Aeternum....

Рывок, и вот, нож пронзает хрупкую, похожую на мрамор, кожу. Разрывает ткани, рвёт хитросплетения тонких сосудов, застревает в костях и те трещат, ломаясь. Чавкающий звук разбивает вязкую, как льющаяся из многочисленных ран кровь, тишину и отдаётся эхом в ушах, погружая лишь глубже в ледяное отчаяние и лишающее разум безумие. Перед глазами мутнеет, а по щекам, скулам, стекая на подбородок и ниже, течет горячая жидкость. Кровь. Или слезы. Но всё-таки думать, что это кровь приятнее, привычнее. Ненависть застилает глаза алой пеленой, хочется выть от беспомощности и слепящей ярости. Рвать, терзать, вцепившись тупыми человеческими зубами и аккуратно подстриженными ногтями в жертву. Уподобившись животному, утонуть в таких непривычных, незнакомых ранее эмоциях. С глухим ударом тело падает на каменный пол гостиной опасно близко к ковру. «Жалко. Хороший был ковёр. Пушистый, белый. Придется выбросить.» Мысль близкая к абсурду в сложившейся ситуации, заставляет немного прийти в себя. Алыми глазами он оглядывается, цепляется взглядом за чёрный кожаный диван, стол, камин и останавливается на умирающем. Смешок, а затем и истерический смех срываются с губ, калеча и так не самое здоровое горло. Дорогой нож для писем выпадает из онемевших пальцев. Лязг удара серебра об камень заставляет панически дёрнуться от неожиданности. Смех застрял в глотке и тяжело затих, отдаваясь дрожью в рёбрах. Чернокнижник всё таки вернул взгляд к неподвижному телу у своих ног и облизал пересохшие губы. Пряный и солёный смешались на языке, становясь ярче и вызывая премерзкое чувство тошноты. Глаза зацепились за бледное, бескровное и слишком спокойное лицо мальчишки, вызывая табуны мурашек по всему телу. Но лучше смотреть на него, чем на то месиво в которое он превратил это по ангельски красивое тело. Ангел. Которого, не иначе, прислал сам дьявол ему в наказание за самый отвратительный поступок, что он совершил. От внешних уголков закрытых глаз начали распространяться белоснежные, яркие линии. Они сливались воедино, расползались по лицу, подобно змеям, и вот уже невозможно было смотреть на это белое пламя, не ослепнув. Том Риддл судорожно зажмурился и, впившись аккуратными ногтями с корочками крови в ладони, втянул воздух сквозь стиснутые до боли зубы. Когда сквозь тяжёлые веки перестал пробиваться свет, он открыл глаза. Тела не было. И крови на руках, лице. Пол пестрел чистотой, как и его одежда. Обречённость вновь подняла свою голову и отдалась тупой болью глубоко в груди, за рёбрами. Там, где вместо сердца, сияла чёрная, слишком громкая пустота. Плечи под пальцами закаменели, тело превратилось в натянутую струну, готовую сорваться в любой момент и бежать, бежать пока не поздно. Но он уже опоздал. Ещё в тот самый момент, когда провёл этот отвратительный ритуал вечной жизни. Стоп. Плечи? Он и не заметил, как обхватил их руками, пытаясь сдержать дрожь. Отвратительно. Он стал слишком слабым и сентиментальным. Это всё вина этого ангела, его влияния, не иначе. - Ну и зачем ты это сделал? - голос, полный какого-то детского, незамутнённого любопытства уже привычно раздался за спиной и проник в голову, мозг, оседая там пеплом несбывшихся надежд, что его личный надсмотрщик больше не появится. Глупо. Он никогда не уйдёт. Медленно, Том обернулся, и пустым взглядом уставился на целого, невредимого ангела. Тот смотрел на него, подслеповато щурясь зелёными глазами и ехидно улыбался своими яркими губами. - Захотелось. - Собственный хриплый голос звучал слишком ломко, глухо и заставил гадливо поморщиться от отвращения. Улыбка ангела стала шире. Ангела ли? Чернокнижник начал сомневаться, и видимо, что-то такое отразилось на его лице, потому что чёртов надсмотрщик весело расхохотался. Том злобно скрипнул зубами. Точно не ангел. - Не злись. Ты же знаешь, я не уйду. И лучше бы тебе перестать пытаться меня убить. Только карму себе попортишь, а толку ноль. - Черные брови сошлись на переносице, образуя очаровательную морщинку и выражая недовольство их владельца. Настроение сожителя менялось, как у Вальбруги с её подтверждённой биполяркой. Том вздохнул и, всё таки, расслабился. Безумие окончательно отступило, оставив после себя лишь мерзкий привкус крови на языке. Риддл в пару шагов оказался возле любимого дивана и, как подкошенный, рухнул на него. Плевать на слабость, ему это нужно было, чёрт побери. Взмахнув рукой, с направленной невербальной беспалочковой магией, он легко поймал бутылку дорогущего виски. Незаметно для себя, Том открыл подаренное Абраксасом пойло и приложился к горлышку, аки опытный алкоголик. Хорош аристократ, ведёт себя, как презренный магл. Увидь его сейчас последователи, заработали бы психологическую травму на всю жизнь. Если бы выжили. Он бы никогда не позволил себе проявить слабость в чужом присутствии. Но чёртов неангел и тут отличился. Чернокнижник открыл глаза и сразу же наткнулся на яркую зелень чужой радужки. Он и не услышал, как тот подошёл. Хотя... Это неудивительно. Его личная Немезида всегда ходит бесшумно, ступая своими босыми ногами по этой бренной земле. Том отсалютовал неангелу уже полупустой бутылкой виски и мрачно усмехнулся. Удивительно. Прошёл уже месяц с их первой встречи и того проклятого ритуала. Месяц с того момента, как он стал бессмертным. Смешок сорвался с сухих, искусанных губ. - Слууушай, раз уж нас впереди ждёт вечность вместе... Как тебя зовут, чудовище? - Ухмылка стала шире, когда он увидел, как глаза неангела на мгновение удивлённо расширились. Зеленоглазый задумчиво моргнул и прищурился. - Ммм... Гарри. Можешь звать меня Гарри. - Гарри? Не слишком ли просто для такого существа? Неангел... Нет. Гарри загадочно прищурился и, весело улыбнувшись, плюхнулся рядом на диван. - Просто? А мне кажется самое то. Пока Гарри устраивался рядом удобнее, подбирая под себя длинные ноги в чёрных брюках, Том откинулся на подушки и закрыл глаза, лениво размышляя. Он не знал кем был Гарри, лишь то, что он появился проследить за ним из-за ритуала. Его не видел никто кроме Тома, но он мог касаться предметов и брать их в руки, касаться самого Тома. Его нельзя было убить. Точнее можно, но он неизменно появляется снова и лишь смеётся с его неудач. Ехидный, всегда если бьёт, то по больному. Читает его, Тома, как открытую книгу. Смогут ли они привыкнуть друг к другу? Ведь он сам сказал, впереди у них целая вечность вместе. Люди умирают, умрут и все знакомые и последователи Тома, и в итоге они останутся только вдвоём. Гарри выхватил полупустую бутылку из ослабевших пальцев и приложился к горлышку. Вечность вместе. Чтож... Он может попробовать. У Тома всё равно нет выбора. В любом случае, из всего можно извлечь выгоду и из этой ситуации он выжмет всё что только сможет. Как обычно. Вечность....