Снежный принц

Ближе к двенадцати ночи на телефон Ёнджуна приходит сообщение от младшего. Тот просит его подъехать к двум часам дня к университету искусств. Джун вдруг понимает, что они с Чэвон учились в том же универе, и не может не радоваться. Он снова увидит знакомые коридоры и аудитории, увидит художественный корпус, в котором был всего пару раз. Ну и, конечно, увидит Бомгю. Он записал младшего в телефон — «медвежонок» и перед сном долго думал о том, почему Гю так не хотел, чтобы он знал про театр. Наутро снег растаял. Из кровати вылезать совсем не хотелось, поэтому до одиннадцати Ёнджун валялся в постели вместе с кошкой и размышлял, когда стоит написать Чэвон. Наверное, он сделает это вечером, уже после встречи. Очень странное чувство: его никогда не рисовали, он понятия не имеет, стоит ли как-то красиво одеваться или Бомгю уже всё подготовил. В итоге решает особо не запариваться и одевается как обычно. Чёлку оставляет на волю судьбы и погодных условий, целует кошку в лоб и выходит из дома. Ровно в два он заходит во двор университета и направляется в корпус художников. Бомгю встречает его у входа на первом этаже и ведёт за собой в пустую аудиторию. Джун улыбается, рассматривая коридоры, работы лучших студентов на стенах, вдыхает запах красок, клея и чего-то ещё, чьего названия он не знает. Сегодня суббота и вокруг стоит непривычная тишина. Они заходят в просторную комнату, залитую светом декабрьского солнца. Здесь особенно сильно пахнет маслом и растворителями, посреди класса стоит стол с постановкой, вдоль стен — шкафы с самыми разнообразными материалами, мольберты и холсты. Бомгю молча надевает фартук поверх пушистого чёрного свитера, ставит на подготовленный мольберт чистый холст и смотрит на Ёнджуна из-под очков. — Садись напротив. Можешь шевелиться как хочешь, но несильно. Нам задали написать… кое-что к началу каникул. Твоё лицо подходит теме. — Правда? — Джун ищет стул и садится в трёх метрах от младшего, ища какое-нибудь удобное положение. — А что за тема? — Потом скажу. Мы за один день не управимся. Если тебе куда-то нужно будет, говори сразу, я не хочу отнимать много времени. И… в оплату я тебе после просмотра отдам портрет. Если понравится. — Хорошо, я понял, — Джун чуть улыбается, расслабляясь, и смотрит на медвежонка. — Тебе нравится здесь учиться? Он хочет немного разрядить обстановку. В корпусе слишком тихо, музыку предлагать немного неловко, а разговоры никто не запрещал. Тем более, это хорошая возможность узнать друг друга получше, чего он и желал больше всего. Бомгю только кивает в ответ; это будет сложнее, чем кажется. Младший закатывает рукава до локтей и берёт палитру, выдавливая пока только один цвет, видимо, для наброска. Джун следит за его руками и замечает ещё несколько маленьких синяков на запястьях. — И всё же, почему театр? Бомгю очень долго молчит. Он точно услышал вопрос, но театр почему-то был для него неприятной темой. Ёнджун уже не надеется на ответ, думает, о чём спросить ещё, но слышит тихий голос. — Мой отец — директор театра. Он всегда хотел, чтобы я пошёл на театральный и после работал у него. А мама очень любила рисовать… Когда её не стало, я упросил отца получить первое образование в сфере живописи, как и мама. Он сначала согласился, а потом стал кошмарить меня своими пробами на тот или иной спектакль. Я не знаю… Не уверен, что у меня есть талант, мне просто не хочется… заниматься этим под его угро… — он осекается, — давлением. Слышится тихий стук о стекло: Бомгю моет кисточку в банке. Он больше ничего не