Побег

Закрыв за Олегом дверь, Вадим на мгновение ощутил себя запертым в клетке с тигром. Но в следующий же миг усмехнулся: ага, тигр, как же. Кошка драная. Перед тем, как уйти, Олег тихонько зашел в комнату Разумовского, коснулся ладонью его плеча, так и не разбудив, и в жесте сквозила такая отчаянная нежность, что Вадим понял: будет сидеть и беречь этого чокнутого, иначе, случись с ним что, сердце Олега, и так криво склеенное из осколков, разобьется навсегда. Вадим не торопясь допил остывший кофе, проверил, что самолет Олега вылетел; полазил в сети — плевать, что рыжий обеспечил их деньгами на жизнь вперед, все равно руку надо держать на пульсе. А потом Вадим застыл, уставившись в окно. Размышлял. Уже не в первый раз за последнее время. То трясущееся, жалкое существо, в которое порой превращался рыжий, точно было другим человеком. Если бы Вадим встретил его на улице, заговорил, то не опознал бы в нем Разумовского, которого пару раз видел в выпусках новостей, который огрызался на него здесь, в четырех стенах. И это наводило на мысли, что, видимо, он не лгал. Стрелял в Олега действительно не он, а еще одна личность. Но раз они все такие разные, то как Олег мог не понять, что перед ним не его любимый Сереженька? Вадим постучал пальцами по крышке ноутбука. Либо та, третья личность, умела хорошо врать; либо все-таки врал рыжий. За спиной послышались шаги. Вадим обернулся. Рыжий, полуголый, в пижамных штанах явно на нагое тело, окинул кухню взглядом, потер глаза. Зевнул и спросил: — Олег? — Уже уехал. — Жаль, — пробормотал рыжий и ушел в ванную. Это мне жаль, подумал Вадим. Мне жаль, что я позволил Олегу, даже помог немного, вытащить тебя. Жаль, что он привязывается к тебе все сильнее с каждым днем и уже точно не оставит тебя одного. Жаль, что от тебя столько проблем. Жаль, что мне с тобой торчать тут несколько дней наедине, несмотря на твою смазливость, попытки рычать и даже редкие заинтересованные взгляды… И рука — твоя рука — дрогнула, когда я сомкнул на ней вечером кольцо наручников. Он выдохнул. Ему решительно нечем было заняться. Когда Олег был рядом — он отвлекался на него, болтал, уговаривал на скорость перебрать автомат, уходил под жаркое солнце на пробежку, возвращался красным и мокрым от пота, стоял на кулаках, хоть чем-то убивал время, а еще — ждал, пока он прекратит сюсюкать с рыжим. А теперь покидать бастион нельзя, нужно внимательно следить, как между комнатами перемещается бледная тень, только волосы и горят; вспоминать, как впервые схватил эту тень, вжал носом в пол, и трепещущее тело ответило с удивительной силой, чуть ослабь хватку — и вырвалось бы. И тело было… тело было приятным на ощупь. Будоражило своей неистовой жаждой высвободиться. Не хватало еще выебать любовь всей жизни Олега, пока тот в отъезде. Но с того утра, когда пришлось крепко прижимать к себе тело Разумовского — пусть он и не был в тот момент главным, — то и дело закрадывались в голову шальные мысли, вспыхивало желание. Пока он размышлял, уставившись в окно, рыжий вновь появился на кухне, стал варить в турке кофе, вытащил из холодильника прокисшие сливки, налил их в кружку, поморщился. Вадим следил за ним украдкой. Как он выливает сливки и моет кружку, как вытаскивает из холодильника пару треугольничков плавленного сыра. Стоит спиной к Вадиму, опершись о кухонную тумбу, и пристально смотрит на турку, чтобы кофе не успел убежать. — Завари мне тоже, — сказал Вадим. Рыжий обернулся, встряхнул головой, отбрасывая волосы за плечи. Ответил: — Тут только на одну кружку. Вадим хмыкнул. Любезностей он и не ждал. — Значит, резню в Венеции устроил не ты, — закинул он пробный шар. Придется же им в отсутствие Олега иногда о чем-то говорить? Надо начинать сразу тренироваться. Рыжий вздрогнул. Нервно убрал прядь тусклых волос за ухо. Кофе зашипел, рыжий торопливо выключил конфорку, но пена все равно скользнула по краю турки и испачкала плиту. Рыжий раздраженно выдохнул. — У меня ДРИ, — с вызовом сказал он, вновь взглянув на Вадима и презрительно добавил: — Если ты, конечно, в курсе, что это такое… — Откуда мне? Академиев не кончали, про Билли Миллигана не слыхивали, — поглумился Вадим, наблюдая, как