Sweven

      Негромкие переговоры в большом зале мгновенно стихают, стоит излишнему свету погаснуть один за другим, погружая просторное помещение во тьму. Зрители невольно задерживают дыхание в предвкушении, и по залу бежит череда шёпота в то мгновение, как софиты освещают сцену, а музыканты берутся за свои инструменты.       На сцену плавно выплывает он.       По-прежнему волшебный и неземной, ступает легко и невесомо, словно и вовсе пола не касаясь. Белоснежная ткань на теле вздымается от малейших движений, придавая убежденности его ангельскому обличию, будто тот и в самом деле спустился на Землю из лучших миров.       Эмоции на прелестном лице танцуют вместе с телом и музыкой, чьи ноты сменяют друг друга то ярче и громче, то после мгновенно тише и мягче. Танцор каждым новым движением будто плывет умело меж волн сравни прекрасной русалке; белые ткани развеваются вокруг него, порхая вместе с ним словно невесомые крылья бабочки — кажется, одно неверное и слишком резкое движение способно обломать те.       Только вот в его действиях непоколебимая уверенность и точность, что в то же время неизменно отказывается расставаться с присущей им лёгкостью. Каждый шаг, оборот, прыжок — все правильны, усовершенствованы. Стоит юноше поймать чей-либо взгляд — никто не остаётся равнодушным. Он пробирает до глубины души, ведь отдается танцующий занятию сполна, чувствует эмоции своего искусства до единой и спешит поделиться теми с остальными.       А на дне глаз его, за эмоциями танца, красуется собственная уверенность и осведомлённость, что двигает дальше, не давая оступиться.       «Пак Чимин».       «Один из непревзойденно лучших».       «Прекрасное видение, парящее на сцене».       Пак Чимин, чёрт возьми, прекрасно осведомлён об этом.       У Мин Юнги ладони неизменно потеют при взгляде на него, сердце заходится с нездоровой скоростью, пока взгляд зачарованно следует за каждым чужим действием, а мысли путаются между собой.       В свои двадцать девять Мин Юнги серьёзен и скуп на эмоции. Его работа вынуждает сохранять холодный рассудок, дабы ничего не мешало мыслить здраво и принимать правильные решения во имя компании, что требует постоянного внимания, чтобы сохранять свой высокий статус.       Но Мин Юнги совершенно не способен противостоять чарам этого волшебного юноши — он теряется в нем с головой.       Мужчина хочет подступиться, но жалостно побаивается, ведь в последнюю очередь преследует цель ненароком задеть и быть неправильно понятым. Мин не хочет купить его, не желает лишь воспользоваться телом, но хочет стать достойным внимания.       Наверняка вокруг Пака крутятся неизмеримое количество поклонников и поклонниц, чьё увлечение имеет свойство время от времени переходить черту, разрушающую доверие к остальным.       И он, к сожалению, знает, как сложно тому угодить, потому что весьма наслышан о тех случаях, когда какие-либо действия и подарки были Чимином без сомнений отвергнуты, что лишало Юнги и без того слабой уверенности.       Мин искренне им восхищается и вдохновляется для своей собственной отдушины, скрытой за непримечательной дверью в своём доме, потому и желает знать столь привлекающего его человека ближе.       Однако пока он лишь появляется на его выступлениях в первых рядах, порой специально отправляясь на машине в другой город или на самолёте в чужую страну с целью вновь насладиться искусством, что Пак собственноручно творит. После же Юнги возвращается домой, закрывается в комнате, о которой знают очень немногие, и на холсте воплощает всё то, что так красочно отпечаталось в сознании. У него уже имеется серия картин, которой он очень гордится.       Сегодняшняя его посадка — Париж. Мин как никогда уверен, что ни один город не подходит Чимину столь же сильно, как этот. От парня веет изяществом французского языка, загадочностью, несущей в себе историю старинных переулков и зданий, что манят уделить им всё своё внимание; тем самым сладковато-мягким ароматом фирменных круассанов, коих хватает по разным углам, но своего вкуса они не теряют, а сияет и приковывает он взгляд, как неповторимая Эйфелева башня в ночи.       Мин Юнги не одержим и не переступает личные границы. Он считает, что Пак Чимин — интересующая его личность и человеческое воплощение искусства, не восхищаться которым просто не представляется возможным.       Потому стоит Чимину под конец своего выступления перевести на него взгляд — Юнги не сомневается, что столь пристально и длительно он смотрел именно в его глаза — Мин ощущает себя пойманным в ловушку, выбираться из которой не имеет ни малейшего желания. Он сидит на четвертом ряду, но в данную секунду ему кажется, будто он непозволительно близко к нему. Пак словно оценивает, что-то себе обдумывает, но на его движениях это никак не отображается.       Он заканчивает первый номер, принимает заслуженные аплодисменты и временно скрывается в закулисье, бросив на Юнги ещё один взгляд, пока группа танцоров спешит заполнить паузу.

