Рядом

*** Глубокая ночь. Обычно шумный, кипящий жизнью город словно погрузился в глубокий сон. Непривычно пусто: больше не доносятся звуки музыки, танцоры не кружатся в танце, яркие огни вывесок забегаловок не пытаются привлечь внимание. Сейчас улицы освещают лишь звёзды, а насекомые своим стрекотанием словно заменяют музыкантов. Все это навевает чувство умиротворения. Пожалуй, эту идиллию не могут нарушить даже те редкие прохожие, плетущиеся по домам. Одним из них был Кавех. Он возвращался со встречи с заказчиком, от которого поступил достаточно занимательный заказ, чтобы им заинтересовался один из лучших архитекторов Сумеру. В итоге, за обсуждением деталей, Кавех, находясь в хорошем расположении духа, вызванном предвкушением начала работы над этим проектом, позволил себе некоторые вольности. Ведь чего отказываться, когда тебе предлагают в честь успешно оговоренного заказа выпить. И не что-то, а дорогое коллекционное вино. Архитектор, как великий ценитель всего прекрасного, просто не мог отказаться. Бокал плавно перетек в два, три и бутылка в конце концов опустела. За столь приятным времяпрепровождением никто и не заметил, как пролетело время. Пора бы уже возвращаться. Попрощавшись с клиентом, Кавех неторопливо пошел домой, по пути наслаждаясь царившей спокойной атмосферой, прохладным лёгким ветерком и чувством удовлетворения. Не каждый день тебе выпадает возможность работать над чем-то действительно необычным, и более того иметь дело с такими щедрыми заказчиками. Той суммы, которую ему пообещали, должно хватить на покрытие большей части долгов, что довольно внушительно. Увлеченный собственными мыслями, Кавех добрался до дома и начал рассеяно проверять карманы, в поиске ключа. Былую безмятежность как рукой сняло. Продолжая хаотично хлопать по одежде, желая нащупать злополучный ключ, он раздосадовано бубнел: – Нет, нет, нет. Архонты, ну где он. Не мог же я его забыть... И внезапно приходит осознание. Ну конечно. Он понял, в чем дело. Кое-кто, кажется, снова "случайно" прихватил с собой оба ключа. Руки от захватившего раздражения, перетекающего в праведный гнев, сжимаются в кулаки, и он уже резко и более громко ругается: – Хайтам.... Вот же мудак! Сволочь, скотина, что б тебя переебало. Я ж тебе это просто так не оставлю, ублюдок. Но все же, сколько ты не кричи, толку не будет. Сосед принципиально до последнего будет игнорировать и притворяться мирно спящим, а на утро делать вид, что понятия не имеет, что происходило ночью и что никаких громких звуков не слышал. Значит, нужно думать над другим способом. Кавех начал осматриваться вокруг, надеясь зацепиться взглядом за что-то. И его озарила идея. Окно. На втором этаже оно было приоткрыто. А архитектор сейчас недостаточно пьян, чтобы быть не в состоянии вскарабкаться, так что он решил не терять времени зря. Разбежавшись, он сумел схватиться за отлив и ловко забрался на него. Чудесно. Окно легко открылось, запуская в комнату прохладный воздух и полуночного акробата. Но внезапно, Кавех, не рассчитав траекторию движения, ударился головой о раму. Негромко вскрикнув, теряет равновесие, начиная заваливаться спиной назад, но упасть ему в последний момент не дают вовремя схватившие его и затянувшие в помещение за грудки руки. – Идиот, – продекламировал аль-Хайтам, сонным взглядом рассматривая горе-скалолаза. – Это ты виноват! Если бы не забрал мой ключ, мне бы не пришлось идти на такой риск. Я чуть не упал! – театрально восклицал и размахивал руками Кавех. Секретарь же лишь прозевал на этот спектакль и уселся на кровать. – Лучше бы поблагодарил за спасение. – Да пошел ты! Чем тешить твое самомнение, я предпочту все же свалиться со второго этажа и что-нибудь себе сломать. Может, так в