По любви

Неужели надо обязательно отдалиться от человека, чтобы осознать, какое место он занимает в твоей жизни? Марк Леви

- Привет!- голос звучит из телефонной трубки так же, как почти пятнадцать лет их совместности, ладно, тринадцать. Тринадцать лет. Половина его жизни. Очень долго. Морис думал, что этот голос станет другим, когда он уедет. Чужим. Чужее. А он звучит так же. Спокойно и уверенно. Чуть насмешливо. Нежно. Они познакомились тогда, когда мальчик в нем лишь начинал перерождаться в мужчину. И этот длинный палец, указывающий на выход после фразы: “Или ты работаешь, или…”,- стал чем-то таким, что определило судьбу. А в жгучей кучерявой, как и сам Морис, тренере слилось два образа: материнский и женский. Теперь он любил таких, которые могут указать на дверь, если ты решил дурить и прощать себе дурь. И ее любил - по-сыновьи отчасти, по-мужски отчасти. За тринадцать лет видел и смех, и слезы, и презрение, и боль в горячем карем взгляде. Казалось, умел определять все оттенки эмоций, но ту, которая плескалась в день разговора, выдернувшего его из привычного мира, с привычного тренировочного льда, так и не понял. Позвала после тренировки к столу, заговорила негромко, будто тщательно подбирала слова. Рядом, вторя чуть ли не каждой букве, кивал в знак поддержки Сергей Викторович: - Мальчик мой,- впервые именно тогда назвала Мориса подобным образом,- мы разговаривали с твоими покровителями грузинскими. Федерацией. Есть разумное предложение - устроить тебя в сторонке от эпицентра. И посмотрела непонятно, а потом продолжила: - Будешь жить и тренироваться в Италии, припишут тебя к катку там. Будешь работать, ездить на старты от своей страны. - А вы?- удивленно взглянул на тренеров. - Ты взрослый уже парень, думаю, без нас в КиКе посидишь,- спокойно услышал в ответ. Захотел прочитать, что же там за кофейным стеклом ее глаз, что отражается в зеркале души? Увидел только собственное лицо. Перевел глаза на голубые зеркала второго тренера, там тоже ничего. - Дело же не в КиКе,- удивился Морис.- А тренировки? - Будет тебе там наблюдатель и корректировщик,- кивнула светлая голова, а рыжая подкивнула в ответ.- Мы никуда не пропадаем, продолжим консультировать по мере потребности. Понял? В общем-то, ничего он не понял, кроме того, что жизнь меняется. И, кажется, бесповоротно. - Это надолго?- хотелось понимать, что будет дальше. - Это не от нас зависит,- усмехнулся техтренер,- мы надеемся, что - нет. А судьба… ну, или кто-то, кто ее определяет, располагает. Всмотрелся в обоих своих учителей, снова остановился на той, что половину жизни была чуть меньше, чем мать, чуть больше, чем женщина: - Я должен так сделать? - Это разумный выход, мой мальчик,- повторила новое обращение, будто вязала невидимые узелки, заплетая свою душу с улетающей к новым берегам его душой. - А если я решу вернуться?- нужно же понимать, насколько вы еще близки. - Мы всегда будем тебе рады,- отвечает не она,отвечает Сергей Викторович. Не смотрит на Дудакова, продолжает глядеть в лицо той, что первая и главная. В ответ легкий кивок, теперь уже она согласилась с коллегой и товарищем. - Сергей Викторович по-возможности будет заглядывать, когда время и логистика позволят, а так - видеосвязь. Как работали во время карантина,- смотрит спокойно, вроде ни боли, ни горя в глазах нет. - А вы?- надеется, что не все совсем врозь. - А я, как положено тихой грузинской женщине,- сбоку раздается неприличное фыркание Дудакова, Морис и сам едва сдерживает смех,- так вот, как тихая грузинская женщина,- продолжает с таким напором и сталью в голосе, что оба мужчины начинаю хохотать в голос,- Да ну вас! Этери Георгиевна машет рукой и сама смеется: - В общем, Морис, я тут с этими этапами нашего местного “турнира мирового уровня” будут ждать тебя дома,- притормаживает,- в “Хрустальном”. В сезон. В межсезонье. Когда тебе потребуется. Дудаков заглянул, чтобы понять, как устроился их спортсмен во время визита на Ломбардия Трофи. Поговорили обо всем, погуляли с ним и Никой по закоулкам Италии. Морис немного приревновал младшего сборника, которого на Апеннины не сослали. Ника был маленьким, ему требовался присмотр и опека по части квадов постоянная. Морис мог бороться сам. Как уж мог. С техтренером не касались ни морали, ни политики, лишь только коротко обсудили задачи, показался на льду, послушал комментарии.А напоследок Сергей Викторович Сказал: - Ты тут попробуй все-таки не рассыпаться. Переживает она. Ну и все. Шлет вот видео с тренировок. Просит снимать все: макеты, целиковые прокаты, прыжки. Ему всегда отвечают быстро. Раз в день звонят. Иногда СВ, но чаще сама. И начинает всегда одинаково: - Привет! Как твои дела, мой мальчик? Дела у него неплохо. Вот на видео все показано и рассказано. Про это и будут говорить. Он смотрит в карие глаза с тем же непонятным выражением, которого раньше не видел. Все хочет спросить о главном, а не спрашивает. - Эй, Квителашвили!- резко окликает Москва.- Ты там в своей Италии потерял страх или совесть? Что я распинаюсь, а ты ворон считаешь?! - Я могу спросить?- внезапно решается.- О чем вы думаете сейчас? Удивленно приподнятая аккуратная бровь. - Я не про тулуп, про него понятно. Я вообще,- уточняет спортсмен.- Вы стали так смотреть. Я не знаю, что это. - О!- кажется, еще больше удивилась.- Я думаю, что ты стал таким взрослым. И это произошло совсем незаметно. Я не заметила. - Чем такое понимание грозит мне?- чуть улыбнулся грузин московского разлива. - Большой ответственностью. За себя,- тринадцать лет он руководствуется тем, что говорит этот голос. - Я работаю,- все, что может сказать. - Я надеюсь. Иначе выход из этого чата там же, где был выход с катка, когда ты пришел,- и вот теперь взгляд тот самый. Он успокоился. Возможно, больше не будет сниться непонятный сон, в котором Морис стоит у бортика, Этери отправляет его в Италию, Дудаков кивает согласно. А он против. И чувствует, что прав в своем сопротивлении этим двоим. А может, сон прекратится лишь с возвращением на солнечный лед “Хрустального”? Пока неизвестно. неизвестно, как поступить правильно. Он решает. Работает и над этим тоже.