Невеста для императора

    Оливия пришла в себя уже в комнате. Рядом суетилась Марта, которая, увидев, что госпоже стало лучше, и вовсе расплакалась. В результате сразу после пробуждения бывшей принцессе пришлось утешать свою служанку. Та рассказала, как император сам принёс девушку на руках. А потом пришли какие-то люди и долго расспрашивали обо всём, что происходило в последние дни.     Поняв, что Никарион, скорее всего, уже в курсе произошедшего и знает виновника, Оливия выдохнула. Теперь оставалось только навестить Ларинтину и убедиться, что, возродившись, их дружба не пропала бесследно на той злосчастной дороге.     Ларинтина находилась в более плачевном состоянии, чем Оливия. Под глазами рисовались мешки, губ коснулась сонная слабая улыбка.     — Я выпила какие-то горькие лекарства, и всё утро как во сне, — сказала она, поправляя надетый пеньюар. У неё был постельный режим, поэтому, находясь в кровати, она выглядела болезненно.     — Мне, к счастью, ничего не давали, — вздохнула Оливия, присаживаясь на кресло рядом. — Ты как в целом себя чувствуешь?     — Как? — усмехнулась она. — Наверное, так же, как ты в первые дни. Мечтаю уехать отсюда как можно быстрее.     — А как же твоя просьба не выгонять тебя и позволить найти богатого мужа?     — Не богатого, а хорошего. В другом месте найду, не только же во дворце такие водятся. А ты что же? — она растянула улыбку и хитро посмотрела на Оливию. — Всё-таки решилась выйти за него?     — Я...     К счастью, их прервал стук в дверь. Пришла служанка и принесла обед для своей хозяйки. Оливия вдруг поняла, что сама проголодалась и попрощалась с подругой, чтобы спуститься в столовую и пообедать.     Когда она зашла, лакеи тут же проводили девушку ко столу, к её удивлению, накрытому на двоих. Причём второе место было во главе, то есть для императора. Щёки смущённо заалели, но она старалась не подавать виду. Только вот ни через пять, ни через десять минут никто так и не пришёл. Не в силах больше ждать, Оливия всё-таки поела в одиночестве.     Покидала столовую она в лёгком разочаровании. Оно только усилилось, когда никто не явился ни на ужин, ни на завтрак в следующий день. Досада была настолько глубока, что принцесса отказалась от обеда и ушла в библиотеку. Чтобы немного отвлечься, Оливия решила дочитать труды известного математика.     Но именно там, когда время обеда уже прошло, её, наконец, посетил тот, кого она ждала всё это время.     — Добрый день, принцесса, — сказал Никарион, останавливаясь рядом с ней. Голос его был максимально спокойным и бесстрастным.     Отложив книгу, Оливия подняла на него глаза.     Несмотря на ровный тембр, он выглядел напряжённым.     — Приветствую вас, Ваше Величество, — сказала она, вставая и склоняясь так, как требовал этикет.     — Вы не обедали, — вдруг выдал он, чем очень её удивил. — Есть в одиночестве было несколько... неприятно.     Она подавила лёгкое раздражение, вспыхнувшее внутри.     — Поверьте, я испытала подобное вчера и сегодня утром.     Никарион вдруг улыбнулся непонятно чему, но потом, кашлянув, вновь надел маску сдержанности и невозмутимости.     — Желаете немного пройтись? — спросил он вдруг, подставляя ей руку.     — Благодарю вас, — согласилась она, цепляясь за ту.     Они, соблюдая все приличия и нормы поведения, медленно шли по тропинке. На должном расстоянии должным шагом и скоростью. С должным каменным ликом, перекидываясь редкими должными словами о погоде и красоте природы.     Даже их первая встреча не была настолько официальной. Наконец, когда по всё тому же этикету прогулку следовало закончить, Никарион повернулся и, нахмурившись, внимательно посмотрел на спутницу.     — Как вы себя чувствуете?     — Благодарю. У меня всё хорошо, — ответила она с ничего не выражающим лицом.     Он вздохнул, не зная, как пробить эту стену. И почему она вообще встала между ними? Неужели увиденное заставило Оливию так отдалиться?     — Мне очень жаль... — вдруг сказал он, и несколько мускулов дёрнулись на её лице. Она слегка повернула голову и взглянула на него.     — О чём именно вы жалеете?     — О том, что вам пришлось пережить. Я не хотел, чтобы вы с подобным даже сталкивались.     — Зато теперь я знаю, какой вы, Ваше Величество, — сказала она спокойным голосом, в котором не читались ни страх, ни беспокойство, что приободрило мужчину.     — Поверьте, я не всегда такой.     — Это печально, — грустно вздохнула она, и Никарион удивлённо посмотрел на неё.     — Что? — спросил он растерянно, но Оливия тихо улыбнулась ему.     — Вы были очень заботливы и нежны со мной. За что я весьма вам благодарна!     — О! — только и мог выдать он.     Оливия улыбнулась сильнее, видя его растерянность.     — А то, что вы могучий воин и можете испепелять своих врагов, я и до этого знала. Вы сами подтвердили. Хотя наблюдать это воочию, конечно, было... страшно. Я действительно испугалась. Особенно когда наша жизнь висела на волоске.     — Я сожалею.     — Но ведь не вы же в этом виноваты.     — Косвенно виноват. Ведь всё произошло из-за меня.     — Вряд ли вы виноваты в чужой глупости, — заметила Оливия, задумчиво глядя перед собой. — Недалёкость ума это проблема того, кто сначала делает, а потом думает.     — Довольно интересная мысль для юной девушки. Вы считаете, что принцесса Канландии поступила глупо?     — Нет. Сианна как раз довольно умна. Была... А вот глупо поступила Дария, — она повернулась к императору и посмотрела тому прямо в глаза. — Могу я поинтересоваться, что с ней стало? Думаю, вам уже известно, что она замешана в покушении.     Никарион поджал губы и помрачнел. Почему опять поднимаются такие темы?     — Я хотел бы сказать, что ничего страшного...     — Она мертва, не так ли?     — Казнена за измену.     Оливия грустно вздохнула.     — Уверена, что она согласилась помогать Сианне просто по наивности и глупости.     — К сожалению, это не оправдание. Глупость порой опаснее ненависти и расчётливости. Её вина не столько в предательстве, сколько в пособничестве. А то, что она не понимала, что делает, не оправдывает, а лишь усугубляет вину.     — Но её могли и обмануть, — заметила Оливия, чувствуя грусть, несмотря на то, что Дария, по сути, отправила её на смерть.     Никарион, контролируя свой шаг так, чтобы они шли рядом, осторожно глянул на неё.     — Как можно не понимать ситуации, отправляя своих соперниц за стены охраняемого дворца? Тем более когда тебя об этом просит человек, который явно затаил обиду.     — Так они всё-таки были в сговоре.     — Да. Она во всём созналась. Она думала, что если останется одной, то я женюсь на ней.     — А это не так? — вдруг с ухмылкой спросила Оливия. Но Никарион же выглядел вполне серьёзно, когда ответил:     — Даже если бы план сработал... У нас что, закончились благородные девушки в империи?     — Эх... У неё не было шансов с самого начала, — вздохнула Оливия.     — Не было, — решительно подтвердил Никарион. — Её планы лишний раз подтверждали, что она глупа, да ещё и опасна, потому что легко поддаётся манипуляциям. Но казнили её без боли и лишнего позора. Её семья не пострадает... По крайней мере, обвинение в предательстве на них не перейдёт. Хотя более глубокое расследование всё-таки будет. Девушка не просто так рвалась мне в жёны, учитывая, что до дрожи страшилась.     — Не боитесь, что члены семьи будут мстить?     — Если будут, значит, тоже умом не блещут и за глупость так же поплатятся.     — То есть вы считаете глупость смертельным грехом? — спросила Оливия, изучая его взглядом.     — Сама по себе глупость не так страшна, но когда она сочетается с амбициями и решительностью, это уже опасно. Если человек глуп, не стоит ему лезть туда, в чём он не понимает, а если полез, пусть готовится к последствиям. Леди Дария, если бы не вступила в преступный заговор, жила бы вполне хорошо. Вышла бы за кого-то из дворян или вернулась домой. А так...     — Это весьма жестоко, — сказала Оливия, продолжая за ним наблюдать. После её слов он слегка сжался, его лицо стало ещё более каменным. Он не собирался оправдываться или отступать, и ей это понравилось. Она добавила: — и в тоже время в некотором роде мудро.     Никарион удивлённо посмотрел на неё.     — Вы считаете, что я поступил правильно?     Оливия понимала, что это вопрос был не для того, чтобы получить её одобрение. Он был уверен в своей правоте. Но хотел понять, согласна ли она с его выводами.     Она вздохнула. В своей жизни Оливия мало встречалась с предательством и подлостью. Её в основном окружали любящие и заботливые люди. Но всё же она понимала, что не все хорошие. Не за всякой улыбкой добрые намерения. И что порой приходится идти на жестокие меры, чтобы защитить тех, кто тебе дорог... Война быстро сжигает наивность. Она видела, как безмерно доброй маме приходилось быть суровой и жестокой, чтобы выжить. Как отец шёл и возвращался на войну, которой не желал, но в которой должен был участвовать. Отвечать за людей в твоём подчинении и принимать последствия своих решений очень тяжело.     — Я думаю, что вы хороший правитель, — вдруг сказала она. — Вы добры к людям, но жестоки к врагам. Я это ещё там, на дороге, поняла. И вы поступаете так, как считаете правильным, несмотря на то, что другие могут вас за это осудить. Я считаю вас великим человеком, Ваше Величество.     Закончив говорить, она ещё раз склонилась перед ним по всем правилам этикета. Опустив голову и ожидая его разрешения подняться. И он тут же его дал.     — Поднимитесь.     Встав ровно, она посмотрела на него с лёгкой улыбкой. Никарион же выглядел немного растерянно и озадаченно. Он явно такого не ожидал. Но она видела, что вместе с тем он был рад.     — Я подобного же мнения о вас, принцесса... — начал он и замолчал, посмотрев в небо.     Оливия проследила за его взглядом, и капля воды упала ей на нос.     — Ой... — сказала она, вытирая её.     — Дождь, — просто пояснил он, и за пару секунд на них буквально рухнул ливень. — Скорее.     Никарион указал на тропинку, которая вела ко входу.     И Оливия, подхватив юбки совсем не как принцесса, бросилась бежать. Впрочем, мужчина, бегущий рядом, тоже не особо походил на императора. Почему-то ей хотелось смеяться, и как только они забежали под навес и остановились, она расхохоталась от души.     Никарион, глядя с мягкой улыбкой на девушку, повёл её внутрь.     