Из жизни нелитературного персонажа

- Моску из зе кэпитал оф аур кантри, - пищит тонюсенький детский голосок. Лесик подчёркнуто доброжелательно кивает в камеру ноутбука и ободряюще улыбается, попутно сдувая упавшую на глаза чёлку. Волосы у Лесика – загляденье: шёлковые каштановые волны в лучших традициях героев сентиментального образа. - Зе ра лот оф мени парк ин ит… Лесик плавно отодвигается от экрана, ставит локти на стол, прикрывает глаза и массирует пальцами виски. Магнитные бури, недосып, лекция и два коллоквиума подряд для первокурсников и второкурсников, и вот, пожалуйста, он опять мучается мигренью. А впереди ещё несколько учеников, последний из которых абсолютно невыносим. - Ай эм вери прауд оф зе кэпитал оф май кантри! – жизнерадостно заключает девочка по ту сторону экрана. - Молодец, Анюта, - хвалит Лесик. – Но к следующему занятию нужно поработать над произношением. Анюта выпячивает нижнюю губу, белобрысые хвостики с резинками-клубничками возмущённо подрагивают. - Я же всё наизусть выучила! – ноет она, растягивая гласные. - Да, да, текст отлично пересказала, но раз уж мы делаем упор на произношении… - Лесик многозначительно замолкает и улыбается обворожительной улыбкой, которая обычно сражает наповал кого угодно, от мала до велика. - Бабушка говорила, я всё как надо рассказываю! – на избалованную Анюту чары Лесика не действуют, слишком она мала. Если честно, Лесик с Анютой согласен: произношение - дело наживное, особенно, когда тебе всего семь лет. Но у строгого Анютиного папы другое мнение на сей счёт, и именно он оплачивает уроки дочери. А всем известно, что балом правит тот, кто заказывает музыку. «За что?!» - обречённо думает Лесик, еле сдерживаясь, чтобы не заломить картинно руки и не возвести глаза к небесам, моля избавить его от потребности подрабатывать репетиторством. «Ничего-ничего», - мысленно успокаивает он себя, припоминая величайших учителей в истории, Аристотеля, к примеру, а то и самого Иисуса Христа. Те были смиренны и с покорной кротостью принимали выпавшую им участь. - Так и есть, - терпеливо соглашается он с Анютой, ненароком поглядывая на стенные часы. – Но нет предела совершенству. Произношение подтянем, и всё будет идеально, - он делает акцент на последнем слове, рекомендует послушать аудио к упражнению и повторить текст, копируя интонации и выражение. - Представь, что ты готовишься к выступлению на сцене. Наставления ученикам Лесик старается заканчивать на вдохновляющей и духоподъёмной ноте. Анюта мечтает стать актрисой, чтобы непременно «носить принцессовские шикарные наряды и корону с бриллиантами», поэтому совет попадает в цель. Девочка с энтузиазмом щебечет ещё несколько минут, а затем весело прощается. - Устами младенца…- рассеянно бормочет Лесик себе под нос и оглушительно хлопает крышкой ноутбука. Он тотчас пугается и проверяет, не повредилось ли чего. Ноут, и так, на ладан дышит, сломается, не на чем будет исследовательскую писать, да и ремонт обойдётся почти как новый компьютер. Постоянная нехватка средств невероятно утомительна, но Лесик знал, на что шёл, поступая в аспирантуру. Он сладко потягивается, похрустывая суставами, и встаёт из-за стола. До следующего урока всего двадцать пять минут, нужно хорошенько размяться. Иначе кровообращение нарушится, и мозг перестанет функционировать должным образом. А этого никак нельзя допустить, ведь если имеется у Лесика что-нибудь ценное, так это мозг. Вечером ему предстоит подготовиться к лекции по Старшей Эдде, а перед тем, сжать зубы и пережить то самое изнурительное занятие. При воспоминании о балбесе с губ Лесика срывается протяжный стон. Чем он такое заслужил? Возможно, в прошлой жизни он совершил непоправимый поступок и теперь расхлёбывает последствия? Если так, то Вселенная непростительно жестока. Разве Лесик не гений и вундеркинд? Разве он не окончил школу раньше всех своих сверстников с золотой медалью и ворохом грамот по разным дисциплинам? Разве не поступил уже в пятнадцать лет в университет собственными силами и не заработал досрочно красный диплом? Разве не Лесик в свои без малого двадцать имеет больше десятка публикаций в серьёзных научных изданиях? Разве не он – правая рука знаменитого профессора Корнилова, заведующего кафедрой зарубежной литературы? Разве не Лесику прочат великое будущее и научную степень? К сожалению, все эти достижения не способны его прокормить и не приносят приличного дохода. А за дрянную квартирку на Водном стадионе требуется платить пятнадцатого числа каждого месяца, хмурый хозяин не выносит промедлений и задержек. И если бы только это! Ещё нужно бесконечно покупать какие-то продукты, которые почему-то постоянно заканчиваются. Лесик очень старается придерживаться правильного питания, но то и дело подсаживается на ролтоны и дошираки, что, конечно, никуда не годится. Кроме всего прочего, Лесик страсть как любит наряжаться. Сколько ни пытается он побороть слабость к дорогим аксессуарам и стильным одёжкам, пока его усилия успехом не увенчались. Нет-нет, да и потратит заработанное кровью и потом, да, к тому же, последнее, на новый шарф, выгодно оттеняющий его мраморную кожу или блейзер, подчёркивающий незабудковые глаза. После таких необдуманных покупок Лесик страшно переживает и винится перед самим собой, но хорошо выглядеть тоже немаловажно. Полсотни студентов пожирают Лесика взглядами во время лекций, точно пальцами щупают, и он никак не может ударить в грязь лицом и подвести профессора. Лесик безмерно благодарен Корнилову за протекцию и доверие. Именно профессор разглядел в студенте-заучке со стопкой книжек под мышкой недюжинное дарование ещё на первом курсе и пригласил