Цепи Фатума. Часть 1

Глава 15. Подкидыши Занзара плюнула наземь, натянула маску на нос и уставилась в вешние дали. Эх, надышаться бы прохладным и влажным воздухом с подмесью травы и свежевспаханной земли (что Эвелиру и Зуну совершенно чуждо)! Только странствовала она помимо неизменной компании брата с лишними свидетелями, а им никак не хотелось показывать лицо. И ладно! Чего уж там! Когда она в последний раз гуляла без личины, наслаждаясь природой? Однако девушка не без раздражения оглянулась, смерив с презрением волочащихся за Бронти редринов, а после вновь повернула голову к городу. Там, среди аккуратных полей, морем каменных зубьев в несколько кругов расползалось кладбище, а еще дальше — воздымались серые стены и громоздились черные шпили, пронзившие стальной небесный простор с надвигающимися друг на друга сердито клокочущими хмарами. Вокруг башен носились грачи, предчувствуя непогоду, их пронзительный гвалт доносился даже до предместий — обезлюдивших и безмолвных. Вот они и добрались до Хорграда. “Всего лишь до Хорграда… — мрачно подметила девушка. — А нам еще переть и переть!” Царица Фидес велела дочери отправляться в Итолу — столицу Мэриела, чтобы доставить королю Аргольду послание с просьбой (точнее, с требованием), выделить войско. Зачем гуммские вояки вообще потребовались матери? Ведь когтистых и зубастых редринов с порабощенными племенами зунарских дикарей у нее тьма-тьмущая! Погадав немного, девушка выбросила очередные замыслы Фидес из головы. Ей ведь особого дела до этого нет. Колесу — тоже. Пока что, ведь любой — самый ничтожный и незначительный, казалось бы, — шаг царицы может в будущем встряхнуть пусть не всю Ойру, но Мэриел — определенно. И редринка это прекрасно знает. Ну, пускай! Движение — жизнь! Так ведь и вращается Колесо: от одного запустившего его потрясения до следующего. Веки вечные. И что тут остается? Идти следом. Идти и смотреть, что же в конечном счете получится, к чему приведут чужие поступки и твое бездействие. Поражение в Альсвеге до сих давало о себе знать, нечто едкое и скользкое всползало из глубин самоего естества зачинщицы, злобно ухмылялось, твердя: ты ничтожна, ты ничего не способна изменить, ты даже не смеешь перечить матери! Куда там тебе перестроить мир?! Непонимание хитросплетений разрозненных и противоречивых поступков Фидес и собственная недальновидность — досаждали, конечно, но главное, что Занзаре представилась возможность покинуть Эвелир почти сразу, и теперь она не ощущала на себе пристальный взгляд матери из темных закоулков, не слыхала ее тихое шипение со смесью ярости и разочарования. Царица тоже не хотела ее видеть, вот и спровадила, дав жалкое поручение, настолько пустое, что с ним бы управился любой мелкий прихлебала, не владеющий ни клинком, ни умением впадать в патетику, чтобы подлить сладостных речей в уши старому королю. Не то чтобы Занзара прослыла подружкой Аргольду или тот ее до усрачки страшился, но и не видела ничего невыполнимого в нынешнем поручении. С ним она вполне способна управиться. Может, тогда мать проявит к ней благосклонность и даст шанс проявить себя в задании под стать ее талантам и амбициям? Единственной значимой миссией в течение многих лет стал захват принцессы, но ничего не попишешь — девица упорхнула, как и повторная возможность отловить везучую негодяйку. “Любопытно, как делишки у предательницы-нударки из оплота? А у герцога? И где теперь эльвинка? — С этими вопросами без ответов она вновь глянула на ораву молодых редринов. — Неужто сей тщедушный зверинец должен побудить Аргольда к скорейшему соглашению? Или мать поручила им за мной шпионить? Или попросту издевается, подсунув в подчинение стадо сущих буй-бычков? И отчего я, терзаемая постигшей нас неудачей, не додумалась прихватить Бронти и слинять от нерасторопных хвостатых тупиц?! Проку-то от них никакого! Всего-навсего задерживают нас!” И ведь с ними ползать по Мэриелу предстояло еще недели две, а то и все три! А дальше что? Правильно, после доставки требования — снова в путь на целый месяц, дабы донести, что Аргольд его получил. Превосходно! Отлично! И пусть. И не иначе как успех в убеждении старого короля упрочнит осознание царицей, что воспитанница годна лишь в