тебе проснулась бы совесть, – обиженным тоном распинался архитектор, смотря сверху вниз на сидящего вполне себе спокойного соседа. Будто ему совершенно побоку, что там ему высказывают. – Да и вообще, какой позор, если люди увидели, как кто-то глухой ночью пробирается через окно в дом к многоуважаемому секретарю и какие грязные цели преследует. Представить страшно, что за слухи пойдут. Ну что за цирк… – В таком случае, они не ошибутся. Ты ведь сюда лез не с чистыми намерениями. Разбудил, так еще и мозг ебёшь. У меня, между прочим, завтра куча важных дел и я предпочел бы хорошо выспаться. – Что может быть важнее меня?! Перекладывание бумажек из стопки в стопку, или чтение очередной бесполезной древней занудной книжки? Ну и ебись с ними, коль уж совершенно не ценишь меня. Видеть тебя больше не хочу, – топнув ногой для драматичности, он развернулся и вышел, хлопнув дверью и продолжая возмущаться себе под нос. Аль-Хайтам лишь закатил глаза, улёгся поудобнее и начал отсчитывать секунды до... Кавех же направился к себе в комнату, желая поскорее упасть в объятия постели и провалиться в сон. Ну ничего. Вот получит он мору за выполненный заказ, станет финансово стабильным и будет угрожать переездом, а аль-Хайтам бегать за ним, умоляя одуматься и не бросать его. Ха! Так все и будет. А еще этот проект точно прославит архитектора ещё сильнее. Такой-то масштаб никого не оставит равнодушным, и Кавех в который раз подтвердит свой статус. Возможно, тогда и дела в гору пойдут. А пока что... Дверь открывается и перед глазами разворачивается картина: разбросанные повсюду бумажки и одежда, будто в комнате было торнадо, а вишенкой на торте стала поломанная кровать, прямо в эпицентре этого пиздеца. Сломана так, что спать на ней более невозможно. Ах да... Они ведь ещё утром ее, мягко говоря, вывели из строя. Кто ж знал, что такое может случиться! Виноват во всем Аль-Хайтам. И недобросовестные производители. Что это за кровать такая, что не может выдержать веса двух взрослых мужчин. Правда, Кавех тогда действительно немного переборщил, хоть и не признает. Они повздорили за завтраком. В целом, ничего нового. Только вот секретарь более остервенело, чем всегда, спорил с соседом о какой-то незначительной чепухе и буквально придирался к каждому слову. Проще говоря –провоцировал. Ведь потом он с не меньшим запалом отвечал на каждый несдержанный поцелуй и укус. Терзая друг друга в порыве страсти, пара переместилась в ближайшую спальню, с намерениями продолжить там. И Кавех, чуть грубее обычного, бросил на кровать своего соседа. Не зря же тот спозаранку не упускал ни малейшей возможности вывести архитектора из себя. А потом и сам прыгнул сверху. Вот мебель и не выдержала, опасно переломившись прямо посередине. Это было так неожиданно, что Кавех застыл от шока, продолжая нависать над не менее удивлённым любовником. Былой настрой в мгновение испарился. Аль-Хайтам пришел в себя немного раньше, и, столкнув с себя чужую тушку, рывком поднялся, потирая ушибленную спину и рассматривая эту картину: несчастная кровать, а в пространстве между ее двумя частями дурацкий Кавех. – Болван, сколько можно ломать мебель. Веди себя посдержанней, иначе такими темпами весь дом разъебать недалеко. – Это вообще-то ты меня вывел! Да и тебе-то что, а мне спать теперь негде. – Из-за тебя в лесу скоро деревьев не останется. Сначала стол, теперь кровать, а мне снова отдуваться за тебя, – ворчал аль-Хайтам, протягивая руку и помогая встать. Планируя наиболее быстрый план по восстановлению потери и рассчитывая, сколько на это уйдет ресурсов, секретарь, сам себе кивнув, уже более спокойным голосом подал заключение: – Сегодня выходной, поэтому плотник не работает. На изготовление заказа