рыжий переливает кофе в кружку прямо с гущей. — Три личности — это, конечно, херня, то ли дело двадцать пять… Рыжий поставил на стол кружку и положил рядом треугольнички сыра. Сел так, чтобы видеть расположившегося на диване поодаль Вадима. Взглянул ему в глаза. Хотел, наверное, морально задавить своей скорбной мордой, но Вадим лишь ухмыльнулся. Не дорос еще, чтобы одними сведенными бровями на место матерых мужиков ставить. — Будь их двадцать пять — никто бы не выжил, — пробормотал он. — Ладно, не плачь, — развеселился Вадим. — Твой второй тоже непростой, вырывается, как фурия. Жаль, что рыдает постоянно. У рыжего покраснели уши, по шее пошли красные пятна. Зря он надел футболку — футболку Олега — иначе бы можно было посмотреть, как краснеет у него грудь. Он сидел, уставившись в кружку с кофе, словно хотел прочитать по темной жидкости свое будущее, и Вадиму вдруг перехотелось издеваться над ним. Легко предположить, что эксцентричного рыжего парня дразнили в школе, да и Олег как-то обмолвился, что они только и делали в приюте, что дрались, точнее, в основном дрался он, но и Серый научился постепенно… И теперь, спустя много лет, рыжий опять сжался и молча принимает оскорбления от мальчишки постарше. На этот раз — заслуженные оскорбления. Вадим стопой подвинул поближе к дивану журнальный столик, закинул на него ноги. Наблюдать за рыжим было интереснее, чем развлекаться в интернете. Тот мелкими глотками пил кофе, потом стал разворачивать сыр: аккуратно потянул за край ленты, снял фольгу, почти не оставив на ней кусочков плавленой массы. В аккуратных движениях его длинных ровных пальцев сквозило что-то от маленьких обезьянок-капуцинов, которые даже с винограда сначала снимают тонкую шкурку, прежде чем отправить сладость в рот. — Рыжий, — тихо позвал Вадим. Тот не сразу поднял голову. — Когда ты бросил Олега… ты хоть немного скучал по нему? Тот вдруг оскалился. — А что? Ты боялся, что он вернется ко мне, и я встречу его с распахнутыми объятиями? Как тяжело быть второй скрипкой, — заулыбался он, а глаза его оставались ледяными. — После всего, что ты для него делал, довольствоваться второй ролью… — Ага. Тяжело. Слышал, как мы вчера страстно ебались? Лицо у рыжего перекосилось. Он схватил кружку и стремительно прошагал прочь с кухни, хлопнул дверью своей комнаты. Вадим довольно хохотнул. Крикнул: — Таблетки не забудь выпить, психичка! …Психичка, проголодавшись, выползла к ужину. Зашуршала продуктами в холодильнике, заворчала… Вышла в зал и плюхнулась на диван. — Есть нечего, — буркнул рыжий. Уселся он благоразумно поодаль, скользнул взглядом по телевизору — беззвучно шел репортаж из разрушенного снарядами города. Вадим повернулся к нему всем корпусом, посоветовал: — Так сготовь что-нибудь. — Тогда все отравятся, — ответил тот. С наигранным интересом посмотрел на Вадима и добавил лукаво: — Но для тебя я бы сделал ужин… Вадим хмыкнул. — Пошли, — произнес он, захлопывая книгу, от которой едва не заснул. — Вместе что-нибудь придумаем. Он первым поднялся с дивана. Рыжий, помедлив, потянулся за ним. На кухне Вадим выставил кастрюлю и сковородку, вытащил из морозилки несколько пакетов с овощами и кусок мяса. Постучал им по столу — м-да, долго придется размораживать… — Давай в горячую воду положим, — подсказал рыжий. Дело пошло. Вадим порой готовил для себя, но чаще — заказывал готовое на дом. Иногда, если выдавалась долгая передышка, нанимал повара, и тот, проведя день на кухне, оставлял холодильник, полный еды. А когда они жили с Олегом, то порой сидел на кухне, наблюдал, как он готовит, и просил, чтобы Олег дал и ему задание. Нарезать, почистить, можно даже отбить мясо — это самое увлекательное… Он умел готовить, но не любил. Рыжий же, кажется, был абсолютно бездарен. Он высыпал овощную смесь в глубокую кастрюлю вместо сковороды, повертел пакет риса в поисках инструкции и недоуменно развел руками: сколько воды, горячая или холодная? И когда Вадим раздал несколько указаний, он вдруг заговорил: — Олег всегда готовил. В детдоме, знаешь ли, не очень учат всему этому, я, как в универ поступил, понять не мог, почему в чайнике не чай, а вода… Олег все умел. Он тяжело