Оливия, продолжая смеяться над ним и над собой, шла как можно медленней. Ей было жаль, что прогулка окончена и надо идти к себе, чтобы согреться и переодеться. Но к удивлению девушки, Никарион не проводил её до комнаты, а привёл в малую гостиную, где слуги уже пытались разжечь огонь.     Несмотря на то, что стихия быстро унялась, и солнце вновь протянуло к земле свои лучи, основательно промокнув под дождём, Оливия стучала зубами от холода и потому была рада теплу в помещении.     Присев на диванчик как можно ближе к камину, она потёрла руки и тут же почувствовала, как ей на плечи легло покрывало.     — Сильно промокла? — спросил Никарион, а после подошёл к слуге и отдал какое-то распоряжение. Тот всё оставил и направился к выходу.     Оливия с досадой посмотрела на всё ещё пустой камин.     — Промокла несильно, но замёрзла, — сказала она, надеясь, что огонь всё-таки появится. Он и появился, но не как она представляла.     Никарион пододвинул одно из кресел ближе к ней и сел напротив. Наклонившись чуть ближе, он потянул руку и посмотрел на дрожащую девушку.     — Позволишь мне к тебе прикоснуться? — спросил он, и Оливия почему-то совсем не хотела отказываться, тем более она помнила, каким он был тёплым.     Она подала ему ладонь, которую он тут же взял в свою, и протянул ей вторую, как бы намекая на этом не останавливаться.     Когда обе их руки сплелись, она почувствовала, как его горячие ладони начали её согревать. Его огрубевшая кожа совсем её не смущала, а лёгкая ласка больших пальцев заставляла сердце с волнением биться сильнее. Он глядел на её пальчики и чему-то улыбался. А она наблюдала за всполохами пламени в его волосах. Они иногда перекидывались на его плечи и даже спускались по рукам, но ни разу её не обожгли.     — Мне кое-что интересно...     — Спрашивай, — улыбнулся он, не отрывая взгляда от её рук. Он наблюдал за ними как заворожённый.     Оливия, чувствуя лёгкое смущение, решила начать беседу с вопроса, который был интересен наверняка каждому.     — Почему божественный дух Феникса выбрал вас? Насколько я знаю, подобное происходит очень и очень редко.     Никарион, наконец, поднял глаза, но легче не стало. Наоборот, щёки зарумянились сильнее.     — Он меня не выбирал, — ответил он. — Это я выбрал его.     — Что? — удивилась Оливия, забыв о смущении.     — Я сам пошёл его искать. И нашёл. А потом доказал, что достоин. Так я и стал носителем его духа и силы... и огня.     Его брови нахмурились, словно он вспомнил что-то неприятное, а взгляд опять опустился, но на этот раз он был печальным.     — А как можно доказать, что ты достоин? — спросила она, и Никарион горько усмехнулся.     — Феникс — птица, что умирает и возрождается, — он опять посмотрел на девушку перед собой. — Мне пришлось повторить эту судьбу.     Оливия ахнула.     — Умереть?     Никарион улыбнулся, видя её искреннюю реакцию.     — Не в прямом смысле. Хотя в прямом я тоже почти дошёл до этого...     Он замолчал, и Оливия поняла, что зашла немного дальше положенного, но всё же ей не хотелось останавливаться, и она, полная искреннего желания узнать его лучше, спросила:     — А как вам пришлось умереть?     Их глаза вновь встретились, и воцарившиеся на несколько секунд молчание начало обволакивать их в странном единении.     Было в этом что-то волшебное.     — Я никому никогда этого не рассказывал, — наконец, произнёс Никарион. — Никто из людей даже в полной мере не знает, какими силами я обладаю.     Оливия слегка подалась назад.     — Тогда... я не думаю, что стоит доверять мне такие тайны. Простите, что вторглась в ваше личное пространство.     — Ты бы не смогла, если бы я не позволил, — мягко сказал он, продолжая смотреть ей в глаза. — Скажите, ваши вопросы, юная принцесса, просто банальное любопытство или что-то иное?     Оливия задумалась.     — Наверно... Я просто хочу знать о вас больше, — улыбнулась она. — Мне интересно, как вы стали таким человеком, каким являетесь.     Никарион, улыбнувшись, выпустил её руки и откинулся на спинку своего кресла. Он не очень любил сидеть и предпочёл бы говорить стоя, но так он мог быть ближе к ней, даже когда пропала необходимость держать её руки.     — Ну что ж, — сказал он. — Я третий сын царя Атарии. Моё родное царство расположено за горными хребтами. Но это вы наверняка и так знаете, — когда Оливия кивнула, он продолжил. — У меня был строгий, но справедливый отец. Во мне многое от него. Но сам я с детства не чувствовал себя на своём месте и натворил немало ошибок. Одной из них было отречение. Вы спрашивали, как мне пришлось умереть? Я умер для семьи, для друзей, для своих людей. Мне пришлось отречься от них ото всех. Умереть в их памяти, в их жизни, в их будущем. Если вы поедете в Атарию, то поймёте, что никто там не знает меня как принца. Кто-то может припомнить, что у короля было три сына. Но третьего никто никогда не видел. Хотя я в юности был широко известен и многими любим. А если хорошо поискать, то можно даже найти следы моего существования. Например, списки участников и победителей в воинских играх. Я любил в них участвовать. Но тем не менее вся память обо мне стёрта.     