на авторский спецкурс по американской литературе, а дальше пошло-поехало, как по накатанной. На втором курсе Лесик сполна осознавал, что нашёл своё призвание и принял решение посвятить жизнь изучению истории зарубежной литературы. «Минимум лет пять будешь лапу сосать, - убеждённо заявила Аглая, услышав о его планах. – Или что-нибудь другое», - она громко расхохоталась. Лесик вовсе не обиделся, с Аглаей их связывала крепкая многолетняя дружба. В школе они время от времени водили всех за нос, притворяясь парой. Так и Лесик оказывался под прикрытием (он уже тогда сох по мальчикам), и к миловидной Аглае не лезли местные быдляки в трениках с полосками и семками в кулаке. Кроме Аглаи, у него и друзей-то не было. Книги всегда интересовали Лесика гораздо больше людей. Переехали из родной деревни в столицу они тоже вместе с Аглаей. Родители Лесика так обрадовались, что за их инфантильным сыночком присмотрит энергичная и хваткая Аглая, что собственноручно отыскали им съёмную квартиру. В глубине души мама и папа Лесика питали робкие надежды, что дружба сына и Аглаи выльется в нечто большее, как мелкий ручеёк выливается в бурливую реку, а по мере течения в необъятное море и мировой океан. Это большее должно было привести к белому платью, шумному застолью с караваем и трехъярусным тортом, а в последствии и к коляске с пухлыми внуками. Нужно ли говорить, что эти утопические мечты ни в коей мере не осуществились? Спустя полтора года Аглая съехала к бойфренду, позже - к другому, дальше - к следующему. Сменив около десятка парней разной комплекции, национальности и умственных способностей, Аглая устала и решила жить в гордом одиночестве. С пеной у рта она доказывала Лесику, что никогда больше не подпишется ни на какие отношения, кроме секса на одну ночь. С работой, в отличие от личной жизни, у Аглаи всё складывалось прекрасно. Закончив институт, девушка быстро вскарабкалась по карьерной лестнице и недавно возглавила отдел маркетинга в полиграфической фирме. Аглая пыталась позаботиться и о лучшем друге: пробовала подкинуть Лесику денег, а когда он протестовал и обижался, заявлялась с бумажными пакетами, полными здоровой еды навынос. Лесик послушно жевал салаты и отбивные, но слишком часто пользоваться благотворительностью подруги настрого себе запрещал. Он же мужчина, в конце концов, а не содержанка! Вот и пришлось, собрав в кулак волю и мужество, подрабатывать уроками английского для малышни, благо знаний у него на это хватало. Лекции и семинары Лесик в состоянии провести, значит, и тут сдюжил. Заложив руки за спину, Лесик топочет туда-сюда по кухне, затем отправляется в комнату и расстилает коврик для йоги. Тщательно потянув поочерёдно все конечности, он усаживается по-турецки и прикрывает глаза. Лесик пробует сосредоточиться на дыхании и откинуть прочь мысли. Естественно, у него ничегошеньки не получается, Лесик совсем не умеет медитировать. «Я повесил бельё? Отстиралась ли лиловая рубашка?.. Жаль, если нет…» «Кто там следующий? Маша? Нет, Дима… Или Катюша?» «А в восемь этот придёт…» - Лесик брезгливо кривится. Ну какая тут медитация, ей-Богу?! Вечером напротив него усядется здоровенный рыжий детина, который и двух слов связать не может, и еле-еле мямлит: май нэйм из Федя… Лесик шумно выдыхает через нос. Пронзительно пиликает телефон, он отвлекается. Во время медитации мобильник необходимо выключать, но этому правилу Лесик никогда не следует. «Не смогу завтра. Извини, коть», грустный смайлик и три сердечка. Лесик опять тяжко вздыхает. Час от часу не легче. Хотя, чего, он, собственно, ожидал? Его связь всё больше напоминает низкосортный бульварный роман и всё меньше - захватывающую историю с благородными персонажами без страха и упрёка. Конечно, у красавчика Лесика есть Возлюбленный. И, конечно, он – мужчина шикарный во всех отношениях: высокий, статный, породистый. Познакомились они год назад на конференции по Ранневизантийской литературе, куда профессор Корнилов взял Лесика с собой. Лесик как увидел черноволосого Аполлона, так и обомлел и дар речи потерял и с места сойти не мог, только глазами глупо хлопал, когда их представили. Оказалось, Аполлон не из учёных, а один из спонсоров. Впрочем, доклад Лесика о поэмах Паллада он внимал сосредоточенно и серьёзно, сидел в первом ряду и аплодировал громче всех. Однако поздно вечером в номере, срывая с Лесика рубашку и роняя того на матрас, будущий Возлюбленный уверял, что ни черта не понял, а мечтал только поскорее затащить Лесика в койку. Что ему, надо сказать, с лёгкостью удалось, Лесик и не сопротивлялся вовсе. Он кинулся в омут с головой, принимал щедрые ухаживания и отдавался водовороту страсти без остатка (не забрасывая при этом аспирантуру). Постепенно Лесик влюбился без памяти, бегал на свидания, просыпался с Возлюбленным в дорогих гостиницах и ощущал себя почти счастливым. Почему почти? Да потому, что, как и любой солидный человек его возраста, Возлюбленный носил обручальное кольцо и являлся отцом двоих очаровательных малышей. Поначалу Лесик воображал себя и Возлюбленного попеременно то Паоло и Франческой, то Тристаном и Изольдой, а брак виделся ему пикантной деталью, придающей остроты их отношениям. Без сомнений, жена Возлюбленного была редкостной стервой и, конечно, он нисколько её не любил, а не решался на развод лишь не желая травмировать нежную детскую психику. Лесик долго и искренне верил в эту версию, но минул целый год, и он всё больше удостоверялся, что пора сворачивать обременительный роман без будущего, выматывающий, к тому же, его хрупкие нервы. «Нахер шли этого козла!» - твердила Аглая. Подруга Лесика с первого мимолётного взгляда люто