Балконы напротив

— Чуя? — улыбается он, смотря на Чую. — Ты пришёл ко мне? Услышал мои мольбы? — рыжий подходит чуть ближе, но Дазай выставляет руку вперёд. — Стой и не подходи ко мне! Ты гад! — кричал он, злобно смотря на него. Тот опешил и остановился. — Почему ты пришёл так поздно? Сейчас ты мне уже не нужен! Не нужен! Ты понял?! — Дазай, я не мог найти тебя. Достоевский хорошо спрятался. — И? Да мне плевать на это! — всё так же злился он. — Ты должен был помочь мне! Обязан был спасти меня, но вместо этого ты нихрена не делал. Ты знаешь, как мне тут было плохо? — из глаз Дазая лились небольшие слезинки. — Ты хоть представляешь, что я пережил? Тебе такое и не снилось! — Дазай, я всё понимаю, но ты совершил ошибку. — Ошибку?! В чём моя вина? В том что полюбил тебя, такого придурка? — всё так же кричал он, смотря на Чую. — Я люблю тебя, Дазай. И сейчас ты должен успокоиться, — Чуя подошёл чуть ближе. — Я же сказал тебе стоять на месте! — он зло указал пальцем на дверь. — Чуя… — Дазай поник и посмотрел на свои спущенные с кровати ноги. — Я люблю тебя сильнее. Ты не представляешь, насколько ты дорог мне. Сперва это была лёгкая влюблённость, но она переросла в настоящую любовь, — руки Чуи оказались у него на щеке, нежно поглаживая и убирая слёзы. — Ты здесь… Ты рядом… — Дазай улыбнулся и попытался обнять Чую, но вместо тёплого тела он встретил пустоту и пропасть в которую он падал. Там было очень глубоко. Упав, Дазай не почувствовал боли. Осознание никак не приходило. — Ты не хочешь меня обнять? — почему? — Почему?! — закричал он, пытаясь ударить Чую, но его кулаки встретили лишь пустоту. — Где ты? — он начал оглядываться по сторонам, но здесь никого не было. — Чуя… — он сел поудобнее и накрыл глаза ладонями, навзрыд плача. — Я ненавижу тебя! — Дазай! — Я ведь пытался найти тебя. Почему ты не веришь мне? — Дазай вмиг поднял голову. Перед ним опять стоял Чуя. — Ты не должен был этого делать. Просто нужно было немного потерпеть и я бы спас тебя. — Да о чём ты вечно говоришь? Бла-бла-бла! — злился Дазай, махая руками. — Я не совершаю ошибок! — Ты сейчас умрёшь, если тебе не помогут. Мы с тобой больше можем не увидеться. — Так ты мне помоги тогда! — Я — это ты, только в облике Чуи. Я лишь твоя галлюцинация. Ну что за придурок вкалывает в себя непонятно что? — Я этот придурок! Чуя, да лучше сдохнуть, чем вновь ощущать _его_ прикосновения! Я ненавижу этот мир! Ненавижу людей, а особенно себя! Хочу отмыть всю эту грязь. — Дазай, он больше не посмеет трогать тебя, иначе я отрублю ему руки. — Ты всегда только и обещать можешь. — Но ты же веришь мне? — Дазай молчал. — Дазай? — голос Чуи звучал откуда-то издалека. Подняв голову, он вновь никого не увидел. Дазая окружала пустота. Он лежал в какой-то невесомости. Очень спокойно… словно… он мёртв. — Осаму! — до него доносился женский голос. — Осаму, ты должен проснуться! Он неохотно приоткрыл глаза и посмотрел в сторону, глазами натыкаясь на источник звука. Это был силуэт невысокой девушки. Почему вселенная хочет заставить его проснуться? Ему и здесь хорошо. — Тётя, отстаньте от меня, — он вновь закрыл глаза, растворяясь в блаженстве. — Милый, тебе пора вставать, — у неё был очень приятный голос. — Я не хочу видеться с тобой раньше отведённого времени, — она сложила свои ручки, мило прислоняя их к груди. — Мисс, простите меня за мою грубость, но… не хотели бы Вы пойти со мной на свидание? Ой, ну… точнее, я, Вы и Чуя, — девушка мило засмеялась, подходя ближе. — Я бы с удовольствием побыла бы с тобой подольше, но боюсь, что у меня мало времени, — хоть Дазай не видел её лица, он понимал, что она