Как Сашка хоккей на книги променял.

Этим вечером пройдёт новый матч серии зимних игр. Саша собирается с мыслями, смывая с лица густую белую пену. Заглядывает в отражение собственных глаз. Он не пропустил, не пропустит ни одной игры. Саша обещает это сам себе, обтирая полотенцем шею и плечи. Старые синяки давно уже не болят, напоминают о себе только небольшими тёмными пятнами. Накидывает футболку, пиная коленом дверь ванной натягивает толстовку и шмыгает носом. Плохо вытерся. — Сашка, тут про погоду говорят! — кричит с душной кухни мама. На всю квартиру пахнет жареной картошкой. Саша понимает, что никакого прогноза по телевизору не показывают. Улыбается. Его снова пытаются накормить. Знают, что нельзя, но все равно пытаются. Саша заходит всего ненадолго. Оценивает обстановку, грузно накрытый стол с блестящей скатертью, отцовскую спину и огонёк сигареты за балконной дверью. Но хватает только зелененькую «Марсианку» из конфетницы и прячет в карман на животе. — Саш, картошечка, — ласково намекает мама, помешивая в сковородке. — Я запомнил, — он нагибается, чтобы на прощание чмокнуть её в щеку. — выиграю только ради неё. Недолго думает, сам себя поправляет: — Ради тебя. Мама совсем невесело улыбается в ответ и вздыхает. Сашка с малых лет этим хоккее очарован. Ему дай только волю — со своего льда не вылезет. Но и то праздник. Румяный, довольный, с белозубой улыбкой, он возвращается домой уже затемно и с большим аппетитом запивает поздний ужин сладким чаем. — Ну всё, всё, я ведь скоро, — обещает. — бать, пока! — кричит, махнув уже за спину. Саша взваливает на плечо спортивную сумку, битком набитую формой и защитой, звенит молнией синей куртки и поправляет волосы в зеркале у двери. Казалось бы, шлем вот-вот наденет, вся прическа повиснет потными сосульками. Но отчего-то выйти из дома без этого он не может. Берет клюшку, втыкает в ухо всего один наушник. Только команда. Только победа. Настрой боевой. В пустом автобусе Саша настукивает ритм песни на колене. Всматривается в непроглядную снежную марь, щурится, чтобы рассмотреть знакомый парк с его фонарями и остановку с красным козырьком. Ко всему уже Саша привык. К ледовой арене, поразительной в своей конструкции, к ларьку с ленивым продавцом, к белоснежному, пушистому газону. Ежится от вечернего морозца, накидывает на голову серый капюшон. На ресницы падают слипшиеся друг с другом снежинки. У входа много людей. Саша бездумно и молча пожимает руки тем, с кем, кажется, знаком, уварачивается от сигаретного дыма. Сокомандники, друзья из универа — все, естественно, курят. Потому что круто, потому что они вдруг кажутся такими взрослыми, серьёзными. По крайней мере себе. А Сашу даже от запаха воротит, не то, что от окурков, которые липнут к подошвам вместе со снегом. — Здоров! — нагоняет его уже в дверях друг Даня, стучащий колесиками своей сумки по начищенной плитке. — Я щас автобус ждал минут двадцать, так жопа замёрзла! — Ничо, на льду согреешься, — кивает Саша. — а ехал долго? — Да не, то что пробки — пиздеж, я максимум, чему удивился — мужик на «бэхе» в кювет улетел. — Фига себе… Живой? — А их на «бэхах» и Бог бережёт, и черти, и хрен ещё пойми кто. Саша неопределённо пожимает плечами. Охраннику на входе он говорит дежурное: — Здрасте. Даня повторяет то же самое, только ещё чуть поднимает клюшку, мол — вот мы, без бахил можем пройти. — Чо, какие планы на новогодние? — спрашивает он. — Не думал пока… Может на дачу к Тохе съезжу, он звал недели две назад. У него баня, вроде. — На днюху к Дэну едешь? — Бля… Даже не знаю. Саша толкает от себя дверь в глубокий, прохладный коридор. Даже кажется, что здесь холоднее, чем на улице. Он натягивает воротник куртки до подбородка и косится на друга по правую руку от себя. — Это опять пьянки, опять с утра просыпаешься, как Лунтик, ещё два дня в себя приходишь… Не, я пас. — Ты — молодец, Саня, — тычет пальцем в его грудь Даня. — серьёзно. Сиди дома, жуй олевьешку. А плохие мальчишки будут всю ночь кутить в компании плохих девчонок. — Да иди ты. Саша ничего плохого в виду не имеет. Он улыбается, выходит чуть вперёд, опережает. Даня, стоя