вздохнул. Ужин у них получился вегетарианский; мясо оставили размораживаться до утра. Олег бы на их месте придумал минимум три блюда. Олег бы получил поцелуи в обе щеки в благодарность… Вадим представил, как они с обеих сторон касаются губами гладко выбритого лица Олега, и картинка вышла такая сладкая, что он крепко над ней задумался. Потом перевел взгляд на рыжего. Тот уже закончил есть и сидел, подперев подбородок ладонью, смотрел в сторону. Футболка Олега была ему велика и оголяла ключицы. Шея у него, конечно, изумительная — тонкая, длинная, голова на нее насажена, словно у античной статуи. И подбородочек этот точеный… Почувствовав взгляд, рыжий посмотрел на него в ответ. Приподнял брови. Вадим пожал плечами. Вечером он пришел в комнату к рыжему. Тот, уже приготовившись, протянул руку и эластичный бинт. Присев на край постели, Вадим взял его ладонь и стал плотно обтягивать запястье. Отвлекся на миг и скользнул взглядом по голому торсу — здоровенный шрам на груди, хорошо хоть не задеты эти милые маленькие сосочки… Он, может быть, смотрел слишком долго, потому что грудь рыжего слегка порозовела. Вадим вернулся к запястью. Закрепил конец бинта, защелкнул поверх кольцо наручников, второе закрепил на одном из прутьев изголовья. И, отпуская руку, почти машинально провел по его ладони большим пальцем, словно погладив. Отчасти потому, что захотел прикоснуться напоследок. Рыжий вздрогнул, быстро глянул на него и отвел глаза. Так прошел первый день без Олега. Вадим думал, будет хуже. Ночью, ворочаясь на кровати в темной спальне, он пытался подрочить перед сном. Представлял Олега. Их утренние нежности. Когда Олег, уже сходив в ванную, вернулся и позволяет прижаться к нему членом, прикусить ухо… Интересно, кто у них был главным заводилой — он или рыжий? Рыжий шебутной. Может, даже командовать пытался. Вертел Олегом, как хотел. Теперь совсем поник, на все согласный. Вадим невесело усмехнулся — да, если бы он отпустил Олега, то тот уже давно бы спелся со своим обожаемым Серым, а тот и рад стараться: прыгнул бы ему в объятия, упал бы ртом на член, по нему же видно — так смотрит, так мечтает прикоснуться, так хочет искупить вину. Ага… вину… Вадим прикрыл глаза, обхватил член крепче. Вспомнил извивающееся тело в его медвежьей хватке, как волосы щекотали шею. Если представить, что это он, рыжий, а не то рыдающее недоразумение… Он бы сопротивлялся и шипел, как кошка, а все равно бы Вадим его нагнул и вогнал в его белую задницу, вытрахал бы из него всю дурь. Он все быстрее заскользил кулаком по члену, в ушах зазвучали стоны — о, рыжий бы стонал на его здоровенном члене так, что сорвал бы голос. Накрутить бы волосы его длинные на кулак и… Вадим задохнулся, оргазм накрыл так быстро, как давно в последнее время не было. Он с тихим стоном провел по члену еще пару раз. Стыдно ли подрочить на рыжего? Не-а. Это же так, фантазии. Даже если встает на него… Ну и что, у Олега тоже вставал. Может, до сих пор стоит, если любовь своей юности вспоминает. Не зря же он тянется к нему так. Не просто заботится. Куда больше. Кольнула легкая ревность. Стоны вновь послышались — те, которые, думал он, всего лишь игра воображения. Вадим сел в постели, прислушался. Ну точно — рыжий стонет. Никак молча подрочить, что ли… Он натянул штаны. Да нет, в стонах — мука, а не удовольствие. Он включил свет в спальне, чтобы глаза привыкли. И, поморгав пару секунд, пошел в комнату рыжего — тоже сразу зажег лампу под потолком, чтобы лишить того преимущества. Вместо рыжего был тот, другой. Он пытался избавиться от кольца наручников. Бережно наложенную на запястье ткань он уже размотал и отбросил, и теперь кольцо царапало тонкую кожу. Едва вспыхнул свет, он зажмурился. Открыл глаза и, замерев, уставился на Вадима. На щеках у него высыхали слезы. — Ну и чего ты делаешь? — хмуро спросил Вадим, приближаясь. — Спал бы спокойно… так нет. Меня отвлек от важных дел. Тряпка моргал, явно ничего не понимая. Он дернул рукой еще раз, зазвенели наручники об изголовье кровати. Полились не меняющиеся день изо дня слова: я заплачу любые деньги, отпустите, что вам надо… Он замолк, стоило Вадиму остановиться перед его постелью. Уставился