Время пришло

Я люблю говорить, что помню, о чем подумал, когда впервые увидел Мерлина. Ему нравится, когда я рассказываю об этом, несу всякую романтическую чушь и выгляжу при этом как идиот. Подозреваю, что второе нравится Мерлину даже больше чем первое, потому что его глаза в такие моменты приобретают насмешливо-ласковое выражение, за которым я вижу отблески нежности. И ради этих двух последних компонентов, я готов выставлять себя идиотом хоть по сто раз на дню. На самом же деле, когда я впервые увидел этого парня, сидящего за столиком в полумраке бара, мысли в моей голове смешались в коктейль из отрывочных восклицаний и междометий. Кажется, среди них присутствовало: «О, боже!», почти детское: «Ух, ты!», и не вполне цензурное: «Охренеть!». Один только взгляд на совершенные руки Мерлина, его острые скулы и губы, превратил меня из уверенного в себе, успешного мужчины в перевозбужденного подростка, который даже в собственной голове не мог связать и двух слов. Я не мог даже примерно прикинуть свои шансы, поскольку мой гей-радар отключился вместе с мозгом, но одно знал наверняка: что уйду из этого бара только вместе с ним. Проблема состояла в том, что я был не один. И отлично представлял, что подумают мои товарищи по команде, если я оставлю их компанию ради того, чтобы склеить понравившегося парня у них на глазах. Конечно, моя ориентация не была секретом. И все же одно дело – знать, а другое – видеть. Но мне было наплевать. Хлопнув Майка, нашего вратаря, по плечу, я сказал, чтобы праздновали без меня, и, не обращая внимания на несущиеся мне вслед недоуменные вопросы, направился к столику, где сидел человек, встречи с которым, я, кажется, ждал всю жизнь. Он был хорош, чертовски хорош, и мое сердце разгонялось, как спорткар на гоночной трассе, пока я шел к нему через шумный, переполненный людьми зал. Не придумав ничего лучше, я просто уселся на свободное место напротив, протянул ладонь для рукопожатия и представился: – Артур Пендрагон. Он взглянул на меня, остро и внимательно, и без колебаний пожал мою руку: – Мерлин. Честно говоря, в тот момент я испытал острое разочарование. Всякие намеки на легенды о короле Артуре, которые так любили газетчики, успели надоесть до смерти. Как и все возможные варианты «оригинального» флирта. Отчего-то каждый третий парень, с которым я знакомился, считал, что это отличная шутка – сказать что-то вроде: «Артур Пендрагон? Тогда я буду твоим Мерлином». Им казалось, это беспроигрышный подкат. Я считал иначе. И совсем не ожидал получить эту набившую оскомину банальность в ответ от парня, который мне так понравился. – Думаешь, это остроумно? – не скрывая раздражения, спросил я, – Разочарую тебя. За свою жизнь я слышал все возможные шутки насчет своего имени, так что можешь… – Решил, что я смеюсь над тобой, – прервал он меня, едва заметно улыбаясь, – Ты ошибаешься, меня действительно зовут Мерлин. – О да, конечно. – Мне показать документы? – он иронично вздернул бровь, и что это был за жест! – вся аристократичность английской короны меркла рядом с этим небрежным движением. – Покажи, – с сарказмом бросил я в ответ, и «Мерлин», усмехаясь, действительно потянулся к пальто за бумажником. – Этого будет достаточно? – он продемонстрировал мне свои права. Я глазам не мог поверить. На них действительно значилось имя Мерлин! Мерлин Эмрис – больше я ничего разглядеть не успел, поскольку он сразу убрал документы обратно в карман. – Знаешь, что это значит? – опершись локтями о стол, Мерлин наклонился ко мне, понижая голос. – Это судьба. Мы с тобой – как две стороны одной медали. Понимаешь, о чем я? Он взглянул на меня – остро и жадно, и напряженно умолк, ожидая ответа, который я едва ли мог дать, поскольку провалился в этот взгляд, разом растеряв все слова и мысли. Его глаза – яркие, глубокие, опушенные фантастически красивыми ресницами, полыхали жаром – в них отражалось столько чувств, что я совершенно утратил дар речи. Мерлин неотрывно вглядывался в меня, словно пытался найти ответ на какой-то вопрос, который был для него важнее жизни. Никто и никогда не смотрел на меня так. Никто из тех, кого мне доводилось встречать, не был горяч и притягателен настолько, чтобы от близости его тела пекло в груди, словно я забыл вдохнуть в легкие воздух. Да, я был ошеломлен. И совершенно не знал, что сказать. Должно быть, я молчал слишком долго, потому что выражение лица Мерлина изменилось: взгляд потух и будто подернулся инеем, а на губах заиграла усмешка, в которой чудился оттенок горечи. Плавно-ленивым движением он откинулся спинку дивана и обвел глазами бар. – Может, уйдем отсюда? – небрежно предложил он, – Продолжим знакомство в другом месте. Тут слишком шумно. С некоторых пор я не люблю толпу. Мне не требовалось иного приглашения, хотя странно было понимать, что инициатива исходит не от меня. Но в тот момент я был только рад, что он предложил – что понял, чего я хочу, и хотел того же. Можно было пропустить неизбежные намеки, реверансы и прочую предшествующую развязке муть. Я уходил из бара с самым потрясающим парнем на свете, чтобы провести с ним фантастическую ночь. Я был уверен, что она будет такой. В такси я не стал задавать вопросов, к кому из нас мы едем, потому что заниматься сексом привык на своей территории. При этом, совершенно не задумываясь, назвал водителю свой настоящий адрес, хотя никогда не вожу любовников к себе домой. После я изумился собственному поступку. Для одноразовых встреч я всегда пользовался специально арендованной квартирой. Когда ты известен на весь мир, то приходится соблюдать ряд правил, если не хочешь однажды увидеть свой домашний адрес в многочисленных ретвитах. Но Мерлин… С Мерлином все пошло не по сценарию с самого начала. В машине мы молчали. Я сидел рядом с ним и, повернув голову, любовался тем, как свет вечерних фонарей играет на резких чертах его лица. Как медленно поднимаются и опускаются ресницы, как сжимаются и приоткрываются губы, а глаза рассеянно скользят по силуэтам проносящихся мимо домов. Иногда он тоже поворачивался, ловил мой взгляд и слегка улыбался, отчего в груди вспыхивали россыпью огненные искры, и тяжелело в паху. Наш таксист, угрюмый араб под сорок, не выглядел как человек, который будет рад, если двое мужчин на заднем сиденье его машины начнут целоваться. А мне до смерти хотелось поцеловать Мерлина. Но все, что я позволил себе, – это положить руку на его бедро и сжать, лаская кожу сквозь плотную ткань брюк. Этот жест заставил Мерлина втянуть носом воздух; в его глазах я увидел подлинное желание, когда он откровенно и прямо встретил мой взгляд. Его ладонь легла поверх моей. И это было лучшее ощущение, испытанное мной в жизни. Гремучая смесь из предвкушения и сладкой неизбежности, похожей на ту, которую чувствуешь за миг до оргазма, когда уже не можешь отменить финал и сам ловишь от этого кайф. Я гадал, понял ли этот парень, Мерлин, кто рядом с ним? Узнал ли он меня? Хотя, конечно, должен был. Невозможно жить в Британии и не интересоваться футболом. Также как нельзя не знать, что лучший в мире форвард – нападающий, на счету которого голов больше, чем у Пеле, Месси или кого-либо еще – национальная гордость британцев – играет за Арсенал, и его имя Артур Пендрагон. Мог ли Мерлин быть не в курсе? Едва ли. Большинство парней, которых я снимал, шли со мной именно по этой причине. Не только потому, что я красив, крут и сексуален – хотя это так. Они ложились в мою постель в большей степени потому, что я знаменитость. И каждый раз я видел, как при моем приближении в их глазах загораются чемпионские звезды. Я мог бы иметь посредственную или даже непривлекательную внешность, и все равно они бы захотели провести со мной ночь. Со временем это даже перестало задевать – нелепо ревновать к собственной славе. А сейчас я мучился, гадая, по какой причине со мной пошел Мерлин. Это не должно было меня волновать, но волновало вопреки всем доводам рассудка. Я хотел бы думать, что просто понравился Мерлину, сам по себе. Я… Черт… Я чувствовал себя сентиментальным кретином. От какой-нибудь нелепой выходки меня спасло прибытие на место. Я жил в новом высотном здании на берегу Темзы, в просторном двухуровневом пентхаусе, который стараниями нескольких дизайнеров превратил в экстравагантный и весьма дорогостоящий лофт. Кто-то мог бы сказать, что с моими доходами я мог бы позволить себе особняк в Вестминстере – с видом на Букингемский дворец. Однако мне нравятся современные дома, стильный дизайн и захватывающий дух вид из панорамных окон. В том чтобы выбрать двухэтажный «чердак», когда можешь позволить себе замок – тоже есть своеобразное самовыражение. И я в очередной раз порадовался, что не живу в чертовом дворце с помпезной мебелью, дворецким и бесчисленным количеством комнат, когда, едва ввалившись в квартиру, прижал Мерлина к шершавой кладке стены и прошептал в манящие пухлые губы: – До кровати меньше ста футов, включая подъем по лестнице. Доберемся за тридцать секунд? – Сомневаюсь, – жарко выдохнул он, и накрыл мой рот своим. Хотя правильней было сказать – атаковал губами, голодно и жадно. Ладонь легла на мой затылок, требовательно зарылась в волосы, не давая отодвинуться даже на дюйм, а сам он – весь – втек, вжался в мое тело, нетерпеливо потираясь грудью и бедрами, вибрируя низкими горловыми стонами, так словно терял голову и хотел меня до умопомрачения. Ощущения были ошеломительными, от них меня вело сильнее, чем от самого крепкого алкоголя. Похоть опалила низ живота, разнеслась пожаром по венам, а кровь ринулась в пах так, что стало больно. Кажется, я зарычал в поцелуй, пытаясь одновременно притянуть Мерлина ближе и содрать с него рубашку. Мои руки беспорядочно шарили по его телу. Проникнув глубже в его горячий, настойчивый рот, я застонал, когда Мерлин сжал мой язык губами и принялся сосать, словно это был член. Я едва не кончил в тот момент… Казалось, мы оба впадаем в какое-то безумие. Мне отчаянно хотелось добраться до постели. Разложить Мерлина на её прохладной упругой поверхности. Стащить, наконец, одежду, которая раздражала, казалась грубой и жаркой – лишней. Собрав в кулак всю волю, я потянул Мерлина за собой, почти не глядя прокладывая маршрут от двери до лестницы – и наверх, в спальный отсек. Яростно целуясь и сталкиваясь руками в попытке избавить друг друга от ненужных тряпок, мы кое-как добрались до кровати и свалились на нее, нетерпеливо ерзая, чтобы прижаться друг к другу плотнее – словно впервые трахающиеся подростки. – Подожди… Дай мне!.. Раздеться… – я задыхался от нехватки кислорода в легких, возбуждения и захлестывающих эмоций. – Да… Да, сейчас, – Мерлин скатился с меня, за пару секунд избавился от остатков одежды, и сразу взялся за мой ремень, стаскивая джинсы вместе с бельем. Все остальное он успел снять в промежутке между центром гостиной и серединой лестницы. Лежа на спине, я поддал бедрами вверх, чтобы облегчить ему