Ночь закончится.

«Ночью осыпались листья

Странно, середина апреля,»

      В последних лучах солнца, на одной гостиной — по планировке выглядящей как все остальные — но совершенно особенной для пары счастливых парней, слышится звонкий смех и глупая комедия на фоне.       — Их юмор настолько скучный, что мне смешно! Это ужас! — Рампо саркастично взмахивает руками в недовольном жесте.       — Не знаю, мне понравилось.       — Потому что твои взгляды слишком "олд фэшнд"! Да ты сам будто вылез из старого винтажного журнала! Ты свою гору футболок с квинами видел? — Эдгар улыбается и чутка смеётся.       Их чай на кофейном столике уже остыл, но этот неприятный вкус не мешает наслаждаться компанией близкого человека. Краткие поцелуи в макушку, недовольные вздохи от шутки, которая различается с чужими взглядами и просьба принести с кухни какую-нибудь закуску — определение комфорта для Эдгара. И он ни за что бы не хотел лишиться его. Ни комфорта, ни Рампо.

;;;

«Ночью посыпались мысли И я этим мыслям почти не верю»

      Нельзя сказать, что новый день начался как обычно. Обычный день — это ленивые объятья и чужое посапывание где-то около макушки, а не тревожная проверка телефона на наличие сообщений и плохих новостей.       Сегодня была вторая неделя, как казалось, невыносимо сильных страданий. Причина, возможно, глупа. Эдгар боялся с тех пор, как проводил из дома Рампо. Проводил его из-под мягкого одеяла и крепких объятий. Аллан чувствовал неладное с самого начала, но Эдогава ему, выходя, говорил, что это срочно. Этого, якобы, требует его профессия.       «Я вернусь, обещаю!» — поправил Рампо накидку, на прощание оставил поцелуй на чужой щеке и скрылся из виду. А По ему во всём поверил. У него оснований не было, чтобы не верить возлюбленному.       Рампо чётко объяснил, куда ушёл. Оставил коллегам записки, чтобы не волновались. Поэтому на ушах никто и не стоял, никто не пытался его искать, даже несмотря на то, что он оборвал связи да телефон отрубил. Тревожный звоночек, но не для агентства. Один Эдгар, по незнанию, волновался. Прибегал на чужую работу раз в три дня. Говорил, мол: «Интуиция никогда не подводит!.. я знаю, что он не в безопасности!..» Но работники агентства только вздыхали, стискивали зубы и посылали горе-любовника домой.       Не послали его обратно лишь в десять часов вечера. Время детское, но было уже поздно. Поздно спасать одного из членов агентства.       Не послали в тот момент, когда все новости гудели и разрывались. Когда вспышки фотокамер пробивались через закрытые жалюзи. Когда уличный шум был невероятно громок, а в здании стояла гробовая тишина.       Не послали после того, как протянули телефон Эдгару, наблюдая за его реакцией.       Во всех статьях Йокогамы было его лицо.       Были подробности количества ранений, были обстоятельства и время, причины и виновные. Но это было не так важно, как то, что статьи были не о раскрытии дела Величайшим детективом. Статьи были о первой потере среди Вооружённого детективного агентства. Статьи были по делу убийства Эдогавы Рампо, девяноста шестого года рождения. Невысокого роста, брюнета в странной кепке-копполе и в потрескавшихся очках.

«Ночью кого-то ранили, Ранили чьи-то мысли»

      Эдгар недоверчиво пересекается взглядами со всеми, кто сидит перед ним, затем опускает взгляд обратно в телефон. Он напряжён, свёл брови к переносице и действительно не понимает.

«Шестнадцатое апреля.

Убийство Рампо Эдогавы, члена Вооружённого детективного агентства на двадцать седьмом году жизни, произошло чуть более двадцати часов назад, приблизительно, в шесть вечера прошлого дня, в районе устья реки Сякудзии…»

      Вроде глаза слезятся, а вроде и смешно. Это всё так глупо! Великий детектив допустил ошибку и не предвидел убийцу. Глупая комедия, а сценарист — идиот! Стараются же люди выдумать сказок, чтобы побаловать любителей «потрепать нервишки». Правда ведь?..