потребуется около двух дней, значит доставят через три. Кавех, до этого отряхивая и расправляя помятую одежду, поднял глаза, в которых плескалось разочарование и подобие обиды. – А спать где? – Да хоть на коврике в прихожей, мне какое дело. – Да ты тиран! - в глазах вновь вспыхнула искра, – Ещё и наел себе задницу. Ею не то что орехи колоть можно, а целые кровати. А виноват все равно я! – Хватит нести бред. Она сломалась именно когда ты прыгнул сверху. Архонты, Кавех, даже кровать не в состоянии тебя выдержать. Поблагодари волю случая, что на ее месте был не я. Да и вообще, это кто тут зажрался. Ты, вижу, совсем прихуел, сидишь у меня на шее, так ещё и жалуешься. На улице спать будешь, понял? – Нет, Хайтам, изволишь подвинуться. Иначе твоя кровать повторит участь моей, на этот раз по моей вине. И будем оба на полу. Считай это за компромисс. Аль-Хайтам закатывает глаза: – Тебе лишь бы что-то разгромить. Кавех хмыкает на это заявление и, более не обращая внимания на соседа, обходит развалины и начинает доставать из-под обломков свои вещи. Мда... Зря он хранил под кроватью чертежи. Сейчас большинство из них помяты или вообще порваны. Он тихо выругивается и в целом выглядит обеспокоенным: брови сдвинуты, губы сжаты в тонкую полоску, а руки нервно перебирают бумаги. Явно там было что-то важное. – Ладно, разбирайся пока тут. Я пойду, – говорит аль-Хайтам и направляется из комнаты, закрывая за собой дверь. – Блять! – восклицает Кавех и резко поднимается. Подходит к шкафу и достает оттуда всю одежду, освобождая пространство. Бросает прямо на пол, не беспокоясь о том, что она может помяться или испачкаться. Сейчас не до этого. Он аккуратно переносит уцелевшие свитки и свои наборы для черчения. Распределяет все по полкам, а повреждённое складывает на стол, чтобы потом хотя бы попытаться восстановить. За этим занятием проходит более двух часов. Только вот простому смертному могло бы показаться, что архитектор решил разнести в пух и прах всю комнату. Даже остатки кровати теперь не столь выделялись на фоне этого кавардака. Относительный порядок был только на столе и в шкафу, ведь там была сосредоточена работа Кавеха. В общем, сущий кошмар, сотворенный в порыве эмоций и желания спрятать самое ценное в безопасном месте, с которым ничего поделать парень не успевал, ведь нужно было уже спешить на важную встречу. ... Кавех так и продолжает стоять на пороге. За этот вечер он и забыть успел обо всем произошедшем. Разгребать беспорядок сейчас смысла нет. Да и спать хочется. А другой мягкой горизонтально поверхности, кроме как кровати аль-Хайтама, в доме нет. Значит и выбора тоже нет. С не меньшей резкостью, чем когда уходил из комнаты соседа, он вернулся. И так же бесцеремонно завалился на половину кровати под одеяло. – А говорил, что видеть меня более не желаешь, – хмыкнул аль-Хайтам, что лежал, отвернувшись к стене. – А я и не смотрю на тебя, противный, – пробубнил Кавех, уткнувшись лицом в подушку, – уж больно ты мне нужен. Хоть ранее архитектор и был уверен, что заснёт в мгновение, он не учел один нюанс, на который не смогла повлиять даже усталость, накопленная после тяжёлого дня. Вся постель была пропитана запахом аль-Хайтама. Кавех просто не мог думать ни о чем, кроме как о своем соседе. Ещё более будоражит тот факт, что вот он, Хайтам, лежит рядом и их ничего не разделяет, только протяни руку. На самом деле, как бы парень не злился, не ругался и не жаловался, он искренне желал аль-Хайтама. Желал целиком и полностью, такого, какой он есть: невыносимого, занудного, мелочного и пропитанного пассивной агрессией, но в то же время невероятного, умного и в самом деле заботливого. Он – лучшее, что когда-либо случалось с Кавехом. Никто ведь даже не