невзлюбила Возлюбленного и иначе, как козлом, того не именовала. Но как же его пошлёшь? Несмотря на все недостатки, Возлюбленный заботился о Лесике, поджидал на своём рэнж ровере возле университета, водил по ресторанам, снимал президентские люксы, дарил серебряные запонки и дорогие часы (Лесик собирался с духом, чтобы их вернуть). «Он ссыкло и пиздобол! - со свойственной ей прямотой отмела Аглая его доводы. - Леська, ты вроде разумный человек, а очевидных вещей не понимаешь!» - рассердилась подруга. На самом деле, Лесик всё отлично понимал, но в вопросах личной жизни терялся, боялся рубануть с плеча и пожалеть. Потому он и не отваживался поставить наконец точку и отринуть унизительную роль любовника женатого, в которой ощущал себя всё более комично и дискомфортно. *** Два следующих урока пролетают довольно сносно, у Лесика даже мигрень проходит без всяких таблеток. Десятилетняя Мариша и двенадцатилетний Дима - ребята смышлёные и многое схватывают на лету. Стрелки часов неумолимо приближаются к восьми. Лесик впопыхах выдувает две чашки ромашкового чая, надеясь хоть немного снять напряжение. Ох, как же он жалеет, что ввязался в эту авантюру! Всё из-за Аглаи, из-за кого же ещё?!.. Дон-дон-дон-дон. Лесик подпрыгивает на стуле от неожиданности. Звонок давным-давно не работает, но вдруг оглушительно трезвонит, как ни в чём ни бывало. - Привет, Елисей, - огромная рука протягивается к нему прямо с порога. «Бывают же такие лапищи!» - далеко не впервые думает Лесик с каким-то благоговейным трепетом и аккуратно жмёт тёплую ладонь. - Добрый вечер, Федя, - церемонно здоровается он. Лесик скрещивает руки на груди и вежливо улыбается. Он – благовоспитанность во плоти и никогда не даст понять, насколько тягостны ему Федины визиты. Гость с трудом разворачивается в тесном коридорчике, ростом он под два метра, в плечах - как приличный шкаф, округлые мускулы на руках выступают даже через мешковатую толстовку с логотипом хоккейного клуба. «Простодушный! Нет, Швейк… Или, пожалуй, Дон Кихот, а скорее Санчо Панса», - наблюдая за неловкими движениями Феди, Лесик привычно примеряет на него образы литературных недотёп. - Я там это… звонок подделал, а то он не звонил, - сообщает Федя. Он снимает куртку и скидывает кроссовки, то и дело роняя то шапку, то перчатки, то опять шапку, то шарф… - Господи, давай их сюда! – в сердцах восклицает Лесик, не в силах больше смотреть на Федины мучения. – И спасибо за звонок, - торопливо прибавляет он, стараясь смягчить тон. Лесик комкает Федины перчатки и громко пыхтит, досадуя, что опять едва не утратил самообладания. Он постоянно зарекается общаться со своим великовозрастным учеником поласковее, но каждый раз нарушает данное себе обещание. С приходом Феди, кухня, где Лесик проводит занятия, моментально съёживается, как будто её полили уменьшающим эликсиром из «Алисы в стране чудес». Громадный Федя занимает всё свободное пространство, а его в съёмной квартирке, и без того, немного. «Как и почему люди вырастают такими монстрами?», - думает Лесик, припоминая Голиафа и Гаргантюа. К счастью, у Лесика всего два ученика, которые приходят к нему домой: пятиклассница из соседнего подъезда и вот этот нелепый Федя. «Как он только в своём хоккее что-то соображает?» - недоумевает Лесик, рассеянно глядя, как Федя осторожно присаживается на краешек хлипкой табуретки и тут же чуть не падает. Хоккей, как и любой другой вид спорта, для Лесика - тёмный лес. Но даже ему понятно: чтобы хорошо играть, нужно знать правила, импровизировать и применять всяческие хитрости, дабы обставить противника. Федя же не просто хорошо играет, он – восходящая хоккейная звезда. Лесик об этом бы слыхом ни слыхивал, но Аглая прожужжала ему все уши. На праздновании дня рождения Аглаи они однажды и столкнулись. Впрочем, Лесик знакомства с Федей ни за что бы не запомнил, если бы на следующий день Аглая слёзно не попросила подтянуть того по английскому. «Мне его сестра звонила, Варя. Помнишь, была вчера, чёрненькая такая, - затрещала Аглая в трубку. – Говорит, Федька на международные соревнования гоняет, а по-английски ни бе, ни ме, ни ку-ка-ре». Выслушав Аглаю, Лесик начал упрямиться и отпираться: мол, он и с детьми-то еле управляется, и сдача исследования по Софоклу на носу, и на кафедре завал. Но Аглая его беспардонно перебила и озвучила сумму, которую Федя будет платить за одно занятие. «Лесь, ты как ребёнок, честное слово! – напирала она. – Тебе деньги на блюдечке несут, в карман почти суют, а ты отказываешься!» Она злилась и кричала на Лесика до тех пор, пока тот наконец не дал своё согласие. Через неделю рыжий и конопатый, как Антошка из мультика, Федя уже стоял под дверью квартиры Лесика. - Елисей, у тебя молоток есть? – Федя перевернул табуретку, с которой чуть не навернулся несколько секунд тому назад. – Ножка шатается, поправлю. - Есть, кажется, - неуверенно ответил Лесик и поплёлся в кладовку. Занятия с Федей длились обычно гораздо дольше положенных полутора часов. Федя то ручки на кухонных шкафчиках закреплял, то потёкший кран прилаживал, то микроволновку настраивал. Цены бы этому Феде не было, если бы не одно НО. Заключалось это НО в том, что Федя служил наглядным примером сложившегося стереотипа о тупых спортсменах. Лесик просто диву давался, как, занимаясь английским на протяжении четырёх месяцев, взрослый парень через пень колоду читает по слогам и с большим трудом усваивает самые простейшие правила грамматики. Лесик посчитал себя отвратительным учителем, хотел было отказаться от уроков, но его переубедил Возлюбленный. «С детишками у тебя проблем нет. А хоккеист сам по себе умом, видно, не вышел, - усмехнулся