на ощупь

      — Мир та ещё… дрянь, — вздохнул Азик, вовремя проглотив словечко похлеще.       Даниэль кивнул. Он не был уверен, что ему самому стоило бы говорить такое вслух; даже от такой мысли по спине отчего-то пробежали мурашки, как если бы он почувствовал на себе чей-то взгляд. Нет, он не обернулся, чтобы проверить это: знал, что смотрят сверху.       — Но я всё ещё люблю людей, — осторожно возразил Даниэль.       Он улыбался — мягко и тепло. Наверное, именно эта улыбка так сильно грела, что даже Азик, искушённый климатом Ада, удивлённо моргнул, почувствовав, что ему как будто бы стало жарко.       — Всех без исключения? — уточнил он, чуть хмуро глядя в ответ.       — Всех без исключения.       У ангела был немного растерянный вид, и один завившийся золотой локон смешно торчал из-под берета. Азику было трудно справляться со многими искушениями, но желание поправить его, возможно, было самым трудным из них. Пришлось отвернуться и спрятать руки в карманах; он ещё помнил, как больно обожгло, когда случайно схватил ангела за руку: демонам мало что было нельзя, но до ромашек небесных дотянуться никогда не получалось.       — Как ваш бог заповедал, — одобрительно кивнул Азик.       — Наш Бог, — робко поправил Даниэль. — Кто, как не Вы, знаете, что так Он велел.       Возразить было нечего. Как ни любил Азик, подобно другим демонам, уверять глупых людей в том, что там, сверху, только стратосфера и другие забавные кругляши планет (во времена плоскоземельщиков было веселее, но и теперь он умудрялся находить себе ересь по вкусу) — всё равно лучше других знал, что небеса вполне себе обитаемы.       Азик стянул с головы капюшон и взъерошил ярко-красные волосы, поймав восхищённый взгляд ангела. Тот, наверное, смотрел на его уши и серёжки в них, потому что сам рассеяно теребил мочку уха и как-то смущённо румянился.       — Разве у вас не разрешают?..       В ответ робкое тихое «нет». Азик, наслаждаясь привлечённым вниманием, поправил гвоздик в левом ухе. Один этот взгляд ощущался даже ярче, чем те сорок миллионов лайков на одном из видео.       — Может, когда-нибудь, — попытался обнадёжить его Азик. Наверное, из жалости. Или ему просто нравилось врать.       Он бросил искоса взгляд на ангела, но тот опять поднял голову, наверное, задумавшись о небесах. Чёртовы небеса.       — Слушай, а вот… чисто те-о-ре-ти-чес-ки, — демон вдруг заговорил быстро, как будто спеша:       — Чисто теоретически вы ведь всё на свете любите? Живое и неживое, хляби небесные, земли окаянные и всё вот это вот…       — Так и есть, — доверчиво подтвердил ангел.       — Тогда… — Азик окинул его внимательным взглядом. — Если демоны — бывшие ангелы, а те, ясен… пень, тоже от руки Его… выходит, их вы тоже должны любить?       Даниэль даже резко остановился, и подошвы его кроксов с неприятным звуком чиркнули по асфальту. Наблюдать за его помрачневшим лицом с трогательной складкой задумчивости между бровей было довольно занимательно — Азику точно нравилось. Возможно, он даже попытался бы как-нибудь исподтишка сделать снимок на память, но это вряд ли укрылось бы от ангела. А жаль.       — Да, но…       Продолжения после этого неуверенного «но» так и не последовало. Азику нравилось украдкой смотреть на него, и на его милое смущение, и на небольшие детали, которые выдавали это — у Даниэля была привычка теребить края плаща, когда он переживал; он прикусывал губу, когда сражался с каким-нибудь очередным грешным искушением, и солнечно улыбался, когда ему казалось, что он видит в глазах демона раскаяние. Азику даже было почти жаль, что он никогда не сможет оправдать его надежд на собственное исправление и возвращение на небо.       Удивительно, что никто другой этого не замечал, но Азик был рад украсть это всё себе. Опыт от разучивания трендов даже позволил бы ему теперь повторить все эти мельчайшие движения, но он не хотел — ангелу они шли гораздо больше.       — Тебе жарко? — заботливо спросил Азик, глядя на румянец на ангельских щеках. — Давай по мороженому.       И он потянул его за край плаща, чтобы не касаться напрямую, и отвёл в тень к ларьку, в сторону от небывало жаркого заката Патриарших. Ангел поддался на уговоры, но, тоскливо проводив взглядом яркие упаковки абсолютно точно греховного мороженого со взрывающейся карамелью, ткнул пальцем в самый аскетичный ванильный стаканчик. Даже без шоколада.       Он так увлёкся шуршащей обёрткой, что и не заметил, что демон купил мороженое ему одному, а сам устроился рядом на лавочке. Он с любопытством следил, как смущённый пристальным взглядом ангел длинно и как-то будто неуклюже пытался слизнуть подтаявшие ванильные капли.       — Неужели тебе никогда не бывает там... ну, скучно?       Даниэль поспешно мотнул головой, не отрываясь от мороженого и тем стараясь заглушить назойливый голос совести, что-то твердившей о том, что за такое чревоугодие нужно будет просить прощения и наказывать себя.       — А мне было, — вздохнул демон. — Зато теперь — никогда. Всего-то нужно было пережить предательство.       — Своё собственное? — уточнил насторожившийся Даниэль, и Азик едва не усмехнулся, заметив, что кончик носа у ангела в ванильном мороженом.       Он даже не успел себя остановить, когда инстинктивно потянулся, чтобы согнутым указательным стереть пятнышко с чужого носа. Коснулся — но прикосновение не обожгло. Даниэль, удивлённо приподняв брови и скосив взгляд на кончик носа, в благодарность улыбнулся.       — Не моё предательство, а их, — задумчиво глядя на собственные коснувшиеся ангела пальцы, пробормотал Азик. — Ты поймёшь. Со временем. Обещаю.       — Не думаю.       Забавно. Азик ведь тоже когда-то так думал, тоже осуждал грех и тоже любил свои крылья. Защищал Небо даже ревностнее остальных — и пал одним из первых. Ему принадлежала целая пустыня, и в руках оставался собственноручно выкованный меч — и он совсем не жалел о том, что променял всё на это.       Теперь ему нравились только чужие крылья.       — Слушай, Дань...       Ангел поднял голову, вопросительно глядя в ответ, будто даже не заметив изменившееся обращение.       Демон смотрел как-то не так. Даниэлю и самому было странно; что-то незнакомое сдавливало-распирало грудь, и ему казалось, что всего вокруг становилось слишком много, когда Азик смотрел на него вот так. Будто звуки становились ослепляющими, цвета — оглушающими; будто он почти не чувствовал крыльев за спиной.       И как назло — если бы только Даниэль умел злиться — Азик вдруг придвинулся ближе, совершенно точно намеренно задел его коленкой.       — Что по завету? Поцелуют в одну щёку — подставь другую?       — Н-не совсем, — смущённо заметил Даниэль. — Если ударят по одной щеке, подставь и…       — Тогда нам нужен самый новый завет, — демон, упершись коленкой в лавочку, приподнялся и навис над ангелом. Близко-близко, так, что Даниэль даже почувствовал его тёплое дыхание на своей щеке. — Будешь моим новозаветным ангелом?       Грех поцелуя на вкус напоминал ванильное мороженое.