задачу. Ноющий от перевозбуждения член, наконец, высвободился из ставшей слишком тесной ширинки. Я накрыл его рукой, провел ладонью вверх-вниз, не в силах себя сдерживать. Сдернув джинсы с моих лодыжек, Мерлин отравил следом на пол носки и обернулся, Его взгляд тотчас вспыхнул и поплыл, когда он увидел, что я делаю. – О нет, это мне, – безапелляционно заявил он, забираясь на кровать и устраиваясь между моих коленей. Нагло оттолкнув руку, он наклонился и вобрал в рот мой член – глубоко, сразу до горла – заставив звезды вспыхнуть в мозгу. Пах опалило блаженством, я вскрикнул, кажется, утопая в нирване. Нежный влажный жар его глотки, сладостное давление – то, как он сосал – туго, сладко, умело – с явным удовольствием – все это превращало мое тело в сплошной оголенный нерв, заставляло терять голову от наслаждения. Меня несло к разрядке как щепку к водопаду. – Подожди… Не так быстро! О боже! – я совсем утратил разум, почти сдался жажде кончить в потрясающий рот Мерлина, когда тот выпустил мой член изо рта и с протяжным стоном потерся об него щекой, затем принялся порывисто целовать ствол, головку, бедра, оглаживать ладонями грудь и живот, шепча, словно в бреду: – Боги… Артур… – я с трудом разбирал слова, меня просто размазало по постели этим сногсшибательным минетом, но тело жаждало продолжения, и я протестующие застонал, толкаясь вверх бедрами и требуя вернуть все как было. Ладонь Мерлина тут же обхватила мой член, правильно-плотно обернувшись вокруг ствола, и принялась двигаться по влажной коже, лаская от основания к головке в идеальном, умопомрачительном ритме. – Какой же ты… – хрипло шептал Мерлин в ответ на мои возобновившиеся стоны. Он часто дышал, вздрагивал и облизывал губы, жадно глядя на меня пьяными от возбуждения глазами. Я потянулся к нему, ухватил за плечо, притягивая ближе. Я хотел ощущать его всей кожей. Он подчинился тут же, лег сверху, оставляя небольшое пространство для непрерывно двигающегося кулака. Его губы нашли мои, и реальность вновь исчезла, уменьшилась до размера наших тел, пылающих от желания. Я стонал в его требовательный рот, ловил движения губ и языка, толкался бедрами навстречу его руке, утопая в блаженном удовольствии. Никогда еще мне не было так хорошо от дрочки и обычных поцелуев. Хотя, нет – я выбрал неверное слово. Едва ли то, что происходило между нами, было чем-то обычным, и это необыкновенное заключалось в Мерлине. Он просто сводил меня с ума. И сам, как будто, терял рассудок тоже. Он ласкал мое тело с исступленной жадностью: целовал, покусывал, вылизывал каждый дюйм кожи на плечах, груди и животе – словно не мог оторваться, насытиться прикосновениями ко мне. Эти горячечные ласки, его шепот и стоны, лишали меня последних крох контроля над моим телом и разумом. Краем сознания я понимал, что безнадежно утратил инициативу, чего со мной давно не случалось. Пару раз попробовав себя в пассиве в юности, я понял, что эта роль не для меня. Сейчас же будто что-то замкнуло в моей голове. Я лежал на спине под Мерлином, чувствуя жар и вес его тела, в то время как его бедра ходили меж моими, сладко подтираясь о промежность, а ладонь – недвусмысленно гладила и сжимала ягодицы. Было кристально ясно, к чему все идет, но эта мысль вместо того, чтобы вызвать отторжение, наоборот, заводила меня. Я не хотел ничего менять. – Смазка, презервативы – в ящике, – выдохнул я хриплой скороговоркой, когда пальцы Мерлина, недвусмысленно коснулись входа. От этого прикосновения по телу побежала дрожь предвкушения. Я чувствовал себя расплавленной лавовой массой и безусловно хотел продолжения. – Где? – В комоде. Я так и не понял, как и откуда Мерлин достал необходимое – потому что с кровати он так и не поднялся, но спустя пару секунд это стало неважно, потому что потрясающий рот Мерлина вновь вобрал в горло мой член, а его пальцы размеренно задвигались внутри меня, безошибочно находя все нужные точки. Никогда не думал, что могу ловить такой кайф от принимающей роли. Что позволю кому-то делать с собой подобные вещи. Но то, что творил с моим телом Мерлин, было слишком хорошо – непередаваемо хорошо – так что я стонал, не сдерживаясь, от почти животного возбуждения и удовольствия. Инстинктивно двигая бедрами, бездумно толкался в его волшебный рот и в обратном движении глубже насаживался на ласкающие меня изнутри пальцы. И когда Мерлин, измучив меня и распалив до предела, поднял голову, явно спрашивая разрешения продолжить, я лишь кивнул, соглашаясь на все, чего он хочет. Я ожидал боли, но её не было, короткий тянущий дискомфорт растворился в хриплом шепоте Мерлина, который, вжавшись лицом мне в плечо, медленно входил в меня, сводя с ума ощущением вседозволенности и порочности происходящего. Барьеры рушились один за другим… А потом я вовсе перестал хоть что-то соображать. Разум выключился, остались только наши тела, наше неистовое желание: толчки Мерлина, его бедра, плавно и неумолимо двигающиеся в идеальном ритме. Его рука на моем члене, наши общие стоны, обжигающее дыхание и лихорадочные поцелуи. И еще – наслаждение, почти невыносимое, за гранью терпения – до искусанных губ Мерлина и багровых полос на его спине, оставленных моими ногтями… – О-хре-неть… – по слогам произнес я, едва очухался после крышесносного оргазма, который будто вынул из меня все кости. – Теперь ты просто обязан на мне жениться. Сбоку послышался тихий смешок, и я тоже ухмыльнулся, сообразив, что брякнул. Но затем посерьезнел и повернулся на бок, глядя на Мерлина. Тот лежал, раскинувшись на постели рядом со мной и, запрокинув голову, глядел в потолок. Его грудь тяжело вздымалась, шея и лоб блестели от пота, темная челка была совсем мокрой – похоже, наш сумасшедший секс его порядком вымотал. Я скользил глазами по телу Мерлина, только сейчас, собственно, получив возможность рассмотреть его. И мне чертовски нравилось то, что я видел. У Мерлина были широкие плечи, поджарое, жилистое тело, узкие бедра и длинные, стройные ноги. Мышцы гладкими волнами проступали под молочной кожей, покрытой на груди, икрах и предплечьях безыскусной темной порослью коротких, жестких волос. Я видел молодых и зрелых мужчин, которые были сложены лучше, чем Мерлин. Чьи античные торсы, отшлифованные тренажерами, окрашенные в бронзу лампами соляриев, так и просились на плакаты порно-журналов. О Мерлине я подобного сказать не мог, но его тело завораживало не меньше – сочетанием изящества линий и скрытой силы, некой сжатой энергии, будто дремлющей в этих сухих мышцах, и выносливости, в наличии которой я только что убедился на собственном опыте. – Я серьезно, Мерлин, – с трудом оторвав взгляд от узкой дорожки коротких темных волосков, идущих от пупка к паху, я перевел взгляд на расслабленный профиль моего потрясающего любовника, которого, как я надеялся, видел в своей постели не в последний раз. – Ты ведь не думаешь, что можешь проделать со мной нечто подобное, и затем просто испариться. Это было бы весьма не по-джентельменски с твоей стороны. Наверное, я слишком торопился и, может быть, переигрывал в своей нелепой попытке нанести упреждающий удар по сценарию, в котором Мерлин собирает вещи и просит вызвать ему такси. Мерлин усмехнулся, поворачивая голову в мою сторону. – Если это так сильно тебя тревожит, то не волнуйся – меня хватит еще на пару заходов. Успеешь взять на реванш. – Я не об этом. – О чем тогда? Я втянул в грудь воздух, не уверенный до конца, что стоит заводить об этом речь, тем более, что мне косвенно дали понять, что у нас еще есть время. И все же, я никогда не отличался терпением, и плохо переносил неопределенность, так что предпочитал сразу расставить все точки над «i», даже рискуя излишней прямотой и настойчивостью вызвать обратный эффект. – Ты ведь тоже почувствовал это, верно? – решившись, уверенно произнес я, глядя Мерлину в глаза, – Как ты сказал тогда? Мы словно стороны одной медали? Звучит, конечно, излишне пафосно, но что-то близкое к истине в этом есть. Наша встреча тянет на нечто большее, чем секс на одну ночь. – Хочешь продолжить? – пристально глядя мне в глаза, спросил Мерлин. – Хочу, – со всей искренностью ответил я, – А ты? Возможно, мне только почудилась тень неуверенности, мелькнувшая в глазах Мерлина. Впрочем, его можно было понять – даже на мой собственный вкус я излишне резко форсировал события. – Тогда я в твоем полном распоряжении, сир, – наконец, с иронией произнес он, изобразив лежачий полупоклон. Я возмущенно закатил глаза и в отместку за явное издевательство стукнул Мерлина подушкой под его довольный хохот. И мы продолжили… Сперва – тем же вечером, когда я, после недолгого отдыха, «взял реванш» к нашему взаимному удовольствию. Мерлин весьма активно способствовал этой сатисфакции. Отдавался мне с той же страстью, с которой до этого брал. Жадно и нетерпеливо двигал бедрами, насаживаясь на мой член, кусал свои невозможные губы, целовал жестко и жадно, притягивая к себе ладонью за шею, и неотрывно смотрел мне в глаза. Этот взгляд, горящий и пьяный от вожделения, сносил крышу не меньше чем наслаждение, которое я испытывал, раз за разом погружаясь в тесный жар его тела. Голова плыла, мне было дико хорошо – я сходил с ума от нашего необузданного секса, и от самого Мерлина, каждый хриплый стон которого будил во мне первобытные собственнические инстинкты. С этой мыслью я и уснул сразу после оргазма, крепко прижав к себе Мерлина, как ребенок любимую плюшевою игрушку. В другое время меня бы удивили эти авторитарные замашки – я никогда не любил спать с кем-то в одной постели, терпеть рядом чье-то присутствие, возню, жар и запах чужого тела. Обычно, удовлетворив потребности организма, я вежливо, но настойчиво выпроваживал своих случайных любовников. Вызывал такси и отправлял домой, ссылаясь на ранние тренировки, необходимость выспаться и прочие обстоятельства. Угрызений совести по этому поводу я не испытывал, поскольку не видел смысла издеваться над собой в угоду мнимой любезности по отношению к людям, которые были мне безразличны. По той же причине я не верил, что способен на сколь угодно длительную связь с кем-то, даже если она подразумевала исключительно секс. Что произошло со мной за этот вечер, что перевернуло с ног на голову все мои привычки, я не знал, и не хотел задумываться об этом. Я просто не желал отпускать Мерлина из своих рук. Пробуждение вышло потрясающим. Я проснулся от сногсшибательного минета, который Мерлин в этот раз довел до конца. Кончив в его горячий нежный рот, я растекся по постели, не в силах собрать в кучу поехавшие мозги. Мерлин поцеловал напоследок мой член, пожелал мне доброго утра и ушел в ванную. Я лежал как желеобразная амеба на постели, слушал, как рядом за стеной шумит вода, и боролся посторгазменной истомой, от которой меня вновь клонило в сон. Сквозь прикрытые ресницы я видел силуэт Мерлина, который стоял в дверном проеме с зубной щеткой в руках и задумчиво глядел на меня