У сказки не бывает после

На календаре была пятница - день, когда Ли обязательно навещала мужа в больнице. Ещё эта встреча выпускников, но которую она просто не могла ни прийти - её бывшая одноклассница и подруга Эрика решила все-таки её туда вытащить. И все равно Ли ощущала себя не в своей тарелке: в темно-синем, как будто чужом, платье, с пакетом продуктов в руке. Порой она мечтала открыть глаза и снова увидеть прежнего Виллима рядом. А в зеркале - своё собственное лицо. Год назад он ввязался в одно расследование, из-за которого ему пришлось сменить облик. Вообще, такая работа под прикрытием считалась опасной, но Виллим зачем-то рискнул, хотя он понимал, его предупреждали, что прежняя внешность облик после расследования может и не вернуться. Тогда Ли месяц промучилась от неизвестности, не зная, где Виллим и что он делает, с кем он. Не выдержав её настойчивых вопросов и уговоров, её отец, Александр Данилович Меншиков, разрешил ей поработать под прикрытием с мужем. В тот момент Ли не особо рассуждала: неизвестность сводила её с ума, поэтому она предпочла ввязаться в опасное расследование вместе с мужем. Она даже сама пошла на смену своей внешности, согласившись на роль ученицы в той частной школе, в которой Монс вел расследование. В результате в какой-то момент её похитили и провели незаконную стерилизацию... Ли выжила, хоть и чувствовала себя истерзанной. «В конце концов, Виллиму сейчас гораздо хуже» - твердила она себе. Её прежнего Виллима – красивого, молодого, бесшабашного, обаятельного и постоянно улыбающегося – больше не было. Прежде подтянутый и темноволосый, а теперь полнеющий и стареющий. Как будто к его голове приставили совершенно чужое тело, которым он разучился управлять. Врачи подозревали, что на физическую форму Виллима так повлиял генератор, который в какой-то момент запустили на чердаке школы. Каким-то чудом он делал всех более выносливыми, заставлял подолгу бодрствовать....Такие нагрузки для и без того изменившегося Виллима не могли пройти незаметно. Ли иногда казалось, что он стал совершенно появился совершенно чужим человеком. Усталый и с мрачным прошлым, которое оставило отпечаток, казалось, везде: в немногословности, в жестких морщинах около рта, в глазах, которые больше не были теплыми и лучистыми – глаза у Монса стали стальные, взгляд серьезный, твердый. Он больше не был привлекательным, в глубине души он даже пугал её. По щекам потекли слезы, которых она стеснялась и прятала от Виллима: неужели теперь он всегда будет…таким? И жить они будут теперь так, точно впереди – одни испытания и никогда не выглянет солнце? Каждый день у неё начинался почти одинаково: она выпивала кофе, съедала йогурт или бутерброд с сыром - больше ничего не лезло - и шла на работу. Приходя на рабочее место, она совершала одни и те же действия: поправляла занавески, папки, приносила почту и клала конверты всегда посередине стола Петра Алексеевича. Все эти монотонные, однотипные действия как будто служили ей надежной броней от быстро изменившейся жизни. Она перестала думать о будущем – день прошел – и ладно. Ли пыталась делать вид, что людей рядом и близко нет. Как будто она одна. Она готова была подчинить всю свою жизнь тупой механической рутине, лишь бы больше не думать, не чувствовать… Она не знала, когда конкретно у неё произошел этот слом. Может быть, тогда, когда она увидела что внешность Виллима стремительно поменялась. Может, когда углядела изменения в собственной внешности. В этом деле, которое они расследовали, вообще было много странного и жуткого, чего в обычной жизни Ли предпочла бы не касаться. И теперь она стремилась как будто спрятаться ото всех, кого только знала. Сегодня по дороге заехала к отцу - в этом красивом, но