Мы ещё встретимся

***

Поле

Ветер посвистывает, поддувая колоски, шуршащие на ветру. Они издают действительно приятную мелодию. Хочется лежать, впадать в забвение даже не смотря на то, что на дворе поздняя осень. Хотя поле чем-то напоминает армию. Нет, войско. Нет, Нет! Море, водопой! То траурная тишина, то трезвучие певчих птиц наполняют его. Прямо как вода бассейн. Но воду в нём нужно менять, чистить его. Ведь кто захочет купаться в мутной и склизкой воде? Разве что самоубийца. Или человек, умирающий от жажды. Безысходность. Вот ключ к разгадке. Так и маленький веснушчатый мальчик отправился в поле, чтобы умереть. Но зачем ему это? Бассейн с виду чист. Постойте! Тьфу. А вода то склизкая и невкусная. с привкусом. Лжи.

Два года назад

— Я помогу, мам, — паренёк только потянулся за платочком на деревянном, не лакированном, столе, как мать резко ударила младшего по руке, будто бы его слова больно резанули душу женщины. Малыш едва ли не взвизгнул, лишь недовольно поморщившись. Рука мальчика, что была более тёплой, чем обычно, прижалась к груди. — Но, мама, ты же., — малыша Сае снова прервали на полуслове.

