poison

Ничто не тянется так долго, как минуты нелюбимой пары. Проще выйти в окошко, чем досидеть до конца, но Минхо еще не готов идти на такие крайности, поэтому покорно продолжает создавать видимость бурной деятельности на лекции профессора Хвана. Не то, чтобы он не любил учиться, просто даже у отличников есть нелюбимые пары. Никто не идеален. Университет и специальность он выбирал осознанно, сколько сил, времени, пота и слез было потрачено, чтобы поступить в Сеульский Национальный, поэтому грех жаловаться. Просто он заебался. Вот просто устал, как может устать любой человек. Люди, сидящие целый день в офисе, считают, что как пашут они никто больше не пашет и вообще они самые уставшие, но любой студент скажет, что полноценный учебный день, где ты переключаешься с одной деятельности на другую и задействуешь разные навыки, выматывает так, будто ты отпахал смену двенадцать часов. Так что Минхо чувствовал себя именно так: пиздецки уставшим. Не радовало даже то, что после пары он сможет поесть. Его первый прием пищи за сегодня, а время близилось к трем. Наконец, услышав слова лектора: «Есть ли у Вас вопросы?», он понял, что свободен. Пара закончилась, и он смог выйти из душного кабинета и уныло пойти в столовую. — Ты выглядишь, как смерть, боже, — отвешивает «комплимент» Чанбин, ударяя Минхо по спине. «Спасибо, друг, я в курсе» — очень хочет съязвить Минхо, но не находит сил и вместо этого отвечает унылое: — Да, в курсе — Пизда, — так остроумно парирует Чанбин, — пойдем покормим тебя, станет получше, тебе еще две пары сидеть. Чанбин был одной из констант в жизни Минхо, что очень радовало, ведь он любил стабильность. Они с Чанбином не разлей вода с детства: вместе ходили пешком под стол, вместе разбивали коленки, вместе получали нагоняй в детском саду от воспитателей, вместе срывали уроки в началке, вместе же их прогуливали в старшей школе и, наконец, вместе поступили в универ. Чанбин смог на звукорежиссуру, всем назло, Минхо им очень гордился. Сам Ли пошел на юридический: полезно, престижно и стабильно. Минхо всегда был за стабильность: в жизни, в еде, в отношениях. Дойдя до столовой их встретил Чан, друг Чанбина. Они были одногруппниками, так вышло, что однажды забегая к Чанбину в арендованную студию он познакомился с его друзьями, с которыми позже стал очень близок, с одним конкретным даже слишком близко. Он сто тысяч раз пожалел о том, что тогда пошел к Чанбину. Никогда не ходил, а в тот раз поперся, судьба-злодейка, не иначе. Здороваясь с Чаном, Минхо с Чанбином встали в очередь, взяли себе обед, сегодня был кимпаб, и подсели к Чану. Стол был достаточно большой, чтобы за ним уместилась еще парочку человек. Так и вышло. — Приветики всем, — здоровается яркое солнце Феликс, а за ним и Чонин, который целует Чана в щеку, после чего тот улыбается, являя миру свои чудесные ямочки. Картина маслом, Минхо искренне рад за них. Они встречались уже два года и казалось, что ничто не способно их рассорить. Они были идеальным дополнением друг друга. Минхо всегда хотел, чтобы и у него однажды были такие отношения и такой человек рядом. — А Сынмин подойдет? — поинтересовался Феликс, поедая курочку. — Не-а, у него пару переставили, так что он бедный голодает, но я уже любезно взял ему покушать, — смущаясь отвечает Чанбин, опуская глаза и собирая палочками рис. Чанбин давно рассказывал Минхо о Сынмине, и поэтому он был не удивлен такому повороту событий. Сынмин был очень строгим и спокойным, но он раскрывался иначе рядом с громким и всеобъемлющем Чанбином. Они могли бы построить крепкие отношения, если бы достаточно работали над собой. Кажется, у Чанбина отлично получалось. — Ну мы так и поняли, — улыбнулся Чонин, — Когда вы уже порадуете нас детками? — заговорщически поинтересовался Чонин. Все начали откровенно ржать. Минхо тоже улыбнулся, Чонин смог поднять настроение даже ему. А в последнее время это мало кому удавалось. В последнее время у Минхо все шло по пизде: сон, аппетит, оценки и настроение. Этому, несомненно, было объяснение, одно конкретное зеленоглазое объяснение, которое когда-то было очень важной частью жизни Минхо. — Все наши детки будут проглочены мной в скором времени, надеюсь, — уверенно парирует Чанбин и их столик взрывается хохотом, все в столовой обращают на них внимание. — Кстати, — встревает Чан, — У нас концерт в субботу, чтоб все были, отказы не принимаются, если не увижу вас в субботу, то вам навсегда закрыт проход в мою хату и в мою тачку, — Чан пристально смотрит на Минхо, что молча поедал кимпаб. И Минхо прекрасно знал причину. Он уже несколько месяцев не появлялся на концертах друзей, каждый раз выдумывая новые причины для отказа. Лишь бы не видеть его, лишь бы не слышать его голос, лишь бы не вдыхать его аромат, лишь бы не смотреть на эти руки, что трогают гриф гитары, а раньше трогали его. Он бы не выдержал