Он опять подался вперёд и, слегка помешкав, всё же поднял руку и потянулся к её щеке, чтобы вытереть мокрые капли.     — Не надо плакать, — сказал он с грустной улыбкой.     — Как я могу не плакать? — сказала Оливия, уже сама вытиравшая щёки. Если бы вся моя семья меня забыла... я... я не знаю, что бы со мной было.     — Не переживайте так. Ваша семья будет вас всегда помнить и любить. Такое ведь не с каждым случается. Но таким образом я прошёл свою «смерть» и возродился. Так я получил благословения феникса и стал другим человеком. На моей родине хоть и забыли моё происхождение, но знают и уважают меня. Просто для них я не третий принц, а носитель духа Феникса. Воин и посланник. А теперь ещё и император, объединивший четыре воюющих королевства. Меня любят и почитают люди. За мной идут воины. Пожалуйста, не думайте, что своей историей я пытался вас разжалобить.     Оливия, продолжая смахивать слёзы, вдруг остановилась и посмотрела на него.     — Но ничто это не заменит семью. Я здесь и месяца не пробыла, но уже очень по ним соскучилась. Простите... Может, вы и не хотели, но вызвали во мне чувство сострадания.     Она вдруг, словно забыв про слёзы, прямо на него посмотрела.     — Позволите ли вы теперь мне к вам прикоснуться? — спросила она, чем вызвала у него недоумение. А решительность в её взгляде и вовсе отбросила любые мысли об отказе. Впрочем, он и так ни за что бы не упустил выпавший шанс.     — Да... — ответил он, чувствуя, как просто жаждет её прикосновения. — Вы можете.     Оливия встала и сделала шаг к нему, вставая почти вплотную. Никариону было неловко продолжать сидеть, когда девушка перед ним стоит, но он забыл обо всём на свете, стоило ей приподнять руку и коснуться его щеки. Такого он не ожидал. Она же, протянув вторую руку, дотронулась до второй щеки и, не выпуская его лицо из своих ладоней, присела на диван рядом с ним.     — Ваш огонь не трогает меня, — сказала она.     — Что? — не сразу понял Никарион, потерявшись в ощущениях. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что она говорит. — Огонь часть меня, но в то же время обладает чем-то вроде своей собственной воли. Он не трогает то, что трогать не следует. И он не тронет вас.     — Но уже принялся за подушку, на которой вы сидите, — хихикнула она и, слегка наклонившись, шёпотом ему проговорила: — Я чувствую запах тления.     Никарион, заворожённый их близостью, мягкими прикосновениями и лёгкой улыбкой на её губах, почти не понимал, что она говорит. Он просто смотрел на неё и улыбался в ответ. Счастье переполняло его.     Оливия, погладив его по щеке, к его великому сожалению, опустила руки, но он успел перехватить их прежде, чем она успела отстраниться или и вовсе отсесть дальше. Он опять держал её ладони в своих и, опустив на них взгляд, пытался найти слова, чтобы сказать то, что хочет. Но Оливия его опередила.     — Простите... — тихо произнесла она. — Я хотела немного отвлечь вас от той грустной истории, что вы рассказали.     — Вы посчитали её грустной? — спросил он, улыбнувшись уголками губ.     — Очень. Одиночество очень страшно. Не представляю, как вам...     Она замолчала, не зная, что ещё сказать.     — Я давно привык, — спокойно ответил он. — И до недавнего времени и не думал, что одинок. Но теперь полагаю, что соглашусь с вами. Прошлую семью мне не вернуть, но... зато я могу создать новую. Свою.     Он легонько сжал её ладони и посмотрел прямо в глаза.     — Я хочу, чтобы вы остались рядом со мной, Оливия. Чтобы стали моей семьёй. Прошу вас стать мне женой. И примите меня как своего мужа.     — Ох... — только и смогла она произнести.     — Но только не делайте это из жалости. Я полюбил вас за вашу искренность и свободу.     — Мою свободу? — удивлённо переспросила она, нарочно не концентрируясь на его полном признании. Это всё ещё с трудом осознавалось. Хотя, казалось бы, это было ожидаемо.     Никарион улыбнулся, продолжая нежно сжимать её ладони, но давая понять, что она может вызволить их в любой момент.     — Вы делаете то, что вам нравится, и то, что хотите даже в идущих против вас обстоятельствах. Я всегда уважал это человеческое качество, но впервые вижу его у молодой девушки.     Оливия почувствовала, как её щёки отчаянно краснеют.     — Ох... я... благодарю... — она что-то бормотала, не зная, что именно надо говорить.     Никарион продолжал водить большими пальцами по коже её ладоней. Опустив взгляд, он с улыбкой наблюдал за своими действиями, как бы давая ей время подумать над ответом. Оливия почему-то была уверена, что если она скажет, что ей надо подумать, он её отпустит... И опять пропадёт на несколько дней.     — Если я попрошу отпустить меня домой, вы это сделаете? — спросила она и увидела, как лёгкая улыбка померкла на его лице. Он ещё раз нежно сжал её руки и ослабил хватку, словно собираясь отстраниться.     — Да, я отпущу вас, — сказал он бесстрастным, но спокойным голосом.     Оливия же вместо того, чтобы отстраниться, как он, вероятно, ожидал, сама схватила его ладони.     — Я очень соскучилась по своим родителям и братьям, — сказала она, стараясь заглянуть в его глаза. И как только их взгляды встретились, она продолжила: — Я стану вашей женой!     