Нора, ты должна успокоиться

Внутренний голос всё твердил и твердил эту фразу. Знакомый, родной голос. Такой приятный, обволакивающий. Руки то взмывали вверх, то с кулаками пускались на голову Сае, обрушивая, словно гильотина, удары с силой камня. По крайней мере, так казалось ребёнку. У ослабевшей женщины хоть и не было огромного количества сил, но когда-то лучше не знать, что гнев может делать с людьми. — Я не больна, я не больна! Это продолжалось достаточно долго. Примерно всё детство мальчика Хитоши Сае. На жизнь он не жаловался. Рассказать о нём особо то и нечего. Мальчишка не то что бы был затворником, просто слишком много времени уделял своей маме. В его то положении особо ни с кем и не познакомишься. Представьте: мать у вас из дома почти не выходит, а вы занимаетесь хлопотами в её отсутствие, так как за шум вас и побить могут. Соответственно, условия в доме не очень. Выйти на рынок за чем-нибудь тоже проблематично из-за пустого кошелька. Ни у отца Сае, ни у его родни не было желания отдавать деньги на ветер, но они имели терпение. Правда, даже этот ресурс имеет свойство быстро заканчиваться. Даже очень. Счастливая история любви в Смутные времена закончилась также резко, как и началась. Скандалы, крики, роды для спасения брака, полный провал. Алчный и жестокий отец боялся, что внезапно появившаяся инфекция у жены не только заразит его, но и передастся мальчику. А изолировать в комнате жену на время, отдать накопления на решение проблемы или остаться с ней даже не подумал. Их осталось двое. Отец, не желающий выставить себя в не лучшем свете, помогая сумасшедшим, денег не присылал, в добавок перекладывая ответственность за поступки и поведение матери и на ребёнка. Одежда всё же была. Еда, местами скудная, но всё же. Мальчишка был добродушный. Как родился, так и не изменился. Худенький, любитель неприметных цветов одежды, так как не желал выделяться. Когда у матери развился туберкулёз, так и, по ощущениям, шизофрения. Нора всё никак не хотела верить в то, что умирает. Многие матери на её месте могли больше уделять времени семье, чтобы счастливо дожить свои годы, но она. Стадия отрицания продлилась слишком долго. Многих бы это уже не просто достало, а адски взбесило бы. Да бросили бы эту женщину от греха подальше. Тут разве что высококвалифицированный специалист выручит. Такого сейчас вряд ли найдёшь, а если и найдёшь, то у чёрта на куличках, ещё и за огромную цену. Внезапно в голове мальчишки будто что-то щелкнуло и началось. Ужасные, противные слова лились из его уст. Лились словно ручей. Склизкий, тёмный, смоляной ручей, перетекающий в бурную реку. Они, словно яд, были направлены на то, чтобы отравить жертву. Отравить невинного барашка, отбившегося от стаи, желающего утолить жажду. Хитоши никогда и не думал, что умеет так кричать. Его голос напоминал демонический. Будто бы не родной, нежеланный. Гнев сжигал изнутри и отравлял уже обоих. Женщина даже отшатнулась, вытаращив свои раскрасневшиеся от гнева и ужаса вперемешку глаза. Наконец в домишке воцарилась покорная тишина. Ставни за спинами родственников захлопали от ветра, создавая мучительный грохот на всю кухню. Пыль в углах подлетала, собираясь в клубы. Ветер начал потихоньку завывать, пытаясь перекричать ставни. Когда-то европейский мальчик с японским именем «Хитоши Сае» пытался, словно дракон, огородить большим телом дорогую мамочку от беды. Пытался вылечить её, дать надежду. Но та не слушала. Почти никогда не слушала. Складывалось ощущение, что после ухода отца она вправду тронулась умом. Внушала себе, что туберкулёза у неё и в помине не было, это ребёнок, теперь единственный её близкий, внушал ей только плохое, дабы свети женщину в могилу. Паренёк двинулся первым, побежав судорожно собирать свои последние вещи. Да и вообще, это Сае частенько искал подработки, чтобы помочь матери, которая в итоге совсем обленилась. Она абсолютно закрыла глаза на свою халатность. Зато когда стоило Хитоши слишком громко пройтись мимо её комнаты, так начиналось представление. Нора забыла, что она в первую очередь мать. Всё её вина! Парень, значит, мог о ней, несмотря на возраст, позаботиться в одиночку, а ей тяжело?! Да пошла ты! Терпение (видимо наследственное) не резиновое, она исчерпала запасы жалости и доброты к себе на годы вперёд. Прикрывая подсыхающую рану с запёкшейся кровью на виске, Хитоши вышел из дома через заднюю дверь с кулёчком в руке, даже не обернувшись. За его спиной осталась ветхая кровать с серым бельём и большой сосновый шкаф, который когда-то был спасён от сжигания на свалке Норой. Со злости парень хлопнул ей так, что если бы дом был соломенный, он бы в миг развалился. Дверь слетела с петель и осталась открытой. Сейчас Нора могла лишь, опустившись перед столом на колени, смотреть широко раскрытыми глазами в одну точку, находясь при этом то ли в состоянии шока, то ли состоянии наподобие сонного паралича. По потерявшим свой персиковый блеск щекам стекали хрустальные слёзы, заливая сначала лицо, а потом и шею с ночнушкой. Губы подрагивали в ожидании вибрации от крика, который едва должен был вырваться наружу, но по какой-то причине не сумел. Ком плотно застыл в горле словно камень, блокирующий движение ручейка. Не менее бледные руки дрожали, не находя себе места, а исхудавшие ноги затекали. Некогда молодая, полная свежести и радости женщина окончательно теряла свою красоту навсегда. Она больше не сможет её вернуть. Локоны поседели, высохли, потеряли блеск и желание к ним прикоснуться, уступив место серости. Удивительно, как Нора вообще смогла двигаться в таком состоянии. Возможно, это энергия мальчика передавалась ей все эти годы, но теперь, когда и Сае оставил женщину, единственный лучик света перестал пробиваться в её сердце, питая его. Дырявую, ветхую подсобку снесли с пустыря, оставив после лишь пустоту. Чуть примятую траву, нагреваемую солнцем. Осознание пришло слишком поздно. В приступе кашля, задыхаясь, тело повалилось на пол с грустной улыбкой. Оно так и осталось лежать, покрываясь струйками ледяного ветра, превращаясь в глыбу льда. Такую же, каким было сердце Норы. То, что было внутри, окончательно проявило себя и снаружи. Озноб едва ли не брал верх над мальчиком. По ощущениям, температура была нулевая, если уже змеёй не поползла вниз. Такой же змеёй, что уже пыталась задушить горло мальчика изнутри. Воспоминания крутились в голове. Осадок, который старались не брать во внимание, всплывал всё выше и выше в памяти мальчика. Ему будто показывали слайд-шоу с семейными фото. Только вот, к фото добавлялись совсем не те эмоции, которые испытывают счастливые члены семьи. Ненависть, страх, смятение и сомнения чередовались между собой, водя хоровод в сознании Хитоши. Капля жалости всё ещё оставалась в сердце мальчика, и он никогда о ней не забудет. Возможно, это будет преследовать его до конца своих дней, отравляя или наоборот подстёгивая мальчика к новым начинаниям и желанию жить. Неожиданно для мальчика в горле появился ком. Конечно, это ожидаемо в связи с тем, что он пережил, но это не тот ком. Мальчик, само собой, иногда кашлял, но никогда с такой силой. Сгустки крови капали на воротник поношенной футболки, стекая к животу. Хитоши будто бы давился собственной кровью. Когда всё закончилось, Сае, даже не став всё обдумывать, поспешил пройти как можно дальше от его места жительства. Желательно вообще подальше от этой деревеньки или мира. Только через несколько часов Сае окончательно осознал две вещи. Первая — мать, возможно, всё ещё стоит в ступоре. Вторая мысль, волновавшая парня в первую очередь: Где ему жить? Начался ливень, покрывая прозрачной стеной всё что можно или нельзя. Липкие чёрно-белые пряди склеились на лице. Некогда сухая трава прильнула к земле под давлением коленей. Будущий сирота плакал.