говорит, а Ёнджун немного обдумывает услышанное. Он не такой уж и закрытый, оказывается. Хотя, наверное, мало знакомым людям легче что-то рассказывать. — Но тебе ведь нравится? Хотя бы немного, если не думать об отце. Гю снова молча кивает, задумавшись всего на секунду. Он кидает редкие взгляды на старшего, чтобы уловить позу и общие черты. И понемногу начинает смущаться под пристальным взглядом. Ёнджун явно замечает это и еле сдерживает улыбку. Хочется его как-нибудь подразнить, но атмосфера совсем не та. — А почему Новый год не любишь? — он ловит грозный взгляд медвежонка, но упорно продолжает. — Мне всегда нравился Соллаль. Обычно Новый год праздную с друзьями в городе, а Соллаль — с кошкой. Потом езжу к маме и посвящаю выходные ничегонеделанию перед телевизором. К тому времени часто лежит снег, особенно за городом. — Мне не с кем праздновать. Не люблю компании, а отец всегда на работе. И от снега руки мёрзнут. Все его слова, как ножницами, отрезают все попытки Ёнджуна найти подход. Но ему впервые в жизни так сильно хочется кого-то узнать. Он даже не может объяснить себе, в чём именно дело. А стоит ли вообще что-то объяснять? Если есть желание и оно не портит никому жизнь, почему бы и нет? Тем более младший всё ещё продолжает ему отвечать, а, значит, в разговоре он хоть немного, но заинтересован. — Если вдруг тебе будет одиноко… Ты можешь вспомнить обо мне, — звучит слишком самонадеянно — Джун знает, но правда надеется, что его слова найдут отклик в сердце младшего. Его успешно игнорируют, но атмосфера понемногу разряжается. Проходит ещё час за редкими вопросами Ёнджуна, которые в большинстве случаев улетают куда-то в пустоту. Бомгю сосредоточен на работе, его фартук и руки с каждой минутой становятся всё грязнее, а потом Джун замечает синюю краску на его щеке. Улыбка сама собой расползается по лицу, Гю замечает это и начинает по привычке хмуриться. — Чего? Я думаю, хватит на сегодня, начало положено. Нет, чего ты так лыбишься всё время? Ёнджун поднимается, разминая затёкшие конечности, и подходит ближе, от чего Гю немного теряется и забавно прячет портрет собой. — Почему-то не могу не улыбаться, когда смотрю на тебя. У тебя вот здесь краска, — Джун тычет пальцем в свою щёку, наблюдает, как младший отворачивается и пытается посмотреть в телефон, оттирая лицо чистым углом фартука. — Всё, ты можешь идти, — Гю начинает прибирать рабочее место, и Ёнджун решает немного помочь, складывая краски. Бомгю что-то недовольно бормочет, но позволяет ему. Вдвоём они выходят из университета в начале пятого и не спеша идут рядом. На улице очень тепло и безветренно. Гю предлагает встретиться в следующую субботу и уходит в другую от метро сторону. Наверное, живёт где-то рядом. Ёнджун глубоко вздыхает и достаёт телефон, собираясь поделиться хорошим днём с Чэвон. Всего он, конечно, не рассказывает, про театр, отца и синяки решает умолчать. Это очень лично для Бомгю и для него самого теперь тоже. Он рассказывает о походе в музей, прогулке, о вчерашнем снеге. О том, как он сегодня смущал младшего своим взглядом, и о стенах универа, которые за год совершенно не изменились. Чэвон к концу разговора замечает, что он сам ей всё рассказал, без её расспросов. Обычно она и слова не могла из него вытянуть, а теперь, похоже, он влип по полной программе. — Смотри, осторожнее, влюбишься ещё, что потом с тобой делать? — решает предупредить Чэвон, и Джун в очередной раз серьёзно задумывается о любви. Воскресенье он проводит дома, посвящая день своим раздумьям, уборке и осознанию, что