Некоторое время он непонимающе смотрел на неё, а потом вдруг по-глупому переспросил:     — Вы что?     Они тихо засмеялась.     — Я выйду за вас замуж.     Услышав это, он сжал её кисти так крепко, что стало немного больно, но Оливия не обратила на это внимания, её просто захлестнула радость в его глазах.     Когда-то он сказал, что будет рад, если она согласится. Но, похоже, здесь гораздо больше. Он действительно выглядел счастливым. И она тоже чувствовала это. Счастье, которое растекалось по телу.     Никарион, опомнившись, отпустил её руки и поднял выше, даря поцелуй каждой ладони.     Сжимая её пальчики как нежные цветки, он прошептал слегка охрипшим голосом:     — Я сделаю всё для нашего счастья.     — Но я хочу поехать к родителям, — напомнила она. — В место, где я родилась и выросла. Мне немного грустно, что оно больше не будет моим домом, ведь я буду жить здесь с вами.     Никарион чуть сильнее сжал её руки и глубоко вздохнул. Ей показалось это очень трогательным.     — Я не буду вам препятствовать. Прошу только, не задерживайтесь.     Оливия высвободила одну руку и опять коснулась его щеки.     — Может... вы тогда поедете со мной?     Ошеломление, которое на миг мелькнуло в его глазах, рассмешило её, а Никарион вдруг вполне серьёзно ответил:     — Я поеду.     — Мои родители будут в ужасе, — продолжала смеяться Оливия.     — Я постараюсь никого сильно не пугать, но... боюсь, я не могу это контролировать.     — Нет-нет, я не об этом, — хихикнула она. — Они будут в шоке от того, что я согласилась, ведь была так категорично против. Вполне возможно, они подумают, что это не по собственной воле и попытаются меня спрятать.     — Я найду вас, — твёрдо сказал он, и она поняла, что это так и есть. Он найдёт.     Улыбнувшись, на этот раз нежно, она сказала:     — Пожалуйста, Ваше Величество, только не гневайтесь на них за любовь к дочери.     Никарион взял её ладонь, ту самую, которой она гладила по его щеке, и поднёс пальчики к губам, вновь целуя их. При этом он не отрывал глаз от её лица.     — Если их дочь об этом просит... — сказал он чуть более низким голосом.     На этот раз всё было совсем по-другому, и Оливия вдруг покраснела до кончиков ушей. Что-то в атмосфере переменилось. И её это пугало и интриговало одновременно.     Осторожно высвободив свою руку, она сложила их перед собой и начала поправлять ткань своего платья.     — Ну... Раз мы всё решили, наверно, мне стоит вернуться к себе. Платье промокло, и мне не помешает переодеться...     — Оно уже высохло.     — А? — она вновь повернулась к нему     — Платье.     Он кивнул на её одежду, и Оливия с удивлением поняла, что он прав. Пока они разговаривали, платье действительно высохло. Похоже, это тоже из-за его магии.     — Ой... И правда...     Никарион поднялся и, встав перед ней, подал руку.     — Но возможно, вам и правда стоит переодеться. Позвольте вас проводить.     Обрадовавшись, что он не стал заострять внимание ни на неловкости, ни на её промашке, она подала руку, и он тут же уложил её себе на локоть.     Когда они вышли из гостиной, он, словно растягивая время, медленно повёл её по коридору. Но она совсем не была против. Ей было так комфортно идти рядом с ним, хотя он был выше на целую голову.     — Раз уж мы скоро поженимся, у меня будет одна просьба... хм... две просьбы, — сказал Никарион, когда они подошли к лестнице.     — Сделаю всё, что в моих силах, Ваше Величество, — ответила Оливия, поднимаясь и придерживая края платья.     — Первая просьба в том, чтобы вы, хотя бы когда мы наедине, называли меня по имени. Без формальностей.     — Эм... — задумалась Оливия. — Это будет нелегко... Но хорошо, я постараюсь.     — Формальности слишком отдаляют. Я бы хотел быть к вам ближе, когда союз объединит нас, — сказал он, наблюдая за тем, как она, задумчиво скривив свой ротик, остановилась. Но потом, вскинув голову и оглядевшись по сторонам, повернулась к нему, и их взгляды встретились.     — Я тоже так думаю, Ник... Никарион, — сказала она, опять розовея щеками.     — Я не против и того, чтобы это было просто «Ник», — улыбнулся он, чувствуя себя как дурак очень счастливо.     — Это уже слишком, Ваше Величество.     — Ну вот... — вздохнул он, не в силах убрать улыбку.     — Но возможно, в будущем...     Он, продолжая улыбаться, вновь повёл её дальше по коридору.     — А какой будет вторая просьба? — спросила она, с сожалением глядя на то, как приближается дверь в её комнату.     — Позвольте и мне такую же вольность.     Она удивлённо повернулась к нему.     — Я с самого начала думала, что это будет обоюдно, — сказала она. — Вы же уже несколько раз ко мне обращались неформально.     — Ох, вы заметили, — к её удивлению, он смущённо выдохнул.     — Я в любом случае не собираюсь называть вас... тебя просто по имени, если... ты продолжишь звать меня «принцесса» или «леди».     Никарион, заметив, как та притворяется возмущённой, улыбнулся ещё сильнее. Наконец, доведя девушку до покоев, он с грустью отпустил её руку, но, всё же приподняв кисти, запечатлел на её пальчиках ещё один поцелуй.     — Отдыхай, Оливия, — сказал он. — Но я надеюсь вечером увидеть тебя на ужине.     — Я ни за что не пропущу, — сказала она и одарила его своей улыбкой.     Очень захотелось её прямо тут поцеловать, но Никарион сдержался. Не стоит торопить события. Она хоть и держалась смело, но всё же ещё не до конца привыкла к нему. Его напор мог напугать. А этого он ни в коем случае не хотел.               Через неделю, за которую император быстро расправился с самыми срочными задачами, они, наконец, отправились в гости к родителям Оливии. Та уже написала письмо, чтобы их приезд не слишком сильно шокировал родных.     Более того, вместе с ними отправилась и Ларинтина, с которой Оливия за эту неделю смогла восстановить потерянную за годы дружбу. Как только между ними пропало соперничество, то они вспомнили всё то, что когда-то их объединяло. К тому же оказалось, что сама Ларинтина уже успела влюбиться в кого-то, но пока отказывалась признаваться в кого.     Никарион был немного рад неожиданной компании, так как сам ехал верхом и не имел возможности общаться со своей невестой. А так той не будет скучно в пути.     На этот раз никаких неприятностей в дороге не было, и они доехали довольно быстро до королевского дворца Расведии.     Там их уже ждали и устроили по-настоящему шикарный приём. Сам бывший король с супругой вышли на крыльцо, чтобы поприветствовать императора и убедиться, что с их дочерью всё в порядке. Они были удивлены тем, что он сопровождает Оливию домой, но, возможно, это был повод объехать земли. Ведь он ещё не все владения посетил после окончания войны.     Люди, слыша, что любимая принцесса возвращается, радостно собрались возле дворца. В руках у многих были цветы, а на лицах улыбки. Однако когда процессия въехала, улыбки и веселье померкли.     Во главе верхом ехал сам его Величество император Никарион Иргуарийский. И от одного его вида кровь стыла в жилах. Кто-то начал падать в обморок. Но как ни странно, среди простого народа таких было меньше, чем среди знати.     Никарион уже давно привык к такой реакции, поэтому не обращал внимания. А когда они подъехали к крыльцу, тут же спешился и отдал поводья подоспевшему к нему конюху. Тот, трясясь как осенний лист, поспешил быстрее убежать, как только взял под уздцы лошадь.     Император, снимая с рук перчатки для верховой езды, вместо того, чтобы идти навстречу бывшему королю и королеве, оглянувшись, развернулся и направился к карете, где лакей уже открывал дверцу, готовый помочь девушкам выйти. Подойдя к дверце, он настолько напугал слугу, что тот отскочил на пару шагов. Никарион как всегда не придал этому значения, а сам подал руку Оливии, которая, нервно улыбаясь, приняла её и начала спускаться. Быстро глянув на принцессу из Нориции и увидев её бледное от ужаса лицо, он решил не пугать её ещё больше своим предложением помощи.     И пока лакей, который был бледнее самой принцессы, помогал той выйти, император уже шёл к крыльцу, ведя под руку свою невесту.     — Приветствую вас, Ваше Величество, — сказал, вежливо склонив голову, теперь уже эрцгерцог Расведский. В его глазах, как и в глазах его жены, читались недоумение и тревога. Только у самого герцога были ещё и зачатки гнева, в то время как герцогиня была бледная как смерть, и в ней было больше страха, но явно не за себя.     Ему понравилась её семья.     Никарион слегка улыбнулся и благосклонно кивнул им. После чего повернулся и, улыбнувшись шире, отпустил руку Оливии, которая была настолько напряжена, словно тут находились вовсе не её любящие родители.     — Не смущайся, — сказал он тихо, хотя его всё равно все могли слышать, и легонько подтолкнул девушку вперёд, а она, наконец, бросилась обнимать сначала отца, затем мать.     — Я так по вам соскучилась! — проговорила она с проступающими на глазах слезами.     Диатон, обнимая дочь одной рукой, всё равно не сводил настороженного взгляда с императора. А вот Кларионна, обеими руками обняв её, прижала к себе так сильно, что Оливия почти задыхалась, но не сопротивлялась.     — Где Минарий? Кассий? — спросила она, когда немного освободилась от объятий.     — Они... — начал было Диатон, но потом опять повернулся к императору. — Позже. Прошу вас, проходите, Ваше Величество!     — Ох, создатель, ты так похудела, — рассматривая дочь, прошептала Кларионна. — Как же хорошо, что ты вернулась.     Обе женщины, казалось, забыли обо всём вокруг, но в этом не было ничего удивительного.     Никарион, помня о том, что среди них есть ещё человек, обернулся и нашёл глазами принцессу Нориции. Махнув той рукой, он подозвал её ближе. Та робко подошла.     — Я думаю, что Ларинтину Норицийскую вам представлять не нужно, — сказал он, и девушка вежливо склонила голову.     — Ох, Ларина! — вдруг опомнилась жена герцога. — Как же ты выросла.     — Да, — кивнула та и ощутимо расслабилась. Скорее всего, она переживала о том, как её примут в королевстве, с которым её семья так недавно воевала.     Оливия схватила подругу за руку, и все они двинулись ко входу.     Никарион же вместе с эрцгерцогом пошли следом. К счастью, никого ничего не смущало, хотя это, конечно, было нарушением протоколов.     