31 октября

31 октября 2001 год Как и год до этого и до него, листья краснели, желтели, опадали с деревьев и отправлялись в полет. Какие-то подхватываемые ветром уносились далеко-далеко, кружась в потоке воздуха. Другие камнем падали вниз. Садовница не любила осень. Теперь не любила. Ведь по мере того, как выцветали краски и съеживались листья, трава истончалась, а ветер становился холоднее. Приближалось время, когда не стало ЕЕ. Она ушла вместе с последними теплыми осенними днями год назад. Садовница чувствовала нависшую угрозу, предвестие неминуемого конца, поэтому не отходила от учительницы ни на секунду, даже во сне ее рука всегда держала ее руку. Когда кончилось лето и наступила осень, казалось, жизнь стала покидать учительницу. Она становилась все бледнее и задумчивее. Когда она мыла посуду, набирала ванну, поливала цветы, поток воды словно уносил ее совсем в другое место. В такие моменты садовница подскакивала к ней и обнимала. Гладила по голове, шептала ее имя. И она возвращалась. Руки становились теплее, взгляд осмысленным. Но они обе понимали, что это ненадолго. *** Хэллоуин 2000 года выдался на удивление теплым. Казалось, будто лето вернулась на один денек. И вместо мрачного дождливого неба сияло яркое теплое солнце. Его лучи плясали на покатых оранжевых тыквах, в таком свете выглядевших милыми и никак не страшными. В тот год они ограничились одной тыквой и яблоками в карамели. В шумный парк, где проводились гуляния они не пошли, а побродили улицам, наслаждаясь последним теплым днем в году. Среди наряженных горожан, казалось, только они были без костюмов. Внезапно учительница замерла, и ее рука выскользнула из руки садовницы. Джейми с удивлением повернулась к Дэни. Та смотрела вглубь толпы. Садовница посмотрела в ту сторону и оцепенела. Там, среди вампиров, пиратов и ведьм стояла ОНА. Садовница ее видела, хотя до этого она являлась лишь Дэни. — Поппинс, — она схватила Дэни за руку, та была холодной как лед. — Поппинс, это просто человек в костюме из Звонка. — Ты же сама знаешь, что нет, — губы учительницы еле шевелились. Страх сковал сердце садовницы. Нет, нет. Не сейчас. Не смей, вертелось у нее в голове. Не отдам. Схватив Дэни за плечи, она с силой развернула ее к себе. — Поппинс, Дени, послушай меня, — ее руки держали ее голову, чтобы та не могла повернуться, — я здесь с тобой. Я никуда не отпущу тебя. — Но ты же знаешь, — глаза той наполнились слезами. — А еще я знаю, что мы сейчас представим, что ЭТО просто переодетый любитель ужастиков, — она смотрела в любимые голубые глаза, — дружно скажем Ридикулус, как в той детской книжке, которая так тебе понравилась в прошлом году и пошлем всех к черту. Дэни закивала, слезы прочертили дорожки на бледных щеках. — Раз, два, три, — и прежде, чем Дэни успела что-то сказать, садовница поцеловала ее. Она целовала ее с отчаянной любовью. На лице стало мокро, кажется, она тоже заплакала. Когда они отстранились друг от друга, в толпе никого кроме обычных ряженых не было. — Видишь, работает. Нам просто забыли отправить письмо по почте. *** Но спустя три дня садовница потеряла ее. Она не помнила, как выпустила ее руку во сне. Не слышала, как скрипнули половицы в их спальне. Не услышала она и хлопка входной двери. Когда же она открыла глаза, половина кровати была пустая и холодная, будто и не было никого рядом. Словно все это было лишь сном садовницы. Но это был не сон. На ее руке было обручальное кольцо, а в спальне висели лазурные занавески, которые она сама в жизни не выбрала бы. Да, это был не сон. Ей не нужно было долго думать, чтобы решить куда ехать, она знала. А еще, где-то глубоко в душе она знала, что не успеет. Но все равно ехала. Потому что любила. *** И вот теперь 11 месяцев и 28 дней спустя наступил Хэллоуин. Для садовницы Рождество, День благодарения, Пасха все стало обычными днями. Ведь когда у нее была ее учительница каждый день был особенный. Каждый день был праздником. А сейчас? Зачем ей конфеты, тыквы и костюмы если не с кем разделить веселье. Как