«Фотографии с места преступления прикреплены ниже: … »

      Эдгар всматривается в размытые изображения. Глупо верить что человек на фото — Рампо. Нужны доказательства!       Мужчина приближает картинку. Такую одежду Рампо раньше не носил… Затем Аллан всматривается в обувь. Она кажется истоптанной и выглядит, как любимые кеды Эдогавы. Он пытается найти размер и их внешний вид. Руки дрожат, дыхание сбивается и Эдгар лишь слёзы сдерживает. Страшно. Он пролистывает ещё парочку фотографий.       Обувь сходится. Всё, до самого маленького, неотстирываемого, пятна.       Волосы не такие пушистые, из-за влажности взмокли и прилипли к лицу. По ним что-либо понять тяжело.       Но факт того, что справа от погибшего лежат очки, даёт зелёный свет слезам. После этого сомнений точно не осталось.

«Этой ночью будет ливень - Мне кричит в окно синоптик»

      Эдгар выкидывает телефон из рук на пол. Экран получает новые трещины, громко ударяясь об кафель. Он прижимает ладони к глазам и опирается на стену. Пытается остановить слёзы и тремор рук. Внутри становится пусто.       У Аллана даже многолетний стыд эмоций пропадает, из-за того, что все тоже… скорбят? На диване плачущего Ацуши успокаивает Йосано, у которой в глазах слёз не меньше. Куникида запрокинул голову, тыльной стороной ладони прикрывает рот и глаза зажмуривает. В кабинете директора слышны разговоры с Кёкой и Кенджи — пытается отвлечь детей. Страшно представить, как тяжело ему потерять своего сына, но стараться успокоить остальных.       Один Дазай сидит, не подавая никаких эмоций. Под нос себе бормочет, но в итоге вслух выдаёт:       — Он ушёл… так красиво, — последнее слово он съедает из-за трясущихся губ.       И правда, это было красиво. Не то, как его убили, или в какой позе нашли труп. Красота была в месте убийства, в цветущей вишне и её розовых лепестках рядом с телом.       Значит, это всё-таки не шутка?       Это всё-таки конец?       И Эдгар плачет. Плачет не навзрыд, лишь пускает слёзы по щекам. Неосознанно. Он разворачивается в сторону выхода, слёзы смахивает и двери распахивает со всей агрессией. Думает, что уйдя домой, он убежит от проблем и реальности.       Вспышки фотокамер у входа, слыша топот на ступеньках, учащаются, как учащается и сердцебиение мужчины. Быть не может. Всё же было хорошо совсем недавно. Недавно Рампо написал: «Мне осталось самую малость до возвращения домой!», недавно Эдгар перебирал его вещи, вспоминая, как Эдогава в них выглядел, и совершенно недавно, кажется, они виделись в крайний раз.       Крайний раз, ставший для них последним.       Раскрывая входные двери, Эдгар морщится от яркого света. Он быстрее прячет лицо за волосы, стараясь не показывать то, в каком ужасном он состоянии. Шумно так, что в ушах звенит.       — Господин По, что вы чувствуете по поводу смерти Эдогавы Рампо?       — Как вы себя чувствуете, можете что-нибудь нам сказать? — журналисты начинают донимать своими вопросами.       — Господин, вам плохо?       — Вы можете сказать…       — Что бы вы делали, если…       — Знаете, а Эдогава Рампо…       Шум.       Голоса перемешиваются, в глазах плывут круги от вспышек фотокамер, кажется, что через секунду Эдгар замертво свалится на землю.       — Была бы возможность, — Эдгар кричит и закрывает глаза руками, — я бы поменял нас местами!       На секунду бормотание журналистов утихает, видимо, пытаются переварить информацию. А Эдгар, пользуясь случаем, уходит в ближайший переулок.

«Мир прекрасен и противен Мир расплывчат. Где сеть оптик?»

На следующее утро все новостные заголовки кишат этой фразой.