Оказавшись дома, Оливия как будто вновь стала маленькой девочкой. Она оживлённо болтала, смеялась и светилась от счастья. Никариону было приятно за ней наблюдать, и он даже не думал ей мешать или отвлекать, пока она здоровалась со всеми слугами, а после и вовсе, схватив подругу за руку, куда-то убежала.     Правда, как только она вышла из гостиной, в которой они все остановились, там наступил холод и неловкость. Словно солнышко покинуло их. Её родители, оставшиеся здесь, выглядели максимально напряжёнными. Им явно было неуютно в его присутствии. Но он и к такому давно привык. Мало кто мог расслабиться в его обществе.     Сам же он, откинувшись на спинку дивана, пытался выглядеть как можно более расслабленно, хотя это удавалось ему не особо хорошо. Врождённое величие просматривалось в каждом его движении и тем более в позе, что заставляла окружающих нервничать, даже если забыть об излучаемой им магии Феникса.     — Я прошу прощения, Ваше Величество, — начал герцог разговор. — Мы получили письмо с вестью о вашем приезде всего несколько дней назад. У нас не было времени должным образом подготовиться к тому, чтобы принимать у себя великого императора.     — Не стоит переживать об этом. Моё решение приехать было неожиданным для всех.     — Позвольте поинтересоваться, — подала, наконец, голос герцогиня, — что побудило вас так внезапно посетить наш дом?     Никарион окинул их оценивающим взглядом. Насторожённость, паника и надежда. Они, бесспорно, обо всём догадываются, но всё же надеются получить опровержение своим страхам. А Оливия говорила, что они будут в ярости. Он улыбнулся сам себе. Увидев недоумение на лицах герцогской четы, он поспешил ответить.     — Я приехал, потому как желал познакомиться с вами.     Герцогиня ахнула и начала заламывать руки, поглядывая на мужа, а тот явно пытался справиться с переполнявшими его эмоциями. Гнев, ужас, паника и, разумеется, любовь к дочери. Они ему очень нравились. Никарион опять улыбнулся.     И тут вдруг постучали. Тихонько приоткрыв дверь, в комнату заглянула ранее убежавшая Оливия.     — Простите, — сказала она, заходя. — Я так обрадовалась дому, что забыла о приличиях.     Пройдя в комнату, она, вежливо поклонившись присутствующим, тихо присела в одно из кресел. Никарион слегка скривился от того, что она села не рядом с ним.     — Я надеюсь, вы не против, чтобы я присутствовала при вашей беседе. Ведь наверняка она будет касаться меня.     Даже если её родители и были против, они ничего не сказали, а Никарион и вовсе не возражал. Пока они были в пути, он имел так мало возможностей даже просто смотреть на неё. И потому сейчас наслаждался каждой секундой. И ему было всё равно, как он выглядел при этом.     — Его Величество как раз объяснял нам причину своего визита, — подал голос герцог, пытаясь вернуться к разговору.     Что ж. Никарион ещё там, на поле боя, понял, что Диатон не из тех, кто боится схватки.     — Как я уже сказал, я приехал познакомиться с вами, — повторил он. — А также, уважая традиции, просить руки вашей дочери.     Оба родителям мгновенно побледнели, словно в жизнь воплотился их худший кошмар. Почти синхронно они повернулись к дочери, которая сидела с пунцовыми щеками и смотрела на свои руки, сложенные на коленях.     — Я... — начала она, так как тишина была ей невыносима. — Мой маскарад был разоблачён почти сразу, хотя я, конечно, старалась, — она вздохнула. — Но потом...     Она приподняла голову и посмотрела на своего жениха. Тот с улыбкой наблюдал за ней, словно ждал её дальнейшего рассказа, но Оливия, наоборот, тут же замолчала.     — Ты дала своё согласие? — строго спросил Диатон.     — Да, отец, — решительно ответила Оливия, из-за чего Никарион почувствовал, как его всего изнутри заполняет желание бегать и смеяться.     — То не вынужденная мера, не обман и не принуждение, — продолжила Оливия, глядя отцу в глаза. — Я согласилась выйти замуж за Никариона потому, что сама так хочу, и потому, что... он... — бросив украдкой взгляд на своего жениха, она кашлянула, ещё ровнее выпрямилась в кресле и, гладя на отца, закончила: — потому что мне он по душе.     Кларионна ахнула, прикрыла рот и посмотрела на мужа. Диатон же переводил взгляд с дочери на императора и обратно.     Он хорошо знал свою дочь. Та хоть и выглядела беззаботной, в серьёзных вопросах никогда не принимала поспешных решений. Если она сказала, что хочет за этого человека замуж, значит, это действительно так. Но вот сам император его поразил. Перед ним словно совсем другой человек. Тот, кого он помнил с поля боя, был ужасающим беспринципным воином, который, словно посланник смерти, крушил в схватке всякого неприятеля. А мощь, исходившая от одного его взгляда, усмиряла даже самых спесивых.     И вот перед ним сидит человек, который искренне улыбается и смотрит на его дочь так, словно она его благословение.     Вздохнув, он, наконец, расслабился.     — Если ты действительно этого хочешь, я дам своё согласие.     Всё прошло на удивление легко и просто. Разговор после стал легче и непринуждённей. Пока они обсуждали все вопросы касаемо помолвки и подготовки к свадьбе, наступил вечер. И после ужина Оливия, дождавшись, когда все разойдутся по комнатам для отдыха, нашла отца и прямо спросила:     — Куда делись мои братья?     