он за ужином в ресторане и подлил Лесику минералки. – Алфавит выучит – уже достижение». Лесик заколебался, но, в конце концов, нежелание терять стабильный заработок перевесило. Потому уроки с Федей продолжились, а тот мимоходом устранял неполадки в Лесиковой квартире. «Обязательно вызову мастера», - каждый раз думал Лесик после ухода Феди, но забывал о своих благих намерениях, едва захлопывалась входная дверь. - Я тут покумекал, - промычал Федя, закрепляя поломанную ножку. – Над мотивом проклятого золота… - Над чем, над чем? – брови Лесика взлетели до потолка. - Ну ты рассказывал, помнишь… - смущённо пояснил Федя, запнулся и побагровел так, что веснушек на лице стало не видно. – Из песни про Нибелунгов. Лесик изумлённо вытаращил глаза. С большой долей вероятности он упоминал о чём-то таком, его мысли частенько занимала исключительно литература, но то, что Федя внимательно его слушал, запомнил, да ещё и подумал над услышанным на досуге явилось для Лесика поразительным сюрпризом. Когда он пытался обсудить волнующие его вопросы с Возлюбленным, тот неизменно отшучивался фразой: «Где я, а где твои древние писания?» - Есть классный фильм. «Гнев человеческий» называется, - продолжил Федя, покончив с ножкой и переворачивая и проверяя на шаткость все остальные табуретки. – Там тоже используется этот мотив. Типа хотели денег и богатства, получили смерть, - он грохнул об пол последнюю табуретку. – Нормально всё, - он улыбнулся и уселся за стол. Лесик перебрал учебники, вытащил нужный. - Никогда бы не подумал, что ты интересуешься средневековой литературой, - пробормотал он, осознавая, что прозвучал как истинный сноб. - Просто тема такая… интересная вроде, и ты рассказываешь всё интересно… и про Зигфрида этого и про Роланда, и про остальное, - пробубнил Федя, листая учебник и будто оправдываясь. - Я этот фильм не смотрел, - признался Лесик, с облегчением переводя разговор в другое русло. - В главной роли там Джейсон Стэтхэм, - с готовностью откликнулся Федя. – Можем как-нибудь вместе глянуть, - он метнул в Лесика странный взгляд и снова уткнулся в учебник. Вечер переставал быть томным, а Лесик не переставал удивляться. Это что сейчас было? В смысле, «вместе глянуть»? И что за непонятные смущения? А этот взгляд, как у затравленного щенка… Что он означал?.. - Я редко кино смотрю, времени мало, - уклончиво ответил Лесик, так и не сумев сообразить, что к чему. - Да, я понимаю, - закивал Федя. - Ты же очень занят… в университете и вообще… – Я так… просто спросил, - он потеребил страницу и сплёл свои большущие пальцы, явно не зная, куда их девать. Феде словно было неудобно, что он такой громоздкий и едва умещается на куцей кухоньке, за небольшим столом, на миниатюрной табуретке. «Перестань стесняться! Ты не виноват, что эта квартира и мебель в ней - полное убожество», - хотелось прикрикнуть на него Лесику, но вместо этого он откашлялся и начал урок. *** Спустя неделю случилось неизбежное. Но от своей неизбежности, оно не сделалось менее болезненным и не прошло бесследно. Лесик набрался смелости, хлебнул вишнёвого сидра и порвал с Возлюбленным. Реакция Возлюбленного ошеломила и даже слегка перепугала Лесика. Тот вдруг бросился на колени, принялся изрыгать из себя клятвы в любви до гроба, а также уверять, что завтра же отправится в ЗАГС и подаст на развод. Обещаний Возлюбленного в самых разнообразных вариациях Лесик наслушался сполна, но сладким речам не поддался и, отлучившись якобы на минутку, поскорее сбежал из номера с панорамными окнами, который занимал пол-этажа в элитной гостинице. Дома Лесик несколько вечеров подряд поливал горькими слезами подушку, ощущая себя страдающим Вертером, но сообщения Возлюбленного стоически игнорировал. Хотя и заблокировать его номер рука пока не поднималась. В среду Лесик вознамерился испить свои муки до дна и приобрёл в супермаркете за углом бутылку вина, а потому Федя явился в восемь вечера ой как не кстати. Отменив остальные уроки, Лесик напрочь позабыл о несуразном хоккеисте. - Что ты здесь делаешь? – спросил Лесик, распахнув дверь, икнул и захихикал совершенно по-идиотски. С алкоголем у него никогда не срасталось: пьянел с одного глотка, отходил потом долго, умирая от тошноты, головокружения и головной боли. Перед приходом Феди Лесик успел вылакать аж полбокала, почти фатальную для себя дозу. - Среда, восемь вечера, - Федя растерянно переминался с ноги на ногу, поправляя спортивную сумку на плече. - Ах, да, - Лесик театрально хлопнул себя по лбу. - Проходи, что уж, - пригласил он, развернулся на пятках и, пошатываясь, отправился на кухню. Пьесы Шиллера, античный театр, немецкий романтизм, средневековая архаика… На кухонном столе возвышались горы и пригорки книг, книжец и книжулек, но установить связь между ними и уроком английского Лесику не удавалось. - Презент континиус, - подсказал Федя, нерешительно застыв в дверях и озабоченно поглядывая на Лесика. – Может, перенесём? – предложил он. - Да ладно, сейчас разберёмся, - беспечно отмахнулся Лесик и с размаху плюхнулся на табуретку. – Ты же уже приехал … Или ты недалеко живёшь? – русские и английские буквы плясали перед глазами, раздваивались и превращались в незнакомые закорючки. - Не очень далеко, - кивнул Федя. – Ты чего так накидался, Елисей? – он с тревогой смотрел, как Лесик сгребает на пол неподходящие, по его мнению, книги. Федин вопрос показался Лесику смешным до умопомрачения, он так и закатился. Забавно было и начисто позабыть про назначенный урок, и напиться аккурат на экваторе рабочей недели, и слышать, как Федя называет его полным именем, всё равно, что студенты, которые обращаются к Лесику с вопросами на