      На это же следующее утро Эдгар не хочет открывать глаза. Не хочет видеть жестокую реальность? Нет, он не хочет знать, что Рампо не сдержал обещание.       Аллан спал неспокойно. Во снах его всё было мутно, как будто даже в них он плакал. Но так и было. Он рыдал во сне, рыдал, просыпаясь ото сна и вновь засыпал в слезах. Его жизнь всё больше начинает походить на глупый сон.       «Почему это произошло именно с нами? Почему убили его, а не меня?»       Он лезет в телефон, зная, что личные сообщения завалены соболезнованиями от его читателей. Зная, что его позовут на интервью как человека, который был близок Рампо. И Эдгар даже был бы не против разговоров с журналистами, если бы на имя Эдогавы к глазам не подступали слёзы, а в груди желудок болезненно не сжимался.       Не сегодня, и, желательно, не в ближайшую неделю.       Поэтому Эдгар рассылает всем ответы на приглашения интервью, говоря, что сейчас не сможет. Что сможет тогда, когда ситуация в СМИ устаканится, чтобы не поднимать еще больше шума.       Но одной компании всё же отвечает, что через недельку обязательно придёт.

;;;

      Эдгар просыпается опухшим, с влажными щеками из-за ночных слёз. Он думал, что через неделю ему станет легче, думал, что будет вспоминать о возлюбленном без грусти. Но лучше не стало. Сил нет совсем.       Выходить на люди в заплаканном состоянии тяжело, но Аллан старается выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Он встаёт сразу после будильника, отправляется в ванну и впервые за бессонную неделю приводит себя в порядок. Чистит зубы тщательнее, чем обычно, даже зубную нить использует.       Впервые завтракает плотнее, чем кусок хлеба с водой. Заказывает себе готовый бенто с сайта доставки, но всё съесть не может. Оставляет на потом.       Синяки под глазами замазывает тональным кремом, который раньше он отдавал Рампо. Эдгар привык, что каждая вещь в квартире связана с Рампо, но с болью от утраты найти общий язык ещё не смог.       Тональник оказывается слишком жёлтым для его побледневшей от стресса кожи.       Затем он решает принять контрастный душ, чтобы снять отёки и смыть с себя грязь, копившуюся целую неделю. Её, конечно, мало, но запах от неё стоит сильный. Для начала набирает горячую ванну, кидает в неё пару бомбочек и борется с побуждением в этой ванне и провести весь день. Хочется забыть обо всём и провалиться под землю. Но обещания надо сдерживать, поэтому приходится брать себя в руки и изо всех сил тащиться в студию, где будет интервью.       Перед выходом Эдгар думает, что стоит выпить пару успокоительных таблеток, лежащих со времён походов к терапевту. Они были закинуты в дальний ящик. Эдгар, как указано в инструкции, ест две таблетки на свой вес, не учитывая, что он не вставал на весы недели две и не ел нормально почти неделю. А затем запивает это сиропом. Сиропом с успокаивающими травами.       И Эдгар даже не знает, будет ли хорошо то, что он переберёт с таблетками? Может, он избавится от оков этой жизни.

;;;