так, словно любовался. Я хотел, чтобы он вернулся в постель, чтобы мы продолжили то, что начали, но моим надеждам не суждено было сбыться, потому что, вернувшись в комнату, Мерлин сразу принялся одеваться. – Куда ты? Еще рано, – судя по темно-сиреневой дымке за окнами, рассвет даже не думал заниматься. – Ну, некоторым из нас надо на работу, – с иронией ответил Мерлин, натягивая брюки. – И что это за работа, куда нужно вставать в такую рань? Мерлин склонил голову к плечу, словно раздумывая над ответом. – Государственный госпиталь Уитингтон. Я медбрат. – Серьезно? – я даже проснулся от такой новости, – Так ты врач, Мерлин? – Медбрат, – повторил он, – У врачей есть практика, лицензия, репутация и прочее. А я всего лишь выношу утки, делаю перевязки, ставлю уколы и капельницы, и слежу, чтобы пациенты вовремя принимали назначенные лекарства. Мерлин говорил об этом с равнодушием человека, который не видит в своей работе ничего интересного, но я все равно был заворожен нарисованной воображением картиной. Я представлял себе Мерлина в мягких белых туфлях и медицинском костюме: зеленых брюках и рубашке с короткими рукавами и треугольным воротом. Как он ходит по палатам больных, спрашивает о самочувствии, измеряет давление, осторожно прикасаясь к пациентам своими сухими, чуткими пальцами. Как экономными, умелыми движениями ставит уколы, почти не причиняя боли. Я не знал почему, но эти картины заводили меня, как будто в этом действительно было что-то возбуждающее. Наверное, оттого, что их героем был Мерлин. – Наверняка, ты очень хорош в том, что делаешь. Мерлин чуть усмехнулся в ответ. – Никто не жалуется. Он присел на постель и, потянувшись ко мне, коснулся моих губ своими. – Мне пора. Увидимся, Артур. – Стой, – я поймал его за запястье, удерживая на месте, – Мне нужен номер твоего сотового. Мерлин чуть нахмурился и после паузы ответил. – У меня нет мобильного телефона. – Что? – изумился я. – Как это – нет? – Технологии в это время меняются слишком быстро, – пожав плечами, пояснил Мерлин, – не поймешь, к чему есть смысл привыкать. Но у меня есть пейджер, – после короткой заминки просветил он меня, чем вверг в окончательную растерянность. – Мерлин, пейджерами уже лет двадцать никто не пользуется. Как ты так живешь? Как с тобой связываются окружающие? Друзья? Родные? Коллеги с твоей работы? Мерлин задумчиво почесал щеку и вздохнул: – Я покупал как-то мобильный аппарат и сим-карту. Не помню, куда дел. Но если кто-то посылает мне сообщение, оно приходит на пейджер. – Каким, черт возьми, образом? – Понятия не имею. Магия, – Мерлин улыбнулся, показывая, что это шутка, а потом склонился надо мной и мягко поцеловал в губы. – Мне ведь известно, где ты живешь. Я приду. Может, даже сегодня. Не волнуйся, Артур. И он действительно пришел. И на следующий день, и вечером после. Потом я не выдержал, и сам купил ему сотовый, простейший кнопочный – чтобы Мерлин точно сумел с ним справиться. – Пожалуйста, носи с собой, и отвечай на мои вызовы, – говорил я, вручая ему телефон и всем своим видом давая понять, что отказа я не потерплю. – Мой номер забит в контактах. Показать, как работает? – Спасибо, разберусь, – кивнул Мерлин, без тени смущения принимая подарок, – в крайнем случае, скачаю инструкцию в сети. – Инструкция в коробке, – автоматически сказал я, а потом спохватился, – О, стало быть, компьютером ты пользоваться умеешь? – поддразнил я его. Мерлин ухмыльнулся: – Компьютеры и интернет, да будет тебе известно, были изобретены больше полувека назад и успели зарекомендовать себя. Что до нынешних модных игрушек, с которыми все так носятся, то их судьба еще под вопросом. Может уже завтра кто-то изобретет что-нибудь принципиально новое, и все нынешние гаджеты отправятся на свалку. Вот такие дела… Мерлин вообще оказался странным парнем. Эти странности проявлялись в мелочах, которые я замечал, хотя и никак не комментировал. Мы встречались почти каждый вечер, занимались совершенно упоительным сексом, и каждая такая встреча разжигала во мне желание быть ближе, узнать о нем как можно больше. Что, в общем-то, составляло своеобразную проблему, потому что Мерлин был скрытным как агент ЦРУ. Он мало говорил о себе, хотя, в целом, любил поболтать. Лишь спустя несколько недель путем длинной цепочки наводящих вопросов я выяснил, что у Мерлина никого нет, ни родных, ни друзей. Его родственники умерли, а друзьями он так и не обзавелся, потому что большую часть своей жизни путешествовал. Эти новые знания о Мерлине привели меня в замешательство. Как человек, у которого была семья, множество друзей и приятелей, и целая армия поклонников, я не понимал, как можно быть настолько оторванным от людей. Жизнь, которую в общих чертах описал мне Мерлин, показалась мне до крайности… одинокой. Хотя сам он не осознавал этого или не придавал тому значения. Коллекционируя наблюдения о странностях Мерлина, я заметил, что он держится на расстоянии не только от людей, но и от реальности в целом. Казалось сиюминутная действительность с её трендами, течениями и тоннами бесполезной однодневной информации проскальзывает мимо, никак не задевая его. Он совершенно не разбирался в моде, доверяя при выборе одежды советам консультантов в магазинах, слушал радио, выбирая на слух мелодичные песни, но при этом не знал названий ни одной из современных групп. Он не интересовался политикой, понятия не имел, что сейчас идет в кинотеатрах, не знал имен популярных актеров и не смотрел большую часть фильмов, даже из категории признанных «must see». Его познания в современной технике также были весьма общими. К примеру, он не различал марки автомобилей, и его таланты в этой области ограничивались способностью отличить такси от прочих машин, или кабриолет от седана или минивена. На основании всего этого любой из моих знакомых счел бы Мерлина ограниченным и неинтересным человеком. Вот только он не был таким. Глубина его познаний в тех областях, которые не имели временных рамок, приближалась почти к энциклопедическому уровню. Он разбирался в мировой истории на уровне университетских докторов. Свободно говорил на семи языках. Мог бесконечно рассказывать о странах, в которых побывал. Об архитектуре, традициях и нравах Востока. О флоре и фауне Африки, Австралии, Океании и обеих Америк. Мерлин по памяти мог процитировать отрывок из какого-нибудь романа, названия которого я даже не слышал. Казалось, Мерлин объездил весь мир и прочел столько книг, что было удивительно, когда он успел сделать все это. С каждым днем Мерлин интриговал меня все больше. Его слова, поступки и взгляды на жизнь действительно порой казались очень странными. К примеру, я был бесконечно удивлен и возмущен, когда выяснил, что и в своей профессиональной области, медицине, Мерлин также обладает весьма глубокими познаниями притом, что работает медбратом в общественной больнице за смешную зарплату. – Почему ты не получишь диплом и не станешь врачом? – говорил я, поражаюсь, как можно не иметь самых естественных амбиций. – Ты ведь способен на большее, чем выносить утки и ставить клизмы. – А еще недавно моя работа тебе нравилась, – с кислой улыбкой на лице пошутил Мерлин. – Я просто не понимаю тебя! Я действительно не понимал. Он вздохнул, похоже, сожалея, что обратил мое внимание на этот момент, и теперь вынужден давать объяснения. – Когда ты врач, у тебя есть имя и репутация, – медленно начал он, тщательно выбирая слова, – Все твои действия оставляют след в жизнях людей, след в истории. Каждый второй пациент помнит фамилию врача, у которого наблюдался или, к примеру, делал операцию. И даже если не помнит, подобные вещи фиксируются в документах. А имен медбратьев не помнит никто, – Мерлин сухо улыбнулся, – даже, несмотря на то, что я ношу бейджик, мое имя запоминает едва ли десятый пациент. А потом забывает со временем. – Для тебя так важно, чтобы твое имя никто не помнил? – я был слишком поражен его объяснением, чтобы в целом оценить всю абсурдность подобной позиции. – Важно – не оставлять следов, – со всей серьезностью пояснил Мерлин, – имя привязывает к реальности, ко времени и пространству, а мне это не нужно. – Почему нет? – с растерянным смешком спросил я. От рассуждений Мерлина веяло параноидальным бредом, но отчего-то я продолжал ему подыгрывать, – Многие напротив мечтают оставить след в истории. – Некоторые ради этого даже сжигают храмы* и стреляют в мировых кумиров*, – поддержал мой тон Мерлин, – а я, наоборот, не хочу привлекать к себе внимание. – Но почему?! – вопрос заел, как старая пластинка, я никак не мог успокоиться. Мерлин в изнеможении закатал глаза. – Потому что мне четырнадцать веков, и это довольно затруднительно – жить так долго в мире, где у каждого есть идентификационный номер, который привязывает человека к системе, как булавка бабочку в альбоме энтомолога. – Идиот, – обиженно буркнул я, сообразив, что в очередной раз стал жертвой розыгрыша и внятного ответа на свои вопросы так и не получу. Мерлин только ухмыльнулся. Впрочем, на все эти странности оказалось легко не обращать внимания, учитывая то, каким сильным было мое влечение к Мерлину, и как много значили для меня встречи с ним. Я увязал в нашей связи все глубже и глубже, и все чаще замечал, что в собственных мыслях называю Мерлина своим парнем, хотя никаких названий нашим отношениями мы оба не давали. И, наверное, в этом и состояла главная проблема – в том, что, несмотря на все, что между нами происходило, это нельзя было назвать отношениями. Только потрясающий секс и звенящие как провода под током чувства. И никаких, мать его, обязательств. В любом другом случае, я был бы только рад, что от меня ничего не ждут и не требуют, но с Мерлином то, что, казалось бы, было плюсом, становилось грандиозным минусом. Мы встречались почти каждый день, занимались сексом, ужинали вместе, болтали обо всем на свете и выбирались на прогулки по выходным. Мерлин приходил на все мои матчи, болел за меня, сидя на трибунах. А ночью мы засыпали, обнимая друг друга. Меня даже перестало удивлять то, что я, так нетерпимо относившийся прежде к чужим привычкам, легко прощал Мерлину все его причуды, например, шутки на тему короля Артура или привычку просыпаться и читать по ночам. Сквозь сон я часто слышал его шепот и видел, как горят золотом его глаза. Хотя, конечно, это был всего лишь отсвет от ночной лампы. Закрыв книгу, он виновато улыбался: «Разбудил тебя? Прости. Спи, Артур», и я снова засыпал, чтобы утром проснуться от потрясающего минета и поддразнивания: – Вспомнили, кто я, сир? И как бы я ни относился к чертовым легендам, такое «Доброе утро» неизменно побуждало меня включаться в игру и подыскивать остроумные ответы: – Великий Мерлин – бог секса. – Фанат моей волшебной палочки. Наверное, со сна и после оргазма шутки выходили так себе, потому что во взгляде Мерлина я замечал тень разочарования. Должно быть, он ждал от меня каких-то других