и расплакался прямо там, поэтому концерты ребят были помечены красным с пометкой «отказаться под любым предлогом». Правда на этот раз он не придумал отмазку. Он уже исчерпал весь свой лимит заготовленных речей и на новые нет сил, проще сказать правду, чем так врать друзьям. Не может вечно длиться эта беготня. Однажды он просто не выдержит и уйдет первым, чтобы не мозолить ему глаза. Он готов уйти первым, потому что, кажется, он уже давно не с ними. — Я подумаю, — это все, на что хватает Минхо. Пусть думают, что хотят. Он устал играть со своими страхами в прятки, они всегда его находят. Вдруг Ли слышит приближающиеся шаги. Всеми фибрами души он надеется, что это не тот, о ком он думает. Лишь бы это был кто-угодно, но только не сейчас, только не тогда, когда он решил снова попробовать обедать с друзьями и быть частью компании, ему все еще нужно время, иногда кажется, что и года для восстановления будет мало. К несчастью Ли, к столику подходит Джисон. Не один. Джисон не один, а с парнем, которого крепко держит за руку. Не его Джисон, с другим парнем под руку, это как удар под дых, это как человеку под аппаратом ИВЛ перекрыть кислород, это невыносимо. Нельзя показывать эмоций, нужно держаться. Никаких обид, никаких истерик, он же взрослый мальчик. Но рука предательски начала дергаться. Плохой звоночек. — Привет всем, это Хенджин, знакомьтесь, — воодушевленно начинает Хан. Хенджин милый. Очень элегантный, про такого скажешь: «handsome» и не ошибешься. Хенджин вежливый, он кланяется всем присутствующим и называет Чана уважительно «хен». А еще Хенджин творческий, очень талантливый художник, он сразу делится с ребятами своими работами и даже обещает Чонину его нарисовать. Хенджин действительно замечательный, в такого влюбиться раз плюнуть. Минхо прекрасно понимает, что Хван отличная пара для Джисона. Зачем ему скучный бумажкоперебиратель, когда есть творческий парень? Зачем ему обычный Минхо, с карими глазами и темными короткими волосами, когда есть блондин Хенджин с красивым хвостиком? Мама говорила: «Внешность козырь, но не туз», ох, как же ты, мама, была не права. — Минхо, а ты что думаешь? — к нему обращается Феликс, он, погрязнув в своих размышлениях, совсем потерял нить диалога. — О чем речь, сори, прослушал, — спокойно отвечает Минхо, будто присутствие нового человека и отсутствие у него одного старого человека его никак не ебет. Вот ни капельки. Нисколечко. Совсем. — Нас Хенджин позвал на выставку в воскресенье, пойдешь? — повторяет вопрос Феликс. О, конечно он пойдет. Минхо всегда мечтал пойти на выставку нового парня своего бывшего, чтобы вместо восхваления его картин выпалить «Кстати, ненавижу вас обоих» и уйти домой, по пути роняя слезы и жалея себя. Минхо понимает, что проблема в нем. Надо отпустить. Надо жить дальше. «Надо, надо, надо». Сотни надо, но никто не скажет «как». Как отпустить? Как забыть? Как простить? Как перестать чувствовать фантомные прикосновения рук? Как перестать слышать везде этот запах? Возможно, он просто помешался, возможно, Джисон — его самая вредная привычка, которую надо бросить, и жить станет легче. Возможно, он болен, возможно по МКБ его симптомы подошли бы под f63.9 «Расстройство привычек и влечений (неуточненное)». А ему и уточнять не надо. Он каждый день ровно 20 раз заходит на каждую страничку Джисона, чекает все подписки и лайки, проверяет когда он онлайн и знает его расписание наизусть. Минхо думается, что Джисон — яд, яд который уничтожает его изнутри, но от которого он не может отказаться, как наркотик. Нас убивает то, что мы больше всего любим. И, кажется, что это действительно так. Никто не делает Минхо больно так, как Джисон, даже просто своим существованием не в пространстве Ли. Он встает и думает о нем, весь день прокручивает в голове сюжеты их возможных примирений и их отношения с чистого листа, засыпает с мыслями о Джисоне. И так по кругу. Каждый день. Вот уже полгода. Он уверен, что никто не полюбит Джисона сильнее, чем он. Потому что это зависимость, это убивает Минхо каждый день, но он по-прежнему не отказался от этих чувств. Джисон сказал ему, что больше его не любит, но Минхо своих слов с признаниями в любви назад не забирал. Какая ужасная штука любовь, можно всю жизнь потратить на то, чтобы научиться любить. Хотеть владеть кем-то — это любовь по принципу обладания, ты держишь другого человека под контролем, забирая у вас обоих возможность чувствовать все краски жизни и развиваться вместе. Такая любовь не создает ничего прекрасного, а лишь душит и топчет все хорошее, что возможно при зрелой любви по принципу бытия. Минхо читал об этом, делал выводы, прекращал насиловать свой мозг бесконечным просмотром странички Джисона, но после возвращался обратно к состоянию «узнать о Джисоне все, что только можно». Однажды это его убьет и, кажется, он перестал сопротивляться.