      — Здравствуйте, Господин По. Я думаю, вы догадываетесь, чему или кому будет посвящено это интервью?       — Конечно, было бы глупо, если бы вы начали говорить обо мне, — Эдгар, кажется, совсем разучился уважать себя.       — Если вам станет плохо, то сразу сообщайте нам, — журналистка получает одобрительный кивок, — отлично. Перейдём к главному вопросу: кем вам приходился Рампо Эдогава?       В горле появляется ком от сдерживания слёз. Больно всё так же, но теперь эмоции можно сдержать.       — Он мой самый близкий человек в жизни. И остаётся им до сих пор.       — Как вы пережили боль утраты? — в голосе журналистки слышна неуверенность.       Эдгар обречённо вздыхает.       — Я… переживаю её до сих пор. Это слишком тяжело.       — Вы можете что-нибудь сказать по поводу смерти? Что вы чувствуете?       — Знаете, смерть — вещь невероятная. Представить, что человека больше нет — тяжело, и, — эмоции держат верх, глаза начинают слезиться, — извините, я…       Журналистка понимающе молчит. Эдгар вытирает лицо руками.       — Можете, пожалуйста, принести молодому человеку салфетки и воды? — женщина пытается докричаться до людей на площадке.       — Знаете, тяжелее этого лишь понимание, что его больше, ну, не существует. Существует его имя на газетах, существуют статьи в интернете. А хорошие они, или плохие — кого-то волнует? Лично меня волнует только то, что все они пропитаны смертью.       Мужчина с площадки приносит стакан воды вместе с упаковкой носовых платков. Аллан с благодарностью принимает и говорит тихое спасибо.       — Грустно то, что нельзя увидеть эмоций на его лице, нельзя услышать смех. И он уже не будет знать, как ты жаждал услышать его ещё хоть один раз. Эдогава Рампо должен был жить. Знаете, это великий человек, который без способностей, лишь своей головой, мог расследовать самые сложные дела. Он был лучшим не только для меня, но и для всего света, — Эдгара начинает трясти от воспоминаний, как в тот день он опознавал чужой труп, как изуродовано было чужое лицо, которое колотили с неимоверной ненавистью.       — Спасибо огромное за такую речь, перейдём к следующему вопросу. Что вы думаете по поводу будущих интервью?       — Я думаю, что это будет последнее интервью в моей жизни, — наигранно Эдгар улыбается, делая вид, что всё хорошо. Делая вид, будто не он сегодня — нарочно или нет, — принял почти смертельную дозу успокоительного, — но если судьба распорядится иначе, то я подумаю над ещё одним.

«Ночью ледники растают Пусть горит хоть вся планета»

      Идя домой, Эдгара раздражает один только взгляд на людей. Сама погода смеётся над ним — жарит солнцем так, что ты не ощущаешь конец апреля. Прекрасная погода, которую так любил Рампо, сам неимоверно ассоциирующийся с солнцем. Люди тоже насмехаются. В этот раз над его потерей. Все слишком счастливы, ходят парочками, смеются, дарят подарки. И лишь Аллан чернее тучи. Подавлен, сдерживает слёзы и хочет испариться, чтобы его не видели.       Возвращается Эдгар домой почти ползком. Он устал, и, заходя домой, опирается на стоящий рядом стеллаж, прикрывая веки и позволяя невыпущенным слезам выйти в свет. Он и не думал, что связывать жизнь свою с людьми — тяжело. Не думал, что дорогие люди уйдут от него раньше, чем он был бы готов.       В часов девять Эдгар садится за ноутбук, думая, что стих поможет ему выплеснуть эмоции. Ведь впервые выйти на улицу — большая победа, следовательно, за сегодня он должен одержать ещё одну, чтобы окончательно успокоить свой азарт.

«Не хочу чувствовать» — пронеслось в голове однажды,

И не размышляв, не думав дважды,

Я поддался порыву мне данной страсти.

И забыл я о боли, я забыл обо всём

Что держало эмоции в сердце моём,

Что таил мой взор, впредь закрытый пленой.

И каждый мой день был похож как один —

Я не видел отличий, с дырой в сердце ходил,

Не замечая, как остался скупым.

Скуп был я на действия, скуп был на эмоции,

Впервые забыл: каково же быть взрослым,

Каково же быть тем — у кого нет проблем?

И на вопрос, я, не найдя ответ,

Лишь пишу строки эти, мол, «я поэт!»

А в голове моей только мольбы одни —

«Пожалуйста, вновь хочу видеть тебя я живым.»