слов. Однажды я рискнул сказать: – Парень, который сводит меня с ума. Я так и не узнал, угадал ли с ответом. Мерлин слишком быстро отвел глаза. Но с тех пор он все реже дразнил меня «его величеством», и прекратил задавать эти вопросы, хотя и не перестал будить минетом по утрам. Учитывая все вышесказанное, любой человек счел бы нас парой. Только это было не так. Меня не покидало чувство, что все, что я обрел благодаря Мерлину, все, чем так дорожил, может исчезнуть из моей жизни, так же легко как появилось, если он этого захочет. Некоторым моим знакомым требовалось несколько месяцев, чтобы разойтись – поделить вещи, территорию и общих друзей. С Мерлином мне нечего было делить. У нас не было ничего общего – в прямом, а в не переносном смысле. Мерлин, в своем маниакальном стремлении не оставлять следов в чужой реальности, не давал ни единой возможности связать его жизнь с моей. Он вел себя, как человек, который живет в гостинице, не разбирая чемоданов, готовый в любой момент освободить помещение. В моем собственном доме не было ни одной его вещи. Он никогда и нечего не забывал у меня и не оставлял намеренно. Даже чертову зубную щетку каждый раз забирал с собой, хотя я не раз намекал, что на полке в моей ванной комнате достаточно места, чтобы там поместился этот небольшой предмет. Я ни разу не был у него дома, так и не сумел выяснить, где он снимает квартиру. Я так мало знал о его повседневной жизни, что порой мне казалось, что Мерлин, как призрак, возникает на моем пороге из ниоткуда, чтобы потом опять исчезнуть в никуда. Естественно, я понимал, что это паранойя, но никак не мог отделаться от этих мыслей. Как-то раз в приступе некой безумной жажды я даже приехал к нему в госпиталь, чтобы просто увидеть Мерлина в условиях его обычной жизни и самому прикоснуться к ней. Администратор на ресепшен в больнице, где, по словам Мерлина, он работал, не помнила его имени, и долго искала в компьютере медбрата по фамилии Эмрис. Когда нашла, то очень удивилась, но подсказала, где он может находиться. У Мерлина был обеденный перерыв, так что я почти сразу обнаружил его в столовой для сотрудников. Несмотря на почти полный зал, Мерлин сидел за столиком один, и выглядел именно так, как я представлял себе – на нем была зеленая униформа с бейджиком на груди и белые кроссовки с бесшумной резиновой подошвой. Моему появлению Мерлин удивился и обрадовался, а потом мы занялись сумасшедшим сексом в какой-то кладовке. Тот случай немного примирил меня с действительностью, но не избавил от ощущения зыбкости нашей связи. Чтобы исчезнуть из моей жизни навсегда, Мерлину достаточно было выбросить подаренный мной телефон и уволиться с работы. Может, для кого-то претворить в жизнь этот план было бы сложно. Но только не для Мерлина. Думаю, ему потребовалось бы меньше десяти минут для принятия решения и заполнения нужных бумажек. Всего десять минут на то, чтобы оборвать все связующие нас нити. Он мог просто не прийти ко мне домой однажды, и я не знал бы, где его искать. Эта мысль убивала меня. Конечно, Мерлин не давал повода думать, что он намерен порвать со мной. Он просто всячески препятствовал тому обычному человеческому сближению, которое естественным образом возникает между людьми, которые чувствуют, что хотят быть вместе. Это сопротивление заставляло меня подозревать, что Мерлин не испытывает такого желания. И в то же время я не мог не верить нежности, которую видел в его глазах; тому восторженному упоению, с которым он отдавался мне по ночам; и ненасытной страсти, с которой сам ласкал мое тело. В такие моменты не существовало границ и времени, были только мы в нашем сокровенном здесь и сейчас. И чувства становились пронзительными, кристально ясными и непреложными, как закон тяготения. Постоянными, как орбиты планет. И пусть никто из нас не произносил вслух слово «любовь», я слышал это признание в каждом слове, которое он шептал во время секса, в каждом поцелуе и прикосновении. Порой то, что он говорил и делал, погружало меня в эйфорию на грани боли – настольно невыносимо сильным было это чувство. Как в тот раз, когда я услышал полную версию истории нашего знакомства, и получил ответы на вопросы, которые некогда терзали меня. В тот день исполнилось ровно шесть месяцев с момента нашей встречи, и я решил устроить ужин при свечах, так как давно искал повод сделать что-то нелепо-романтичное, что вызовет град насмешек Мерлина, и в то же время заставит его взгляд сиять тем особенным, мягким светом, который всегда согревал и завораживал меня. Ужин прошел идеально, именно так, как я задумал. Потом мы поднялись в спальню и занялись любовью – только так я мог бы назвать то, что происходило между нами в тот вечер. Позже, когда мы лежали в постели, обнимая друг друга, и я медленно целовал его лицо, линию скул и сомкнутые нежные веки, я почувствовал влагу и соль на губах. Это встревожило меня. Я спросил, в чем дело. – В том, что я глупец, – ответил Мерлин со странной горечью, – мы бы встретились гораздо раньше, если бы я хоть немного интересовался тем, что происходит нынче в мире. Так много времени потеряно... – О чем ты? – я ничего не понял, хотя и привык, что Мерлин порой говорит странные вещи. Он сглотнул и, не открывая глаз, продолжил, негромко и отрывисто, как будто произносимые им слова причиняли ему боль: – В тот день у меня была тяжелая смена. После работы я зашел выпить в бар возле госпиталя. Это спорт-бар, там постоянно идут трансляции разных соревнований, шумно и много людей, поэтому я редко туда захожу. Но в тот вечер я слишком устал, чтобы искать другое место. Мне просто хотелось выпить. В баре было темно, на экране шла прямая трансляция футбольного матча. Финал Чемпионата Мира: Англия – Германия. Счет: 2:2. Плей-офф. Овертайм… Мерлин прервался за тем, чтобы глотнуть воздуха, а я с замиранием сердца ждал продолжения. Я знал, о чем он говорит. Это я принес победу Англии в том матче. Забил золотой гол. – Народу было – не протолкнуться. Все галдели, скандировали. Я с трудом пробился к стойке, заказал виски. А потом услышал, как комментатор кричит твое имя, и увидел тебя на экране. Как ты ведешь мяч к воротам. Будто танцуешь с ним. Обходишь противников одного за другим. Затем, бросок. Удар – и-и-и!.. Мяч пролетает мимо перчатки вратаря и врезается в угол ворот… Мерлин открыл глаза, и я увидел, что они влажно блестят. Его голос, тихий и надтреснутый, вмещал столько чувства, что у меня комок встал в горле. – Это был красивый гол. Просто фантастический. Весь бар ревел в экстазе. А я смотрел на тебя… Как ты бежишь по полю… Обнимаешься с другими игроками, ликуешь… Я смотрел на тебя и сходил с ума. Точнее, мне казалось, что уже сошел. Люди вокруг кричали, аплодировали и рыдали от радости. И я тоже… плакал. И повторял твое имя. Снова и снова. Но никто не обращал внимания, потому что все вокруг делали то же самое. Мерлин умолк, часто сглатывая и переводя дыхание. Я тоже молчал, потому что не мог найти слов, чтобы выразить все, что творилось в душе. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. – Я выследил тебя, как обезумевший фанат, – со слабой улыбкой закончил Мерлин. – И я счастлив, что ты это сделал. – Я должен был сделать это раньше. Если бы я знал… Если бы я только… знал… Притянув Мерлина к себе, я накрыл его губы своими, прерывая этот поток самобичевания. Мерлин тут же ответил, жадно и яростно, словно мы целовались в первый и последний раз. Его слова бились в моей голове, отзывались сладкой дрожью в груди. Ничего более волнующего и откровенного я в жизни не слышал. Каким же нелепым и обиженным я почувствовал себя, когда на следующее утро, обнадеженный нашей близостью этой ночью, предложил Мерлину перевести ко мне свои вещи и получил отказ. – Спасибо за предложение, Артур, но, думаю, это ни к чему, – с хорошо знакомой спокойной непреклонностью пожал плечами Мерлин, потом поцеловал меня, собрался и ушел. Как всегда. Я злился весь день, делал нелепые ошибки на поле, так что тренер, видя, что я явно не в форме, снял меня с тренировки и отправил проветриться и остыть. К вечеру я успокоился, хотя в душе поселилась ноющая тоска. Я не знал, как донести до Мерлина то, чего я хочу, не понимал его, и не представлял, что вообще с этой ситуацией делать. Дошло до того, что отправился за советом к Гавейну. Да-да, как бы нелепо это ни звучало, у меня есть друг по имени Гавейн. Мы познакомились в университете и подружились только из-за чертовых артурианских легенд. Я просто не мог не обратить внимание на парня, которого звали как одного из рыцарей короля Артура, в то время как он не мог пройти мимо человека с фамилией Пендрагон. Все началось с взаимных насмешек, но со временем переросло в крепкую дружбу. Гавейн, в отличие от меня, был фанатом отношений, хотя и менял подружек каждые три месяца. Но я все же надеялся, что он подскажет мне что-нибудь дельное. – Твой бойфренд – очень странный тип, – задумчиво сказал Гавейн, когда я изложил ему свою проблему. Мы сидели в пабе и тянули любимый Гавейном ирландский эль из гигантских глиняных кружек. – Ты не пробовал просто объясниться с ним? – спросил он, сделав очередной глоток. – И что мне сказать? – с сарказмом ответил я, – Послушай, Мерлин, ты держишь дистанцию со мной, будто оставляешь себе возможность для побега? Я буду выглядеть, как неудачник, который допускает, что его в любой момент могут бросить. – Да, не лучший вариант, – Гавейн почесал небритый подбородок, взлохматил отросшие волосы и ухмыльнулся: – Тогда остается единственный способ – знакомство с семьей. – Что? – должно быть, я вытаращился на него, как баран, потому что ухмылка Гавейна сделалась еще шире. – Познакомь его со своим семейством. Это беспроигрышный сценарий. Тут до самого тупого бревна дойдет, что ты хочешь серьезных отношений. Я задумался. Идея была неплоха, вот только… – Я не могу познакомить Мерлина с отцом, – медленно произнес я, – Утер два года привыкал к мысли, что я гей. Боюсь, на то чтобы переварить новость о наличии у меня постоянного партнера, ему понадобится не меньше времени. – Моргана? – приподнял бровь Гавейн. Я усмехнулся. А вот этот вариант мог сработать. Как я уже говорил, с именем мне не повезло. Но и не мне одному. Мой отец Утер Пендрагон, большой поклонник истории и чертовский последовательный человек, назвал сына Артуром, а дочь Морганой. Но если мне досталась роль короля, то моей красавице- сестре – роль ведьмы, чем она, кажется, даже гордилась. Характер у нее тоже был соответствующий. В детстве мы были неразлучны, ругались почем зря, до драк, при этом яростно бросались защищать друг друга, если было нужно. Я знал, что могу на нее положиться. Когда я сказал Моргане, что хочу познакомить её со своим парнем, она пришла в восторг. – Господи, наконец-то! Я боялась, ты так и останешься ветреным придурком, который бегает за каждой… За каждыми штанами? Как, черт возьми, это назвать? Мерлина