Власти твоей нет надо мной

Что-то было не так. Недостаточно яркие краски, приглушённые звуки. С первого этажа послышался мамин голос — и он тоже был каким-то неправильным, будто его хозяйку подменили. «Я не пойду туда», — подумал Лайт, — ни за что. Это не она». Мир выцвел ещё больше, в оттенки сепии; воздух стал густым и липким, как смола. «Это не мой мир. Это ловушка». В груди что-то свело, сердце словно обмакнули в жидкий азот. Лайту ещё никогда не было так страшно. — Впусти меня, и ты спасёшься. Откуда-то он знал, что этому голосу нельзя поддаваться, что он из этого же, не его, ненастоящего мира. Воздух превращался из смолы в янтарь, и уже невозможно было пошевелиться. Даже дышать становилось всё сложнее. Лайт рванулся, непонятно как, непонятно куда — главное, из этого липкого пространства, которое убивало не просто его самого: его душу. Уничтожало без остатка. Он хотел закричать, но смог лишь прохрипеть жалкое: «Помогите». — Впусти меня, и ты станешь сильнее. Не верить. Оно притворяется, здесь никому нельзя верить. Оно не хочет помочь, оно хочет лишь есть, хочет пожрать его душу, как только она застынет мёртвым облачком в янтаре. «Я не принадлежу этому миру. Надо выбираться. Я выберусь. Власти твоей нет надо мной». Лайт рванулся ещё раз, кажется, понимая, что нужно делать. И у него получилось. Лайт проснулся со сдавленным криком. Сердце дико колотилось. Отдышавшись, он потянулся за телефоном. На внешнем экране «раскладушки» засветились зелёным цифры. Три сорок. Всё ещё обмирая от страха, отдирая налипшие ошмётки кошмара, Лайт вылез из-под одеяла. Ощупью спустился вниз, на кухню. Так же, не включая свет, налил себе воды из-под крана. Жадно выпил: в горле было горячо и сухо, словно он не спал, а блуждал по пустыне. Мысль о том, чтобы вернуться в постель, вызывала ужас. Лайт включил телевизор без звука, чтобы не будить родных. Найдёт какую-нибудь программу с субтитрами. Пощёлкав пультом, он остановился на каком-то повторе вчерашних криминальных новостей. Одно из происшествий Лайт узнал — про него кратко, не вдаваясь в довольно мерзкие подробности, рассказывал отец. Даже «замыленные», зацензуренные кадры с места убийства вызывали тошноту. И максимум, что ждёт преступников — относительно безболезненная смерть на виселице! Если их вообще найдут, отец говорил, что улик почти не осталось. — Впусти меня, и ты восстановишь справедливость. Лайт вздрогнул, услышав голос из сна. Протёр глаза, встряхнул головой. Встал, насыпал в чашку три столовые ложки растворимого кофе, залил ещё горячей водой из чайника. Как угодно, но этой ночью он спать не ляжет.