позади, распахивает руки, кричит: — Шоколадный заяц с коньяком! Подумай! Но новая дверь закрывается раньше, чем Даня успеет успеет рассказать о предстоящих яствах. Нет, Саша, тоже, конечно не святой. Лет в семнадцать или даже в шестнадцать всякое бывало. И просыпался на незнакомой квартире, и засыпал, обнимая алюминиевый тазик с балкона. Ну, малой был. Глупый. Чувствовать себя животным, которое не отвечает ни за свои слова, ни за мысли, ни даже за движения — сомнительное удовольствие для человека, любящего держать все под контролем. Саша в гороскопы не верит. Верит мама. И каждое утро смотрит прогнозы для всей семьи по новостному каналу. Так вот, овны, к которым Саша как раз и относится, точно такие же в том плане. Никогда не слушал специально. Скорее просыпался, когда мама кричала с кухни, что ему сегодня повезёт в деньгах, любви, на учёбе или работе. В любви Саше, однако, не везет. Мало какая девушка согласится делить место в сердце парня с делом всей его жизни. Вроде что-то и начинается, и наклевывается, а срывается, когда поход в кино или кафе переносится из-за тренировки. Сколько было слезных сообщений… Сколько звонков, сколько истерик. Саша смотрит на себя в отражении зеркала внутри своего шкафчика. Он настроен. Он попал в то самое состояние предвкушения, азарта, ярости. Кажется, что из спины вырастают крылья. Хочется рвать и метать, ощущать на себе взгляды болельщиков, слышать крики с трибун, шуршащие в ушах аж до третьего периода. Размазывает по щекам крем, чтобы не обветрить кожу, хватает компрессионную термо-кофту и натягивает на тело. Чувствует, как плотно обтягивает плечи. Чуть разминается, становится привычнее. Поправляет штанины. На скамейке напротив сидит Антон. Он тычет в телефон, улыбается потрескавшимися губами, дёргает носом. Антон почти женат, и наверняка ему пишет невеста. Желает удачи, там, поддерживает, говорит, что любит. Саша поворачивается к Дане. Тот сворачивает крышку бутылки и бросает в неё рыжую таблетку витамина C. Встряхивает уже закрученную. В стороне Дима с Андрюхой проверяют лезвия коньков розовым стикером с номером раздевалки, ещё времен летних игр, в Сочи. Режется лист без особого труда. Саша облизывает губы. Они блестят в отражении под стать голубым глазам. Сжимает челюсти, дергая желваками. Скоро. Уже очень скоро он ступит на лёд. — За меня Алёнка поболеть пришла, — восторженно говорит в телефон Серёга. — сам не знал! Думал, ей это все не интересно. Да оно и понятно, что не интересно, я тебе не об этом. Она ко мне пришла! Он исчезает за дверью в коридор и ещё долго щебечет в трубку. Коньки плотно сидят на ногах. Саша надевает наколенники, наплечники, натягивает поверх футболку. Хватает с ящика шлем. Совсем не дрожит, не нервничает. Он не подведёт. Он будет драться, если понадобится. Даня поправляет воротник на форме друга, держа перчатку подмышкой. — Мамка, — с улыбкой тянет Саша. — Мамка или нет, а выглядеть нужно прилично. Нас же снимать будут, ну. — Точно мамка. Ещё скажи, что есть ничего нельзя, на Новый год лежит. — Я на Новый год лежу! Вот доиграю сегодня, лягу и до Нового года полежу. Устал я. Утомился. Саша толкает Даню в плечо по-дружески, подаёт тому вратарский щиток и широко улыбается. — В зале много уже? — Черт знает, я не выглядывал. А чего? Кто-то знакомый придёт на тебя, красивого, посмотреть? — Да вроде не собирались. Даня чуть опускает взгляд. Мнется. Думает. Потом тихонько спрашивает: — Обидно? Саше страшно обидно. Но вслух он говорит: — Не-а. И надевает перчатки одну за одной. Команда бьёт по полу клюшками, собираясь духом. Саша чувствует, что готов сейчас же что-нибудь сломать, что в первой пятёрке он оказался очень кстати и, что в первом же периоде забросит самую первую шайбу. Тренер старается ободрить. Поддержать. Парни хлопают ему, кто как может, смеются и выходят на лёд. Звучат Queen. Набивает ритм «We will rock you», где каждый хлопок, каждый выкрик и слово отзываются в сердце сразу парой ударов. Саша любит эту песню, любит каждую песню, под которую кружит по льду, выглядывая из-под сетки шлема. Он не разъезжает, как другие, кроша в снежные хлопья совсем свежий