Анабиоз

…и, когда становится поздно, мы понимаем, что сна ещё ни в одном глазу, так что с удовольствием говорим о том, как ты придёшь навестить меня. cigarettes after sex — affection

      Три месяца, пятнадцать квадратных метров, два человека. Эмер цепляется за крошечные детали: у Гоуста светлые ресницы, замысловатая татуировка на руке; раньше она не обращала внимания на то, что у мужчины британский акцент. — Я и сам могу поесть, — Эмер впервые слышит нечто похожее на лёгкий смешок, неожиданно слетающий с его губ.       Гоуст несмело забирает из рук женщины тарелку с отварными овощами. — Вы всё ещё слабы, — несмотря на то, что Мак-Аластер держит дистанцию, за это время ей удаётся побороть некоторую тревожность при контакте с мужчиной. — Но анализы стали лучше, что несомненно меня радует. — Реже чувствую боль в мышцах и суставах. Только по вискам бьёт, даже сейчас.       Он вновь изучает её глазами, будто бы предыдущих месяцев для этого не хватает. Опалые щёки, трясущиеся пальцы из-за физического перенапряжения; порой Гоуст замечает, как Эмер проводит ладонями по волосам, и те обильно выпадают, после чего она выбрасывает их в мусорное ведро. — Тогда сделаю пузырь со льдом.       Женщина приноравливается выхаживать лейтенанта: во время озноба укрывает двумя покрывалами и кладёт грелки к ногам, во время жара из-за усиливающейся жажды поит водой и при головных болях заворачивает лёд в полотенце и прикладывает к его вискам, что существенно облегчает симптомы. И сейчас она приготавливает холодное приспособление, приближается к Гоусту и упирается одной рукой в кушетку, а другую с пузырём тянет к голове мужчины, наклоняясь.       Мак-Аластер близка и недоступна, приучена к особенности Райли глядеть на неё зорко, однако стоит случайным образом встретиться с ним взглядом, доктор до сих пор не в силах выдержать зрительный контакт. — И это тоже могу сам, — мужчина кладёт руку на подставленный к его вискам холодный мешочек, тем самым полностью охватывая пальцы Эмер и прижимая их сильнее к пузырю.       Излишнее непредвиденное касание и тягостное безмолвие, как вызов детонации, мгновенно воспламеняющий бессвязные чувства. Женщина не ожидает тактильного проявления, из-за чего невольно отшатывается, и рука, упирающаяся в постель, теряет опору. Гоуст, думая, что та падает, хватает её за предплечье, попутно усаживая на койку. — Вы в порядке? — Да, — моментально вскакивает с места, всё ещё чувствуя на своей коже мужские прикосновения. — Простите.       Он не понимает за что Эмер извиняется. Женщина на вид полна самообладания, но сердце её, давно не тронутое эмоциональными всплесками, мучительно и учащённо долбится, а затем обмирает то ли от слепой паники, то ли от чего-то неизвестного, прорывающегося внутрь. Мак-Аластер прикрывает веки, набирает воздуха в лёгкие, медленно разжимает кулак: прошлогодние значительные повреждения зашиты непрочно — ей не хочется перекраивать их по-новой. — Можете отдыхать, — тотчас предупреждает женщина, стремясь скрыть увеличивающееся острое волнение. — Я скоро вернусь.       Для кого-то такая мелочь как обыденные соприкосновения не имеет значения, но тело Эмер и её психика от долголетнего переизбытка негативных эмоций даёт противоречивые реакции, загоняя женщину в прозрачный куб, откуда видны все выходы, однако шаги за границы обугливают стопы.       Мак-Аластер оставляет лейтенанта одного, закрывая за собой дверь. Сразу же встречает мимо проходящего доктора Кейси, который приветствует её и задаётся вопросом: — Как лейтенант? Операция максимум продлится месяц, поэтому скорее всего ему придётся долечиваться. Отстранят. — Приступы нечастые, — комментирует Эмер, усиленно отгоняя от себя липкую тень произошедшего. — Во время лихорадки беру кровь на анализ, видны малые улучшения за счёт того, что паразиты были выявлены ещё в начале развития заболевания. — Лечение такое же? Вы же делагил даёте? Его хватит? — Нет, у плазмодиев вида данной малярии лекарственная устойчивость к нему, поэтому только хинин и глюкоза внутривенно. Дозы на лейтенанта хватит, но если ещё кто-то заразится, то придётся искать замену препаратам, — Мак-Аластер наперёд знает что в данном случае будет делать. — Хорошо, что аэрозоли хоть как-то решили ситуацию с комарами. Новых заражённых нет, — мужчина смотрит вдаль, замечая МакТавиша, — Ладно, мне пора. Желаю успехов.       