Flowers of Emotion

      Имели ли вы когда-нибудь представление о мире, где эмоции считаются богатством? Где за слезы человека могут лишь уважать, а за злость восхищаться? В этом мире всё именно так. Люди покупают баночки с жидкостями разных цветов, которые варятся из различных растений, дарующих им конкретные эмоции на определённый промежуток времени, в зависимости от цены и качества. Казалось бы, всё мирно и спокойно: преступность в мире небольшая, ведь количество импульсивных убийств и аварий, сделанных на эмоциях — ничтожно мало, а вероятность войны, основанной на почве жадности — невозможна. Однако, у этого мира есть и другая сторона. Некоторые люди с рождения способны чувствовать и ощущать какие-либо эмоции, зачастую их две или три, с одной доминирующей. Таких людей вычисляют ещё в детстве, а после — помещают в лаборатории, где их выращивают и постепенно выкачивают эмоции, делая «пустыми». Со временем подобных людей начали называть «дефектными». Эмоции, добытые из подобного человека, считаются наивысшего качества, а в сфере продаж, позволить себе их могут лишь люди с заработком выше среднего и больше. Цена за одну баночку с эмоцией дефектного может быть дороже, чем покупка нового автомобиля, но, уж поверьте, покупатели никогда не были разочарованы своей покупкой. Не переживайте, ребятам, находящимся в этом месте, ничего не угрожает кроме потери их эмоций. Они живут практически как полноценные члены общества: изучают мир, правда все же в пределах лаборатории, общаются друг с другом и с их воспитателями. А также проходят обязательную программу обучения: имеют выбор в изучении дополнительного языка, учатся грамоте, математике, и прочим предметам, входящим в эту программу вплоть до высшей школы. Детишки, юноши и девушки пребывают здесь до того момента, как все их эмоции будут исчерпаны и проданы по флаконам, оставив их в слегка большем состоянии отсутствия эмоций, чем обычные люди. После чего, их отпускают в мир, к их семьям и близким, и они живут там, словно всего этого никогда и не было в их жизни. Видите? Всё замечательно и спокойно. Людям ничего не угрожает, и никто не вредит им, ведь так?..

***

Белый свет. Что-то неизведанное и далёкое, что-то столь странное и непонятное, но такое манящее. Чем может быть этот белый свет? Чем-то пушистым? А может колючим, или гладким, или шершавым, как ковер на полу? Мы никогда не дотрагивались до этого белого света, но многие люди полагают, что этот свет появляется перед смертью человека и забирает его в бесконечный мир сна. — Номер Сорок Шесть, сеанс окончен, ты можешь быть свободен, — раздался голос откуда-то сверху. Светло-карие глаза открылись и сонно посмотрели в пустоту. Они выглядели очень уставшими и вымотанными, но в них всё ещё оставались, если можно так сказать, энергия и надежда. Мальчик, который являлся обладателем этих глаз, был одет в светло-оранжевую больничную рубашку без узоров, символизирующую его доминантные эмоции — радость и гнев. — Спасибо, — почти монотонно произнёс парень. После чего он встал и побрел к выходу, где его уже ждал воспитатель. —Здравствуй, Сорок Шесть, —произнесла высокая фигура парня с довольно холодной улыбкой, от которой можно невольно поёжиться. —Здравствуйте, Виктор, — сказал парень на встречу воспитателю, явно без инициативы и заинтересованности. Взяв дефектного за руку крепкой хваткой, старший улыбнулся и повел парня за собой в его комнату. По пути в общую комнату, где жил Сорок Шесть и несколько ребят, они перекинулись парой фраз, ничего необычного, впрочем: Как прошла операция? Как чувствуешь себя? Не хотел бы ты поесть? Разумеется, Виктору было совершено не интересно, как дела у его воспитанника. Эти вопросы были лишь обязательной формальностью. Обычному человеку в их мире, такие вопросы задавать… не то что бы не принято, просто никого не волновали такие мелочи, однако для дефектных и поддержания их эмоциональности, такой опрос был просто необходим. И многолетние исследования подтверждают это. Коридор был белым, длинным и как-будто пустым. Местами проглядывали прочные стеклянные окна, показывающие ещё один коридор, где учёные наблюдали за дефектными. Но в какой то момент сквозь толпу привычных для Сорок Шестого лиц, просочились чьи-то новые, ещё яркие глаза. Тогда блондин повернул голову, в сторону заинтересовавшего его объекта и столкнулся взглядом с темно-серыми очами молодого парня, казалось, он был гораздо моложе, чем все дядьки вокруг, в том числе, моложе, чем его воспитатель. Дефектный встал на месте, выдернув свою руку из руки Виктора, и молча посмотрел на новенького. Рассмотрев его поподробнее, прежде чем его окликнули, Сорок Шесть заметил, что обладатель серых глаз — определено юноша, лет, наверное 15-16. У него были короткие, прямые пепельные волосы, чуть ниже подбородка, с аккуратно уложенной челкой. В один момент, парень за стеклом обратил на него внимание, но не подал каких либо признаков эмоциональности, в то время как его зрительный собеседник просто сгорал от любопытства. — Сорок Шесть? — в очередной раз окликнул его Виктор, но блондин не обратил внимания.       