лёд. Набирает побольше воздуха в лёгкие, смотрит на противников. Голубые футболки натянуты на их спины, чувствуется общность, готовность стоять до конца. В лицах Саша различает холодную решимость. Со стороны он выглядит так же: чуть хмурится, улыбаясь хищно, крутит запястье до щелчка, удобнее берет клюшку. Зал полон. Трибуны ревут. Разглядеть на них кого-то очень сложно, но друзья периодически приставляют ладони к шлему козырьком и ищут. А Саша окидывает один из секторов беглым взглядом и тут же отворачивается. Музыка прерывается. Звучит гимн, при котором хоккеисты снимают с голов шлемы и, исполненные игровой злостью, прислушиваются сами к своим ощущениям. Первую шайбу действительно забрасывает Саша. Он обводит нападающего команды соперников, едва держится, чтобы не сбить того с ног, но уходит в сторону. Андрей занимает прежнее его место и остервенело мчится вперёд. Саша снова смотрит на трибуны. Его заметили, его любят, звучат кричалки и трепыхаются в руках болельщиков полосатые шарфы с белыми кисточками. Все они смешивают я в единое пестрое пятно. Никто и ничто не выделяется на фоне белых сидений. Третью за первый период шайбу Саша выхватывает из-под носа противника, посылает Антону и, надеясь только на себя, дожидается подачи. Очередная победа. Только во время крохотного перерыва, свалившись на скамейку, чтобы утереть со лба пот, Саша видит единственного человека, ведущего себя так сдержанно, будто попал сюда случайно. Но нет, не случайно, не впервые. Лица её Саша тогда не запомнил, но шарф этот уже бросался ему в глаза. Синий, в белую клетку. Она и не старалась выделяться, за счёт этого оставшись неповторимой. Косясь на неё, Саша делает глоток из своей бутылки. Длинные золотистые волосы, ярко-красные пухлые губы, очки в насыщенно-чёрной оправе. Так выглядит не тот, кто пришёл посмотреть хоккейный матч. Скорее взять интервью по его окончанию. — Что там? — замечает интерес друга запыхавшийся Даня. Девушка поворачивается в сторону парней, и Саша ненавязчиво отводит взгляд. Смотрит перед собой. Другу не отвечает. В середине второго периода Саша случайно врезается в соперника. Его награждают штрафом, сажают ненадолго, пока команда гоняет шайбу по углам. Он злится и сжимает зубы. Смотрит на тот самый сектор. Девушка сидит в самом первом ряду. Смотрит на него с сочувствием, положив на колени руки в пушистых белых варежках. Саша улыбается. Девушка смущённо отворачивается. Когда выпускают на лёд, он швыряет шайбу вратарю напротив, тот отбивает, но Денис оказывается быстрее и возвращает её в ворота. Очередная красная цифра мелькает в счёте. Саше кое-что придумывает. Он больше десяти минут возится, машет клюшкой, чтобы на последней минуте забросить и мысленно посветить этот бросок милой болельщице с первого ряда. Ведь он совсем рядом, их отделяет только заграждение. Она улыбается и прячет лицо. В таком темпе, выбрав себе новый стимул, Саша играет ещё один период. Становится сложнее, ведь лишняя страсть лишает его рассудка. Он борется с желанием доиграть сольно, не подпуская парней к шайбе, только, чтобы впечатлить понравившуюся девушку. Так нельзя. Команда превыше. Саша только помогает и подталкивает. Даня хорошо стоит в воротах, крепко. Надо бы похвалить его, когда игра закончится. Антон отвлекается часто. Один раз чуть не влетает в защитника соперников, приходится в последний момент хватать его за шиворот и оттаскивать. Не о том думает. Саша тоже. И ему это очень не нравится. Победа, естественно, на стороне его команды. Саша видит большой перевес в их сторону, кричит, машет руками. Парни пожимают руки и обнимаются по-братски. Саша выискивает на трибуне ту самую девушку, залившуюся краской с ног до головы от такого внимания. Он стоит на льду, чуть согнув колени и думает, как бы поговорить с ней, как бы найти возможность. Ничего лучше, чем легонько постучать клюшкой по стеклу и, скинув шлем, по слогам сказать: «По-до-жди» в голову не приходит. И она, отодвинувшись от края, широко раскрыв глаза, медленно кивает. Подождать чего, сколько и где Саша не уточняет. Ему все кажется очевидным. Он очень быстро смывает с себя терпкий