***

Christian Kuria — Deep Green

      Зрители размеренно покидают зал, вновь негромко переговариваясь между собой, донося до слуха Юнги знакомый французкий и ломаный английский, и Мин, к тому же, один из последних на очереди к выходу, поскольку место было вдалеке от дверей. Он все ещё пребывает в некой прострации после очередного потрясающего выступления его музы и тех взглядов, что Чимин неоднократно на него сегодня бросал. Это всё выводит Юнги на плохо сдерживаемые эмоции.       Стоит ему оставить зал позади и направить свой путь к лестнице на нижний этаж, как он ощущает внезапное прикосновение к своей руке — уверенное, но, тем не менее, аккуратное. Мин запоздало реагирует, летая в своих мыслях, и его ладонь берут в свою — она будет поменьше его собственной, но в сравнении с его прохладными после пережитых эмоций, более теплой — и утягивают за собой куда-то за неизвестную Юнги дверь.       Он рефлекторно пытается одернуть чужую ладонь, однако почему-то не прикладывая показательной силы, в то время как его руку из хватки выпускать, очевидно, не собираются. Мин оборачивается и глазам своим не верит, когда замечает знакомую блондинистую макушку, потому просто следует за ней, совершенно не сопротивляясь и теряясь в своих мыслях окончательно.       Чимин его приводит, судя по всему, в гримёрку. Заводит в комнату, отпускает ладонь, закрывает дверь на защёлку и после оборачивается, опираясь на неё же, взглядом вновь впиваясь в Юнги. Юнги, который совершенно не понимает, что здесь происходит, но он готов, вероятно, на всё, ведь Пак Чимин стоит сейчас перед ним так близко и улыбается как-то загадочно (что Мин уже видел в сторону других) и с толикой игривости (а вот это уже новый элемент).       — Наконец я смог словить тебя, Мин Юнги, — говорит Чимин, склоняя голову немного в сторону и сканируя взглядом мужчину перед ним. — Видел тебя на множестве своих выступлениях, поймать получилось же только сейчас, — показательно вздыхает он.       — Поймать? — выгибает бровь Юнги, скрещивая руки на груди и стараясь не нервничать перед ним слишком сильно. — Посещение выступлений уже под запретом?       — Частое посещение, — исправляет Чимин, вновь улыбаясь будто чему-то в своей голове.       Юнги сжимает кулаки, нервничая. — И что же? Я не преследую тебя, я восхищаюсь, — выпаливает Мин, очень надеясь, что у него щёки не раскраснелись сейчас. Чего не скажешь о Чимине, что очевидно пытается это скрыть.       — Я и не надумал чего-то плохого, — признается Пак. — По твоему взгляду видел это.       Воцаряется тишина. Оба продолжают смотреть друг на друга.       — Я практически сразу узнал твоё лицо, кое замечал в новостях, — делится Чимин. — И я был приятно удивлен видеть тебя из раза в раз в первых рядах. Мне хотелось увидеться с тобой поближе, раз уж ты так восхищён мной, — Чимин ступает к нему плавной походкой, подходя практически вплотную. Юнги чувствует чужое дыхание своей кожей и бешеный стук сердца. Быть может, не только его.       — Да ну? Какое совпадение, я просто не знал как подступиться к тебе, — выдаёт Юнги, глядя в чужие красивые глаза и стараясь не смотреть на пухлые губы так близко к его собственным. Чимин на слова и действия усмехается, вновь загадочно улыбается и Юнги чувствует себя таким слабым перед ним, но он совсем не против.       — Неплохая у меня репутация, получается, — бросает Пак и все же отступает от Юнги, который изо всех сил старается сдержать разочарованный вздох.       — Есть такое.       Мин наблюдает за тем, как Чимин непринуждённо отходит в другой конец комнаты к диванчику, где лежит одежда. Вдруг он стягивает с себя концертную рубашку, и Юнги теряется уже не столь из-за самого факта, как от того, что под ней. Татуировка по всей длине позвоночника. «When I die, yeah, you know I’ll be ready to go» печатным шрифтом.       Юнги ничего не может поделать с тем, что пялится. А Чимин и не торопится натягивать свою водолазку. Стоит спиной к Юнги и улыбается, ведь чувствует взгляд, и она становится лишь шире, когда он слышит шаги, а после ощущает и чужое дыхание совсем рядом со своей кожей.       — Можно, — даёт он разрешение, прикрывая глаза, и Юнги не медлит более. Пальцами ведёт по длине всей надписи, самыми кончиками очерчивает позвоночник и ловит прикосновениями пробудившиеся мурашки.       — Красиво, — выдыхает тихо Юнги. — Тебе, безусловно, подходит.       — Приятно знать, что тебе нравится, — Чимин нехотя надевает свою одежду, стараясь не думать о чужих приятных лёгких прикосновениях и желании их повторить, после чего вновь оборачивается к Юнги.       — Мне нравится всё в тебе, — выдает Мин быстрее, чем думает.       — Ты ведь практически меня не знаешь, — замечает Чимин.       — У меня предчувствие, что я в тебе не разочаруюсь, — уверенно говорит Юнги.       Чимин вновь улыбается. В этот раз как-то даже слишком нежно. У Юнги дыхание перехватывает от того, несколько подобная улыбка его красит — парень сияет как настоящее чудо. Кем, он уверен, и является.       — Говоришь в будущем времени. Ты так уверен, что я дам тебе возможность проверить это? — лукавит Пак.       — А ты не позволишь? — Юнги предполагает ответ, но сердце угомонить свое не может.       И Чимин снова улыбается. Так, как умеет только он: загадочно и одновременно крайне Юнги понятно. Ему и не нужно что-то словесно отвечать.       — Laisse-moi partir loin d'ici , — неожиданно звучит из его уст. Эти слова он словно пропел и завёл Юнги в заблуждение. — Строчка из любимой песни, — пожимает он плечами. Мин делает мысленную пометку найти ее и прочитать весь текст, дабы понять о чем она и разобрать послание, которое Чимин ему доверил.       — У тебя ведь скоро день рождение, — также внезапно начинает Юнги. Чимин склоняет голову в бок, тем самым говоря что-то вроде «продолжай». — Позволишь мне сделать тебе подарок? Однако, для этого я должен узнать твой адрес.