Тогда дефектный помахал новенькому, ожидая хотя бы какой то положительной реакции, а учёные, стоящие рядом, начали перешептываться. Пепельноволосый уже хотел поднять ладонь и помахать в ответ, ответив на приветствие Сорок Шестого, как стоящий сзади мужчина в белом халате взял его за плечо, произнеся: — Куромаку, не отвечай ему. Ты здесь для наблюдения, первый контакт запланирован на следующей неделе.       И тогда Куромаку, чье имя Сорок Шестой едва расслышал, спокойно, с всё таким же стеклянным взглядом опустил руку вниз, поправив свои очки. — Сорок Шесть, идём, — повторил Виктор приказным тоном.       Не увидев никакой реакции на свои слова, воспитатель подошел и взял дефектного за руку, не дав ему попыток на сопротивление, и они пошли дальше по коридору, пока блондин провожал заинтересованным взглядом фигуру за стеклом по имени Куромаку. Он прокрутил это имя у себя в голове несколько раз с разной интонацией, и, убедившись, что он его запомнил, отвлёкся на другие мысли.       Прошло несколько минут одинаковых, до боли надоевших коридоров и дверей, стёкол и людей разной внешности в идеально белых халатах за ними. Кареглазый знал все эти лица почти наизусть, каждый день они все были одни и те же. Те же лица, та же скучная форма и те же стеклянные холодные глаза, от безэмоциональности которых дефектных, которые могли чувствовать это, ненароком бросало в дрожь. Наконец-то, заведя блондина в его комнату, Виктор отпустил его руку, и пожелав хорошего отдыха, вышел, отправившись в комнату видеонаблюдения, оставив парня с его соседом по комнате. — Сорок Шесть! Т-ты вернулось? — раздался робкий голос поблизости. Среагировав на голос, блондин быстро поднял голову и увидел своего соседа, паренька с бледно-голубыми волосами, которого только недавно переселили в эту комнату. Ранее они редко пересекались, лишь на общих занятиях или в библиотеке. Когда-то у него были довольно тёмные русые волосы, однако, поговаривают, что на него пролилась зеленая краска на каком то строительном складе, в который он попал заплудившись. Краску пытались смыть несколько раз, но бирюзово-голубой оттенок остался. Не было понятно лишь то, почему этот склад был открыт, так что этот слух оставил много вопросов у Сорок Шестого. — Шестьдесят Восемь, приветик… не знал что ты тут, разве ты не должно быть на процедурах? — сонно, но с капелькой радости произнес блондин, садясь на свою кровать. — Её перенесли. Сегодня прибыло новенькое. Я правда… еще не видело его. Н-над ним сейчас проводятся исследование и сканирование, так что сеансы ребят которые шли до этого завершились раньше, а у тех, у кого они были на то время, отменились и перенеслись на вечер.       Эта новость обрадовала дефектного ещё больше, сегодня был прямо день новых лиц! Сначала парень за стеклом, а теперь еще и новенький дефектный! Это было хорошо. Ребята еще какое то время поговорили о новостях дня и сегодняшнем обучении, как вдруг в комнату вошел кто то еще: — Почему вы ещё не в столовой? — произнес вошедший в комнату Виктор. — Воспитатель? А в чем дело? — отозвался Сорок Шестой. — Вы разве не слышали об объявлении на ужин и последующий за ним сбор? — С-сбор? — вскрикнул дефектный с голубыми волосами. — Не слышали?.. — недоумённо произнёс Сорок Шестой и опустил глаза вниз, погружаясь в вопросительный диалог с самим собой. — Я попрошу, что бы рабочие проверили вашу комнату на состояние электроприборов и системы оповещения, а сейчас идём, — напомнил воспитатель о своём присутствии.       Тогда блондин обернулся к висящим сзади электронным часам и с ужасом обнаружил, что ужин шёл уже почти 10 минут. Он понял, что динамик, очевидно, был сломан. Нервно посмеявшись, дефектный быстрым шагом вышел из комнаты, выходя он поманил Шестьдесят Восьмого за собой, а Виктор ловко подхватил под локоть уходящего, и дождавшись, пока голубоволосый встанет и подойдет к парню, взял за руку и его.       Дойдя до столовой, дефектные оглянулись, и заметив свободные столы подошли к ним, пока Виктор отошел к столу, где сидели все воспитатели, занимаясь поеданием ужина. Параллельно они наблюдали за ребятами, принадлежащими к комнатам за которые они отвечали.       Как только Шестьдесят Восьмой и Сорок Шестой подошли к столу, на них обратил внимание сидящий рядом паренек с темно-коричневыми волосами. Им оказался номер Пятьдесят Семь. Он сидел и рассматривал людей вокруг, ковыряя еду в своей тарелке. — Снова в очках, Пятьдесят Седьмой? — с ухмылкой произнес блондин и протянул ему руку для, так называемого ими «хлопка». Так дефектные решили назвать действие, при котором ты стукаешь своей ладонью о ладонь другого дефектного, и разноситься характерный «хлопок».       