догадывается, что за маской холодности и отстранённости скрывается такой же человек, а не бесчувственный кусок льда или очередная горделивая и напыщенная пустышка. Человек, который лишь недавно познал, каково это любить и быть любимым, переживать за кого-то. С детства следующий правилам и устоям, полагаясь лишь на себя и свои способности, смотрящий свысока на земные страсти, в них же в итоге и погряз. Точнее его утянул за собой кареглазый вихрь по имени Кавех. Весь такой эксцентричный, идущий на поводу у эмоций, из-за чего никогда не может держать язык за зубами и вечно влипает в неприятности. Так иррационально со стороны аль-Хайтама было влюбиться в такого балбеса. Но о каком расчете может идти речь, когда ты живёшь рядом с энергичным и непредсказуемым, выводящим из себя вихрем. С тем, кто показал ему другую сторону жизни, открыл глаза на ранее чуждые вещи, заставил почувствовать себя живым. Каждая их перепалка разжигала внутри искру, пробуждала взаимное желание вызвать как можно больше эмоций, в итоге перерастающих в страсть. Каждая мелочь, каждое прикосновение, каждое слово беспредельно важны. Аль-Хайтам лишь учится проявлять тепло и заботу, пусть и своеобразно, но Кавех понимает и принимает все то, что ему способны дать. Оба ценят друг друга и искренне наслаждаются всем тем, что происходит между ними. Оба любят. Поэтому прямо сейчас, Кавех, окутанный запахом партнёра, чувствуя отголоски его тепла, не может контролировать пожар, охватывающий его тело и душу. Раздражение покинуло его, разморенного, и остались лишь нежность и непреодолимое желание быть ближе, слышать чужое дыхание и успокаивающее сердцебиение. Он поддается этому порыву и перекатывается на кровати, притягивая в объятия аль-Хайтама, утыкается тому в макушку и выдыхает. – Мне просто холодно. Не принимай на свой счёт, – лепечет и, в опровержение своим словам, прижимается губами к чужой шее, а руки запускает под свободную ночную рубашку и ласково поглаживает бока и пресс, но пока не опускаясь ниже. Слышит его сбитое дыхание. – Ага. Я так и подумал. Аль-Хайтам понимает, что теперь от него не отлипнут, а также то, что сегодня ночью выспаться явно не получится, когда пальцы Кавеха сжимают горошинку соска, а бедра сильнее прижимаются сзади, давая почувствовать эрекцию. – Ты возбудился просто из-за того, что лежал рядом? – говорит прерывисто, вздыхая каждый раз, когда партнёр производит свои замысловатые манипуляции с его чувствительной грудью. И где он только такому научился... Раньше секретарь и представить не мог, что когда-то будет терять голову от подобных вещей. Архитектор же, наигравшись с сосками, оттянул резинку штанов и запустил руку в белье аль-Хайтама, сжимая полувставший член. – А ты от того, что я лапаю твою грудь. Извращенец. – Кто бы говорил, – шипит секретарь, стоит парню провести несколько раз по органу и надавить большим пальцем на головку. – Знаешь, мы ведь так сегодня и не закончили... Смысла заканчивать фразу не было. Оба и так понимали, про что идёт речь. Кавех, получив в ответ лишь возбужденное дыхание, принимает это за согласие. Он убирает руку, под разочарованный полустон и толкает аль-Хайтама, вынуждая перевернуться на живот. Тот покорно ложится, призывно выпячивает задницу и подкладывает под щеку руку, сверкая из-за спины пронизывающим взглядом, заставляя партнёра на несколько секунд застыть, смотря в эти два бездонных омута. Брови Кавеха поднимаются, а губы подрагивают от восхищения сей картиной. Он проводит обеими руками по спине, задирая рубашку и выцеловывая открывающиеся кусочки кожи. Снимает мешающие сейчас штаны, скидывает их на пол, и, не желая слушать возражения по поводу такого обращения с одеждой, не даёт одуматься, кусая за ягодицу, тем