в глаза с таким ужасом, какого Вадим давно ни у одного человека не видел. Он дрожал всем телом, бессильно дергал рукой и уже даже не боролся с подступающими слезами — они градом хлынули по щекам. И там, где-то на задворках сознания, заперт рыжий. Как же его, наверное, уязвляет, что контроль над телом перехватывает вот это… Видя, что на Вадима слезы и мольбы не производят впечатления, тряпка тихо сполз щекой на подушку и продолжил плакать, но уже не напоказ. Вадим вздохнул. Вряд ли у него хватит силы воли выбить из сустава палец и высвободиться из наручников. Чтобы нанести себе физический вред, нужно иметь хоть какой-то характер. А это… Бесполезное существо. — Рыжий, ты бы хоть попробовал его прогнать, — вполголоса произнес Вадим. — А то возись тут с вами двумя… И что с ним делать? Дать затрещину в надежде, что у него в голове прояснится? Сейчас он слаб и жалок, не будет даже, наверное, бороться, как в пару прошлых раз. Впихнуть ему в глотку еще таблеток? Не проглотит ведь. Оставить рыдать, пока не заснет? Вадим вдруг вспомнил, как он стихал, стоило Олегу коснуться его волос. Он поставил колено на постель — и тряпка тут же сжался, прикрыл одной рукой голову, будто в ожидании удара. Вадим перебрался через его ноги к изголовью, устроился поудобнее и провел ладонью по волосам. Мелькнула шальная мысль — рыжий ведь не вспомнит. Не вспомнит, что я касался его волос. И пусть это не он настоящий — но тело-то одно, и теперь мягкость его прядей будет привычна ладоням… Тряпка замер, почти перестал дрожать. — Ну все, все, — пробормотал Вадим. — Я не сестра милосердия, так что не беси меня и лежи смирно. Лучше бы зубами к стенке, но как уж есть… Он потянул его за плечо, уложил его голову к себе на колени. Тот зажмурился, сцепил зубы, губы его задрожали. Вадим вытянул длинные волосы из-под его затылка, провел по всей длине. Попробовал сложить пряди в косичку. Нет, не заплетет. Просто погладит… Он брал по тонкой прядке и проводил от корней волос до самых кончиков, разглаживая, словно утюжком. Накручивал ленты волос на пальцы. Проводил всей пятерней, как расческой. И лицо тряпки менялось. Расслабились челюсти, перестали дрожать губы и ресницы. Высохли слезы. Волосы его ласкали руки. Он, не открывая глаз, лег удобнее, сдвинулся поперек кровати. Стал дышать глубоко и ровно. Вадим потерял счет времени, пока гладил его по волосам и смотрел, как он — уже без сомнений он — спит. А потом он открыл глаза. На миг в них мелькнуло замешательство, он резко выпрямился, и Вадим не успел отпустить его волосы — дернул за прядь. — Ай! Он что, опять? — бессильно спросил рыжий, морщась от яркого света. — Вся рука… Он бессильно встряхнул прикованной рукой. Вадим тоже взглянул на его покрытое ссадинами запястье. — Сейчас сниму, — пообещал он и вышел из комнаты за ключом. Ладони горели, словно волосы рыжего были пожаром. Он сомнамбулой прошел в спальню, нашел ключ от наручников, вернулся. Отстегнул. Рыжий устало закрыл лицо руками. — Я так больше не могу, — глухо сказал он. — Думал, избавился от них обоих. Долго ты тут со мной?.. — Достаточно. — Извини. Вадим, вертя наручники в руках, сел на край постели. Снова замотать бинтом запястья и приковать его? На этот раз — за левую руку? А где гарантия, что он не проснется среди ночи снова? Предложить выпить еще таблеток? Ага, чтобы он тут от передоза отъехал, объясняйся потом с Олегом… Вздохнув, Вадим сказал: — Попробуй заснуть. Я посижу с тобой, присмотрю. — Не всю же ночь, — резонно возразил рыжий. — Через пару часов надену на твою очаровательную ручку браслетик, не беспокойся, — усмехнулся Вадим в ответ и приподнял наручники. — Ладно… Дай сначала умоюсь. Все щеки в слезах, — поморщился он. Вадим дождался, пока он, чуть посвежевший, вернется в спальню, и выключил свет. Поставил стул к окну и сел. Рыжий свернулся под одеялом, затих. Не спал. Очертания его тела были едва различимы, дыхание — почти неслышно. Вадим прикрыл глаза. Олег бы сейчас лег к рыжему, обнял бы его со спины. Шептал бы ему что-нибудь и целовал в затылок. Что ж, его можно понять, рыжий, хоть и та еще упрямая сука, вызывает желание стиснуть его и не отпускать. И — кстати — Олег тоже