можно веселиться если внутри вместо сердца зияет рана, а в душе пустота. И никакой камин не сможет согреть ее теперь, когда не стало ее света. Ее свет был в пшеничных волосах, ее радость отражалась в голубых глазах. Садовница встряхнула головой и спустилась в магазин. Если она и дальше будет сидеть в четырех стенах, то сойдет с ума. Внизу все было, как всегда. Обычный покупатель не заметил бы что что-то изменилось. Большие растения в горшках и кадках стояли, как и раньше у правой стены. Маленькие комнатные растения и вьюнки расположились у лестницы. Розы, хризантемы, гортензии, амариллисы, гиацинты, анемоны, крокусы, стояли в витрине окна, зазывая посетителей. Но с другой стороны, скрытой от посетителей лазурной тканью стоял секретер. Рядом, на полу, вокруг стояли кадки с Эустомой или Лизиантусом. Ярко фиолетовые, нежно розовые, сиреневые, белые цветы создавали ощущение волшебной поляны. А нежные, белоснежные бутоны напоминали о ЕЕ цветке. Для садовницы Дэни была подобно цветку Лизиантуса. Тонкий, хрупкий с виду стебель, на самом деле был гибким и прочным. Воздушные белые лепестки, напоминали бумагу, но при должном уходе, стояли долго. Невинный, благородный и чистый. Именно эти цветы садовница дарила Дэни. Разобравшись с заказами на завтра, садовница покинула магазин. Ей еще нужно было отнести один букет. Замешкавшись у двери с табличкой «закрыто» она услышала разговор прохожих. — Раньше тут были самые жуткие тыквы, а сейчас нет, — обиженно воскликнул ребенок, — показывая пальцем на входную дверь. Джейми изумленно уставилась на дверь. Да, раньше они очень красиво украшали вход в магазин, собирая местную детвору поглазеть на их творения, угощали их фирменными конфетами и печеньем. Садовница мотнула головой. Оставив за собой «Лунный цветок», она двинулась вниз по улице. Сейчас ее жилище по убранству напомнило 1988 год, когда они с Дэни даже не планировали праздновать. Но что в итоге получилось. Садовница улыбнулась. Раз в год они с Дэни вновь становились детьми, забывая все на свете и дурачились как ненормальные. Вскоре она дошла до больницы и поднялась на второй этаж. Садовница двинулась к знакомой палате, но застала там только Тома. Он сидел на пустой кровати и смотрел в окно. — Том, мне так жаль. Мужчина обернулся и улыбнулся сквозь слезы. — Джейми, рад тебя видеть, — он утер дорожки слез рукавом рубашки, — а вот и букет. Садовница протянула букет из хризантем, кареопсисов, бархатцев, в вперемешку с колосками и плодами шиповника. —Словно сама осень, ей понравится. Она любила осень, особенно Хэллоуин. Я даже принес ей тыкву, хотел вырезать для нее, — он кивнул в сторону стола, где стояла маленькая в два его кулака тыковка. Джейми подошла и села рядом с мужчиной. — Дэни тоже любила осень, — слова давались ей тяжело, — больше десяти лет мы вырезали вместе тыквы. В прошлом году она порезалась, вырезая ту чертову репу. Она любила пугать меня этими страшилищами. — Джейми хохотнула, — и я сказала, что она больше никогда в руки не возьмет нож и не вырежет не одну тыкву, только я, — ее голос сорвался и она заплакала. — Теперь она больше… она никогда не сможет, — она уронила голову на руки и зарыдала. Большая ладонь коснулась ее волос. — Том мне так жаль, — Джейми посмотрела на него, — Энн… Ее не стало. Это я должна утешать тебя, а не ты меня. — Не говори ерунды, девочка. Мы прожили с ней сорок лет и скоро я с ней увижусь. А вот ты…— Не лишай себя приятных воспоминаний. Повторяй привычные вещи ради нее. Ведь так кажется будто она рядом. Возьми, — мужчина встал и положил ей в руки оранжевый шарик. — Хорошего Хэллоуина Джейми. — Хорошего Хэллоуина, Том. *** Вернувшись домой, садовница положила маленькую тыкву на стол и села напротив. — Глупость, — она встала и пошла заниматься делами, что обычно откладывала на выходные чтобы было чем занять себя в нерабочее время. К вечеру, когда все было сделано, садовница вновь оказалась за столом. — Ну ладно. Из кладовки был выужен нож для резьбы по дереву и маленькая наполовину сгоревшая