посланницы. Так и придется маяться на побегушках, связывая мир редринов и людей… Ни к тому, ни к другому она не принадлежала. Ей никогда не стать частью стаи, как и не войти в общество подданных короля Аргольда. Занзара застряла меж небом и землей, меж наковальней и молотом. Глупая девчонка, полагающая, будто способна что-то изменить! Молот с грохотом опустился на железное Колесо, высекая искры; то зазвенело. Это всего лишь образ в голове, но она ощутила шум в ушах на самом деле, взобравшись на пик раздражения и нетерпения. Угодить матери хотелось, вот что и выводило из себя, но это вовсе не значило, что она должна нестись через весь Мэриел лишь бы та осталась довольна. Что она не может отдыхать, ей не нужно есть, а еще у нее нет права подзаработать немного аргов, взявшись за подвернувшуюся наймитскую халтурку. Ведь царица им не платила. Она не дала двум гуммским детенышам умереть, вот ее плата, за которую должно благодарить Фидес до самого конца. Да, они могли получить все необходимое — еду, воду, оружие, даже отряд редринов, но деньги никогда не помешают. Особенно в том мире, где они сейчас оказались. Тут золото, серебро и медь решали все. Гром раскатом пробежал по небу, смешиваясь со звоном колоколов, собственным шумом в голове Занзары, криками встревоженных птиц, а затем хлынул дождь. Она, Бронти и небольшой отряд редринов спрятались в облезлом (иначе не назвать) лесу. Их обступили деревья — редкие и мертвые, многие из которых повалили, так и не пустив на дрова, отчего те, провалявшись безхозно многие лета, прогнили и превратились в огромные корыта, наполненные трухой. Картину дополняли сухоцвет и полуистлевшая бурая листва, мешающие пробиться новой зелени. А близость от могильников делала это место до одури зловещим (Занзара бы ничуть не удивилась, появись перед ними приведение), а еще идеально подходящим для них. “Почти как дома! — подумалось ей про Эвелир, где все подобным образом разорено. — Только промозгло. В этом вся разница”. Занзара затянула потуже пояс, поправила капюшон и громко крикнула: — Крысы, еще десяток дней, вот и доберемся до Итолы! Но в этот город вам путь заказан! — Она указала на стены, мгновенно почерневшие от излившейся с хлябей влаги. Редрины, застывшие на прогалине, зашипели и захрипели. Сырость и дождь их злили. Они недовольно мотали головами и неуклюже переступали с лапы на лапу, вокруг одной из которых примотан хвост, чтобы не мешаться и не привлекать внимания в гуммских владениях. В плащах и капюшонах, надвинутых на глаза, они вполне смахивали на скитальцев-оборванцев или разбойников, но это только если не подойти ближе. Тогда уж, с десятка локтей, вы увидите всю их инаковость — не только в чертах, но и в движениях. — Дочь Гхаргхи, как долго тебя не будет? — спросил особенно жирный и крупный редрин по имени Кнур, командующий прочими отбросами (да, да, именно отбросами Эвелира, ведь лучших из лучших мать отдала герцогу). — Не знаю, — бросила та. — Нам нужны припасы, а еще не помешает разузнать новости. Ждите тут и не шалите. Вообще ничего не делайте, вы же это любите, не так ли? Это приказ. Только попробуйте ослушаться — горько пожалеете. Уяснили? Вся дюжина закивала. Что же, единодушное согласие, пусть и полученное таким образом, — с этим уже можно худо-бедно работать. Предводительница, довольная собой, собралась покинуть луговинку и строго оглядела присутствующих напоследок. Миг тишины без копошения и сопения заполнил рокот давно не евших желудков. Да уж, припасами стоило заняться перво-наперво, живот свело от голода и у Занзары, а уж у Бронта подавно! Это редринам хорошо, они могут проглотить белку, крысу или прочее мелкое зверье целиком — сырыми, с шерстью, перьями и костями. А вот им с братом необходима менее живая и куда более обработанная пища, а та давеча полностью кончилась. Кроме того, хоть задание по поиску принцессы теперь перешло к Корделлу, ей интересно послушать сплетни, пусть добрая половина из них и окажется вымыслом. В Хорграде, где охотились на разную нелюдь, вполне могли что-то слышать о бегающих по Мэриелу эльвинах. Она, конечно, подспудно надеялась на провал Корделла, как и на то, что ей свезет и удастся переиграть партию с отловом эльвинской беглянки. А