Её не отпускает тёмная кручина, связанная с кончиной Уолсона. Эмер неясно почему доктор Кейси, столь не выражающий особого участия и совершающий множество грубых ошибок, находится здесь. Он хорош в оказании помощи, однако его наплевательское отношение к тем кто рядом озадачивает. Дело не в построении близких связей: Мак-Аластер знает, что подобное приведёт лишь к дополнительному упадку сил. Дело в профпригодности, в том, на чём строится жизнь, — на спасении людей. Но затем женщина осознаёт, что доктор Кейси видел много смертей, поэтому попросту привык к ним; привыкнет и она.       Эмер не рада неотступному раздумью о Гоусте. За достаточно продолжительное нахождение друг с другом женщина ни разу не зовёт его по имени, даже язык не поворачивается произнести «Саймон», словно это слишком личное, явно от неё закрытое. Как и его лицо, обтянутое маской, где даже по глазам тяжело распознать эмоции. Мужчина никогда не снимает её, не позволяет женщине в такой безопасной для него обстановке открыться. В моменты удовлетворительного самочувствия Райли они разговаривают очень редко и на отвлечённые темы, касающиеся работы. Одновременно быть на расстоянии одного дюйма и отталкиваться друг от друга на мили как инфернальные муки, ведь Эмер с невыразимым ужасом замечает, как сама концентрирует своё внимание на его персоне.       Женщина долго не решается зайти обратно и мысленно благодарит капитана, идущего навестить Гоуста. — Я же могу зайти? — по Джону видно, как он переживает за товарища и ждёт его скорейшего выздоровления. — Конечно, — она поджимает губы и выставляет руку вперёд, пропуская мужчину.       МакТавиш заходит в своеобразную палату, заставая лейтенанта блуждающим по помещению. Его шаги размеренные, слегка подпрыгивающие, будто бы тот разминается, так как из-за вынужденного безделья конечности затекают. — А как же постельный режим? — он рад видеть Гоуста на ногах. — Сэр, скоро ли нам лицезреть Вас в строю? — Скоро, Джонни, скоро, — он садится на постель. — Осточертело тут торчать. Но доктор говорит, что всё не так плохо. — Она молодец, — Соуп присаживается рядом. — Я слышал, что от малярии умирают. Жаль, конечно, сержанта Уолсона, однако ты, кажется, идёшь на поправку, — мужчина широко улыбается, полностью отдаваясь хорошему настроению. — Я рад. — Как там вообще обстоят дела? В сентябре улетаем в США, верно? — он не может не думать о своих приоритетных целях. — Точка возле Парагвая осталась, провинции Херман-Буш и Кордильера. Может, задержимся, пока неизвестно. — Обещаю, отправлюсь с вами, — Гоуст поворачивается к капитану, полный несгибаемой решимости. — Долечивайся, ты нужен нам здоровым, — он какое-то время молчит и затем не упускает возможность подшутить. — На твоём месте любой бы хотел оказаться. — Заразиться малярией? — не понимает двусмысленность сказанного. — Такое себе удовольствие. — Я про Мак-Аластер, — Джон ожидает хоть какой-то реакции. — За мной бы так ухаживали, как она за тобой. Может, в душу запал. — Исключено.       Гоуст всерьёз воспринимает слова товарища; услышанное — совершенный и невозможный абсурд. Думать о женщинах немыслимо и мечтать о взаимности есть самая настоящая нереальность. И ему не о ком рассказывать, когда братья по оружию делятся историями о своих любимых или первой любви: Райли всегда был один и будет один, иной расклад невозможен. — Ты, наверно, не знаешь, но всё что доктор приносила тебе поесть было сделано её руками, — когда Соуп в первый раз видит Эмер, идущую к провизионному складу и следом готовящую максимально простую еду, он думает, что женщина делает это для себя. — Спросила у меня про некоторые овощи и дополнила, что составила список продуктов, которые тебе можно. — Доктор… — мужчина прерывается паузой, — хорошо выполняет свою работу. — И всё так же засыпает рядом с тобой? Я пару раз заходил и видел, как она сонная вспархивала, будто пташка, с табурета. — Нет, она стала спать на соседней койке, — Гоуст почему-то оправдывается перед Джоном, перед собой. — Ничего такого. — Ладно-ладно, — хлопает его по плечу и встаёт с места. — Я бы тоже не рискнул влюбиться в громилу в маске, вдруг ты был бы не в моём вкусе.       