как будто с чужого плеча, платье. — Ну, как тебе? — Ли попыталась улыбнуться, покрутиться перед отцом. Тот в ответ сердобольно положил ей руку на плечо: — Глаза у тебя грустные. Подходя к палате Виллима Ли по привычке гадала, в каком он будет настроении. Чаще всего он был угрюм и мрачен, а иногда и зол – без причин мог придраться к ней с упреками, к любой мелочи. Виллим сидел на постели, опираясь на подушку, и взгляд был направлен в одну точку. — Ты сегодня поздно,— холодно поприветствовал он её. — Извини, раньше не смогла,— Ли выгрузила пакет с продуктами: кефир на вечер, яблоки. Даже расщедрилась, запеканку домашнюю ему приготовила, с досадой подумала она. А он все равно не в духе. Виллим переменился в лице, едва увидев её наряд – черное платье до колен, осенние сапожки на каблуке. Ли глубоко вздохнула – что-то подобное она от него и ожидала. До этого она приходила к нему в трикотажных свитерках с джинсами или юбкой, в растянутых тренировочных штанах и худи, без макияжа – не до того было. — Я иду на вечер встречи выпускников,— спокойно произнесла она, скрывая раздражение. Взгляд у Виллима был такой осуждающий, как будто она на панель собралась. Ли понимала, почему он злится: раньше он был молод и красив, а теперь…теперь он даже с инвалидного кресла на кровать сам не может переместиться. Мышцы стали как желе, а былая красота как будто исчезла, испарилась. Он больше напоминал мраморную статую, чем человека – бледный, с перекачанными раздутыми мышцами, так непропорционально смотревшимися с худыми руками. — Вера Гедройц назначила мне новую терапию,— он попытался.— Они наконец-то смогли понять, что со мной произошло. Он слабо сжал её руку – руки у него были худые, а пальцы и ногти смотрелись, точно обрубленные. — Да? — Ли подавила вдох разочарования.— надо будет зайти к ней за списком лекарств. Уже три месяца врачи пытались понять, что происходит с организмом Виллима. — К этому нельзя быть готовым, но кажется, я снова буду выглядеть старым. Но при этом буду гораздо подвижнее, чем сейчас. Ли, присевшая к тому времени на стул, уставилась на свою сумку. Нет, плакать нельзя, у неё же тушь размажется… Диагноз был неутешителен – она навсегда потеряла того весельчака и красавца, за которого выходила замуж. — Что ты хочешь, чтобы я тебе на это ответила?— тихо сказала Ли, пряча непрошеные слезы. — Снова привыкать к новой внешности,— она с шумом вдохнула воздух.— Но ходить-то ты будешь? — Ты как будто не рада,— буркнул он. — Я рада,— зло бросила Ли.— Я просто устала! Устала и хочу пойти веселиться, наконец, а не сидеть тут с тобой! Я в конце концов, полтора месяца с тобой почти каждый день сидела, а до этого тоже своей жизнью рисковала! — Я тебя об этом не просил!— крикнул он. — Я пойду, переговорю с Верой Гедройц о лекарствах,— произнесла она, скрываясь в дверях. Каждую неделю Ли теперь приходила к Вере Гедройц за рецептами на лекарства: назначения менялись стремительно, поскольку врачи не могли до конца понять, что происходит с Виллимом. — Я попросил предположить, как может выглядеть твой муж после такого курса,— она протянула Ли рисунок.— А то Данилыч заходил, боится, что не ровен час, бросишь мужа. — Так вот какого на самом деле папа обо мне мнения,— раздраженно хмыкнула Ли. Она без особенного энтузиазма взяла список лекарств и скользнула взглядом по рисунку. Как же все надоело! Под взглядом Веры Гедройц Ли вдруг невольно устыдилась: наверняка она сейчас выглядит так, как будто её не заботит здоровье собственного мужа, лишь бы погулять! Слова Веры Гедройц невольно успокоили её. Значит, будет ходить. Значит,скоро встанет на ноги. Она подумает об этом завтра. А сейчас ей хочется вырваться из этих душных, пропахших лекарствами стен!