретившись со своим взглядом в зеркале, он неизбежно признает, что Альфис права. Эти новые эмоции не берутся из неоткуда. Они спасают его, подавляя новую потребность в красках, но могут ли они однажды толкнуть его через край? А что если Найтмер что-то с ним сделал? А может у него просто появилась душа? Когда Альфис пытается расспрашивать его об этом, он лишь отводит глаза. Он вообще не должен был сталкиваться с ними. Не должен был ввязываться в войну. — Ты винишь в этом себя? Он не хочет отвечать. — Не отталкивай монстров, Инк. Они хотят спасти тебя. Она придвигает лежащий на столе чертеж. Скелет в удивлении вздрагивает, не веря в происходящее. В его сознании вспыхивает радость, хотя слова Ним все еще остаются на подкорке, не давая покоя. — Я смогу создать их заново.

Заново.

Заново?

Ошибка. Наконец их взгляды встречаются. Он уже давно понял, что это не Гено. И не Эррор, несмотря на то, что яростно отрицает любое другое трактование своей сущности. Он словно… моложе? Он не лицемер. Даже он чересчур прямолинеен. Инк мягко говоря, удивился, когда он, в итоге, нашел общий язык с Х-Гастером. Цель оправдывает средства? Не так ли? И он жесток. Наплевательски жесток. — Я тебе не какой-то там герой. Я не собираюсь их спасать. Я должен выполнить свое предназначение. Возможно даже любовь к ранее приятным для него мирам вытеснила ненависть. Жгучая и отторгающая ненависть. И даже странно, что не к нему. — Я лучше сам уничтожу эту Мультивселенную, чем отдам ее Найтмеру! А вот Х-Гастер не изменился. Но теперь единственный его друг стал его врагом. — Если ты им так безоговорочно веришь… что тебе мешает убить меня прямо сейчас? И вот он снова рядом с Ним. Хранительницей Древа и этой Вселенной. Но теперь она зла на него: — Я не буду повторять свою ошибку! — в ярости кричит она на художника, — Тебе они принесли лишь страдания. Так почему ты пытаешься вернуть их?! Пробирка. Он вспоминает о пробирке. Но Хаос не интересуют какие-то там воспоминания. Только желание разрушать. Но это все еще ошибка. Анти-пустоту встряхивает, как от землетрясения. Инк не ждет не секунды. Оригинальный таймлайн. Что он наделал?! Страх иглами впивается в тело. Инк в ужасе наблюдает за тем, во что превращается мир. Теперь словно он несет разрушения. — Ваш мир можно спасти только так, — Скелет вытягивает вперед руку, перед ладонью которой тут же обрисовывается символ «крестового глаза», — Уйди с дороги. И он не успел. Уже слишком поздно. Рука касается плеча. Черт. Он забыл краски и Бруми там — в пустоте. Инк уже делает движение дабы открыть портал, но тут же останавливается. Будто он не контролирует свое тело. Все каменеет. Что-то инородное в сознании лишь усмехается. Он смотрит себе в глаза, через зеркало. Но в нем отражается, не тот Инк.