я предупреждать не стал, потому что опасался, что он попросту не придет на встречу. Её я намеревался провести дома, устроить будто случайно. Я давно дал Мерлину ключи от своей квартиры, и он нередко приходил раньше меня, когда я задерживался на тренировках. Я решил воспользоваться этим с той лишь разницей, что в этот раз я собирался вернуться не один. Как я и рассчитывал, в день, на который была запланирована операция «Знакомство с родней», Мерлин был дома. Я справился об этом заранее, чтобы точно ничего не упустить. Стоя в лифте рядом с сестрой, от волнения я не знал, куда деть руки. Стискивал их в кулаки, вызывая насмешливые комментарии Морганы. Она не могла понять, чем меня так беспокоит предстоящая встреча, а я сам не мог ей этого объяснить. Но реальность по степени абсурда превзошла все мои ожидания. Когда мы поднялись в квартиру, Мерлин привычно вышел в прихожую встречать меня. На его губах светилась улыбка, но едва он перевел взгляд на Моргану, то словно закаменел, лицо исказилась, застыло и потемнело от гнева, а глаза засверкали, как будто в них отразились вспышки молний. От него вдруг повеяло такой опасностью, что я просто оторопел от этого ощущения. Но еще меньше я ожидал, что моя боевая сестрица, которая в жизни ничего не боялась, при виде Мерлина ахнет, попятится и спрячется мне за спину как испуганная девчонка. Полагаю, «оторопь» – это недостаточно точное определение того, что я в этот момент испытал. Более верным было бы слово «шок». Мы все трое застыли в прихожей в самом нелепом из всех возможных вариантов приветствия. Мерлин очнулся первым. Он сделал крошечный шаг вперед, поднимая раскрытые ладони, как человек, который хочет предупредить кого-то, что на него вот-вот бросится ядовитая змея. – Артур… – «Не шевелись», – невольно прозвучало в моей голове, потому что тон Мерлина полностью оправдывал возникшее у меня впечатление. – Да что с вами обоими? – опомнился я, глядя на Мерлина, а потом оборачиваясь к Моргане, которая по-прежнему пряталась у меня за спиной, вцепившись в мой рукав, и из-за плеча таращилась на Мерлина, как на демона ада. – Что происходит?! – я требовал объяснений. – Какого черта вы ведете себя, как!.. Мерлин сделал глубокий вдох, и с явным напряжением в голосе спросил, указав мне за спину: – Артур, ты знаешь, кто это? – Естественно, знаю! – фыркнул я, чувствуя, что начинаю закипать, – Это Моргана, моя сестра, я хотел вас познакомить. Моргана, – взяв вяло сопротивляющуюся сестрицу за руку, я вытащил её из укрытия и поставил рядом с собой, – это Мерлин, мой бойфренд. – Мне стоило догадаться, – пробормотала Моргана под озадаченное: «Бойфренд?» со стороны Мерлина. – Вы, что, знакомы? – настойчиво спросил я, переводя взгляд с него на сестру и обратно. Этот вопрос, казалось, отрезвил их. Оба, как по команде, отвели глаза. – Знакомы. Были. Очень давно, – отрывисто ответил Мерлин, что, по сути, ни черта не объясняло. Больше он ничего не добавил, Моргана также молча хмурилась, и я решил, что на этом сцену сказочного приветствия можно закончить, но пообещал себе, что позже вытрясу из Морганы подробности её взаимоотношений с Мерлином, даже если для этого придется прибегнуть к пыткам. Я предложил всем присутствующим пройти в гостиную, и, к счастью, они послушались без возражений. Мерлин устроился в кресле напротив дивана, куда я усадил мрачную как грозовое небо сестру. Между креслом и диваном стоял низкий стеклянный столик на гнутых кованых ножках, таким образом, между этими двумя образовался импровизированный бруствер. Выпрямившись, я оглядел получившуюся мизансцену. Моргана и Мерлин даже не скрывали насколько не рады этой встрече. Каждый из них, застыв на сиденьях, хмуро сверлил оппонента глазами и молчал. Я только вздохнул. Вечер обещал быть незабываемым. – Я принесу чай, – сказал я, разбивая напряженную тишину, – не поубивайте друг друга, пока меня не будет. – Это уж как пойдет, – не спуская глаз от моей сестры, с иронией повел бровью Мерлин. Моргана фыркнула, явно не оценив шутку, и гордо отвернулась. Закатив глаза, я только головой покачал и ушел на кухню готовить чай. Поставив греться воду, я достал три чайных пары из подаренного мне Морганой сервиза и банку индийского чая с пряностями, которую недавно презентовал мне Мерлин. Руки двигались сами собой, моя голова была занята мыслями о том, что сейчас происходит в гостиной, и какими последствиями это грозит лично мне. Я не мог винить Гавейна за его совет, никто не знал, что так получится. Иногда мир оказывается на удивление тесен, и в этом нет ничьей вины. Вот только, что мне делать, если идея свести Моргану и Мерлина даст обратный эффект? Что если, вместо того чтобы стать ближе, он окончательно отдалится? Если у них с Морганой в прошлом были настолько плохие отношения, то эта встреча могла все только испортить, если не убить на корню. На мой взгляд, тут было чего опасаться. Залив листья в заварочном чайнике кипятком, я дожидался, пока он настоится, а сам невольно прислушивался к доносящимся из гостиной голосам. Хотя слов было почти не разобрать, утешало, что эти двое хотя бы заговорили друг с другом. Интонации также были слабо различимы, звуки сливались в сплошное «бу-бу-бу», прерываемое недолгими паузами. И все же, иногда, забываясь, они оба повышали голос, так что становилось возможно вычленить отдельные фразы, звучавшие достаточно напряженно: – Когда ты вспомнила? – Давно. Я была подростком. И ты представить не можешь, какой ужас я испытала! – Значит, его неведение весьма выгодно для тебя. Что ты с ним сделала?! – Ничего! Я клянусь, что!.. – Тогда, почему ты помнишь, а он – нет?! – Откуда мне знать, Господи?! Я тут ни при чем! Я не представлял, о чем и о ком они говорят, но злость и страх в голосе Морганы серьезно встревожили меня. Пора было возвращаться и брать ситуацию под контроль. Спешно составив на поднос чайные принадлежности, я направился к двери, по мере приближения все отчетливей слыша подробности разворачивающейся в соседней комнате ссоры. – Если ты знала, что он вернулся, могла бы и мне сказать, – сарказмом Мерлина можно было сжечь всю африканскую саванну. Моргана, впрочем, ему не уступала. – Даже если бы у меня было желание тебя разыскивать, как бы я могла это сделать?! У тебя есть аккаунт в Фейсбук или Твиттер? Или – О! – как я могла забыть! Любой может найти твое имя в лондонской телефонной книге! – Чай, – возвестил я, возвращаясь в комнату, и мой голос произвел эффект гонга на боксерском ринге. Эти двое тут же умолкли и отодвинулись подальше друг от друга на разные концы дивана. Оказывается, Мерлин успел пересесть, освободив мне кресло, но при этом сам оказался по другую сторону баррикад. Детский сад. – О чем беседовали, пока меня не было? – светски поинтересовался я, поставив поднос на столик. – Вспоминали прошлое, – ядовито отозвался Мерлин, принимая из моих рук блюдце, – нам есть, о чем вспомнить, верно, Моргана? Невинно улыбнувшись, он отсалютовал ей чашкой. – Меньше чем ты думаешь, – сердито бросила она, – для меня прошлое давно в прошлом. Чего и тебе желаю. – О чем, собственно, речь? – спросил я, усаживаясь в кресло напротив Мерлина и переводя взгляд с него на сестру и обратно, – Кто-нибудь объяснит мне, в чем проблема? Моргана также уставилась на Мерлина и демонстративно вскинула бровь. Мерлин вздохнул и отвел взгляд. – Возможно, уже ни в чем, – неохотно признал он, – Просто встреча вышла неожиданной. В целом, нельзя сказать, что вечер вышел кошмарным, хотя бывали моменты, когда я чувствовал себя Алисой на чаепитии у Безумного Шляпника – настолько мало я разбирался в нюансах происходящего. Моргана большую часть разговора была неестественно оживлена. Много рассказывала о себе, своей творческой карьере и увлеченности литературой. К слову сказать, моя сестра была писательницей. Романисткой. Раз в год из-под ее пера выходили романы в стиле Жорж Санд и Маргарет Митчелл. Если на свете и существует такой жанр как «исторический любовный роман», то Моргана преуспела именно в нем. И с какой бы иронией я не относился к её деятельности, успех у аудитории её книги имели. Мерлин слушал её откровения очень внимательно, будто выискивая в любом слове какой-нибудь подвох. Но больше, чем жизнь Морганы, его, казалось, интересовали наши с ней отношения, то, как мы общаемся, хорошо ли ладим друг с другом. Моргана это быстро заметила, и повернула разговор в нужную сторону. Так встреча превратилась в вечер воспоминаний о наших детских и подростковых годах. Мое и Морганы детство прошло в Суррее, в старом особняке, которым наша семья владела еще с викторианских времен. Надо ли говорить, что росли мы довольно избалованными детьми, которые к тому же не мыслили своей жизни без проделок и приключений. Перебивая друг друга, мы с Морганой с удовольствием делились этими историями. Вспоминали, как проказничали вместе, доводя нашу гувернантку мисс Моррис до бешенства. Как исхлестали друг друга крапивой, чтобы создать видимость заразной болезни и не идти в лицей (идея Морганы), как подожгли школьную библиотеку, чтобы сорвать семинар, к которому не хотели готовиться (моя идея). Как стащили из бара в кабинете отца бутылку с коллекционным коньяком и распили вдвоем на крыше нашего дома (не помню, кто это предложил, но досталось обоим). Мерлин живо реагировал на эти рассказы, смеялся, шутил и задавал вопросы, хотя я видел, что его взгляд даже к концу вечера не утратил настороженности. Через пару часов пытка чаепитием подошла к концу, и Моргана засобиралась домой. Я вызвал ей такси и проводил до дверей. Мерлин вышел следом за мной и молча наблюдал за тем, как я помогаю сестре надеть пальто и подаю ей сумочку и зонт. – Ты ведь понимаешь, что это не последняя наша встреча, – внезапно сказал он, обращаясь к Моргане, – Я хочу еще раз увидеться с тобой и поговорить. Надеюсь, ты не сбежишь? – закончил он, словно в шутку, но взгляд оставался серьезным и острым. Моргана фыркнула: – Естественно, нет. Это моя жизнь. С чего мне сбегать? Мерлин вдруг придвинулся к ней, на мой взгляд, излишне близко, и, почти нависнув сверху, сказал, глядя прямо в глаза: – Если я выясню… что ты что-то замышляешь… я буду вынужден… вмешаться. Имей в виду. От этих слов и тона, каким они были сказаны, я растерялся и едва не разинул рот. Ни разу прежде не слышал от Мерлина ничего подобного. Моргана побледнела, а потом с вызовом вздернула подбородок. – Раскрой глаза, Эмрис. Времена изменились. Все, за что раньше имело смысл бороться, больше не имеет значения. Уж ты-то должен был заметить. С этими словами она развернулась на каблуках и ушла, с силой хлопнув дверью. Этот звук заставил мне очнуться. Я резко повернулся к Мерлину, чувствуя, как в душе вскипает гнев. Конечно, я опоздал со своим негодованием, но не мог и дальше делать вид, что все происходящее в порядке вещей. – Это что сейчас было?! – рявкнул я, указывая на дверь, – Мне показалось, или