запах пота и жирный крем. Обтирается чужим полотенцем, натягивает на голое тело джинсы с толстовкой. Конфета шуршит в кармане. Отлично! Очень хорошо! Саша улыбается, как мальчишка. Бросает за плечо: «Заберите мои вещи» и вылетает из раздевалки. Она стоит у лестницы. Вся дрожит, переминается с ноги на ногу. Такая маленькая и хрупкая, в своём длинном пуховичке похожа на пингвина. Немного младше него, наверное. Смотрит в телефон, теребит ручку сумки. — Привет! — Саша аж кричит, чем застает девушку врасплох. Волосы у него сырые, щеки красные, кофта вся какая-то мятая, на груди мокрое пятно. И ещё улыбается. Широко-широко. — Привет, — девушка не смотрит в его глаза, опускает свои, чего-то боится. — Я в общем тебе принёс, — возбужденный Саша сам тянет её руку — крохотную и холодную, — кладёт в неё «Марсианку» и наконец выдыхает. — во-о-от… Напугал? Девушка теряет дар речи. — Ты прости, я просто немного не перестроился ещё… Меня Саша зовут. — А я знаю, — завороженно лапочет девушка. — я на матчах была. Ты… Очень хорошо играешь. — Да? — Саша немного удивлён. — А была в ноябре? — Смотрела по телеку. Ты не виноват в проигрыше, там вратарь… — Да! Потому что не Даньку взяли. Данька бы всех поимел, у него масса больше, хорошо держится! Девушка снова смущается. — Прости, имя не спросил. — Нестрашно. — Чего нестрашно-то? — смеётся Саша. — Как зовут тебя? — Наташа. Она ещё что-то говорит, прямо-таки шепчет в собственный шарф. В глаза по-прежнему не смотрит. Хвостик фантика теребит в кулаке. — Заморозило тебя, Наташ? Тут буфет есть рядышком. — Не надо… — Как не надо? Ну ты чего? Сейчас, погоди минуточку, я за картой сбегаю. Саша бежит обратно по коридору, в раздевалке падает на колени перед сумкой, роется в подкладка. — Не понял, — вышедший из душевой Даня вытирает голову красно-синим полотенцем. — Я тебе все потом объясню. Дань, ты будь другом, шмотки мои в холл оттащи, оставь на охране. Даня стоит, задумавшись, молчит. Потом повторяет: — Не понял. — Просто оставь у охранника и вали домой. Саша, пихнув карту в карман, мчит обратно. Наташа смиренно ждёт, уткнувшись в телефон. Держит сумку в руке. Что-то пищит в динамик, но, заметив, как дверь снова распахнулась, замолкает смущённо. — Не спи, замерзнешь! — усмехается Саша. Он ведёт её в другую сторону, в буфет, которому всего десять минут ещё работать. Выпрашивает у пухлой продавщицы два пирожка с повидлом и по стаканчику чая. — Без сахара, — скромно отвечает на вопрос Наташа. — Без сахара, — громко говорит за нее Саша. С едой они устраиваются на низком, но широком подоконнике. Наташа кладёт пуховик позади себя. На ней светлый свитер с блестящими ниточками на петлях вязки. Она берет пирожок обеими руками и дует на него. Саша тихонько посмеивается. — Если мёрзнешь так, чего ходишь? Она только быстро поднимает на него глаза, тут же опускает и усерднее дует. — Спасибо за чай и пирожок. — Было бы за что! У меня тут скидка, считай, только за себя платил. Наташа пробует откусить. — Против Мурманска играли вчера. Ты была? — Была. — И что скажешь? — Я не знаю… Мне понравилось. — А что понравилось? Или кто? Она краснеет. Не от жара, с окна нехорошо дует, самому Саше немного холодновато. — Ты. — Чего-чего? — лезет улыбка. — Повтори. — Ты смерти моей хочешь… — Не-е-е… Просто повтори. Ну, пожалуйста. Наташа жуёт свой пирожок, чтобы хоть немножко прийти в чувства. И чего этот хоккеюга от неё хочет? Нормально же общались, могли бы просто поесть в тишине, но нет. И главное, что к своей еде не притронулся. Даже чайный пакетик не вынул. Вон, весь стакан уже чёрный, как это пить? — Ты понравился. — Не послышалось, — через улыбку кивает Саша. — очень приятно, спасибо тебе. В шаге от того, чтобы откинуться, Наташа давится пирожком, но вовремя запивает горячим чаем и морщится. Саше нравится, как дёргается кончик её красного озябшего носа. — Я с этими играми не успеваю сессию закрыть, если честно. За преподами бегаю так, что ГТО мог бы сдать! — А какие предметы остались? — спрашивает она, в голове пересчитывая, сколько осталось сдать самой. — Все! Наташа широко улыбается. Настоящий ангел с блестящими