еще дело в заказах. Хорград ведь славен не только храмами, могилами и религией, но и торговлей. Если нужно сопроводить видного (иль не шибко) купца в Итолу или припугнуть его неприятелей, то она с радостью предоставит свои услуги. Занзара погладила рукоятки клинков из волькаарской кости, работа для них всегда найдется, даже если тебе поручена лишь доставка весточки. — Я тоже остаюсь? — пробасил несколько расстроено Бронт, облокотившись о сухую березу, которая под этим натиском затряслась и едва ли не треснула. Ан нет, треснула, еще как! Увалень приладил ствол на место и отошел в сторонку. Яснее ясного — ему не хотелось в одиночестве коротать время с редринами. Да, они выросли с ними бок о бок, но это не могло заставить брата их обожать. И эта неприязнь взаимна: многие редрины не просто страшились избалованных (ну, по их разумению) отпрысков царицы, но и люто ненавидели их, как и любого прочего гумма. Сестра не всегда брала его с собой, порой в грубой силище громилы нет нужды, но соваться в Хорград без брата — опасно и глупо. Многое могло перемениться с той поры, как она тут промышляла. Вдруг уже за ее голову назначена награда? Вот потеха выйдет! — Нет. Ты идешь со мной. Занзара и ее брат двинулись в сторону городских валов, не оглянувшись. Оба радовались временному избавлению от компании редринов, а те, в свою очередь, — от гуммских подкидышей. — Занз, ты же не собираешься бросить их тут? — быстро смекнул Бронти. — Я скажу матери, что это ты придумал! — Она похлопала по поясной сумке, где покоилось письмо для короля и расхохоталась. — Мы ведь и сами управимся с таким пустяком, не находишь? — Ты шутишь? — На самом деле я подумывала сбагрить их королю в качестве подарка. Я серьезно, братец! — Девушка даже остановилась. — Вот так подарочек! — теперь-то и громадень разразился хохотом. — Значится, потерпеть их еще пару недель? — Терпение — не наш конек. — Я совсем запутался! *** Занзара и Бронти быстро шли по размытой дороге среди каменных изваяний. Их плащи уже вымокли. Девушка подумывала о том, что ей бы не помешал какой-нибудь скакун. Лошадь, например. Почему “например”? — потому что есть и иные варианты, знаете ли, представление жителей северного Мэриела о ездовых животных крайне ограничено. Но в Эвелире не водилось коняшек, их всех сожрали редрины. Даже если бы она ее раздобыла, все равно та бы не дожила до утра после их прибытия домой. А каждый раз покупать и отпускать лошадей во время странствий — что за расточительство?! Придется в таком случае браться не за одно заказное убийство, а за несколько кряду. И ни один самый крупный мерин не выдержал бы веса ее брата (а на буй-быке резво не поскачешь). Хоть Бронти почти не знал утомления, но за лошадью пешком бы не угнался. А ей все равно пришлось бы волочиться, чтобы тот не отстал. Эх, паршивая идея! Вот даже столь мелкая греза — невыполнима, о, что за наказание! У рединов — шустрых и без того — конечно, имелись ездовые твари, которые не дадут себя сожрать, еще и оттяпают незадачливому зверолюду какую оконечность (если повезет — только хвост). Зовутся сии — ничем не уступающие свирепости твари — волькаары. Но появись она в Мэриеле верхом на волькаарском псе, то во все концы бы уже трубили о прибытии редринской ведьмы. Такое внимание в их деле излишне, они и так выделялись — мрачная девушка, скрывающая лицо, и одноглазый верзила (завидя кого-то похожего на них, Занзара бы и сама предпочла держать руки поближе к клинкам, а ноги — на изготовке драпать). Но не разгуливать же ей в платьицах селянок с вышитыми цветочками на корсете или в туалетах стольных кокоток, состоящих из одних кружев и бахромы? А представляется ли вам Бронт в сюртуке с манжетами и жабо, до кучи при треуголке, съехавшей аккурат на отсутствующий глаз? Вот потеха! В общем, облачение их — соответствует роду ремесла, а с транспортом — беда, ни туда, ни сюда. Уж лучше бы мать с наставником поломали заедино головы, как использовать обладание для ускорения перемещения, чем баловаться выкачиванием из трупа Варлага обладания, которым наделяют каждого встречного герцога Кислоликого! Поэтому, проклиная мерзкую погоду, они шли в город на своих двоих. Можно, конечно, попросить Бронти понести ее, но она не