погрустнела. — Мисс, не печальтесь! — он подошёл к ней вплотную и обнял, ощущая лишь небольшой холодок. — Разряд! — Тебе пора, — она невесомо погладила его по голове, холодные губы отпечатались у него на макушке. — Передавай привет Феде и Коле. Я люблю тебя, — она просто растворилась в воздухе на много маленьких частиц. Дазай попытался дотронуться до неё, но её давно уже нет. — Разряд! *** Достоевский уже забрал подарок и заехал в гараж. Первым делом он хотел, конечно же, пойти к Осаму. Достоевский зашёл в дом и не успел сделать и шагу, как к нему подбежал его подчинённый, который должен был следить за Осаму. Он нахмурился и уже готов был отчитывать того за то, что оставил свой пост, но ему и слова сказать не дали: — Босс, мальчишке совсем хреново! Услышав это, Достоевский опешил и оттолкнул парня, убегая вперёд, поднимаясь по лестнице. Сердце билось с неимоверной силой от страха за последнего человека, оставшегося рядом с ним. Он не мог потерять его. Дазай был слишком дорог ему. Настоящий ужас охватил его разум, когда он открыл дверь в комнату Осаму. Тот громко на кого-то ругался. Достоевский вошёл в комнату, подходя ближе, как вдруг Осаму потянулся вперёд и упал с кровати. Фёдор подбежал к нему и быстро схватил на руки. На полу он заметил два пустых шприца. Осознав, что это передозировка, пулей вылетел из комнаты вниз. Сейчас было плевать на то, что его могут найти. Самое главное — жизнь Осаму. Он положил того на заднее сиденье, повернув голову того в бок, на случай рвоты, и завёл машину, выезжая к ближайшей больнице. Осаму был особенным для него. Единственным человеком, ради которого он всё это делал. Всё дело в Сасаки и в том, что он так сильно её напоминает. Фёдор потерял всех. Сперва собственная мать отказалась от него, потом смерть Сасаки, уход Николая… Он правда хотел выстрелить в него, но Фёдор должен сказать спасибо Осаму за то, что тот не дал этого сделать и совершить ошибку. Его смерть бы только сильнее ударила бы по Достоевскому. Всё таки, он любил Николая, хоть и пытался оттолкнуть его от себя. В своих чувствах ему было очень сложно признаваться. Ему было сложно признать то, что он собственными руками убил Осаму. Если бы не он, то тот бы счастливо жил с Чуей. Но Достоевский завидовал. Он хотел ещё немного побыть с ним… Сам не понял, как стал монстром. _Она_ бы точно не гордилась им. Фёдору было стыдно, отвратно от самого себя, но он просто не мог остановиться. Не было с ним того человека, который бы помог ему увидеть, что правильно, а что нет. Достоевский скучает по ней. Безумно скучает. Она спасла его, стала самым лучшим другом, подарила ему семью… Сейчас он ясно увидел, что натворил. Осаму ведь не виноват. Он потерял мать, даже не зная об этом. Достоевский только и делал, что обманывал его. Даже пытался убить, чтобы не мучаться от его существования. Сейчас, Достоевский хотел всё исправить… Он подъезжает к больнице, быстро выскакивая из машины. Фёдор берёт Осаму на руки, убегая к дверям больницы. Испуганные медсёстры вылупились на него. — Помогите, у него передозировка… Героином, кажется, — сказал он, подходя на пост. — Минуту! — одна девушка набрала номер на телефоне. — У нас тут на посту ребёнок с передозировкой, срочно сюда! — она положила трубку и повернулась к Достоевскому. — Его увезут, а мы с Вами пока оформимся, — подъехало пара женщин с каталкой. Фёдор помог уложить его и в это время подсунул что-то в карман, склонившись к его уху: — Прости… Он нежно погладил Дазая по голове, пока девушки увозили его… Затем вернулся на пост. — Ну-с, продолжим… — она забыла упоминуть, что уже вызвала полицию. Достоевскому остаётся