уже в следующее воскресенье Новый год. К вечеру и Чэвон начинает написывать с расспросами, где и когда они соберутся с их общим другом и её парнем. Кажется, друг себе тоже кого-то нашёл, а вот Ёнджун, как всегда, на все праздники один. Он не расстраивается, но не представляет, как будет себя чувствовать в окружении двух счастливых парочек в то время, как сам будет витать где-то в облаках с мальчиком из театра. Перспектива праздновать одному не радует совсем, поэтому он быстро смиряется со своей участью. Неделя проходит тяжело. На работе снова завал; все, как ужаленные, носятся по офису, стараясь успеть закончить все дела сразу. До отпуска ещё целый месяц, и Ёнджун радуется предстоящим выходным и праздникам. В субботу первым делом он с предвкушением собирается на встречу с Бомгю. Вероятность, что он согласится провести Новый год в компании его друзей, равна нулю, поэтому он решает просто сделать небольшой подарок. С бумажным пакетом со снежинками он заходит в уже знакомый коридор и улыбается Бомгю. Младший кивает ему и, даже не глянув на пакет, идёт в аудиторию. — Сегодня бы закончить. Я долго тебя держать не буду: у тебя, наверное, планы. Закончу сам, если что. — Ты можешь держать меня столько, сколько нужно, — Джун протягивает ему пакет, когда они доходят до места. — Знаю, ты не любишь этот праздник, но я люблю. Сделай мне подарок — прими мой. Бомгю растерянно моргает, уставившись на пакет, а потом осторожно берёт его в руки, заглядывая внутрь. Он, словно котёнок, проверяет содержимое и поднимает голову, смотря на Ёнджуна. — Ты дурной? — на секунду Джуну кажется, что он сделал что-то ужасное и вообще всё испортил. Но Бомгю вдруг опускает голову снова, краснеет и улыбается, поджав губы. То ли его улыбка и правда самое красивое, что только можно увидеть в мире, то ли он просто так редко улыбается, что сердце Ёнджуна не выдерживает такого напора и разлетается на кусочки при виде этого чуда. — Я не особо разбираюсь, но пытал консультанта минут сорок, так что, надеюсь, тебе понравится. Джун снова неловко улыбается, пока Бомгю достаёт из пакета небольшой набор масляных красок и какие-то очень хорошие, судя по цене, карандаши. — Это ведь дорого, — младший складывает всё обратно и перестаёт улыбаться, заглядывая Ёнджуну в лицо. — Не надо было… — Просто возьми, всё в порядке. Давай уже начнём, потому что дел правда много. Он осматривается, берёт стул и хочет сесть на своё место, но вдруг чувствует, как к его спине что-то прижимается. Замерев и даже не дыша, он осознаёт, чьи тёплые руки и мягкий свитер дарят ему объятия. Он очень сильно хочет повернуться или накрыть чужие руки своими, но через несколько мгновений тепло пропадает, прогоняя по спине мурашки, а Бомгю в два шага оказывается за мольбертом, делая вид, что это не он только что обнимал его. Начало работы прошло в неловкой тишине, но спустя полчаса диалог завязался сам собой. Гю сегодня отвечал даже больше, чем обычно, хотя о себе старался ничего теперь не рассказывать. Ёнджун не настаивал. Он с удовольствием послушал небольшую лекцию о разных техниках в живописи, во второй раз убеждаясь, что Бомгю очень нравится то, что он делает. Ближе к пяти вечера Бомгю устало вздохнул и положил кисточку на палитру, отходя от мольберта. — Всё. Завтра я подправлю, что осталось, и можно выставляться. — Можно посмотреть? — Нет! — Бомгю закрывает собой холст, хмурясь, и машет ладошкой, чтобы Джун отошёл подальше. — Потом, как закончу. Давай, отойди, потом посмотришь. У тебя дела были, вроде. — Да, — Ёнджун улыбается