свеча. Садовница не думала, руки сами делали свою работу, выцарапывая контуры, вырезая, выдалбливая. Вскоре перед ней стояла крайне милая тыква. — Совсем не плохо, а с вином станет еще лучше. Откупорив бутылку Джейми налила себе в бокал вина, достала альбом с полки и села за стол. На первой странице фотография с открытия магазина-гордая Джейми стоит перед магазином и указывает на вывеску. Затем первое рождество-Дэни в красном колпаке сидит под елкой, сражаясь с упаковочной бумагой. Хэллоуин 1989 года-они вместе на фестивале вырезают тыквы. Садовница подняла взгляд на улыбающийся фонарь. — Кажется я что-то забыла. Из кармана брюк была вытащена зажигалка и сигареты. Почти год как она вновь курит. Свечка зажглась и огонек заплясал, пожирая фитиль. Потушив большой свет, садовница вновь села за стол. Она аккуратно перелистывала страницы, запечатлевшие десять лет счастливой жизни. Их свадьбу, путешествие на Гавайи. Дэни в тот год в школе подцепила пневмонию и Джейми увезла ее из холодного Лондона к морю. В спальне хлопнула балконная дверь. Садовница отставила бокал, затушила сигарету и встала. Выглянув с балкона, она отметила возвращающихся домой детей. Для них было уже поздно, а для подростков рано. Они только выходили из домов и направлялись в клубы. Скоро их ждет громкая музыка, веселье и выпивка. Что до последнего, у Джейми она тоже есть. Вернувшись на кухню, она вытащила еще одну бутылку. Но садовница не села за стол. Ее рука разжалась, выпуская горлышко и бутылка полетела вниз, разбиваясь о кафель. Садовница застыла, не смея пошевелиться. За столом сидела Дэни. *** За столом, в гостиной сидела ОНА. Светлые волосы были убраны назад и сцеплены заколкой, которая как помнила садовница вечно оказывалась на полу и впивалась ей в ногу. Розовый осенний свитер и синие джинсы. Такая родная, знакомая Дэни. — Ты пришла, — грустная улыбка тронула губы учительницы. — Я пьяна, — сказал садовница вслух, не отрывая взгляда от той, кто сидела перед ней. — Ещё нет и не будешь, — учительница покачала головой, — осторожнее, не порежься. — В этом доме в Хэллоуин режешься только ты. Садовница говорила и не верила своим глазам. Она спит. Они говорят об обычных вещах как будто ничего не было. Не было этого года, не было исчезновения Дэни среди ночи. Не было брошенной машины перед проклятым Блаем. Не было Дэни в озере. — Я скучала, — Дэни улыбнулась, — я так скучала. Джейми кинулась к Дэни и застыла. — Я тоже, родная. Могу я? — Она застыла с протянутой рукой. — Давай попробуем, — и она протянула свою руку ей навстречу. И смогла коснулась ее. Дотронулась кончиков ее пальцев. С горящими, мокрыми от слез глазами Джейми коснулась лица Дэни и поцеловала. Поцелуй полный печали и слез. — Второй раз, — прошептала Дэни. — Что второй раз? — Уже второй Хэллоуин мы плачем и целуемся. — Видимо это наша новая традиция. — Джейми вытерла слезы. — Значит это все правда про духов в Хэллоуин? — Не знаю. — Дэни покачала головой, — Я знаю только, что я здесь с тобой, Каждое мгновение с тобой Джейми я была счастлива. — Я не смогу отпустить тебя. Снова. Насколько ты тут? Увижу я тебя через год? Дэни склонила голову, так что их лбы соприкасались. — Может в следующей жизни нам дадут больше времени. Джейми проснулась на диване, укрытая пледом. Значит она уснула прямо тут. Глаза были неприятно стянуты, будто она плакала. А ведь она и правда плакала. Джейми вскочила и оглядела комнату. Все было как обычно. За исключением сморщенной оранжевой тыквы на столе. Когда Джейми взяла ее в руки на стол упало что-то белое. Цветок. Она взяла его и присмотрелась. Без сомнения это был ночной цветок. Ночной цветок из Блая. Теперь садовница будет ждать год. Заранее купит тыкву и украсит дом. Приготовит ужин и будет ждать. Будет ждать тридцать первого октября больше, чем какого-либо дня. Ведь они будут праздновать два дня рождения, прошлое Рождество и День благодарения. На столе будет рождественская индейка, тыквенный пирог, Кэнди Корн и пальцы колдуньи. Но главное тут будет ОНА.