семинарах. - В бутылках в поздний час душа вина запела: «В темнице из стекла меня сдавил сургуч, Но песнь моя звучит и ввысь несется смело; В ней обездоленным привет и теплый луч! Продекламировал Лесик и замолк, ужасно гордый тем, что, даже будучи нетрезв, способен без запинки процитировать Бодлера. - Мда, ясно, - промычал Федя, сморщил нос, веснушки собрались складками. – Ты ел что-нибудь, Елисей? – неожиданно и совсем не к месту поинтересовался он. Лесик раздражённо передёрнул плечами. Будто бы он помнил! Что-то, наверное, ел… Вчера сидел с Корниловым в столовой между лекциями, обсуждали новую интерпретацию Песни о Сиде… - Ммм, - глубокомысленно изрёк он, давая понять, мол, романтический герой, в образе коего он пребывал, не нуждается в удовлетворении таких низменных и примитивных потребностей, как еда. Но Феде, очевидно, до лампочки были все герои и их потребности вместе взятые. Он бесцеремонно протопал к холодильнику, оценил пустоту на полках и, сделав, наверняка, весьма неутешительные выводы, полез за телефоном и выбрал приложение доставки продуктов. Прошло не больше часа, а Лесик за обе щеки уплетал пасту с тунцом и цукини в сливочном соусе, не уступающую по вкусовым качествам ресторанным блюдам, которыми его потчевал Возлюбленный. - Это просто восхитительно! – перекусив, Лесик немного протрезвел и приободрился. – Все хоккеисты так готовят? – спросил он и лукаво прищурился. «Я что, с Федей заигрываю?! - в смятении подумал он. – Нет, нет! Меня, должно быть, развезло гораздо сильнее, чем казалось», - успокоил он самого себя. - Про всех не знаю, - Федя улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. – У меня отец – повар. Я всё детство на кухне с ним ошивался, он мне байки травил и подпрягал помогать… Резкая телефонная трель оборвала историю на полуслове. «Возлюбленный», - высветилось на экране, Лесик задумчиво почесал бровь. - Не подойдёшь? – Федя пристально следил, как Лесик тупо пялится на вспыхивающий дисплей. - К чему, напрасно вспоминая, разорванную цепь стараться удержать, - решил Лесик, сбросил вызов и подпёр кулаком подбородок. – Я ведь считал его своим Зигфридом, - внезапно прыснул он, вспомнив. – Или Тристаном… - Лесик затрясся от смеха. Весь год отношений с Возлюбленным виделся ему теперь не более, чем абсурдным казусом. Последние их встречи и вовсе сводились к торопливым перепихонам, во время коих, они и раздеться-то не успевали. Лесик захлёбывался новыми и новыми приступами хохота, Федя барабанил пальцами по столу и встревоженно зыркал исподлобья. От смеха у Лесика началась икота, положившая конец его истерике. - Пей, - Федя поднёс к его губам стакан с водой, Лесик клацнул зубами о стеклянный край и глотнул. Нетрудно догадаться, что уроку английского в тот вечер не суждено было состояться, что не помешало Лесику с Федей проговорить на кухне до полуночи на чистом русском. *** «Как неудобно вышло», - думал Лесик, чуть ли не засыпая над курсовой по исландским героическим сагам. Профессор Корнилов, всё-таки, святой человек: увидев позеленевшего с похмелья Лесика, он великодушно прочитал за него лекцию для первокурсников. «Урок Феде задолжал… И выставился перед ним в самом неприглядном свете…» - Лесик нервно поёрзал на стуле. Почему вдруг его обеспокоило отношение Феди и отчего тот наготовил Лесику еды и участливо выслушал жалобы на Возлюбленного, он не задумывался. Последний так и не прекратил забрасывать Лесика сообщениями, умолял одуматься и вернуться. Но Лесик слабины не давал и крепился изо всех сил, благо новая научно-исследовательская работа по античке, подготовка к лекциям, семинарам и коллоквиумам и репетиторство отнимали практически всё его время. Федя, как и прежде, приезжал без опозданий два раза в неделю и с таким же зубодробительным произношением скрежетал по-английски. Но незримые перемены между ними проступали всё отчётливее. Лесика больше не выводили из себя Федины тугоумность и заторможенность. Его руки не казались Лесику лапищами или граблями, а самого Федю он не сравнивал с косолапым медведем и неуклюжим великаном. Напротив, Лесик внезапно углядел, какое доброе и немного наивное у Феди лицо, милая улыбка, а волосы при ярком освещении отливают червонным золотом. «Всё это романтические бредни!» - сурово пенял на себя Лесик и с удвоенным усердием принимался готовиться к приближающейся научной конференции. *** «Не могу больше без тебя, коть! Приеду или умру!» Лесик поначалу ничего не понял, мыслями он продолжал витать среди героев и богов Олимпа. Он перечитал сообщение и задохнулся от негодования. Возлюбленный оставался эгоистичным напыщенным индюком и ни в грош не ставил желания самого Лесика. Но за год Лесик обстоятельно и подробно изучил все его дешевые фокусы и трюки. «Не стоит. Я не один», - отправил он в ответ и сразу пожалел. Возлюбленный вряд ли купится на легенду о том, что Лесик закрутил новый роман в столь короткий срок. Лесику нравились ухаживания, нежные вздохи и прогулки под луной, чего он от Возлюбленного отнюдь не скрывал. «Не выдумывай, коть. Я люблю тебя! Ты должен быть моим!» «Ничего я тебе не должен!», - ответил Лесик, разъярившись как лев. Возлюбленный возомнил себя незаменимым, что совсем неудивительно, учитывая то, как Лесик под него порой прогибался: уступал, прощал, бежал по первому зову. Но это было раньше, и Лесик не намерен больше стелиться и лебезить. «Скоро буду, коть. Жди!» Трясясь от ярости, Лесик пролистал записную книжку. - Да, слушаю, - голос звучал хрипло и неприветливо, Лесик мигом струсил, хотел отключиться или соврать, что ошибся и не туда попал. – Что-то случилось, Елисей? Не молчи! – приказал Федя, на заднем фоне