и убирает стул на место, собираясь вместе выйти из здания. Он немного думает и решает всё же спросить. Он будет жалеть, если хотя бы не спросит. — А ты… не хочешь сегодня со мной погулять? Я буду с друзьями. Гю кидает на него быстрый взгляд и снова отворачивается, убирая краски. Он отказывает не сразу, немного думает сначала. Оказывается, сегодня вечером будет какое-то представление и он обещал прийти посмотреть. А потом сказал, что будет отсыпаться. Ёнджун немного огорчается, но, видя, как Гю прижимает к себе его пакет с подарками, нежно улыбается, забывая обо всех огорчениях на свете. Они прощаются друг с другом на углу улицы, и Джун думает, что в ближайшие дни младшего не увидит. К восьми вечера он, уже одетый потеплее, выходит из дома навстречу друзьям. Они решили пройтись по клубам, а затем вкусно поесть в каком-нибудь ресторане да разойтись по домам к часу ночи. На улице полно молодёжи; немного холодно, и Чэвон первые несколько минут жалуется на полное отсутствие снега. Впятером они обходят три клуба, прежде чем найти более или менее свободный. Джун веселится, но не может не возвращаться мыслями к Бомгю каждые десять минут. Интересно, посмотрел ли он уже спектакль? Пришёл домой или только вышел на улицу? У него, наверное, руки опять замёрзнут: на улице холодно. — Эй, танцевать пойдёшь? — Чэвон пихает его в плечо и вырывает из мыслей. Джун уже хочет согласиться, но чувствует, как в кармане вибрирует телефон. На экране светится «медвежонок», и сердце на секунду уходит в пятки. Он подскакивает и кричит через музыку, что скоро вернётся, а сам бежит на улицу. Трубку взять не успевает, поэтому набирает номер снова и ждёт. Неужели он передумал? Или просто что-то хотел спросить? Мысли одна за другой судорожно сменяют друг друга, пока он не слышит всхлип вместо гудков. — Ёнджун? Забери меня отсюда, пожалуйста… — голос будто осипший, и, судя по звукам, Гю плачет. — Что случилось? — Джун прижимает телефон сильнее к уху и начинает сильно переживать. — Где ты? Откуда забрать? — Я… во дворе. За тем кафе, в котором ты п-подошёл ко мне. — Сиди там, я сейчас буду. Он отключается и кое-как ловит такси, не теряя лишнего времени на то, чтобы вернуться в клуб. Вместо этого он пишет Чэвон, что сейчас очень нужен в другом месте, и все долгие пятнадцать минут дороги жутко нервничает. Расплатившись, он выскакивает из машины и оббегает здание, ища глазами знакомую фигуру. Гю, согнувшись пополам, сидит на холодных каменных ступеньках. Сердце невольно сжимается, и Ёнджун бежит к младшему, чтобы убедиться, что он в порядке. Он садится напротив и аккуратно приподнимает его лицо, тут же чувствуя, как закипает злость. Глаза напротив покраснели от слёз, а на щеке начинает темнеть приличных размеров синяк. Младший смотрит с грустью и сожалением, пытаясь вытереть слёзы. — Прости м-меня… — икает и опускает голову. Ёнджун обнимает его, прижимает к себе. — Я не знал, кому ещё позвонить. Мне так жаль… Ты, наверное, был не один? — Всё хорошо, Бомгю, я здесь. Давай, поднимайся, бетон холодный, — он придерживает Гю, чувствуя, как тот дрожит и опирается о него. — Кто тебя ударил? Хей… В ответ — тишина. Гю стоит, поджав губы, и подрагивает от холода, или плача, или от всего сразу, а Ёнджун приходит только к одному, как ему кажется, разумному решению. — Поедем ко мне. Он достаёт телефон, чтобы снова вызвать такси, пока Бомгю смотрит на него огромными глазами и вертит головой. — Не надо, правда. Я… Прости, я не знаю, что на меня нашло, просто хотелось, тебя… увидеть. — А теперь послушай