Брюнет отвлекся от не особо увлекательного занятия и переключился на подошедших дефектных. — Хах! Я уж думало ты снова прогуляешь ужин и свалишь на открытую крышу смотреть на звезды, закаты или что там у тебя ещё в твоих книжках написано, — насмешливо выдал Пятьдесят Седьмой и хлопнул о ладонь блондина, параллельно быстро пробежав взглядом по его приятелю, и не думая здороваться. — Ты здесь д-довольно долго, а тебя так и не научили грамотно выражаться, — вдруг выдал «плакса», как его иногда называл брюнет, что, иногда, даже доводило Шестьдесят Восьмого до слез, неудивительно, ведь его нежно-голубая рубашка говорила о преобладающей эмоции печали. — Смело ты, — подметил Сорок Шестой, заставив его смутиться.       Брюнет поправил свои очки и, сменив, голубоволосого презрительным взглядом, сказал: — Знаешь, полагаю, однажды и ты увидишь что-то за пределами лаборатории. Но до тех пор, — он полностью развернулся к голубоглазому и, приблизившись, начал смотреть на его лицо снизу, из-за, очевидно, проигрышного роста, с ядовитой и мерзкой улыбкой, — Не смей пытаться учить меня правилам, — предпоследнее слово он с особой интонацией, выделяя «важность» своей личности, но сидящий рядом блондин залился смехом: — Ты? ха-ха, да ты!.. ха-ха, знаешь как ты, х-хах, со стороны выглядишь?! — под конец фразы Сорок Шестому уже становилось сложнее дышать от смеха и он начал невольно задыхаться, сгибаясь на скамье от боли, на что брюнет лишь фыркнул и показательно отвернулся от них, слегка ударив Шестьдесят Восьмого в плечо.       На этой ноте их диалог завершился, и блондин вместе с его приятелем, немного успокоившись после смеха над ситуацией, принялись есть. Еду в этом месте нельзя было назвать экзотической. Наоборот, она всегда была обычной и уже довольно привычной на вкус. Ни разу не было ситуаций когда пища была слишком соленой или напротив — пресной. Повара на кухне были настоящими профессионалами своего дела, и хоть, может они не готовили для дефектных еду «с любовью», но все принятые правила готовки соблюдали.       После окончания трапезы все ребята должны были идти в игровую комнату и ждать, когда им объявят о начале сбора, на этих мероприятиях обычно объявляли важную информацию.       Удивительно, но в игровых комнатах всегда было полным-полно всего, что только способно заинтересовать юные умы. К примеру книги с интересными сюжетами, где чаще всего персонажи были представителями «нормальных» людей, с рождения не имеющих эмоции в своей душе, которые героически спасали вымирающий вид «особенных» растений или побеждали злых драконов, которые поступали импульсивно, и тем самым вредили окружающим их людям. Или же пазлы с изображением тех или иных картинок, будь то милый котёнок или лесной осенний пейзаж. Головоломки на любой вкус и цвет, конструкторы, кукольные домики, роботы, карточные игры и много-много других развивающих и развлекающих игр, способных затянуть ребенка не на один час. Сорок Шестой чаще всего находил других ребят и присоединялся к ним в игре, а вот Шестьдесят Восьмой предпочитал читать книги или наблюдать как рисуют другие. Иногда он боялся, что может помешать творцам своим вниманием, но, кажется, большинству из них наоборот нравилось это.       Так и проходили их годы день за днём. С промежутком в один-два дня каждого из дефектных, в зависимости от силы в их душе, собирали на операцию и выкачивали необходимое количество эмоций. После чего они ели, играли, обучались и делали почти всё, что им заблагорассудиться, но лишь в пределах этой лаборатории. Правда, у нее был и довольно большой двор, куда могло вмещаться до 200 человек, и как детям, так и более старшим лицам разрешалось там гулять в определённое время и погоду. Отношение к дефектным, по правде сказать было отнюдь не самым лучшим. Их не распределяли на мальчиков и девочек, даже не смотря на их половые гениталии.им просто говорили: «ты ходишь в туалет так, а он вот так, потому что так нужно». Все дефектные обращались друг к другу на оно/его, всё же какая была между ними разница? А вот воспитатели не утруждались соблюдать порядок маленького «мирка» дефектных и, так сказать, по привычке обращались к ним по половому признаку. Поэтому к воспитателям и высшим по званию личностям, дефектные всегда должны были использовать точные местоимения.       Никто из дефектных, если честно, никогда и не пытался понять, кем или чем он себя чувствует. Никто, кроме тех, кто хотя бы раз был вне стен и дворов лаборатории. Да и не нужно это было никому, к чему вообще такие ухищрения? Они ведь никому не нужны, правда ведь?..