      По заходит на фейсбук, тревожно выкладывая своё дитя, и пытается уснуть. Его тошнит от перебранных сегодня таблеток успокоительного. Но жизнь не учит ничему — он достаёт из тумбочки упаковку снотворного. На этот раз страх смерти его одолевает. Поэтому одна таблетка, и Эдгар уходит на боковую, зная, что завтра всё будет лишь хуже.       На следующее утро он вновь не ощущает тяжести на другой стороне кровати, запаха любимого лавандового шампуня тоже. И он, вроде как, привыкает к одинокой жизни, к влажным от слёз щекам и упадку сил. Жаль, что только он так думает. Ведь день его снова начинается с пролистывания ленты соцсетей и воспоминания о том, как же он скучает по Рампо.       Первой же статьей он видит прекрасный заголовок жёлтой прессы: «Эдгар По зазнался? Он считает, что люди обязаны брать у него интервью не про Эдогаву Рампо.», «Эдгар По рассказал о ненависти к статьям про Эдогаву Рампо.», «Смерть — вещь невероятная: Эдгар По признался в восхищении смертью?».       Были бы силы, Эдгар отвесил бы всем им подзатыльники. Жёлтая пресса всегда была ненавистной вещью.       Следующим, что Аллан проверил, стал фейсбук, куда он опубликовал свой стих. Он, конечно, не был удивлён многострочным комментариям завсегдатаев, но то, сколько людей пришло к его творчеству — удивило мужчину. amanda19qrp76: Ваш новый стих — чудесен! Я ознакамливаюсь с вашим творчеством, и могу сказать, что мне нравится загадочность ваших стихотворений. Вы всегда посвящаете их одному человеку? Было бы интересно взглянуть на него!       При упоминании Эдогавы, где-то в груди начинает неприятно покалывать. RespiciensAdAstra: Стих заставляет задуматься, а правда ли мы остаёмся людьми, переставая чувствовать эмоции? С эмоциями мы понимаем, что ещё живы, что дышим и любим людей. Без этих трёх аспектов, боюсь, человечество умрёт. Написано очень осмысленно, чётко и по-философски. Знаю, иногда до ужаса становится плохо так, что мечтаешь отказаться ото всего, но вакуум в душе и сердце лишь становится иллюзией счастья. Спасибо за вашу работу, и соболезную вашей потере. Это тяжело, но вы справитесь! Жизнь идёт, вы успеете написать ещё столько стихов, с вашим-то потенциалом! Eduardkruws93: Я читал, что именно вы говорили про Эдогаву Рампо. Этот стих написан из-за него, верно? Знаете, дам совет, что люди уходят и приходят в наши жизни. У меня было три жены, все предпочли моей руке землю сырую! Так что отчаиваться не надо, только дураки убегают от любви, и Рампо Эдогава, наверное, был таким же. Не верю я, что это было убийство. Суицид чистой воды! Сбежал он от вас, а вы и плюньте на него. Всего вам доброго)       Эдгар, еле разлепив глаза, лёжа в постели, злостно строчит ответ на комментарий. Его почти потрясывает от злости. Никто имеет права говорить так о человеке, которого он любил больше жизни. edgarallanpoethewriter to Eduardkruws93: Эдуардкрувс девяноста три, вы понятия не имеете, чего люди в моей жизни для меня значат, и если вы хоронили трёх жён своих, то вообразите, с какой стати они наложили на себя руки? Не думаете, что из-за вашей «любви» они и не знали куда деться? Ваш комментарий неуместен, советов о том, как же мне стоит жить, я не просил. И ваше глупое пожелание всего хорошего, после того, как вы оскорбили моего любимого — это нормально? Желаю вам в адовом костре гореть.       И писателю плевать, что о нём подумают люди и какие скандалы в прессе вызовут его высказывания. Он всё ещё стоит на земле лишь благодаря Эдогаве Рампо. И он будет защищать его посмертно. До тех пор, пока сам закопан в этой земле не будет.

;;;