казался Вадиму упрямой сукой, когда закатывал глаза в ответ на флирт, уворачивался от прикосновений, а потом украдкой поглядывал и краснел, если его спалить. В такого Вадим и втрескался. Только потом узнал, какой он на самом деле нежный. Как умеет любить. В комнате становилось душно. Вадим приоткрыл окно. По ночам из пустыни тянуло холодом, шуршал песок. Здесь, наверху, не слышно, но если спуститься вниз, то пустыня ночью словно устало вздыхает — скатываются со склонов песчинки, нагретые за день, и мерещится, будто рядом кто-то есть. Постояв у окна, Вадим обернулся. Сверкнули глаза в темноте. — Не спится? — тихо спросил он. — Нет, — вздохнул рыжий. — Ну… хочешь, почитаю тебе вслух? Тот презрительно хмыкнул. — Ладно, — сказал Вадим, — тогда без чтения. В общем, слушай. Троянская война началась на рубеже восьмого века до нашей эры… По мере того, как он говорил, пересказывая введение давным-давно защищенной диссертации, рыжий старался устроиться поудобнее. Подбил подушки под спину, занял полулежачее положение. Подтянул колени к груди и обнял их. Постепенно стал прятать зевки в кулак. Вадим и сам уже клевал носом. — На сегодня сказочке конец. Продолжим завтра, — произнес он. — Дай ладошку, позолочу… Он уже привычно сел на кровать рыжего, взял левую руку — еще не израненную. Наложил бинт. Застегнул кольцо. Тот прошелестел: — Неудивительно, что Олег тебя полюбил. Я заботился о нем хуже, чем ты обо мне. Хотя, казалось бы… Вадим застегнул второе кольцо в изголовьи. Взял в ладонь затылок рыжего, посмотрел на него, едва различая в темноте черты лица. — Спи. Чтобы больше ночью не буянил. Ты еще ничего так, а вот второй — сущий кошмар. Рыжий коснулся его предплечья и словно бы подался ближе, но Вадим отпустил его и ушел. Затворил дверь. Сердце гулко стучало в груди. Мягкость волос еще ощущалась на руках. Да, лечь бы с ним, волосы эти длинные гладить… Отхватил же ты себе парня, Олег. Даже когда вредничает и корчит презрительные рожи, к себе влечет. В спальне из-за открытого окна стало зябко, и Вадим укрылся одеялом. Олег его согревал. И где он мотается сейчас?.. Вадим прикрыл глаза. Сонливость брала свое. На следующий день они оба сделали вид, что ничего ночью не было. Рыжий поныл, что умирает от скуки, выпросил ноутбук. Зачитался унылыми статьями на английском. Вадим попытался было приучить его к онлайн-игре, но тот заворчал, что все это пустая трата времени. — Знаешь, чего хочется? — вдруг жарко сказал он. — Шампанского. — Этим порадовать не могу, — хмыкнул Вадим. — Только бурбон Олега. — Почему именно Олега? — удивился рыжий. — Доставай. Я пью все. Даже бурбон. И придвинулся ближе — диван перед телевизором уже стал им привычным местом, чтобы скоротать день. Вадим, нахмурившись, ответил: — У него ноет плечо от нагрузок. Так и не восстановилось. От алкоголя легче. — А… Рыжий тут же сник. Разговор об алкоголе он больше не заводил. Без особого энтузиазма посмотрел, как Вадим прокачивает персонажа (ему и самому уже до тошноты надоела примитивная игрушка), посидел рядом, пока Вадим пересматривал “Трою”. Дни без Олега тянулись мучительно. От него не было вестей. Но они так и договорились: незачем контактировать, Вадиму нужно лишь следить, вылетел ли рейс из России, зарегистрировался ли на нем Олег. Вот и все. А проверить это нужно спустя три дня. К ужину Вадим подумал: а пошло оно все. Скучно. Он налил бурбон в те же кружки, из которых они по утрам пили кофе. Протянул одну рыжему. У того загорелись глаза, а после первого глотка — развязался язык. Сидя за обеденным столом напротив Вадима, он болтал, что немного осознавал себя богом, но какое же блаженство было после того, как Кутх исчез! Он впервые за долгое время оказался один в собственном теле. Впервые никто не кричал в его голове. И вот если бы еще тупой мент не ударил его рукоятью пистолета, если бы законники не вкололи ему транквилизаторов… Быстро захмелев, он мечтательно заулыбался. Вдруг спросил: — А вот ты. Ты, Вадим. О чем ты думаешь перед тем, как заснуть? Пьяно улыбаясь, он упер два пальца в стол. Прошел ими полпути до руки Вадима. Захихикал. Прикусил губу. От нелепого флирта Вадим едва не засмеялся — его такая