раздавался громкий хохот и какое-то щёлканье. - Федя, здравствуй, - до боли зажмурившись, начал Лесик. – Я хотел спросить, не мог бы ты приехать? – он затаил дыхание, сердце бешено колотилось. - У тебя всё в порядке? – уточнил Федя, в трубке раздался свист. – Отвали, Коль, - бросил он кому-то. - Нет… Да… Ты, наверное, занят, - залепетал Лесик, обкусывая губы до крови. – Мне помощь нужна вроде как… - почти шёпотом заключил он. - Понял, - просто отозвался Федя. – Через тридцать минут приеду, - он отключился. Лесик удивлённо смотрел на телефон, словно на ладони у него лежал загадочный артефакт и понятия не имел, плакать ему или смеяться, и не зря ли он заварил всю эту кашу. *** - Я клянусь тебе! Клянусь! – Возлюбленный прижал руки к груди, но на Лесика его ужимки уже не действовали. Он бы Возлюбленного даже в квартиру не впустил, но не хотелось устраивать сцены в подъезде. - Вадим, иди домой, - посоветовал Лесик. – С детьми мультики посмотри, отвлекись. - Я с места не сдвинусь, пока ты не передумаешь! – заявил Возлюбленный. Лесик пришёл к выводу, что актёр из него хреновый и не понимал, как это он целый год вёлся на этот дешёвый балаган. - Трёхгрошовая опера, - машинально промычал он, по обыкновению, сопоставляя жизненные ситуации с литературными произведениями. Задетый за живое, Возлюбленный в гневе кинулся к Лесику, припечатал к стене, обдал запахом дорогого парфюма и не менее дорогого алкоголя. «Какой же он старый, - подумал Лесик, с болезненным любопытством изучая морщинки в уголках глаз и губ, глубокие заломы на лбу. Возлюбленный хоть и следил за собой, хоть и торчал регулярно у косметолога, но возраст давал о себе знать. – Он, наверное, ровесник Корнилова. Но профессор – добрый и мудрый, а этот - мудак самовлюблённый, как какой-нибудь Блайфил», - понял Лесик. - Пусти! – он попытался высвободиться и отпихнуть Возлюбленного, но тот стоял непоколебимой скалой. – Отпусти меня сейчас же! – потребовал Лесик. - И не подумаю! – прорычал Возлюбленный, больно стиснул запястья Лесика и потянулся губами к его лицу. Лесика замутило, он вдавился затылком в жёсткую стену, уворачиваясь от нежеланного поцелуя. - А ну, отвали от него! – гаркнул голос Феди, и Возлюбленный безвольным мешком отлетел к противоположной стене. – Ты как, Елисей? – Федя повернул его на себя, встревоженно оглядел с головы до ног и только после этого обернулся к Возлюбленному. Спортивный костюм с нашивками хоккейного клуба сидел на Феде как вторая кожа, рыжие волосы торчали из-под бейсболки. Он показался Лесику ещё больше, выше, красивее и почему-то роднее. Они будто встретились после долгой тягостной разлуки. Радость настолько переполнила Лесика, что на мгновение он даже позабыл о причине появления Феди, а именно о Возлюбленном. - Я в норме, - успокоил Лесик, с плохо скрываемым восторгом взирая на своего спасителя. Вот кто Тристан, Зигфрид, Роланд и Ланселот в одном лице, осенило его, а вовсе никакой не Возлюбленный… Да и не Возлюбленный он больше, а просто Вадим, с которым Лесику отныне не по пути. - Так ты с этим связался?! - Возлюбленный потёр ушибленное плечо и презрительно ощерился. – Сила есть, ума не надо, да? - с вызовом обратился он к Феде. - Пошёл вон! – выкрикнул Лесик, окончательно оклемавшись. Разрази его гром, если он позволит Возлюбленному оскорблять Федю у него дома. – Не звони мне больше и не пиши! Иначе всё твоей жене расскажу, - пригрозил он и для пущей убедительности топнул ногой. - Леся, я… - пристыженно заблеял Возлюбленный. - У тебя со слухом проблемы? – мрачно уточнил Федя, сжимая кулаки, мускулы на его руках надулись. - Уходи сейчас же! – велел осмелевший Лесик и тряхнул локонами. Дверь захлопнулась, но в коридоре так и витал приторный запах парфюма, перемешанного с алкоголем. Федя и Лесик посмотрели друг на друга и заулыбались. - Ты как? – повторил вопрос Федя, но гораздо более смущенно. Кулаки его разжались, плечи и грудь расслабились. Лесик не потрудился ответить, сделал шаг, прильнул к Феде и поцеловал. Федя же заслужил один единственный благодарственный поцелуй в награду за спасение, верно? Лесик совсем не понял, как один этот поцелуй перетёк во много других, очень разных: робких, горячих, игривых, жадных. Он не понял и, как они с Федей очутились в его постели, слепо нашаривая застёжки непослушными пальцами и стаскивая друг с друга одежду. Он также не понял, почему огромные Федины руки оказались самыми ласковыми и буквально разобрали его на части и собрали заново. И, как это Федя умудрился любить его так страстно и одновременно нежно, и как у них хватило сил не останавливаться всю ночь, прерываясь лишь на короткие мгновения. «Всё это более чем странно», - думал Лесик, лёжа щекой на груди спящего Феди. Странным казалось и то, что, предаваясь любви с Федей, он не провёл ни одной литературной аналогии, и то, что широкая Федина грудь будто предназначалась для щеки Лесика, а Федины руки укутывали его и грели как мягкое покрывало. Во сне Федя выглядел совсем ребёнком, и Лесик вдруг понял, что его сердце замирает и почти останавливается, как у героя канцон средневековых трубадуров. Но, возможно, его чувства - всего лишь признательность? Федя выручил его из беды, с завидным постоянством ремонтирует Лесику мебель и чинит сантехнику, да к тому же щедро платит за уроки. Обо всём этом предстояло поразмыслить. *** Лесик воображает себя вероломной Бекки Шарп, а Федю - Эмилией Седли. Или нет. Он, скорее, Доббин, честный, простодушный и верный. Вчера Лесик прикинулся больным и отменил урок английского. Федя всё равно приехал, потоптался под дверью, но и Лесик не лыком шит: он искусно изобразил кашель, просипел, мол, заразный