***

      На свой двадцать первый день рождения Пак Чимин получил множество коробок, в которых были упакованы картины, центром коих был он: в танце, с улыбкой или отведённым в сторону взглядом, с татуировкой на позвоночнике и знакомыми пальцами поверх букв. Каждая картина подписана одним художником, чья муза сидела в слезах, рассматривая своё отражение на каждом холсте.       Ко всему этому богатству прилагалось мини письмо: «В глазах своих работников я предстаю, вероятно, не лучшим образом — холодный и ворчливый, но потому дело своё делаю неплохо. Мне всегда хотелось денег, поэтому я и пошёл по стопам родителей в бизнес, в чём весьма преуспел. Однако, моё маленькое увлечение меня так и не покинуло с годами. И ты, Пак Чимин, стал моим вдохновением. Презентую тебе полную серию моих работ с прекрасным ангелом в твоём лице. По секрету: холсты измазаны не только красками, но и моими чувствами. Я изучил текст твоей любимой песни. Если ты мне позволишь, я подарю тебе наш личный мир, в котором хоть на мгновение тебя никто ни в чём не заподозрит и ты сменишь своё имя через написанный на коленке от руки документ; обещаю, никто не доберется до тебя со своими микрофонами для интервью и всем будет пофигу на твою жизнь, потому что эту ответственность возьму на себя я. Спасибо за вдохновение, Твой самый преданный поклонник».       — Мой, — всхлипывает Чимин, сидя в окружении расставленных по комнате картин и пытаясь найти среди контактов нужный номер из-под пелены слёз.