только ждать… Он и сам понимал, что в этом деле будут разбираться, поэтому был готов. Оформив бумаги, он спросил у женщины на посту о местонахождении туалета. Та недоверчиво покосилась на него, но указала на дверь в конце коридора. Это всё, что ему было нужно. *** — Есть! — закричала Коё. — Мы наши его, — Чуя и Огай оторвались от своих ноутбуков и рванули поближе к ней. — Только что во вторую больницу поступил пациент Осаму Дазай с передозировкой наркотиков. Они покосились на Гоголя, на эти полгода, жившего с ними. — Я же говорил, что так и будет, — улыбнулся он. — Едем, — приказал Мори. Чуя рад, он безумно рад и одновременно расстроен состоянием Дазая. Хоть бы с ним всё было хорошо… пожалуйста… Чуя врывается в больницу самым первым и подходит к медсёстрам на посту. — В какой палате Осаму Дазай? — нетерпеливо спрашивает он. — А Вы, собственно, кем ему приходитесь? Назовите своё имя, — она подозрительно поправила очки. — Накахара Чуя… Я ему… — думает он. Растерялся. Ведь они друг другу никто. — Ах, точно, Вы записаны, как его жених, — она ткнула куда-то в свою тетрадь, прищурившись. Чуя опешил. Как и кто это сделал? Тут и Огай с Одзаки поспели. — Его отец, Фёдор Достоевский, предупредил о Вас, — она закрыла тетрадь. Женщина была уже в возрасте. — Он в шестнадцатой палате, но к нему пока что нельзя. Его еле вытащили с того света. Если хотите, то подождите здесь, — она указала на диван рядом. — Кстати, если увидите его отца, то передайте, что лучше ему не бегать от полиции, а сотрудничать. Тело мальчика в ужасном состоянии… — медсестра замолкла и уткнулась в свои бумаги. Он жив. Он выжил! Чуя сейчас… чёрт, он точно заплачет. Теперь он никогда не оставит его… никогда. Даже на шаг не отойдёт. Пока у него стекают слёзы, он нежно утыкается в плечо матери. Только что с Достоевским? Сбежал, словно трус. В его духе. Если Чуя его когда-нибудь встретит, то убьёт, не задумываясь. Он не простит человека, который так жестоко обошёлся с его Дазаем. *** Его глаза медленно открываются. Яркий свет ослепляет его и он зажмуривается. Дазай чувствует резкую тяжесть на своём теле. Он опять приоткрывает глаза и видит рыжую макушку. — Чуя…? — его голос отдавал хрипотой. Дазай не верил собственным глазам. Может, всё ещё спит? Он провёл ладонью по гладким волосам. Голубые глаза поднялись на него. — Дазай! — Чуя крепко обнимал его. — Только не пугайся, хорошо? Ты сейчас в больнице и проспал почти четыре дня. Мы спасли тебя, — он широко улыбнулся, вновь утыкаясь в любимую грудь. — Я так рад, что мы теперь снова вместе. Дазай вновь погладил его, копируя улыбку. Он поднял глаза, вглядываясь в палату. — Мори и Госпожа Озаки, здравствуйте! — те кивнули ему. — Может, мне теперь называть вас мама и папа? — Я рад, что ты есть у моего сына. — Впредь, берегите себя, мальчики, — сказала Коё, вытирая платком неунимающиеся слёзы радости. Дазай взглянул на человека чуть поодаль её. — Сестрёнка… — Дазай, а я всё ждала случая, когда ты попадёшь ко мне, — Акико улыбнулась ему. — Мы с братом и правда переживали за тебя. Осаму перевёл взгляд на Оду, стоящего по правое плечо от неё. — Насчёт всего остального не беспокойся, я уладил. Не зря же я стал полицейским! — он засмеялся и показал большой палец. — А я всегда знал, что ты никогда не сдерживаешь свои обещания! Где мои бесплатные десерты в том кафе? — с улыбкой возмущался Рампо. — Я рад, что ты жив. — Ребята… Вы все здесь… — из глаз Дазая тоже полились слёзы. — И тебе здравствуй, Гоголь. — Ах, — он смущённо почесал затылок. — Извини за то, что помог похитить тебя. И спасибо за то, что спас. — Да ничего страшного… — внезапно