МакТавиш всего лишь хочет его подразнить, словно подростка, и продолжает улыбаться, пока не фиксирует недоуменным взглядом Гоуста, который облокачивается на колени и опускает голову. О чём-то размышляет, пытается проанализировать собственные эмоции от полученной информации, однако не справляется с ними, не умеет это делать. — Пойду я. Там, кстати, Мак-Аластер за дверью. Зайти скорее всего хотела да только я помешал, — Джон не собирается делать поспешных выводов, но всё же вспоминает замявшуюся женщину, стоящую у двери некоторое время.       Он уходит, после чего в поле зрения Гоуста появляется Эмер. И они снова ни о чём не говорят до самого вечера, спутница-неловкость, сопровождающая Мак-Аластер, нежеланна и мерзка, выставляет её презренной. Безопаснее молчать и не подходить ближе, иначе последующие мысли выжрут внутренности, принудят ощущать неправильные чувства. И всё что ей нужно — это провести обыденные процедуры: поставить уколы, дать таблетки и подать бутылку с водой. Никаких вдумчивых разговоров, никаких беглых взглядов, никаких лёгких касаний. — Вы можете нормально поспать у себя, — эта короткая негромкая фраза служит оглушающими литаврами в помертвелой тишине. — Мне гораздо лучше, справлюсь сам. — Я не оставлю Вас, — она незыблема также как он. — Недосып вреден для здоровья, а у меня навряд ли будет лихорадка, поэтому… — Поэтому я всё равно Вас не оставлю.       Эмер боится опоздать, боится допустить смерть человека по своей ошибке. Оплошности непростительны, поэтому женщина пойдёт на всё, чтобы её пациент был жив. Гоусту же странно принимать тот факт, что она возится с ним как с ребёнком. Сама почти не ест, не спит и временами так участлива, что в пределах его груди селится толика знойного и занозистого.       Ближе к ночи Райли становится не по себе. Он засыпает, однако в сознание опять закрадываются пёстрые галлюцинации, повышается температура тела. Эмер рядом, из-за появляющегося жара убирает покрывало, готовит больше воды, чтобы поить лейтенанта. В такие моменты Мак-Аластер много слышит бреда о работе, о том, как Райли зовёт нескольких своих товарищей по именам, и сейчас, аккуратно приподнимая его голову и легонько освобождая нижнюю часть лица от маски, чтобы иметь доступ к губам, женщина подносит к ним бутылку с водой. Мужчина же невпопад вторит: — Ты можешь… — его веки дрожат, а рука поднимается вверх в желании снять маску. — Дышать трудно. — Лейтенант, я… — она знает, что мужчина говорит несуразицу, но сама считает такое действие верным, ведь эта часть одежды и в самом деле только мешает. — Можешь… — Райли шумно дышит, постепенно стягивая с себя вещь.       Он самостоятельно и необдуманно снимает маску, крепко сжимая её пальцами. В те разы лихорадки подобного не происходило, поэтому Эмер не знает что делать дальше. Она лишь ненароком всматривается в резкие, но правильные черты лица: выдающийся нос с лёгкой горбинкой, удлинённую челюсть и приоткрытые бледные губы. Его волосы такие же светлые, как и ресницы, кожа оливкового оттенка, есть несколько родинок на щеке и глубокий шрам у уха, — Мак-Аластер зачем-то запоминает всё. — Лейтенант, прошу, попейте, — так непривычно трогать его, когда ткани на голове больше нет. — Побудь, — он открывает затуманенные карие глаза, — Ты…       Эмер понятия не имеет, говорит ли Райли это конкретно ей или кому-то несуществующему. Его содрогающаяся рука, возвышающаяся над постелью, как будто ищет поддержки. — Всё хорошо, — она робко дотрагивается пальцами мужского запястья, а Гоуст, будучи под пагубным влиянием жуткого полусна, цепляется за её ладонь.       «Просто бредит, нужно помочь справиться с лихорадкой», — остерегаясь в очередной раз ощутить телесную близость, Эмер всё же переступает через себя, зная, что для больных посильное содействие — необходимость.       С воспалённым сознанием Гоуст намертво держит Мак-Аластер за руку и сдавленным полушёпотом с придыханием произносит: — Побудь здесь.