ты только что угрожал моей сестре?! Какого черта, Мерлин?! Что она сделала тебе?! От моего крика Мерлин поморщился и с силой провел ладонью по лицу, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Не мне, – глухо произнес он, наконец, глядя в стену за моим плечом, – Был один человек... Он много значил для меня. И для нее тоже. Вначале. Но Моргана…– Мерлин прервался и сделал глубокий вдох, так словно с трудом мог говорить, – Моргана скверно поступила с ним. Вся эта история плохо закончилась. Это просто… – он странно усмехнулся, и покачал головой, – просто убило её, ты знаешь? От вида Мерлина, его слов и горечи в голосе, моя злость пошла на убыль, оставив только растерянность. Нет, того, о чем он говорил, я не знал. И не представлял, как должен реагировать. Отчего-то я не сомневался, что Мерлин сказал мне правду, да и поведение Морганы косвенным образом это подтверждало, и теперь я не понимал, что в такой ситуации делать мне. – Послушай, Моргана – моя сестра, – сказал я после долгого молчания, – Конечно, она далеко не идеальна, но я люблю ее, такой как есть, и знаю, что на самом деле она хороший человек. Даже если она натворила что-то в прошлом, наверняка она сожалеет об этом. Это ведь было давно, я правильно понял? – Да, – тихо подтвердил он, – много лет прошло. – Люди меняются, Мерлин. И я уверен, что с тех пор Моргана тоже изменилась. Хотя бы попробуй простить её и наладить отношения. – Ты действительно этого хочешь? – спросил Мерлин, поворачиваясь ко мне и всматриваясь в глаза. – Да, это важно для меня. Мерлин вздохнул, отвел взгляд и, чуть помедлив, ответил: – Хорошо, я постараюсь. Ничего не могу обещать, но я попробую, Артур. И он действительно попробовал. Некоторое время спустя, Мерлин приехал ко мне домой позднее обычного, и вид у него был взъерошенный, как у потрепанного дракой кота. На вопрос, почему он задержался, Мерлин ответил, что встречался с Морганой: – Она протащила меня по всем бутикам в том чертовом торговом центре. Это было ужасно. Его помятый вид и жалобный тон вызвали у меня улыбку. Представив себе эту картину, я с трудом удержался от смеха. – Не стоит злить мою сестру. Она умеет мстить весьма изощренно. – Как будто я не знаю, – потирая шею ладонью, проворчал Мерлин, а потом улыбнулся мне светлой, усталой улыбкой. – Все в порядке. Мы поговорили и… пришли к соглашению. Думаю, проблем быть не должно. Услышав эту новость, я, с одной стороны, испытал облегчение, а с другой – ощутил укол ревности и досады, оттого что Моргане удалось прийти с Мерлином к какому-то «соглашению», в то время как я сам больше полугода бился над похожей проблемой и даже не приблизился к решению. Мне и до этого момента хотелось расспросить сестру о Мерлине, а теперь я решил, что просто обязан это сделать. Быть может, у Морганы был какой-то особый подход к нему, о котором я попросту не знал. Увидеться с Морганой мне удалось лишь спустя несколько дней. Договариваясь о встрече, я сразу предупредил, что поговорить хочу о Мерлине, и хотя Моргана отнеслась к моему желанию без особого энтузиазма, спорить она, к счастью, не стала. Мы договорились встретиться в ее доме в Ричмонде. Уютный двухэтажный коттедж, который Моргана приобрела после отъезда в колледж, идеально подходил для ее работы и стиля жизни, а также для бесед наедине. У меня накопилось достаточно вопросов. Я хотел знать, как и когда она познакомилась с Мерлином, насколько хорошо его знает, и кем был человек, ставший причиной разлада между ними. Конечно, я был бы не прочь выяснить заодно, что тогда произошло, но, подумав, пришел к мысли, что меня это не касается. Некоторые мои знакомые считали меня бесчувственным бревном, лишенным такта и чувства меры, и, может, в чем-то эта характеристика была оправдана, но даже моих скудных социальных талантов хватало, чтобы понять, что не стоит копаться в прошлом собственной сестры. Моргана встретила меня приветливо, хотя по некоторым признакам было заметно, что она волнуется. В глазах то и дело вспыхивали тревожные искры, а губы чуть подрагивали, даже когда она улыбалась. Мы расположились в беседке в саду, и я задал Моргане свои вопросы. Она ответила, что познакомилась с Мерлином в Венеции, куда сбежала сразу после колледжа, и где был написан её первый роман. – Я чувствую свою вину перед Мерлином, – негромко говорила Моргана, опустив взгляд на чашку, о которую грела явно мерзнущие ладони, – Мне нелегко с ним. Он как живое свидетельство прошлого. Постоянное напоминание об ошибках, которые я совершила. – Что произошло? – все же спросил я, чувствуя острое сожаление, пусть даже события, о которых мы говорили, не имели ко мне отношения. – Прости, я не хочу об этом говорить, – она зябко пожала плечами, – К тому же, это не только моя тайна. В большей степени она принадлежит Мерлину. Спроси его. Он расскажет, если решит… так. Хотя, – она слабо улыбнулась, – от всей души надеюсь, что он никогда этого не сделает. – Все настолько плохо? Но вы ведь помирились, разве нет? – Можно сказать, мы смирились с существованием друг друга, – усмехнулась Моргана, и на несколько секунд её лицо осветила прежняя улыбка, – Только я хотела бы встречаться с ним пореже, если ты не возражаешь. Учитывая обстоятельства, отказать в подобной просьбе я не мог. Да и не имел права настаивать. – Жаль, я надеялся, что ты мне поможешь. – Помогу? С чем? – она и впрямь казалась удивленной. – С Мерлином, – я вздохнул, понимая, что без комментариев тут не обойтись, – Я никак не могу найти к нему правильный подход. Надеялся, что ты мне что-нибудь подскажешь. – И в чем заключается проблема? Вот так, слово за слово, я и выложил ей все, оправдывая себя тем, что, согласившись на столь трудный для себя разговор, Моргана заслужила мою ответную откровенность. – Почему ты просто не поговоришь с ним об этом? – сочувственно спросила Моргана, когда я закончил свой рассказ, – Мерлин, конечно, тот еще упрямец, но ради тебя он готов на все. – Очевидно, в список этого «всего» не входит такой подвиг, как согласие стать моим парнем, – с горечью отозвался я. – Если ты скажешь ему, чего хочешь… – Я уже пытался, – прервал я Моргану, – Намекал, предлагал. Он словно меня не слышит. Или делает вид, что не понимает, к чему я клоню. Мне кажется, будто он не уверен, что нам стоит быть вместе, и из-за этого игнорирует мои попытки сблизиться. Моргане это явно не понравилось, она нахмурилась, задумчиво глядя на меня. – Не ожидала подобного от Мерлина. Если хочешь, я поговорю с ним. – Вот только этого не надо, – мгновенно вскинулся я, выставляя перед собой ладони, – Пожалуйста, не вмешивайся. – Почему, нет? – Я достаточно взрослый человек, чтобы, решая личные проблемы, обойтись без заступничества старшей сестры. Моргана фыркнула и закатила глаза: – Идиот, – и на этой позитивной ноте мы завершили наш разговор о Мерлине. Я думал, что на этом все закончится. Примирение моей сестры и Мерлина давало повод надеяться, что мои опасения не сбудутся, и из идеи их знакомства действительно удастся извлечь какую-то пользу. Вначале казалось, что так и есть. У нас с Мерлином образовались новые точки соприкосновения, и это, как я думал, укрепило нашу странную однобокую связь, сильнее вовлекло Мерлина в мою жизнь, с чем, я надеялся, он в итоге примирится. Я оказался не готов к тому, что все рухнет в один момент. Возможно оттого, что я недооценил глубину той трещины, которая пролегла между Морганой и Мерлином. Этот айсберг не выдержал столкновения с реальностью и раскололся к хренам собачьим, погребая под осколками наши жалкие недо-отношения. Я не мог винить в этом Моргану, пусть она и запустила этот процесс, также я не мог бы сказать, что это было виной моей или Мерлина. Просто между ним и мной стоял кто-то еще. Некто из прошлого, о чьем существовании я узнал на том безумном чаепитии и о ком никак не мог перестать думать. Я так и не спросил у Мерлина, кто это был, и какие их связывали отношения. Я решил не поднимать эту тему, оставив за Мерлином право хранить свои секреты. А потом разразилась буря. И к её приходу я был совсем не готов. В тот вечер я вернулся домой поздно из-за подготовки к отборочным турам Кубка Англии. Тренировка была долгой и изматывающей, и я спешил домой с единственным желанием – поскорее добраться до кровати и уснуть. Когда я зашел в квартиру, то сразу почувствовал неладное. Свет в гостиной зоне ярко горел, оттуда доносились громкие голоса, которые принадлежали Моргане и Мерлину. Они яростно спорили. Судя по всему, я вернулся домой в разгар какого-то грандиозного скандала. Бросив на пол спортивную сумку, я сделал несколько шагов в сторону гостиной, намереваясь немедленно вмешаться, но невольно остановился и застыл, едва до меня дошел смысл слов. Моргана кричала: – Ты хоть осознаешь, что творишь, ты, мерзавец! Ты же мучаешь его! Как ты можешь так с ним поступать?! – Не смей называть меня мерзавцем! Ты прекрасно знаешь, что я делаю и почему! – О, я вижу, что ты делаешь! Издеваешься над его чувствами, пробуешь на нем свои старые приемчики, препарируешь, как лягушку!.. – Я просто хочу, чтобы он все вспомнил! – Да на кой черт это нужно?! Разве ты не видишь? Он счастлив! У него отличная жизнь! И он все тот же человек, каким был! Прекрасный человек! А ты ведешь себя так, будто тебе подсунули дешевую подделку! Да, что с тобой, Мерлин! Нельзя быть таким эгоистом! – Причем тут мой эгоизм?! Ты забыла, кто он?! Не задумывалась, почему он здесь?! Почему, сейчас?! Он должен был прийти, когда… – Он никому ничего не должен, Мерлин! Даже если эта гребаная планета отправится к черту, он не обязан разгребать чужое дерьмо! – Это его предназначение! – Это высокопарная чушь! Очнись, Мерлин! Его время прошло! Все давно изменилось! Кем он мог бы быть, если бы все вспомнил?! Что вообще стал бы делать с этой памятью?! Так как сейчас гораздо лучше, просто ты в своей одержимости не в состоянии это понять! – Если все так, то почему, черт возьми, он здесь?! – Может, кому-то на небесах просто надоело слушать твое нытье! Может, тебе сделали подарок! Почему ты просто не можешь принять его, не задавая тупых вопросов?! Они продолжали орать друг на друга так, что, наверное, и за пределами квартиры было слышно, а я стоял столбом, ошеломленный этим светопреставлением. Потом, очнувшись, подумал, что с меня хватит, и решительно зашел в комнату. – Я вам не помешаю? – Артур!.. – слабо воскликнула Моргана, разом растеряв свой боевой настрой. Мерлин также осекся, оборвав на середине очередную гневную тираду. Остановившись посередине комнаты, я оглядел представшую взгляду картину. Моргана и Мерлин выглядели одинаково взвинченными и раскрасневшимися от крика. При этом они оба были явно растеряны и смущены моим внезапным появлением, как будто забыли, что это мой дом, и я вообще-то в нем живу. – Мне кажется, вы оба задолжали мне объяснения, – сказал я, скрестив руки на груди, – И в этот раз вы их дадите. Я