крошечная доза бурбона не взяла, все равно что воды выпил. — Вчера вот о тебе думал, — ответил он. — Как бы ты снова не заскулил и не пришлось тебе колыбельные петь. Рыжий с укоризной глянул на него. Прошел пальцами по столу еще немножко. Сделал несколько торопливых глотков бурбона, будто боясь передумать. — Я бы, может, хотел, чтобы ты побыл со мной, пока я не засну. Вадим потянулся к нему, взял его лицо в ладонь. Посмотрел в осоловевшие глаза. Рыжий прильнул щекой к его руке. Он, конечно, был безобразно пьян. Наверное, алкоголь лег на лекарства в его крови, смешался в невообразимый коктейль — и его развезло мгновенно. Пользоваться его состоянием Вадим не собирался. Но помечтать, подразнить — кто ему запретит? Он провел большим пальцем по приоткрытым губам. Рыжий едва дышал. Под столом двинул ногой и поставил стопу на ногу Вадима. — А чего бы ты еще хотел? — тихо спросил Вадим. Рыжий сглотнул. Вдруг загрустил и отвел взгляд. — Олегу так хорошо с тобой. Я слышал, как вы за стеной… — Он вздохнул. — Он наказывает меня так, видимо. Знает, что я к нему… к нему все еще чувствую, — окончательно сник он. Плавно отстранился от Вадима, откинулся на спинку стула. Эйфория его прошла так же быстро, как и вспыхнула. — Никто тебя не наказывает, — медленно произнес Вадим. — Просто мы с ним вместе. Рыжий вздрогнул, как от пощечины. Опершись ладонью о стол, поднялся. — Пойду, — прошелестел он. Вадим вдруг ощутил к нему такую жалость, что потянулся за ним следом. В пару шагов нагнал его у проема двери, обнял со спины за плечи. Рыжий обмяк в его руках. Он полыхал. Такой горячий под футболкой, как еще не расплавился? — Хочу тебе кое-что включить, — торопливо сказал Вадим, чтобы не передумать, и подтолкнул его своим телом в сторону зала. — Одну из любимых песен. Он, все обнимая со спины, положив ладонь поперек груди, вел его в зал. Просто потому, что он — пьяный, а значит, можно будет сказать, что Вадим и сам был навеселе, и все эти прикосновения — не всерьез. А его хотелось касаться. Хотелось теснее прижаться, провести губами по нежной шее. Господи, Олег, как ты додумался оставить меня с ним? С ним же наедине нельзя оставаться, с ума сойдешь… Лишь в зале Вадим отпустил его, склонился к ноутбуку, чтобы включить песню, и почти сразу же взял за руки, дернул на себя. Рыжий чуть улыбнулся. Заиграли первые аккорды, запел сильный красивый голос: — I’m in love with Judas, Juda-a-as… Вадим положил одну руку на плечо рыжему, другую — на талию. Держась от него на поистине пионерском расстоянии, не в такт сделал пару шагов вперед-назад. Рыжий неловко попытался подхватить его движения, а песня все лилась: — Even after three times he betrayed me… Да, предательство, да, измена, но будь честен, Олег, неужели ты не совершил точно такую же измену несколькими днями ранее? Ты не танцевал с ним и не заигрывал, но ты не мог не думать о его теле, о его губах. И это абсолютно понятно… Рыжий вдруг сделал шаг вперед и положил голову на плечо Вадиму, ладонь его соскользнула в руку, и Вадим крепко сжал ее. Покачиваясь не в такт, они ждали, когда песня закончится. Это все потому, что Олег уехал и оставил их вдвоем сходить с ума от тоски в этом холодном каменном бастионе. Это все потому, что они потеряли единственное связующее звено, а теперь пытаются встроиться друг в друга, а на деле больше всего страшатся каждого нового дня — им придется разойтись, кто-то останется на берегу вспоминать о двоих, покинувших его; и никому не ясно, кто же будет скорбеть в одиночестве. Мне так жаль, подумал Вадим. Мне так тебя, рыжий, жаль. И тут же: но ведь это тебя, Вад, они сместят со своей орбиты. Они вертятся по одной окружности с самого детства, а ты — лишний. Временная замена, временное утешение. Сначала для Олега, теперь — для рыжего. Вадим отпустил руку рыжего первым. Тот нервно одернул футболку, пробормотал, отводя глаза, что хочет спать. Вадим проводил его взглядом. Выдохнул. Сжал себя между ног. Близость этого жаркого тела и его начала заводить. Еще бы пара таких песен — и они бы терлись о бедра друг друга. Как, наверное, рыжий скучает по чужим рукам у себя в трусах… Как давно у него никого не было. Как бы он ни