карими глазками. Саша отводит взгляд, собираясь с мыслями. — С этим-то я справлюсь, а вот… Как тебя на свидание пригласить? Наташа снова давится пирожком. Смотри на нерешительно замявшегося Сашу, на румянец, тронувший колючие щеки и кончики ушей. Ему так же неловко, как и ей, если не больше. Он кажется куда решительнее, держа клюшку в руках, а противников на прицеле. Наташе страшно хочется взять его за руку и пообещать все на свете. Она облизывает сладкие от повидла губы. — Я в кино ходить не люблю. — А я засыпаю к середине фильма, — смеётся Саша. — И есть при людях тоже не люблю. — По паркам шляться в такую погоду я тебя не потащу. Уж прости. Не хватало Новый год встречать с соплями. — Возможно я об этом пожалею, — Наташа глубоко вздыхает. — но подруга нагадала, что ты меня не обидишь. А потому есть одна… Идея. — Нагадала? — Саша резко выпрямляется, да так, что чай разливает. — Бляха! Он успевает подпрыгнуть прежде, чем его колено становится сырым. Наташа отползает в угол подоконника, до которого чай не достает. С улыбкой протягивает свой стаканчик. — Давай, роняй, мы же миллионеры! — смеётся она. Становится даже легче от этой неловкости. Никто не злится, не обижен. Саша делает глоток невкусного, остывшего чая без сахара. — Так что там тебе нагадали? Наташа жалеет. — Что Саша чай разольет, предупредили звезды и духи предков. Он задумчиво кусает пирожок. — Но, если тебя всё ещё интересуют свидания… — А по чем нынче гадалки? — Раф в «Маке» покупаешь без сливок и сахара и получаешь безлимит на раскладики, — Наташа хихикает, поправляет волосы. — у меня все схвачено. — А про свидание? — Я люблю кофе и хорошие книги. Саша думает, прикидывает. — Понял… По латтэшечке и в «Читай-город»? В центре кофейник есть белорусский, еще чай там мятный, друг говорил. Наташа чуть больше смущается, забирает свой стакан. Действительно остыл. А от лужи Сашиного все ещё пар валит. — Выбери денёк, когда занятий поменьше, — бубнит Саша с пирогом во рту. — с меня и кофе и книжки. Только я в них не очень, выберешь сама? — Спрашиваешь ещё… — Номерочек мне у гадалки твоей узнавать? — Она может! Но лучше её просто так не беспокоить, дорого обойдётся. — Порчи, сглазы, привороты? — Всё вместе одновременно. Он улыбается. От пирожка остаётся только жирный пакетик и крошки на полу. Саша подпинывает их под лавочку. Не хочет с Наташей расставаться. — Как ты меня заметил? — несмело спрашивает она, будто чувствуя. — Ты единственная, кто не хотел добиться внимания, — пожимает он плечами, комкает пакетик. — поэтому… Его и получила. Как будто бы только тебе тут ничего не надо. А тут, понимаешь, оказывается, что тебе за «Мак»… — Ладно-ладно, не продолжай! — Наташа прячется в ворот свитера. Саша смеётся. На больших часах в холле двенадцатый час, за окнами темень непроглядная. Наташа диктует свой номер. Он вбивает сразу, набирает и по-ребячески прижимает телефон к груди. — Звони, когда свободный денёк найдёшь, — щёлкает пальцами, вспоминает. — если не отвечу — тренировка. Но я перезвоню! Я теперь постоянно телефон проверять буду. Это похоже на розыгрыш или шутку, но Наташа не верит, что можно так нервничать по сценарию. Саша подаёт ей руку, так неловко, но по-джентльменски, помогает не попасть в лужу, и уже который раз умиляется с того, какой маленькой она кажется рядом с ним. Светлый, милый, застенчивый ангелочек в мерцающем свитере. Он не решается обнять, ему достаточно непроходящего ощущения её маленькой руки с острыми ноготками в собственной ладони. Когда они расстаются, Саша долго пятится, спрятав руки в карманы. Спотыкается о пуфик. Щеки заливаются розовыми пятнами. Он шмыгает между колон и торопливо несется к охране. Даня принёс вещи. Спасибо ему за это. Усатый мужичок достаёт из своей каморки клюшку, пожимает Саше руку и зевает. — Доброй ночи, дядь Толь! — улыбается на прощание. Трусцой мчит на свой автобус и дома долго рассказывает маме обо всем, кроме того, за чем уезжал. Саша впервые не говорит о хоккее. Он накалывает кусочек картошки на вилку, закусывает помидоркой, отхлебывает сладкий чай. Отец смотрит телевизор, поглядывая иногда с глухими смешками.