И архонты любят

Когда пустошь окутана тьмою и полная луна сокрыта за мрачными тучами, что вот-вот дадут волю эмоциям и с громом станут бить ливнем по головам, а ветер ночной, преграждая, мчится вопреки клинку, острой молнией ланец разрубает пространство вместе с изрубленными телами — слетают за ними ручьи свежей крови, дуновенье разносит их капли по неплодородным почвам. Земля, испачканная и пропитанная жестоким боем, хлюпает под твёрдым ходом деревянных гэт, когда женская фигура с длинной светящейся в ночи косой бежит стремительно к застыло лежащей кукле, одиного распластавшейся далеко от смертных воинов-посланцев. Шляпа грозная его оторвана от фаты и откинута к покрытым уродливыми трещинами ногам; расколотая она больше не сможет закрыть тенью стыдливый предательский лик. В побеждённом бою опускает пером к земле громом и молнией блогословлённое оружие, подходя в симфонии гневно стучащих по лепесткам кровоцветов капель к собственному творению. Глаза жалостливо смотрят тому в лицо, по которому небрежно разбросаны намокшие волосы. Опускаясь на колени, смахивает изменнику лезущую в глаза чёлку. Окровавленными руками нежно гладит влажные щёки, растирая по ним соперническую кровь, которую тут же смывает сильный наплыв. Вполслуха молвит родное имя, зовя, но взор пустых очей обиженно уходит вбок. Прижимает к груди тесно, целует заботливо в макушку, не упускает лаской одарить запястье, и, убирая короткие пряди за ухо, втыкается в мальчуганью шею замёрзшим носом и снова губами холодными тихонько целует. — Нам пора, — улыбаясь мягко, шепчет на ухо, бережно перекладывая плачущую кукольную голову на твёрдое плечо, и осторожно встаёт. Вновь черствеют воинские руки, держа крепко хрупкое тело, — не даст архонт им уронить дорогое дитя. И пока вышедшая из пушистых одеял луна освещает путь во мгле, их с небес провожает взглядом мирным умершее божество.