устала, а от дождя это все равно не спасет. А так она хотя бы двигается, как-никак взмахи руками-ногами порождают тепло в уставшем, продрогшем и голодном теле. Так оба и чапали по раскисшей дороге, а кладбище все никак не заканчивалось, хотя городские стены маячили прямо перед ними, выплывая из мороси и вновь скрываясь за ее пеленой. Все вокруг перед Занзарой и Бронтом расплывалось неприглядной серостью, настолько унылой, что прочие одинокие странники, монахи и торговцы даже по сторонам не смотрели, сосредоточившись на единой цели — добраться до Хорграда. Все они желали оказаться хотя бы под навесами мостов, острыми изломанными крышами в не менее кривых переулках, да хоть и в храмовых застенках. Конечно, кого-то ждала семья, вкусная похлебка и жар очага. Но не сестру с братом. Тут их никто не ждал. Занзара задумалась, как бы сложилась жизнь, если бы настоящие родители ее не бросили. Хотя бы родная мать. С отцов спросу мало, особенно в ее случае. Это пустое, нелепое, глупое, неуместное. Не та мать, что родила, и все такое… Но когда и не та, что воспитала? Хочется или нет, но такие измышления все равно лезли в голову. У кого-то она для того, чтобы в нее есть, а иные пытаются не запутаться в ворохе соображений, которые просто берут и накрывают тебя высокой волной. Ты можешь твердить себе: “мол, мне все равно!” Она так и делала. Но тогда откуда эти думы берутся? Ведь ей действительно плевать. Из этого вопроса проистекал следующий: кем бы она тогда стала? Скорее всего, никем, учитывая ее изъян. Он бы неизбежно привел к точно такому же раскладу. Она бы сделалась воровкой, убийцей, наемницей, охотницей за головами. Ненавидела бы всех, оставалась безжалостной; вряд ли бы к ней здесь кто-то проявил милосердие, научил доброте, состраданию и прочему. Если этому можно обучиться… Ее бы никто не полюбил, не задержался рядом надолго. Она бы даже в блудницы не заделалась. Разве что, это ей пришлось бы платить за то, чтобы с ней переспал самый мерзкий ублюдок из Морабатура. Она провела пальцами в перчатке по личине. Идеально гладкий металл, аразихская работа, само великолепие обработки и закалки, вещица — прочная, но легковесная. Увы, нижняя часть ее лица не способна похвалиться ни красой, ни гладкостью. Занзара родилась уродкой — со ртом, подобным распустившемуся цветку, — поэтому ее и выбросили. Она думала, это с ней сотворил некий редрин, вонзив в ее губы и подбородок когтистую лапу, разорвав добрую половину лица, возможно, сама Фидес отняла ее красу… Но нет… Бронти ведь старше, он подтвердил, что таковой ее и нашли. Он обнаружил корзинку с младеницей в лесу близ Чагрина и уговорил мать оставить дитя, спас ее. Сколько раз он спасал Занзару после? Постоянно. Даже тогда, в Алсьвеге. Бронти кормил Занзару, не ругаясь, когда пища вываливалась изо рта, обнимал и рассказывал веселые прибаутки, учил кататься верхом на волькааре, вместе с ней плакал, когда Фидес гневалась, и смеялся, если на то находилась редкая причина. Он не ненавидел ее, не издевался и даже не потешался, приняв саму ее изначальную природу. Как и она. Занзаре даже сейчас не ведомо — родился ли Бронти одноглазым или выбил его в детстве случайно. Она всегда помнила его таким, а сам он не знал, как это случилось, лишь махал ручищей, приговаривая, кто прошлое помянет, тому глаз — вон, а у меня он всего-то один! Так они и жили, два особенных детеныша, уродца, оказавшихся вместе по воле судьбы и внезапно снизошедшей на Фидес добродетельности, если умыслы последней можно именовать таковыми. И не нужно искать ничего иного. У нее есть семья. У нее есть все. Пусть их никто не ждет в городище храмовников и торгашей, пусть Фидес не желает их видеть подле себя в Эвелире. В этом мире есть тот, для кого Занзара важна. И он рядом с ней. Где бы оба не очутились, покуда они вместе — у них есть семья, есть кров. Их дом — это весь Мэриел, от Вертранга и до остатков Гладии. Их может занести в самое паршивое место, но один там всегда будет ждать другого. Ценить нечто столь очевидное, как правило, ты начинаешь, только утратив. Но девушка твердо решила, что никакое Колесо, никакая сила в Ойре не отнимет у нее брата. Она не даст этому произойти. Хотя в ранние годы “Девочка” мечтала, что