На два года вперёд

Гораздо ранее событий в поле

Осенняя листва, застилавшая своим одеялом землю, уступает снежному покрову, что уже протягивает свои белые лапы к крышам домов, улицам и всем тем, кто снаружи тёплого дома от него не защищён. Детвора бегает, радуется, а старикам одни невзгоды. Где столько одеял раздобыть, чтобы согреться? Повезло тем, у кого есть маленькие шерстяные друзья-сопелки, готовые прыгнуть на руки хозяина по первому его зову. Коты и собаки, охраняющие дом, у особых везунчиков даже кролики. Зачастую, когда охотники приносят из леса какую-либо живность, им выгодно продать её детёныша живым, чтобы дети высших слоёв общества могли насладиться игрой. Некоторым животным везло с хозяевами, а некоторым можно посочувствовать. Не все умирали, конечно, но были и те, кого родители по ненадобности могли выпустить на свободу. Да что греха таить, даже съедали. Жуть конечно. Хотя это менее жутко, чем охотничий домик на окраине города, манящий своими таинственными деревянными стенами всяких непрошенных гостей. Детвора часто устраивала своеобразные рейды на этот дом, а взрослые туда соваться не пытались. Поговаривали, что в нём живёт некий старец, который связался с тёмными силами, из-за чего боится выходить на свет. На самом же деле всё немного иначе. Мори Огай — мужчина лет сорока, чего нельзя сказать по его внешнему виду, жил в том доме около леса, на южном холме. Выглядел он, к счастью сочинителей басен, как раз под стать образу. Чёрные локоны, которые иногда собраны в пучок, нечто наподобие плаща Графа Дракулы, контрастирующее с белой кружевной рубахой, заправленной под смоляные штаны и красный шарф, одиноко свисающий длинными кусками ткани едва ли не до земли. На лице всегда выражение спокойствия или же хладнокровия. Это зависело от настроения. Жутко хрустящие временами конечности и тёмные глаза, поблескивающие в темноте, сильнее создавали над мужчиной ауру вампира, давая огромную порцию возможностей для писателей и сплетников создать свой образ загадочного человека. На людях Огай показываться не боялся, а улыбаться им любил больше всего, иногда приклеивая кусочки выбеленных костей к зубам, придавая им заострённости и эффекта жуткого оборотня, сбежавшего из чащи на поиски жертвы. Мори был сектантом, но далеко необычным. Его собратья вместе с ним связывались с дьяволом напрямую. В связи с этим, допуская малейшую промашку или показывая поведение, не достойное даже взгляда их предмета поклонения, находился беспощадно убитым. На месте его смерти обычно был некий посыл, намекающий на причину смерти. Эти ребята были на голову больными. Точнее сказать, по мнению окружающих. Сами же, рисуя звёзды, черепа и прочие знаки, они наоборот считали, что освобождаются от грехов. Либо встречались типичные мечтатели о силе, богатстве и так далее, которые зачастую не способны даже мнение отстоять и аргументы привести, что уж там об успехе. Вскоре, по неизвестным причинам, мужчина покинул секту, не желая знать, что произойдёт с участниками далее. Все думали, что после такого предательства он умрёт, но у судьбы и тёмных сил на мужчину были другие планы. Огай держал лавочку, о которой знали немногие. Она была чем-то вроде Робин Гуда по Сатанински. Заказчик выбирал метод расправы и жертву, платил, а затем заказ исполнялся. В любом случае это было выгодно лишь Мори. Да и его друзьям тоже. Не каждый день к тебе лично приходит человек, готовый стать жертвой эксперимента, отдать своё тело на благо науке или.кхм, об этом позже. Да и Огай наукой не занимался. Не разделял с товарищем особой любви к ней, так сказать. Но был и тот, кому судьба людей была менее безразлична, но у парня не было выбора. Рыжеволосый, милый на вид мальчишка мастерски обращался с оружием, повергая жертв в ужас или же просто секундное непонимание и смерть. Запугивания были не для него, веснушчатый любил быстро и четко выполнять работу. Ещё больше запугивания он ненавидел своё положение и работодателя. Ведь он пришел в эту жизнь совсем не за этим, совсем. Мальчишка скатился в такую дыру, в такую. Что обычный человек сможет вряд ли представить. По жизни этого города, в особенности этой компании, можно фильм снимать, да на много частей. Ещё и материал останется. Будет, что внукам показать. А у кого-то внуков может и не быть.