      После интервью, Эдгар почувствовал, будто бы он рассказал психологу о тревожащих его проблемах. На душе вроде легче, но всё так же душа рвётся рыдать. Боль не ушла, лишь ненадолго притупилась. Дала свободу Эдгару, дала возможность восстановить себя, поесть и умыться.       И Эдгар воспользовался этим. Из комнаты вынес стаканы с водой. Убрал свои ненужные вещи в шкаф, но потом, рыдая около часа, он сидел на кровати, держа в руках футболку, пахнущую тем самым любимым шампунем. Всё-таки правда — боль не уходит сама по себе.       И с каждым разом лишь обостряется, когда о ней не говоришь.       Поэтому Эдгар вновь соглашается на интервью. И вопросы у него спрашивают почти те же, и реакция у него на них одна.       — Как вы думаете, — спрашивает мужчина-журналист, — жизнь после смерти существует? Или вы предпочитаете ад и рай?       — После смерти вы не встретитесь с любовью всей жизни, вы не будете витать в облаках или вечность гореть в огне. Ничего там нет, будьте реалистами и слушайте учёных, — Эдгар ненавидит эту тему, ведь сам пытается верить в то, что потом обретёт лучшую жизнь. В этой он устал.       — Были слухи, что вы присоединитесь к Вооружённому детективному агентству, это правда?       — Нет, я лишь был добавлен в их общий чат, чтобы, если что, меня поддержали, или в случае чрезвычайной ситуации мне было кому позвонить. Кроме Рампо у меня не было никого. Они, так сказать, заранее предотвращают мои попытки уйти из жизни.       — А помните ваш скандал под одним из стихов? Хотели бы вы вернуть свои слова назад?       — Нет, человек, который это писал, вроде взрослый мужчина, должен понимать, какие последствия несут его непрошеные советы. Я буду защищать Рампо посмертно, — Эдгар каждый раз злится с этой темы. Ну невозможно быть настолько глупыми, чтобы писать человеку, утратившему своего любимого: «Плюнь на него».       — Спустя две недели после смерти детектива, что вы чувствуете?       — Я не чувствую ничего. Не верите? Все мои реакции вызваны воспоминаниями о том, как я реагировал на раздражители. Теперь же я просто копирую себя из прошлого. Со мной осталось только горе с гневом. Это невозможно, понимаете? Я до сих пор верен тому, что я с радостью бы поменял нас местами. Я уже одной ногой в могиле.       — И последний на сегодня вопрос. Вы не устали бороться с болью от чужой смерти?       — Надо отвечать честно? — в ответ получает кивок, — Хорошо. Да, я устал. Вы не представляете насколько. Я скучаю за ним невероятно сильно. Жить без него отвратительно. Во всех людях я вижу лишь его. Каждая вещь и каждый запах это напоминание о нём. Мне бы стоило посетить специалиста, но интервью для меня и есть хоть какая-то отдушина. И я пока справляюсь.

;;;

      Эдгар пересматривает интервью уже дома. Он-то? Справляется?       Возможно, облегчение он чувствует лишь наигранное, не имеющее с настоящим спокойствием никакого сходства. Он не выдерживает.       Со временем горе смешивается с потерянностью. Эдгар рыдает от чувства брошенности. Теперь нет человека, который скажет, что он нужен и любим, что его проза великолепна и расцелует его холодные от слёз щёки. От этого больно. Невыносимо. И как бы сильно чувство это не притупливалось, оно всегда возвращалось вдвойне больнее.       Как бы на публике «нормально» себя не вел Эдгар, он всегда чувствовал опустошённость. От слёз вечно болит голова, а постоянно сидеть на обезболивающих тяжело, ведь теперь вся жизнь его повёрнута на таблетках. От них просыпается рвотный рефлекс.       Теперь любое чужое касание неприятно обжигает кожу. Невозможно даже руки пожать — он вспоминает прикосновения и поцелуи Рампо, которые он оставлял каждый день на чужом теле. Невероятно больно. От чужих касаний тошно.       Боже, такими темпами с личной жизнью можно попрощаться.       И не только с личной.

«Этой ночью меньше станет Станет меньше на поэта»