меня, — он читает на экране, что такси будет через пять минут, и убирает телефон, смотря в глаза младшего. — Мы сейчас приедем ко мне, помажем твои синяки мазью, и ты мне всё расскажешь. Мои друзья — замечательные, взрослые люди, и не станут сильно обижаться, что я их бросил. Я хочу сейчас, чтобы ты был в порядке, ладно? Бомгю неловко кивает и вместе с Ёнджуном идёт к подъехавшей машине. Он всю дорогу молчит и щупает свою щёку, его тело переодически подрагивает, но он больше не плачет. Квартира Ёнджуна встречает их теплом и возмущающейся кошкой. Заметив кого-то чужого, она тут же замолкает и забирается на шкаф, наблюдая оттуда. Ёнджун помогает Гю снять куртку и усаживает его на диван. Квартира у него небольшая: одна комната, разделённая на гостиную и спальню тонкой ширмой, кухня со всем необходимым и душевая. Для одного человека с кошкой очень даже уютно и удобно. Бомгю всё ещё дрожит, и Ёнджун решает захватить вместе с мазью от синяков градусник. — Давай обработаем всё? — он старается говорить мягко, чтобы не напугать. Бомгю доверился ему, и он не может сейчас ошибиться. — Пожалуйста, сними свитер. Какое-то время младший не шевелится, решаясь. А затем медленно стягивает с себя тёплый пушистый свитер и кладёт рядом. На его теле не меньше десяти фиолетовых синяков размером с небольшое яблоко. В два раза больше уже пожелтевших, почти заживших. Ёнджун сглатывает и садится напротив, открывая мазь. — Я осторожно, — он дотрагивается до пятна на животе, и Гю рефлекторно вздрагивает. — Это твой отец? Наверное, слишком резко, но по выражению лица Бомгю он понимает, что прав. Тот прикрывает глаза, опять вздрагивает всем телом и кивает. Было бы проще, не будь это родственник. — Я могу что-то сделать? — Ёнджун поднимается чуть выше и теперь мажет ушибы на груди. Бомгю худенький, а его кожа горячее, чем нужно. — Тебе есть куда уйти? — Нет, — младший всё ещё сидит с закрытыми глазами, качает головой и шумно выдыхает. — Я дома почти всегда один, он постоянно в театре. Если я долго не появляюсь, он приезжает и забирает с собой насильно. Если я хочу уйти пораньше или просто устаю, он всё равно заставляет меня… Он постоянно хвалит меня, говорит, что я рождён для театра, но при этом продолжает бить, если ему что-то не нравится. Он никогда меня не бил, пока мама была жива. Голос чуть дрогнул, и он тут же притих. Джун, едва дотрагиваясь до нежной кожи, растёр мазь по его щеке и протянул градусник. — У тебя, кажется, жар, — старший садится сбоку и накидывает на чужие осунувшиеся плечи тонкое одеяло, приобнимая сверху. — Он платит за моё образование, я не могу так просто уйти. Слишком дорого. А я… я мечтаю закончить учёбу. Мне всего полтора года осталось. Бомгю снова вздрагивает и поворачивает голову, утыкаясь горячим лбом Ёнджуну в плечо. Температура и правда поднялась, поэтому старший сразу идёт искать лекарства и кутает Гю в тёплое одеяло. С растрёпанными волосами, уставший и заплаканный, он делает сердцу Джуна ещё больнее. А когда он шепчет, чтобы Ёнджун оставил его и возвращался к друзьям, в груди сжимается сильнее. — Ты думаешь, я тебя оставлю в таком виде? — Джун переодевается в домашнюю одежду и ложится рядом. — Поспи, если получится, ладно? Я буду беречь твой сон… Он слышит, как кошка спускается со шкафа и залезает на кровать, устраиваясь между ними. Гю очень скоро засыпает, а Ёнджун, слушая чужое дыхание, наблюдает, как за окном кружат снежинки. Он думает, как можно решить всю эту ситуацию с отцом Бомгю, и перебирает его отросшие волосы. — С Новым годом, Бомгю.