Наше время

Сейчас шатен был согласен на всё. В буквальном смысле на всё. Одежда то ли от пота, то ли от ливня неприятно прилипала к одежде, больше напоминая мешок. В ботинках хлюпало, а подошва скользила по залитому водой асфальту, подвергая носителя риску разбить голову при резком падении. Что похуже, как человеку, который ни разу в жизни не надевал коньки, на всей скорости впечатать лицо в стену или вылететь на проезжую часть. Сил, казалось, хоть отбавляй, но никак не времени. В любой другой ситуации Осаму мог бы держаться лучше, действовать спокойнее, хоть, возможно, и в темпе. Одасаку значил для парня гораздо больше, чем можно было бы представить на первый взгляд. Такому другу могли многие позавидовать, да и найти подобных сложно, а тут ещё и шатен чисто случайно на него наткнулся. Не сказка ли? Всё то время и силы, что были вложены в Дазая, все те пускай и не всегда заметные попытки помочь всё же были видны шатену. Проблема его была в том, что он не хотел, чтобы его новый друг тратил на него столько времени. Не хотел, чтобы Одасаку также бессмысленно прожил свою жизнь, как это делает высокий. Таким образом он навредил обоим. Не помогал себе, так ещё и делал больнее близкому. Да, Дазай и это осознавал, но, чёрт, как только не вынуждают действовать психика и жизненные убеждения. А всё было так просто. Не совсем, конечно, нужно было и самому стараться, но потерять такое золото. Что ж поделать. В конце концов, это же не Осаму обрёк друга на верную смерть, ведь так? Ворота злополучного кладбища мелькнули перед глазами, когда в тот же миг маленькая фигура оказалась на них, а затем скрылась за деревьями, не желая обнажать обличие. Шатен будто ослеп. Ходить далеко не нужно было. Третий ряд, седьмая слева от центральной. Если как в кинотеатре на семнадцать мест в линию, то это всё тот же ряд и шестнадцатое место. На надгробии, по-хозяйски расположившись, подпиливал ноготки жуткий юноша в чёрном одеянии и с шарфом, выделяющимся своим едким цветом даже во тьме. Осаму уже подлетел к разрытой могиле, судорожно ища тело друга, как вдруг услышал чей-то скрипучий голос над головой. Жуткая картина заставила его отпрянуть от растерзанного места захоронения. — Фу, юноша, как некультурно здороваться со старшими, — с ноткой надменности и издёвки произнёс обладатель шарфа. — Вы кто ещё такой? Сторож? , — дрожащим голосом отозвался Осаму. Дрожал он весь ни то от холода, ни то от страха и слёз. Усмехнувшись, обнажая зубы, незванный гость продолжил. — Дазай, я твоя смерть, бу, — собеседник аж побледнел на месте. Он давненько не принимал, так может быть это спектакль от Чуи? Точно. То, что он показывал ему в офисе. Это явно продолжение. — Признайтесь, что это всё спектакль. Вас явно Накахара подослал. Вы оба более смахиваете на умалишённых сталкеров. Я так полагаю, что меня сюда вызвали зря, предоставив моему другу ложную информацию, — в голосе явно послышались нотки уверенности, а самообладание брало верх. Жнец спрыгнул с могилы, прикрывая нечто массивное у себя за спиной. Земля захлюпала под ногами, давая знать о приближении гостя. — Ты прав, я знаком с Чуей. Отлично знаком. А ты, видимо, не очень. Что я имею в виду? Да ты ему явно не нужен. — Мы всего лишь виделись пару раз, не притягивайте факты за уши, — явно напрягшись, хамил Осаму. Прежние страх и горе словно смахнули. — С его характером и твоим поведением ему явно будет тяжело. Ты действительно не понимаешь всей серьёзности ситуации, — перейдя на более строгий тон, продолжал Огай. — О да, ты прав, я действительно ничего не понимаю. Не понимаю, что ждёт меня в будущем и что делать, но я явно ещё в сознании и при здравом рассудке. С четверть минуты прожигая Дазая туповатым и соболезнующим взглядом, говорящим: «Ты серьёзно?», Огай вздохнул, будто всё больше груза вскинули на его плечи и, немо жестикулируя что-то вроде «Ок, погоди», рукой достал из-за спины полуоткрытый гроб. — Паренёк, я даю тебе ещё один шанс. Посмотри ему в лицо. Он этого хотел? Чтобы ты стал таким, какой ты сейчас? , — Огай явно раскачивал Дазая на качелях. На эмоциональных. Собеседник поджал губы. — Чёрт, да согласен я! Лишь бы вы все уже отстали от меня. Лишь бы вы прекратили меня му— Желание было исполнено. Шатен очутился в двуспальной кровати с белоснежной простынёй. Прозвенел будильник, а через приоткрытые глаза виднелся набитый битком бумагами и записями, открытый ежедневник. Глаза еле разлипались, готовясь к тому, что скоро едва ли не вылетят из орбит, а возглас не наполнит комнату.