хочу знать, что происходит. Итак, кто первым возьмет слово? Моргана? – я со значением посмотрел на сестру, – Мерлин? Моргана метнула на него умоляющий взгляд, смысл которого я не сумел расшифровать, а вот Мерлин, кажется, понял, потому что сжал губы и отвернулся. Этот безмолвный диалог еще больше разозлил меня. Осточертело, что я вечно оказываюсь не у дел, вынужденный теряться в догадках о том, что все это значит. – Я жду ответ, – с нажимом добавил я, – и гарантирую, что вы не выйдете из этого дома, пока не объяснитесь. Мерлин глубоко вздохнул и потер ладонью лицо. – Хорошо, – кивнул он, поднимая на меня серьезный, усталый взгляд, – Наверное, это к лучшему, что ты пришел. Может, ты сумеешь рассудить нас. – Я весь внимание, – с ироний ответил я, усаживаясь на подлокотник кресла и выжидающе глядя на Мерлина. – Представь такую ситуацию, – напряженно продолжил он, проигнорировав мой тон, – Был один человек, великий человек, он был способен на невероятные свершения. Но потом с ним случилось несчастье. И он… исчез на долгие годы. Но недавно я сумел отыскать его, и узнал, что он утратил память. Он не помнит, кем был. Совсем ничего не помнит о себе прежнем. – У него прекрасная жизнь сейчас, – вмешалась молчавшая до этого Моргана, – Он нашел любимое дело, не то которое было раньше, но он добился огромных успехов, и полностью доволен тем, как живет. У него много друзей и поклонников. Он счастливый человек! – Моргана, помолчи! – резко прервал её Мерлин. – И не подумаю! – взвилась она в ответ, – Если ты хочешь спросить совета у Артура, то должен дать ему полную картину! – И в чем, собственно, заключается твой вопрос? – прервал я их, привлекая к себе внимание, пока эта перепалка не переросла в новую ссору. Мерлин вновь повернулся ко мне. Облизнул губы, втянул в грудь воздух, перед тем как ответить: – Я не знаю, что мне делать. Я пытался помочь ему вернуть память. Все перепробовал, но ничего не помогает. Может, он так и не вспомнит, кем был, до конца дней. И я… – не сводя в меня потемневших, почти больных глаз, Мерлин покачал головой, – не представляю, как мне теперь быть. Может, ты подскажешь? Как бы ты поступил на моем месте? Я сглотнул образовавшийся в горле горький комок. Демон ревности вцепился в мое сердце и глубоко запустил в него свои когти. Казалось, то, что Мерлин с таким волнением говорит о ком-то другом, не оставляло мне шансов, но он ждал ответа. И я должен был его дать. Игнорируя пульсирующую болью черноту в груди, я повернулся к сестре. – А что говорят врачи? – Они бессильны, – быстро ответила Моргана, и тут же поправилась, – то есть, от них это не зависит. – Тогда… – я сделал глубокий вдох, всеми силами стараясь не выдать, насколько мне сейчас больно, и продолжил: – Тебе стоит или оставить этого парня в покое, или смириться с тем, что с ним случилось. – Смириться, – с непередаваемым выражением на лице повторил за мной Мерлин. – Да, – пожал я плечами со всей возможной небрежностью, – если ты все равно ничего не можешь изменить, но хочешь сохранить с ним отношения, то это единственный вариант. Иначе ты попусту измучаешь его и себя. Ты мог бы принять его новую жизнь. Узнать его заново. Начать все с чистого листа. Если это, конечно… достаточно для тебя важно. Я умолк, чувствуя, как горло сводит спазмом. Едва ли я смог бы выжать из себя еще хоть слово. Воцарилось молчание. Лицо Мерлина напоминало восковую маску, он смотрел на меня так, будто не мог поверить собственным ушам. – Ты видишь? – обращаясь к нему, негромко произнесла Моргана, – хотя бы к его словам ты мог бы прислушаться. Мерлин отрывисто втянул в грудь воздух. – Артур просто не знает, о чем говорит. Резко повернувшись, он ринулся вон из комнаты. – Мерлин! – я вскочил на ноги, желая остановить его, но ту же секунду услышал хлопок входной двери. – Оставь его, пусть уходит, – примирительно произнесла за моей спиной Моргана, – Ему просто нужно остыть. – Между ними до сих пор что-то есть? – с болью озвучил я терзавшие меня мысли. – Что? – удивилась Моргана. – Тот человек, о котором вы оба говорили… Из-за него Мерлин не дает мне ни единого шанса. Он явно любит этого парня и не может забыть. – Артур, ты ошибаешься, – почти с испугом произнесла Моргана, – для Мерлина нет никого важнее тебя. – Тогда как я должен понимать все это?! – спросил я, указывая на дверь. – Моргана, я не идиот и не слепой! И если, выйдя за эту дверь, Мерлин больше не вернется, я даже не удивлюсь! – Он обязательно вернется, Артур, – бросившись ко мне, она порывисто обняла меня за плечи, с тревогой заглядывая в глаза, – Послушай, те отношения… Это было очень давно. И уже не имеет значения. Просто Мерлин упрям и слишком близко к сердцу принял случившееся. Ему нелегко с этим смириться. Но единственный, кого он любит – это ты. Для него нет никого дороже. – Он сам так сказал? – спросил я, всем сердцем желая, чтобы это оказалось правдой. – Нет, он не говорил, – Моргана отвела глаза, – Но я знаю, что все так и есть. Поверь мне, я, правда, знаю!.. Вопреки заверениям Морганы, Мерлин так и не вернулся. Ни в этот вечер, ни на следующий, ни через неделю, ни через две. Его мобильный телефон оказался выключен, а в госпитале мне сказали, что медбрат по фамилии Эмрис написал заявление на бессрочный отпуск. Надо ли говорить, как я был подавлен всем этим. Хотя вернее сказать – раздавлен, разбит, уничтожен. Сначала я просто не мог поверить, что он действительно не придет больше. Звонил ему по десять раз на дню, посылал километры сообщений, бесконечно проверял телефон и почту, надеясь получить ответ на свои послания. Когда я понял, что ответа не будет, то словно сошел с ума. Напился, как свинья, и в припадке ярости разгромил квартиру: швырял посуду и мебель, сломал несколько стульев, которыми крушил полки в гостиной и расколотил к чертям плазму и стеклянный стол. Стоя посреди этого погрома, я чувствовал себя опустошенным и смертельно больным. Сердце превратилось в черную дыру, куда затягивало все чувства, цвета и звуки. Мир вокруг сделался серым и бессмысленным. Все, чего я хотел, чтобы Мерлин одумался и вернулся, и не знал каких богов молить об этом. Словно чувствуя неладное, Моргана звонила каждый день, несколько раз порывалась приехать, но я ей запретил. Меньше всего мне хотелось видеть жалость в её глазах и кивать в ответ на сочувственные уверения в том, что все наладится. Себе я лгать не мог. Я не верил в то, что Мерлин вернется. Не потому, что так мало ценил себя, пожалуй, наоборот – в некоторых вещах даже переоценивал, но я достаточно хорошо успел узнать Мерлина, чтобы понять – он не тот человек, который станет сомневаться, если захочет уйти, а когда решит, то просто сделает это и даже не обернется. Кто-то сказал бы, что это грубо и неприлично – бросить любовника, не сказав ему ни слова, не протанцевав всех положенных при расставании па – это против правил. Вот только Мерлин – дерьмовый танцор, и чихать хотел на правила и приличия. И то, что он ушел, не потрудившись даже попрощаться, лишний раз доказывало, что наши отношения для него и впрямь ничего не значили. Эта мысль была слишком мучительной, я ни на чем не мог сосредоточиться. На поле от меня почти не было толку. Я был рассеян, пропускал передачи, делал ошибки, недопустимые даже для новичка, и любому, кто хоть немного смыслил в футболе, было очевидно, что как нападающий я бесполезен. Из-за этого мы едва не проиграли первый матч в серии отборочных. Думаю, лишь уважение к моим прежним заслугам удержало тренера от того, чтобы отправить меня на скамью запасных. В любом случае, первой победой в турнире наша команда была обязана не мне. – Не знаю, что у тебя случилось, парень, но ты обязан прийти в норму, – сказал мне тренер после матча, – Ты боец, Пендрагон, капитан команды. Так возьми себя в руки! Он снял меня с тренировок, дав неделю, на то чтобы уладить личные проблемы, и я понимал, что этот аванс – знак доверия к моему профессионализму. От меня ожидали, что, вернувшись, я буду демонстрировать прежний уровень игры. Мог ли я обещать, что так и будет? Нет, но я собирался приложить к этому все усилия. Разбитое сердце – не оправдание тому, чтобы подводить тех, кто на меня рассчитывал, и не причина, чтобы гробить свою жизнь. Со дня исчезновения Мерлина прошел почти месяц, и я решил, что этого достаточно, чтобы принять как данность – в моей жизни он больше не появится. Я убедил себя в этом. Я даже почти успокоился, хотя от вида пустой постели по вечерам мне становилось тошно, а тишина моего дома, в котором больше не звучал его голос, погружала в тоску, от которой хотелось тихо и безнадежно выть. Так что, увидев в конце этого кошмарного месяца Мерлина на своем пороге, я не поверил своим глазам. Я возвращался с утренней пробежки из расположенного неподалеку парка, когда, поднявшись на лифте на свой этаж, обнаружил, что возле двери в мою квартиру кто-то сидит на полу, прислонившись к стене и положив на колени большую дорожную сумку. Точнее не кто-то, а Мерлин, собственной персоной, живой и здоровый, судя по всему. При моем приближении он вскочил на ноги. – Артур… – позвал он меня, но я целенаправленно прошел мимо и, вставив ключ в замочную скважину, открыл дверь, игнорируя его присутствие. Если бы он только знал, какую дикую бурю вызвал своим появлением, то всерьез испугался бы за свое здоровье. Гнев поднимался во мне как давление в жерле вулкана, и сейчас Мерлину определенно не стоило делать резких движений. – Артур, подожди, – он поймал меня за руку – очень зря – потому что в следующую секунду я развернулся, схватил его за грудки, втащил в квартиру и впечатал в стену, так что его голова с силой приложилась о кирпичную кладку. – Ох, это было больно, – поморщился Мерлин, и широко улыбнулся, вызвав во мне непреодолимое желание его убить. – Какого дьявола, ты, гребаный сукин сын!.. – прорычал я, сжимая хватку на вороте его куртки. – Я тоже рад тебя видеть, – с все той же сумасшедшей улыбкой заверил Мерлин, после чего у меня потемнело в глазах, а мой кулак с неконтролируемой силой врезался в стену рядом с его головой. Острая боль в костяшках отрезвила меня и заставила крепче сжать зубы. Мерлин тотчас перестал улыбаться, и в его глазах отразилось столько вины и раскаяния, что можно было даже поверить, что ему не все равно. – Прости меня, Артур, – серьезно сказал Мерлин, – Я заставил тебя волноваться. Мне очень жаль. – И это все, что ты можешь сказать?! – с трудом прохрипел я, – Всего лишь «Прости, Артур»?! Считаешь, этого будет достаточно?! – Я должен был уйти, – уговаривая меня как ребенка, продолжил Мерлин, – Мне надо было подумать, разобраться в себе... – Я звонил тебе! Так сложно было взять трубку?! – Там, где я был, не работала сотовая связь, – защищаясь, пояснил он, – И время там… почти невозможно отслеживать. Мне казалось, прошло несколько дней. А выяснилось – четыре недели! Я даже не предполагал, что так