слетал с катушек, все равно тело не обманешь. Едва голову покинули посторонние, он наверняка вспомнил о плотских радостях. И ничего удивительного, что у него встал. Когда Вадим защелкивал наручники, рыжий старался от него отдалиться и прятал глаза. Хорошо, что он теперь левой пристегнут. Правой дрочить сподручнее. В своей спальне Вадим уткнулся носом в подушку, еще хранившую, казалось, запах волос Олега. Немного поласкал себя, думая о нем. О его крепких бедрах, его тесной заднице. О том, как сладко брать его сзади, смотреть на пропорции плеч и талии, сходить с ума от модельной фигуры. Хочу обоих, вдруг четко понял Вадим. Не выбирать, не заигрываться. А положить обоих в кровать. Касаться то одного, то другого. Смотреть, как они целуются, прежде чем спуститься к его члену и ласкать его в два языка, в два рта. Трахать Олега и отсасывать рыжему, поменяться, раздвинуть ноги, кончить на члене — все равно, на чьем. Оказаться между двумя. Зажать рыжего, взять его с Олегом по очереди. Вадим, приподнявшись на коленях, отдрачивал так яростно, как давно уже не было. Он бы дорого отдал, чтобы сейчас рыжий, этот нервный и ласкучий рыжик, хотя бы в одиночку взял у него в рот. Но если прийти к нему — он рискует потерять обоих. А потому — только помечтать, только самого себя раздраконить — и кончить со стоном на простыню, которую они с Олегом за все время здесь ни разу не поменяли. Рыжик с утра был сонный, бледный. Тер виски. — Похмелье? — походя поинтересовался Вадим. — Угу. Не надо было смешивать с таблетками… — Он проследил взглядом за Вадимом, поморщился. — Хочется быть нормальным. Позволять себе все. — И что ты хочешь себе позволить? — заинтересовался Вадим. Жестом предложил налить кофе, но рыжик мотнул головой и продолжил пить воду. Отсчитав три таблетки, он взял одну и тяжело вздохнул, прежде чем забросить ее в рот. Проглотив, он так же внимательно уставился на вторую. — Хотел бы я позволить себе напиться. Надраться до поросячьего визга. С другой стороны, тогда я потеряю контроль. Ты и представить себе не можешь, как страшно терять контроль и ничего потом не помнить. Он торопливо выпил оставшиеся таблетки. Подумал — и добавил еще одну сверх нормы. Вадим лишь нахмурился, но ничего не сказал. Рыжик его сторонился весь день. Порой вскользь поглядывал, но стоило перехватить его взгляд — торопливо отворачивался. Вадим и сам не горел желанием повторять вчерашнее. Можно ведь тогда и не сдержаться. К вечеру опять проснулся тот, другой, но стал пропадать, стоило лишь рявкнуть. Вадим впервые разозлился на него всерьез. Чужое сознание в теле рыжика — кому такое понравится? И таблетки эти ни черта не помогают… Скорее бы вернулся Олег. Развеял бы наваждение, поставил бы рыжика на ноги — и тогда из подвешенного состояния они все рухнут на землю. Больно, зато наступит ясность. И сам рыжик, кажется, этого желал. Спросил, когда вернется Олег. Услышав ответ — через три дня — кивнул. Вдруг встрепенулся, вспомнил: — Ты говорил про Троянскую войну… увлекаешься историей? — Увлекаются дилетанты, а я занимаюсь профессионально, — похвастал Вадим. — Ну, раньше… Рыжик заинтересованно уселся удобнее, приготовившись слушать, и Вадим лениво выдал ему дозированную информацию: учился, защитился… Думал, рыжик быстро заскучает и отстанет, но тот кивал, задавал вопросы, и Вадим сам не понял, в какой момент стал говорить о тупиковой карьере преподавателя и о том, как пахнет кровью песок. Ничего бы не поменял, подумал он. Все равно бы и в армию сходил, и в ЧВК послужил… Не остался бы мирно тлеть среди профессуры и студентов. Рыжик моргнул, и его сменил другой так быстро, как ни разу еще не было. Ушел он без боя, оставив лишь неприятный осадок. Четыре стены окончательно доконали Вадима. На следующий день он вытащил рыжика на улицу, и у того с непривычки закружилась голова, заболели глаза. Вадим, встав в планку, махнул ему — давай, забирайся сверху! Просияв, рыжик забыл даже пожаловаться, что ему жарко на солнце. У Вадима чуть дрогнули руки, когда он устраивался на его спине в позе лотоса. Наконец рыжик уселся, и Вадим стал отжиматься. Давно так не делал… без утяжеления скучно. А пока рыжик сидит сверху и