и температура высокая, и сопли, и чего только нет – полный набор. Поверил ли Федя - неизвестно, но на пороге оставил пакет с апельсинами, банкой малинового варенья и пачкой крупнолистового чая. Подумав, Лесик написал «спасибо», стёр, опять написал, опять стёр, опять написал, отправил, пожалел. «Выздоравливай», - прилетело в ответ и следом, немного погодя: «я скучаю». Лесик чуть было не ответил «я тоже», но передумал. Мало он уже натворил, что ли? Кидаться из отношений в отношения, как из огня да в полымя, – гиблый номер, и это прописная истина. Лесику требовалось обмозговать возникшую непонятную тягу к Феде, пропустить это чувство через себя. С бывшим Возлюбленным они моментально воспылали взаимной страстью. К Феде же он до недавнего времени относился с высокомерным пренебрежением, потом из ниоткуда возникли симпатия и теплота, а теперь… Что связывало их теперь, Лесик пока не разобрался, но встречаться с Федей и глядеть тому в глаза после безумной ночи было боязно. Что Лесик в них прочитает? Вдруг презрение? А вдруг начнёт презирать самого себя за блуд с недалёким спортсменом, который два английских предложения не способен объединить в осмысленный текст. - Елисей, как у тебя продвигается? – профессор Корнилов сдвинул очки на лоб и подслеповато прищурился. - Помаленьку, Пётр Иванович, - бодро ответил Лесик и вернулся к стопке проверочных по «Ярмарке Тщеславия». *** Забитые под завязку трибуны вибрировали от кричалок, свиста и топота. От басов забойной музыки почти лопались перепонки. Длинные ноги и руки, короткие юбки, открытые топы и помпоны чирлидерш перемешивались, навевая Лесику причудливыми дергаными движениями ассоциации с бесшабашными танцами гекатерид . Поход на матч - сомнительная идея, но увидеть Федю в толпе людей кажется более безопасным, чем дома. Лесик с любопытством озирается. На хоккее он впервые, а потому опасливо жмётся к амазонке-Аглае, словно к своему телохранителю. - Отлипни! – приказывает подруга. – Я из-за тебя никогда мужика не найду! - Ты-то не найдёшь! - фыркает Лесик, немного отодвигаясь. - Ничего не продует? – уточняет он, демонстративно одёргивая вниз короткую юбку-шотландку на подруге. - Руки прочь! – возмущается она и грозит пальцем с леопардовым ногтем. – Красивые ноги - грех прятать! – самоуверенно заявляет Аглая, задирает подбородок и поправляет волосы, уложенные в идеальном искусственном беспорядке. Аглаины ноги от ушей притягивают многочисленные взгляды, как мощный магнит, но девушку это нисколько не коробит, скорее наоборот. Участь стесняться за подругу обычно выпадает Лесику. Но сегодня он чересчур взбудоражен, нервы его как натянутые канаты. Поэтому мужиков, посматривающих на Аглаю жадно, а на него - завистливо, попросту не замечает. Громогласный голос, подобный гласу самого Господа Бога, откуда-то сверху начинает объявлять имена и номера игроков. - Вон Федька! – Аглая пихает Лесика в бок, он чуть шею не сворачивает, в поисках знакомой долговязой фигуры. - Поосторожнее, - Лесик обиженно потирает рёбра, но тут же забывает обо всём на свете, увидев, как вратарь плавно скользит мимо них к воротам. Федя поднимает руку в толстой перчатке, машет болельщикам и улыбается под аккомпанемент истошных восторженных визгов и надрывных выкриков с трибун. Лесику чудится, что Феде хлопают дольше всех, а музыка во время его проката играет торжественнее и бравурнее. Команды на льду, фанаты замерли в предвкушении захватывающего зрелища, звучит свисток, игроки срываются с мест. Если бы Лесика попросили описать хоккей двумя словами, он бы без колебаний охарактеризовал этот варварский вид спорта, как долгий и очень страшный. Долгий, потому что, в отличие от футбола, если матч останавливается, застывает и большое электронное табло (это похоже на игру в море волнуется раз). А страшный, потому что, когда Федю вколачивают в стену или роняют, Лесик начинает задыхаться и покрывается холодной испариной. Происходящее во время столкновений противников напоминает описание битвы при Ватерлоо в «Пармской обители». Лесик прогоняет так и норовящие проклюнуться мысли о смертельном исходе. Остальных игроков он тоже жалеет, но, конечно, совсем не так, как Федю. Хорошо ещё, что тот стоит на воротах. Вратаря, как Лесик быстро уразумел, редко пытаются превратить в лепёшку. Аглая объяснила, что трогать голкипера запрещено правилами и вообще «не по-пацански». Матч постепенно заканчивается, Лесик даже кое-что начал понимать в творящемся на изрезанном полозьями льду. В глазах рябит от зелёного, красного, синего и белого. Когда Федя ловит очередную шайбу на подступе к воротам, Лесик ликующе горланит и скачет на пару с Аглаей. Подруга параллельно флиртует с коренастым бородачом, расположившимся в компании друзей на ряд ниже. Секунды бегут, отсчитывая время до неминуемой развязки, но тут центральный нападающий команды-соперника на полной скорости врезается в Федю и сносит того вместе с воротами. Паника вздымающейся волной накрывает Лесика: Федя долго не поднимается, вокруг него скапливаются товарищи по команде, противники и судьи. Встревоженные и разгорячённые зрители вытягивают шеи, пытаясь разглядеть, что происходит, и азартно делятся предположениями о самочувствии вратаря. Лесик безотчётно закрывает руками уши, ведь гипотезы, одна страшнее другой. Горло сжимается, голова кружится… - Если шайба в определённую точку залетит, считай, кранты! Никакая защита не спасёт, - деловито рассуждает бородатый, обращаясь к Аглае, и, ради приличия, заодно к Лесику. – В том году защитник Витязей за две секунды скончался! Двадцать лет всего было… «Феде как раз недавно исполнилось двадцать», - в ужасе думает