родители найдут ее и заберут. Затем, что она сама их разыщет. Случилось это, когда она поняла — редринка не может быть их матерью. Тогда она впервые и увидела подобных им с братом. Гуммы — так называли их редрины. Люди. Племя Занзары и Бронта, их род. Это какая-то случайность! Ее забыли, потеряли, а редрины — похитили! Ей хотелось побежать к ним, но Фидес остановила воспитанницу, сказав, что это враги, которые никогда не примут ее. Чистая правда! Когда редрины схватили тех гуммов, то они смотрели на нее и брата точно так же, как и на зверолюдей. С ненавистью. С ужасом. С отвращением. Мать оказалась права… Тогда в самый первый раз ей пришлось перерезать гумму глотку. Сделать это оказалось нетрудно, особенно когда он выкрикнул ей: “Чудовище!”. Такое ждало их воспитание. Фидес уже тогда решила использовать найденышей. Они должны стать ее ручными волькаарами в гуммских шкурах. Лица убиенного мужчины она не помнила. Точнее, может и помнила, но оно походило на все прочие лица тех, чью жизнь она оборвала. Открытый рот в немом изумлении, выпученные глаза, пот на лбу и бесконечное неверие, что твой конец пришел, пришел именно так. Они не снились ей, не мерещились в толпе. Все они одинаковы, все — враги. А к врагам не стоит испытывать никаких чувств. Этому ее научила Фидес. Маленькое чудовище зарычало, зубчатый редринский нож оставил на шее неровный разрез. На песке распускался алый цветок — подобный ее пасти, из которой вырывались не то всхлипы, не то рычание. Еще многое им предстояло усвоить, прежде чем принять, что они с Бронти — другие. Живой гуммский мусор, от которого решили избавиться, бросив на растерзание волькаарам и редринам. Еще много слез пролила Занзара, прежде чем те под жаром песков и крепнувшей ярости иссякли окончательно. Как и чаяния обрести другую семью. Ни сожалений, ни бесполезных поисков, лишь путь силы, на который им указала Фидес. “А вдруг родная мать сейчас прямо в этом самом городе? Счастлива ли она? Вспоминает ли обо мне? Жива ли вовсе? Оставь. Забудь, — немедленно велела она себе. — Выброси из головы. Гниль! Сраные весенние туманы и дожди завсегда навевают подобную тоску и путают мозги”. Будь ее мать хоть знатной дамой, понесшей от родного брата (Занзара знала — уроды могут появиться на свет из-за кровосмешения), или оборванной малолетней (еще младше, чем Занзара ныне) шлюхой, залетевшей по неосторожности, — она поступила так, как сочла нужным. А как бы поступила Занзара на ее месте? Она не знала ответа, а поэтому не могла судить ту. Она бы убила такого ребенка. Да, она бы убила. Но ее мать не могла это сделать, поэтому стоит ее поблагодарить хотя бы за проявленное слабоволие. В мире мало доброты, чтобы рассчитывать на большее. Ни в чем ее Занзара не винила. Так вращалось Колесо. Такова судьба — ничто бы не смогло это изменить. Таков ее путь, скованный цепями Фатума. Когда девочка подросла, редринский целитель зашил все щели и разрывы, но не особо это помогло, сейчас от ее кривых и тонких губ во все стороны тянулись розовые шрамы. Трещины на молочного цвета фарфоровой маске, которые использовали богатеи на дворцовых балах в Итоле. Трещины на самой ее сущности. Она бы не стала милой дочерью для кровных родителей. Она изначально сломана. Наставник говорил, будь у него обладание, он бы смог все исправить. Но ее не нужно исправлять. А Фидес бы ни за что не вернула ему силу, да он бы и не принял эти крохи… Тогда к чему весь сыр-бор? — Мы пришли… — Голос Бронти развеял тягостную задумчивость и вывел из оцепенения. Он все это время молчал, точно знал и чувствовал, о чем сестра думает. Занзара огляделась, они уже очутились под аркой ворот, где безуспешно пытались раскурить трубки плюгавые стражники. — Я немного утопла в думах… — Заметил. Сообразила, чем стоит скрасить столь паршивый денек? — Что-то вроде того. — Вот и славно! Куда теперь? — Увалень остановился, изучая два пути — один не лучше другого. — В трущобы или Семетерий? — Нужно отогреться, — отвечала та. — “Червивое яблоко” ближе всего. Подкидыши направились в глубины трущоб Морабатура; тот кишел темными фигурами людей, будто палуба тонущего корабля — мокрыми крысами. И теперь их стало на две больше. Далее на этапе редактирования.