самым выбивая очередной стон. Аль-Хайтам, в обычной жизни сдержанный, по началу не издавал лишние звуки и в постели. Но со временем, под кавеховским напором, перестал стесняться, ведь иначе партнёр мог часами водить его по грани, в итоге все равно получая то, чего он хотел и заставлял молить о бо́льшем. Сейчас, когда руки разводят и сжимают ягодицы, а чужой язык проходится по колечку мышц, надавливая, ограничивать себя нет смысла. Стыд уже давно позабыт с таким-то развратным человеком, как Кавех. И ведь действительно, какая разница, что делать, когда это приносит удовольствие обоим. Аль-Хайтам подаётся бедрами назад, пытаясь насадиться сильнее, но его останавливают чужие руки, фиксируя в одном положении. Остаётся лишь всхлипывать от таких откровенных действий в столь чувствительном месте. Проведя языком последний раз, Кавех отстраняется и вытирает рукавом накопившиеся излишки слюны со рта. Тянется рукой под подушку за маслом, которое они привыкли всегда держать рядом, чтобы не прерываться во время процесса, бегая по всему дому в поисках и тем самым сбивая настрой. Он льет прямо на пульсирующую дырочку, свободной рукой сжимая и вновь разводя половинки, а потом проникает большим пальцем под тихий скулёж. Давит сильнее, полностью его вводя и потом резко вынимает, заменяя двумя. Не спеша растягивает, разводя их на манер ножниц. Опытный, быстро находит бугорок простаты и сгибает пальцы, стимулируя и выбивая просящий стон. Но вместо того, чтобы продолжить, вновь вынимает, чтобы собрать стекающее масло и вторгнуться уже тремя, но теперь нарочно игнорируя эту особую точку удовольствия. Второй рукой расстёгивает собственные брюки, приспуская и освобождая давно стоящий колом член. Блаженно выдыхает и проводит рукой, размазывая выделившуюся смазку. Последний раз толкается пальцами в нутро и вынимает из совсем уже разомлевшего от переполняющих ощущений партнёра. – Хайтам... – зовёт, пытаясь сосредоточить его внимание на себе, – Хочу видеть тебя. Секретарь, не способный на связанную речь, покорно переворачивается, жмурясь, когда с хлюпающим звуком из него вытекает излишек масла. Кавех, не теряя времени, накрывает своими устами чужие, сразу проникая языком и исследуя рот. Приоткрывает глаза, смотря на раскрасневшееся, с капельками слез удовольствия на глазах, возбужденное лицо напротив. И окончательно теряет голову. Подхватывая чужие ноги под коленями и вынуждая обхватить ними свою поясницу, легко входит в подготовленное тело. Сцеловывая блаженные стоны с любимых губ, начинает быстро и глубоко вбиваться. Аль-Хайтам чуть ли не кричит от долгожданного чувства наполненности, хватается за Кавеха, впивается ногтями в его предплечья, а вскоре тянется рукой вниз к своему члену, но ее перехватывают под разочарованный всхлип. – Я хочу сделать это вместе. Посмотри на меня, Хайтам Секретарь открывает глаза, застланные пеленой, и смотрит. Кавех выходит из сжимающей его дырочки и прижимает их члены друг к другу, обхватывая рукой. Хватает всего пары движений, чтобы оба парня почти одновременно кончили. Архитектор обессиленно падает, придавливая своим весом партнёра и ещё сильнее пачкаясь. Оба загнанно дышат, приходя в себя после оглушительного финала. Первым в себя приходит аль-Хайтам и сбрасывает с себя тяжёлую тушку, хриплым, уставшим голосом говорит: – Нам бы помыться. Кавех же, лёжа теперь рядом, притягивает к себе парня, обнимая. – Завтра. – Мерзость... Архитектор на это лишь приглушённо хихикает и сильнее сжимает не сопротивляющегося аль-Хайтама. – Ради такой "мерзости" я готов сломать хоть все кровати. И засыпает. Что ж. Кажется, завтра их ждёт не самое приятное и липкое утро. Но сейчас имеет значение лишь то, что они рядом, и они счастливы.