он вспомнил, что было с ним, пока он был в отключке. — Что с Достоевским? Где он сейчас? — Ну, как бы тебе сказать… — начал Николай. — Я сбил его на машине Мори, — он неловко почесал затылок. — Не смотрите так на меня! Это… Вышло специально. Ну а что? Я сидел, ждал их, не дождался и позвонил ему! А он попросил убить себя и даже сказал где он. Я немного одолжил машину, — Мори смотрел на него испепеляющим взглядом. — Я ехал, а он шёл по дороге… Ну, и я разозлился и нажал на газ! — Он мёртв? — Дазай не верил своим ушам. — Остался инвалидом… Я теперь ухаживаю за ним, — он поступил взгляд, а затем начал искать что-то в кармане. — Кстати, это нашли у тебя в кармане. Он протянул ему подвеску… Она была сделана из золота, сам кулон был в форме сердца, которое можно было открыть. Вокруг него были рубины, и выпуклость с буквой «д». Дазай открыл её… и замер. Это была женщина с карими глазами, каштановыми волосами, завязанными в пучок, с красным платьем и милой шляпкой с лентой. Николай, недолго раздумывая, тоже заглянул внутрь, открывая рот от удивления. — Так, ну всё, — начала Акико. — Вам уже пора уходить. Ему нужно хорошенько отдохнуть. Жизнь Дазая Осаму помаленьку стала налаживаться. Когда он полностью восстановился, они с Чуей сняли небольшую квартирку, где были предоставлены друг другу. Вместе с Чуей они каждые выходные начали посещать психолога. Вместе они обязательно справятся, хоть это будет непросто. Полностью забыть Достоевского не получится. Эта боль всё жизнь будет преследовать его. Но теперь рядом есть родные люди… Ах, да, им удалось вытащить из психбольницы Мияко и отца Дазая. Им было о чём поговорить. Чуя так и остался в медицинском, а Дазай, как и всегда мечтал, стал прекрасным учителем литературы. Где-то через год они наконец-то полетели путешествовать. На этот раз Дазай предложил полететь в Париж — город любви. Вернувшись, он всё же начал следовать совету Достоевского. Ему было спокойнее от того, что он может хоть чем-то помочь другим людям. Как бы Фёдор не давил на жалость, у Дазая никогда не получится простить его. Сейчас он не хочет умереть, лишь быть с Чуей. «Привет, Дазай. Как у тебя дела? Как налаживается твоя жизнь с Чуей? Как я думаю, вы снова вместе и стали даже ещё ближе. Если честно, то я не рад. Но если тебе сейчас хорошо, то это самое главное. Я был полным идиотом. Понимаю твои чувства ко мне. Ту ненависть и отвращение… Я рад, что ты возненавидел меня. Если ты читаешь это письмо, то я уже давно покончил жизнь самоубийством. Я это уже давно планировал. Так я собираюсь искупить мои грехи. Теперь, когда меня нет на этом свете, ты должен выдохнуть спокойно. Чуя защитит тебя вместе с Огаем. Я благодарен им за это. Я давно уже переписал всё своё имущество на себя. Пожалуйста, Дазай, продолжи дело своей матери и не бросай приют. Многие дети становятся сиротами и живут на улице. Я был таким же, пока Сасаки не спасла меня. Стань и ты для кого-то лучиком надежды. Я верю, что у тебя это получится. Знаешь, она бы гордилась тобой. Ещё я передаю тебе все мои дома, организации и деньги. Делай с этим, что твоей душе угодно (но я бы посоветовал тебе вложить это всё в благотворительность). Ты вырос отличным человеком. Прошу, не оставляй Николая одного. Он очень хороший и добрый человек. Я горжусь тем, что знаю его. Все те вещи, что я с тобой делал… Это было неким помутнением рассудка. Мне очень жаль, что ты пережил такое. Я похитил тебя только недавно, но уже вижу, как ты страдаешь. Ты не обязан прощать меня, я всё понимаю. Я и сам себя не могу простить за это. Но ты очень дорог мне, поэтому… Прости меня за всё, Дазай и прощай»