задержусь. Оттолкнув его, я отступил на шаг и повернулся спиной к Мерлину, сжав ноющими пальцами переносицу. Объяснение было идиотским, но вполне в духе Мерлина. Такой, как он, вполне мог зависнуть в подвале какого-нибудь притона и, погружаясь в маргинальный сплин, пускать к потолку опиумные колечки, как доморощенный Монте-Кристо. – Ты был под кайфом целый месяц? Это твое оправдание? – Вообще-то, я медитировал, но понимаю, что для тебя сейчас разница не существенна. Я резко обернулся, почувствовав иронию в его голосе. Мерлин и впрямь едва заметно улыбался, губы виновато изгибались, а глаза сияли мягким, кротким светом, в котором вспыхивали теплые искры. Это был нечестный прием – смотреть так. Под этим взглядом моя обида и негодование таяли как снег на солнце. Но я еще не готов был капитулировать, так что предпринял последнюю попытку: – Ты хотя бы представляешь… Хотя бы догадываешься, как я себя чувствовал, пока думал, что больше не увижу тебя? Мерлин тут же перестал улыбаться, взгляд стал серьезным и подернулся дымкой печали. – Поверь мне, я знаю, как ты себя чувствовал. Прости меня за это. Мне, правда, очень, очень жаль. Отодвинувшись от стены, он подошел ко мне, взял травмированную руку и поцеловал вздувшиеся побагровевшие костяшки. – Надо обработать. – Ерунда, – выдохнул я, а потом сгреб его в охапку и прижал к себе так сильно, что Мерлин задушено охнул. – Никогда больше так не делай, – хрипло прошептал я ему в шею, вдыхая умопомрачительный запах дождя, хвойного леса и кожи Мерлина. – Никогда, – ответил он, обнимая меня в ответ, – Обещаю. Я рвано втянул в грудь воздух. Обещания… То, чего Мерлин избегал всеми возможными способами. Значит ли это, что за прошедший месяц что-то действительно изменилось? – У меня есть к тебе одна просьба, – негромко сказал Мерлин, проводя ладонями по моей спине, – Я бы хотел, чтобы ты съездил со мной в одно место. Не очень далеко. Пара дней на машине. Чуть отстранившись, я посмотрел ему в глаза. – Когда? – Сейчас, если у тебя есть возможность, – серьезно глядя на меня, ответил Мерлин, – Нет смысла тянуть с этим. Я задумался. Возможность у меня была. Мой импровизированный отпуск должен был закончиться только через пять дней. – Мне идти собирать вещи? Мерлин улыбнулся, с облегчением. – Если ты готов, то да. Я подожду в машине. Потянувшись ко мне, он нежно и благодарно коснулся моих губ. – Спасибо, Артур. Собрался я в рекордные сроки. Обработав руку и заклеив пластырем, я достал из шкафа сумку и закинул в нее смену белья и носков, запасные джинсы и рубашку, а также несессер с принадлежностями для личной гигиены. Опыт многочисленных выездных матчей показывал, что больше мне ничего и не потребуется, так что, забросив полупустую сумку на плечо, уже через полчаса я спустился к стоянке. Мерлин ждал меня, сидя за рулем видавшего виды ровера темно-синего цвета, выглядевшего так, будто от свалки его отделяла только жалость владельцев. Я знал, что у Мерлина собственной машины нет, так что предположил, что эту он взял напрокат. – Это ведро по дороге не развалится? – ехидно спросил я, после того как, забросив вещи на заднее сидение, уселся рядом с Мерлином на кресло пассажира. – Нет, – Мерлин с улыбкой похлопал автомобиль по рулю, – я поболтал с ним, и старик заверил меня, что выдержит еще с десяток таких путешествий. – Никому не говори, что я ездил на этом, – сказал я, пристегивая ремень безопасности, – это нанесет непоправимый урон моей репутации. В ответ Мерлин только рассмеялся и завел мотор. Оказалось очень легко привыкнуть к тому, что Мерлин снова со мной. Это с его исчезновением мой мир трещал по швам, тонул в океане горечи и разваливался на части, как поцеловавшийся с айсбергом Титаник. Обратный процесс был приятным и почти безболезненным, приправленным ощущением головокружительной эйфории. Пожалуй, любой наркоман со стажем опознал бы в этих симптомах неудачную попытку соскочить, закончившуюся разгромным рецидивом. И я даже не пытался отрицать, что увяз глубоко и бесповоротно. Мы выехали из Лондона и направились на запад по Уэст-Беркшир. Проехали Рединг и Суиндон, двигаясь в сторону Бристоля и Кардифа. Я спросил у Мерлина, куда мы едем, он ответил: «Увидишь», – и я не стал настаивать на развернутом ответе, поскольку и так чувствовал себя прекрасно. Мы ехали по полупустому, залитому солнцем шоссе, минуя поля, рощи и маленькие придорожные поселки. В машине играло радио, гоняющее на своей волне старые песни Биттлз, Скорпионс, Квин и Аэросмит. Мы почти не разговаривали, но с лица Мерлина не сходила умиротворенная улыбка, мне же было настолько хорошо и легко рядом с ним, что я мог бы, без шуток, назвать эту поездку лучшей в моей жизни. Все это составляло ощутимый контраст с тем, что мне еще недавно пришлось пережить. И как бы я ни радовался этому дню, я ничего не забыл, и понимал, насколько легко наше вновь обретенное единение может быть разрушено. Эта мысль бередила сознание и тревожила так же, как контуженого в бою до смерти пугает свист пуль и вид разлетающейся шрапнели. Призрак перенесенных страданий. Предчувствие новой боли. Почти одно и то же, с тем, что ощущал я, учитывая, что со мной сотворило исчезновение Мерлина. Я смотрел на его спокойный профиль, руки и нежные, улыбчивые губы, и понимал, что не смогу без него жить. Во мне зрело чувство – нет, уверенность, что я должен сделать все, чтобы навсегда исключить возможность потерять его. Когда, миновав Бристоль, мы въехали на территорию графства Сомерсетшир и направились в сторону Саут-Кэдбери, меня посетила догадка о том, куда мы можем направляться. Больно знакомым был маршрут. – Если ты собрался провезти меня по артурианским местам, то нам в другую сторону. Поворот на Камелот мы уже пропустили. Мерлин усмехнулся: – Я знаю короткий путь, – ответил он и вскоре свернул с трассы на ничем не примечательную проселочную дорогу, пролегавшую между низких, поросших редкими деревьями холмов. Спустя час легкой тряски в дымке желтой дорожной пыли мы остановились под сенью огромного дуба, который рос у поворота в сторону маленькой фермы, видневшейся за полосой леса на горизонте. Мерлин заглушил мотор и кивнул мне: – Идем. Мы вышли из машины и, следуя по едва заметной тропинке, углубились в поля, поросшие высокой сочной травой. По ней, волнуя и раскачивая налитые семенами головки цветов, гулял теплый ветер, вокруг стрекотали кузнечики, летали жуки, бабочки и стрекозы. Летний день клонился к вечеру, и теплое оранжевое солнце катилось вниз по небосклону, окрашивая западный край неба в насыщенный золотой цвет. Мы шли около часа, может больше, я перестал следить за временем, очарованный красотой и спокойным величием этих мест, далеких от городского шума и суеты. В конце концов, мы поднялись на пологий холм, окруженный с трех сторон прозрачными рощами ясеней, грабов и вязов. На вершине холма там и здесь сквозь траву проступали старые камни, создававшие едва различимый геометрический рисунок. Должно быть, когда-то на этом месте располагались древние постройки. Сейчас их контуры почти сровнялись с землей, утонув в буйстве вечных трав. Мерлин опустился на один из нагретых за день широких камней, жестом приглашая меня сесть рядом. Я устроился возле него, обводя глазами стелющиеся до горизонта цветущие долины, покрытые шапками изумрудной зелени. – Здесь очень красиво. Что это за место, Мерлин? – Лучшее на земле. Когда-то оно было для меня центром всего мира. – А сейчас? – повернув голову, я взглянул на него. Лицо Мерлина, освещенное вечерним солнцем, было безмятежным, и только в глубине глаз таилась печаль. – А сейчас я думаю, что пора попрощаться. За тем я здесь. Пришло время… отпустить прошлое, – он вздохнул и грустно улыбнулся, – Я не могу жить им вечно. Если, конечно, хочу, получить шанс хоть на какое-нибудь будущее. У меня моментально пересохло во рту, и заколотилось сердце, едва я подумал, что возможно, это лучший момент для того чтобы озвучить все, что занимало мои мысли. – Кстати об этом… О будущем. Я давно собирался с тобой поговорить. – О чем именно? – повернув ко мне голову, спросил Мерлин. – Я не могу так жить, – выпалил я, как на духу, – Мне нужно больше. Гораздо больше, Мерлин. Я хочу просыпаться каждый день, и видеть тебя рядом. Быть уверенным, что ты никуда не исчезнешь из моей жизни. Хочу знать и чувствовать всем своим существом, что ты мой, что ты принадлежишь мне, также как я принадлежу тебе. Я хочу проводить вместе выходные и праздники. Хочу, чтобы твои вещи висели в шкафу рядом с моими. Хочу, чтобы мы ругались из-за разбросанных носков и мокрых полотенец, готовили вместе еду, воевали по вечерам за пульт от телевизора и спорили, выбирая какой фильм будем смотреть. Я даже хочу… черт, я хочу, чтобы однажды ты сказал, что любишь меня, перед сотней людей и надел на мою руку кольцо… Я хочу, чтобы мы стали настоящей парой, Мерлин… Слова неслись непрерывным потоком, я высказывал все, что томилось во мне эти долгие месяцы, а Мерлин… В то время как я говорил, он придвигался ко мне все ближе и ближе, пока, наконец, обхватив ладонью мой затылок, не прижался лбом к моему лбу. – Звучит ужасно, особенно в части про носки, – с растроганным смешком, сказал он, – Значит, обычная жизнь? Это то, чего ты хочешь? – Да, – выдохнул я, вкладывая в это короткое слово всю страстность своего желания, – Это то, чего я безумно хочу. – Тогда так и будет, – погладив пальцами мою щеку, убежденно произнес Мерлин, – В богатстве и в бедности. В горе и в радости. И даже смерть не разлучит нас. – Не смейся над этим. – А я и не смеюсь, – ответил он и поцеловал меня, крепко и горячо. И этот поцелуй – как печать, как обещание всего, о чем я грезил прежде, глядя на Мерлина, заставило меня поверить, что все сказанное им, было произнесено всерьез. Это ощущение отозвалось в груди подлинным счастьем. Оно накрыло меня сияющей, теплой волной, проникло в каждую клеточку тела, заставляя мир вокруг сверкать и звенеть, наполняясь божественной эйфорией. – Я люблю тебя, – прошептал я, когда нашел в себе силы остановиться. – Я тебя тоже. Очень, Артур, – глядя мне в глаза, без тени сомнений, ответил Мерлин, – и, чтобы сказать об этом, мне не нужно собирать сотню свидетелей и надевать на твою руку кольцо. Но если хочешь, – он неловко усмехнулся, – я это сделаю. Когда-нибудь. Я тихо фыркнул, чувствуя как губы сами собой расплываются в совершенно дурацкой счастливой улыбке. – Для начала нам нужно выдержать испытание носками. Без этого, какие кольца? Мерлин рассмеялся моей шутке, а потом снова поцеловал меня, заставляя забыть обо всем, каждым движением губ подтверждая крепость данного здесь и сейчас обещания. Мы сидели на вершине овеваемого ветрами холма, среди шелестящей травы и истертых временем камней, хранящих свою, неведомую историю, целовались, шутили и планировали нашу собственную, общую жизнь, которая, теперь я был в этом уверен, у нас обязательно будет.