      Новый день — новые приключения. На этот раз просыпается Эдгар не от кошмаров и слёз, а от громкого рингтона своего телефона.       Секунд десять тупит взгляд на контакте, ему звонящему. Не понимает. Раньше звонить ему мог только Рампо.       — Да? — голос Эдгара охрип после сна.       — Доброе утро, Эдгар. Как самочувствие? — голос из телефона кажется слегка знакомым.       — Йосано? — мужчина не понимает глупого побуждения вдруг позвонить ему. — День добрый. К чему вопрос?       — Обычный вопрос, ну так что?       — Ужасно, не могу встать с кровати, всё болит. Не понимаю почему. Вы как?       — Тоже плохо. Работать невозможно, атмосфера другая совершенно. Даже Дазай притих. Никогда его таким не видела, думала, он будет отшучиваться по этому поводу.       Повисает странное молчание. Вроде грустно, а вроде сил на грусть не осталось.       — Йосано, мы же все когда-нибудь умрём, да? — Эдгар звучит слишком подавленным.       — Конечно, как иначе. Жизнь сама по себе является борьбой со смертью.       — Мм… Спасибо я… — слышно, как Эдгар пытается шмыгать носом тише. — Я напишу вам если что-то случится, хорошо? Как мы и договаривались, — Эдгар плачет, сам не понимая, откуда у него остались слёзы.       — Слушай, мы это переживём, правда? Жизнь впереди, она не должна оканчиваться на смерти одного человека.       — Не должна, конечно. Я постараюсь, — вздыхает и вешает трубку. Прикрывает лицо руками, переворачивается на бок и снова плачет.       Он чувствует, что должен проснуться от этого кошмара. Чувствует, что это всё сон. Просто слишком долгий. Вы: Йосано, кажется, что я всё потерял, меня тошнит и знобит. Я вижу то, чего на самом деле не происходит. Похоже, отравился таблетками.

18:29

      «Второе мая.       Я пишу глупое письмо от руки. Невероятно, посвятив всю жизнь письму на компьютере, я оставляю записку. Предсмертную.       Прошло полмесяца со смерти Рампо, и, знаешь, неизвестный мне читатель, это невозможно. Словами тяжело описать, что я чувствую. У меня не осталось положительных эмоций. Не дарит мне радость даже обычная еда.       Я вынес все вещи Рампо из квартиры, дурак, думал поможет.       Нет, не помогло. Раньше я мог открыть шкаф и вспомнить отрывки наших с ним разговоров, вспомнить приятные моменты жизни. А теперь остались лишь глупые фото в телефоне. От них ни горячо ни холодно. У них нет запаха, ощущений, которые есть у вещей, ранее принадлежавших Рампо.

«Ночь закончится, выйдет Солнце Солнце, золотые пятна»

      Я не вынес этого, каюсь. Меня тошнит от перебранных таблеток и от подступающих каждую секунду слёз. Я выпил эту горстку капсул ещё несколько дней назад, думая, что меня уже ничего не убьёт. Даже тут я сдался.       Но, раз ты это видишь, нечто ужасное всё-таки произошло. Меня клонит в сон, и, кажется, что за косяком у двери кто-то стоит. Перед глазами начинает плыть.       Я читал статьи, огромное множество, о том, что перед смертью человеческий мозг ещё работает пару минут, показывая воспоминания за жизнь. И сейчас я это проверю.       Жизни после смерти не существует, я говорил об этом неоднократно. Но после смерти есть облегчение — ты не будешь страдать больше никогда. В этом вся прелесть ухода.

«Кто-то к кому-то вновь вернётся,

И я вернусь к тебе опять, но»

      Я не смогу уйти так красиво, как это сделал он. Кончики моих пальцев уже синеют и я чувствую озноб.       Спасибо Рампо, за то, что давал надежду жить дальше. Спасибо ребятам из агентства, что, вероятно, придут сюда из-за написанного им сообщения.»       Эдгар оставляет подпись внизу листа и кладёт эту бумажку себе в руки. С самого начала он знал, что это произойдёт сегодня.       Он боится, он не хочет уходить так болезненно, но понимает, что так всем будет легче. Может, после смерти станет он известнее и про него будут распевать баллады.       Стоит Эдгару на грани жизни и смерти прикрыть глаза, как слышится стук в дверь. И он не может понять, галлюцинации это, или правда кто-то пришёл на помощь.       Но потом, сквозь звон в ушах, он слышит непонятное: «Я дома, как и обещал!». Знакомое настолько, что сердце, на последних ударах успевает до боли сжаться, коленки успевают подкоситься, но потом Эдгар перестаёт соображать.       Приток крови к органам останавливается. Звон в ушах прекращается.

Глупый конец одного глупого гения.