Диатон внимательно поглядел на свою дочь. Чтобы развеять последние сомнения, он решил ещё раз убедиться и потому ответил вопросом:     — Ты на самом деле согласна выйти за императора замуж?     Оливия, видя, что отец всё ещё колеблется, постаралась ответить серьёзно.     — Он замечательный человек, папа. Самый достойный из всех, кого я встречала. Не считая тебя, — она улыбнулась и поцеловала отца в щёку. — Я действительно хочу выйти за него. Я... я думаю, что люблю его...     Диатон тяжко вздохнул.     — Похоже, придётся отозвать твоих братьев и всё отменить.     — Что отменить? — нахмурилась Оливия.     — Теперь уже неважно.     — Отец!     — Будь счастлива, дочка! И не волнуйся, с ними всё в порядке, — сказан он и поцеловал её в лоб.     Оливия возмущённо проводила Диатона взглядом. Вздохнув, она поняла, что ей ничего не остаётся, кроме как тоже пойти спать. Несмотря на усталость после дороги и довольно сложный день, в целом она не ощущала себя такой уж вымотанной.     Потому шла она медленно и скорее прогулочным шагом, когда кто-то схватил её за руку. Чувствуя себя дома в полной безопасности и потому ни капли не испугавшись, она повернулась к тому, кому вдруг понадобилась. Улыбка против воли растянулась на её лице.     — Ваше Величество, это неприлично выходить из своей комнаты в таком виде, да ещё хватать за руки девушек.     Никарион стоял перед ней в одной рубашке без сюртука или даже шейного платка.     — Мы вроде договорились говорить неформально, когда наедине, — сказал он, отпуская её руку. — Да и схватил я свою невесту, а не абы кого.     — Это не оправдание, — пытаясь выглядеть строго, сказала Оливия.     Никарион, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки, вдруг посмотрел на неё серьёзным взглядом.     — Ну и когда мне ожидать твоё похищение?     — Какое похищение? — захлопала она ресницами.     — То самое, о котором шепчется прислуга, и скорее всего то, из-за которого я так и не увидел твоих братьев.     — А, это... — хихикнула она. — Боюсь, тут придётся разочароваться. Я всё отменила.     Он приподнял одну бровь, продолжая пристально на неё смотреть.     — Ты уверена? Это, возможно, последний шанс сбежать от меня.     — А какой смысл? — пожала она плечами. — Ты ведь всё равно найдёшь и догонишь.     — И то верно, — задумчиво кивнул он. — Спасибо, что уберегла меня от очередного странного титула вроде «похититель невест».     Она прыснула, но потом постаралась вернуть себе серьёзное выражение лица.     — И всё же я настаиваю, что это неподобающий вид.     — Я услышал твои шаги и вышел, чтобы успеть перехватить. Поэтому не успел что-либо накинуть.     — Услышал? Шаги?     Оливия опустила голову на свои мягкие туфли, в которых она двигалась почти бесшумно.     — У меня хороший слух.     — Хм... — нахмурилась она и тут вдруг осознала смысл сказанного им. Вскинув голову, она испуганно на него посмотрела. — Насколько хороший?     Никарион, наконец, улыбнулся и загадочно произнёс:     — Очень хороший.     Её лицо моментально покраснело, когда она поняла, что он мог услышать.     Он взял её руку и, поднеся к своим губам, нежно поцеловал пальчики.     — Я слышал, как моя невеста расхваливает меня перед своим отцом. Назвала достойным человеком и... потом что-то ещё... я немного не расслышал. Повторишь?     Оливия стояла, мечтая провалиться сквозь землю, и прикрыла свободной рукой глаза, словно это могло её от него спрятать.     Продолжая улыбаться, Никарион не отпускал её руки и слегка наклонился.     — Мне кажется, ты сказала что-то такое, о чём я бы и сам хотел тебе сказать... но я не уверен. Может, всё-таки повторишь?     Она опустила руку, подглядывая за ним сквозь пальцы.     — Зачем ты это делаешь?     — Что?     — Так смущаешь меня?!     — Может, потому, что мне очень нравится твоя такая открытая и искренняя реакция. И я так же очень хочу услышать те самые слова.     Оливия, опустив одну свою руку и освободив вторую, глубоко вздохнула и посмотрела на него.     Никарион склонился к ней ближе и улыбнулся, всем своим видом демонстрируя ожидание.     — Ты просто невозможный! — возмущено высказала она, а потом, сделав шажок ближе, взяла и поцеловала прямо в улыбающиеся губы. Но уже через несколько секунд отступила и прыснула со смеху, глядя на его ошеломлённый вид.     Развернувшись, она убежала к себе в комнату, крича на ходу:     — Спокойной ночи, Ваше Величество!     Никарион продолжал ещё некоторое время стоять как истукан на месте.     Какое там спокойно ночи?     Нервный смешок вырвался у него изо рта.     Он теперь вообще не уснёт.     На его руках уже начали плясать языки пламени. Они всегда вырывались наружу, когда его начинали одолевать особо сильные эмоции. Как бы не спалить дворец с такими выходками его невесты.     Глянув ещё раз в сторону, куда убежала девушка, он медленно облизал губы.     Ожидание свадьбы будет настоящим вызовом его терпению, но, по крайней мере, сезон поцелуев открыт. Только вот он уже отстаёт, проигрывая одно очко. Непорядок.     Надо будет срочно исправить это.     Уже завтра.     Нет, он точно не уснёт.