Лесик. Не находись он в таком отчаянии, непременно бы вспомнил мудрого глупца царя Эдипа. Тот, как и сам Лесик, не видел дальше собственного носа, за что и поплатился, а, открыв истину, по доброй воле лишил себя зрения. Такой вот парадокс: видящим был слеп, слепцом прозрел, но поздно. Лесик тоже прозрел слишком поздно. - Да всё нормально будет! – яростно спорит Аглая, подавая глазами знаки бородатому. - Вон и медики, - уговаривает она, заметив мертвенную бледность и подрагивающие губы Лесика. - Смысл бежать уже! - пожимает плечами бородатый, упорно не понимая Аглаиных гримас. – Если мгновенная смерть, чем тут поможешь? Смерть. Голова у Лесика кружится всё сильнее, вдобавок и тошнота накатывает. Федя умрёт, а Лесик так ничего ему и не скажет… Никогда не обнимут его сильные горячие руки, не прижмут к себе. Никто не будет смущенно и неуклюже топтаться в коридоре, роняя вещи, не спасёт Лесика от беды, не спросит, сыт ли он и не накормит ужином. Никто не взглянет исподлобья, не покраснеет до корней волос, не будет коверкать английские глаголы и не оставит под дверью пакет с апельсинами… В глазах темнеет, в ушах шумит, Лесик цепляется за Аглаю, как за спасательный круг, и падает. *** Лесик неописуемо зол. Только он мог грохнуться в обморок на трибуне при всём честном народе и заработать сотрясение. Параллели с литературными персонажами здесь так и напрашиваются, но на это у Лесика нет ни сил ни настроения. Да и занят он сейчас другим. Лесик сидит на кожаной жёсткой кушетке в процедурной, болтает ногами и смотрит один занимательный ролик на ютубе. Смотреть видео врач Лесику настоятельно не рекомендовал, а потому он старается больше слушать. Из-за злосчастного трёхминутного интервью у Лесика начинается нервный тик. Он-то всегда считал себя очень умным и смекалистым, а, оказывается, он - тупица и дуб дубом. Досмотрев до конца, Лесик запускает ролик по новой. Федя внимательно выслушивает иностранного журналиста, а затем бойко отвечает на заданные вопросы. На идеальном английском языке. Лесик смыкает веки и массирует виски. Почему он не сложил два и два? Федя играет в хоккей на международном уровне с юношеского возраста, и хоть какими-то скудными знаниями обладать обязан. А с Лесиком он несколько месяцев якобы разучивал самые примитивные выражения, которые пятилетки осваивают за пару занятий. Но куда там Лесику догадаться? Он слишком возвышенный и одухотворённый, и вечно увлечён только собой любимым и своими сложносочиненными проблемами. Не далеко же он ушёл от бывшего Возлюбленного, которого недавно переименовал в Козла, а после безжалостно заблокировал. Дверь скрипит и медленно приоткрывается. Лесик ожидает врача или Аглаю, экстренно прибывшую с ним в больницу, но в процедурную просачивается Федя. Огромный, рыжий и в веснушках, с гигантскими руками, широченными плечами и перебинтованной, как и у Лесика, головой. Кровь приливает к щекам, пульс зашкаливает, Лесику кажется, что палату заполонило яркое солнце. Не зная, с чего начать, он поворачивает к Феде экран телефона и произносит то, чего никогда и никому не говорил: - Я очень тупой, - он опускает глаза и разглядывает замызганные мыски своих кроссовок. Федя присаживается рядом и мягко толкает Лесика плечом, заставляя того повернуться. - Не ты, а я, - вздыхает Федя. – Вместо того, чтобы сделать всё по-человечески, уроки придумал брать, - он виновато поджимает губы. Лесик невольно фыркает, ухмыляется и Федя. - По-человечески это как? - уточняет Лесик, стреляя в Федю глазами. - Ну не знаю, - тот морщит нос и пожимает плечами, но взгляда не отводит. – На свидание пригласить, погулять там… - Я бы не согласился, - честно признаётся Лесик и улыбается шире. Если уж быть искренним, то до конца, довольно притворства и недосказанности, Федя достоин только правды. - Почему? – удивляется Федя. - Потому что спортсмены тупые, - выговаривает Лесик и хохочет в голос, очень надеясь, что Федя на него не обиделся. Но тот с явным облегчением подхватывает его смех. Возможно, это последствия сотрясения? А, быть может, когда двое повреждаются головой в один и тот же день – это судьба? *** Дон-дон-дон-дон. Звонок исправен, в квартире - чистота и порядок. Лесик, как коршун, зорко оглядывает кухню и летит открывать. В коридоре Федя суёт ему в руки букет ромашек, Лесик благодарит и целомудренно чмокает его в губы. Он ещё не привык смело и собственнически целовать Федю, но ему даже нравится постепенно входить во вкус, пробовать, словно плавно погружаясь в счастье. «Он у меня большой и сильный как Парцифаль», - прикидывает Лесик, но тотчас отсекает непрошенное сравнение. Никакой он не Парцифаль, не Тристан, не Ланселот и не Зигфрид. Нет, Федя лучше их всех, ведь он живой, реальный и влюблён в Лесика по уши. Впрочем, это взаимно. - Держатся? - Федя в своём репертуаре, он первым делом проверяет ручки на кухонных шкафчиках, потом изучает плиту и осматривает кран. - Всё в полном порядке, - успокаивает Лесик, выуживает Федю из-под раковины и тянет к себе, заставляя подняться. – Я утром вызывал специальную службу, называется «Муж на час», - объясняет Лесик, смеётся и обвивает руками Федину шею. - Зачем же, Елисей? А я что же?.. - огорчённо отчитывает Федя. Его макушка почти касается люстры, волосы отливают красноватым золотом и блестят как шлем. - А ты не на час, - томным шёпотом отзывается Лесик, плавясь в огромных раскалённых руках. Федя часто моргает рыжими ресницами, осмысливая услышанное, расплывается в довольной улыбке и наконец целует Лесика. И, хоть в тот момент Лесику совсем не до зарубежной литературы, целуются они, между прочим, в лучших традициях классических любовных романов.