восхищается, хочется делать до отказа мышц. Палящее солнце совсем не прогревало тень, и Вадим поначалу даже не запыхался. Потом пот покатился градом. Вадим лег на холодный песок, подложив предплечья под голову, и кожу защекотали песчинки. Рыжик провел ладонью по его затылку, взъерошил волосы. Сказал: — Теперь я. — Ложись, я сверху присяду, — улыбнулся Вадим, тяжело дыша. Рыжик только фыркнул. Перекатившись на спину, Вадим приподнялся на локтях и посмотрел, как рыжик тоже начинает отжиматься, но задница у него провисает, а руки дрожат. Он встал и подошел ближе, присел рядом с ним на корточки. Положил ладони на мягкие ягодицы и напряженный живот, скорректировал: — Вот так. Держи прямо. Давай. Рыжик стал опускаться на дрожащих руках. Вадим не давил, лишь немного придерживал его корпус, но внизу все передернуло от мягкой округлости под ладонью. Потискать бы… Он сглотнул, почти нормальным голосом произнес: — Ниже. Еще ниже. Во-от… Рыжик, застыв в самой низкой точке, почти прижал животом ладонь Вадима к песку. Было бы так просто скользнуть рукой вниз, крепко взять его член, поощрительно сказать: еще раз пять — и отсосу. Будь на его месте Олег, Вадим так бы и сделал. Но рыжик, попытавшись приподняться на слабых руках, обессиленно рухнул вниз, Вадим едва успел убрать ладони. Перекатился на спину, стер песчинки с щеки. Огорчился: — Совсем размяк. Отвык. — Ничего, наверстаем. Они обошли бастион кругом. Поначалу Вадим опасался, что все это запомнит другой и сбежит, а потом понял: некуда ему бежать. Где тачка стоит, он не видел, а без нее тут делать нечего. Волосы рыжика сверкали на солнце, а на лице будто разом расцвели веснушки. Вадим даже остановился, чтобы рассмотреть получше, а тот радостно зажмурился и подставил нос. Ему на пользу прогулка. Вон как сразу оживился… И Вадим вспомнил, как еще совсем недавно выводил из домика в Италии Олега, как они обходили двор по кругу, и высокая трава щекотала ноги. Нет, он все-таки точно сестра милосердия, выгуливает двух искалеченных… Один — физически болен, другой — ментально. Вернувшись внутрь, Вадим поежился от холода стен. Глядя, как рыжик идет по коридору, засмотрелся на него. Все это скоро закончится. Надо наглядеться. …Олег должен был вернуться ночью или рано утром — как повезет с дорогой. Его самолет благополучно вылетел и приземлился для стыковочного рейса. Вадим собрался дождаться его приезда, да и рыжик не спешил спать. Он принял душ, переоделся в пижаму, но уселся на полу у телевизора, прислонившись к дивану. — Давай ко мне, — похлопал Вадим по сиденью. — Нет. Засну. — А так, конечно, не заснешь, ага, — хмыкнул Вадим. Рыжик, подперев подбородок кулаком, таращился в телевизор. Внизу шли английские субтитры. Говорили снова о военных столкновениях. Здесь постоянно войны… Вадим закрыл ноутбук и опустил его на пол. Сунул под диван, чтобы никто спросонья не наступил на него. Улегся удобнее и, подложив ладони под щеки, вполголоса спросил: — Соскучился по нему? Рыжик не ответил. Вадим скосил на него взгляд. Склонил голову и спит. Вадим пробормотал: — А я — очень. Он, видимо, в какой-то момент все-таки тоже задремал, потому что послышался выстрел, и его подбросило над диваном. Он вскочил. Сердце заколотилось от резкого пробуждения, на миг перебило дыхание, но голова работала четко — рефлексы безупречно натренированы. Темно, только телевизор бросает свет. Он оглянулся. Никто, конечно, не стрелял. Зато распахнутая оконная створка грохнула по стене от порыва ветра. Перед открытым окном стоял рыжик и уже поставил одно колено на подоконник. — Стой! — рявкнул Вадим. Нет, не рыжик, а то недоразумение. Лицо его исказилось, он подтянулся на руках на подоконник. Дурак, разобьешься… А куда ему еще лезть — дверь на лестницу заперта, они давно договорились с Олегом, что будут закрывать этаж… Вадим рванул к окну, схватил его за талию, дернул на себя. Тот неожиданно брыкнулся так сильно, что Вадим потерял равновесие. Не отпустив его, грохнулся на спину, зашипел от злости и мимолетной боли. А психованный, взвыв, ткнул его локтем и рванулся прочь с такой прытью, что у Вадима разомкнулись руки. Он бросился следом — тряпка не успел сделать и пары шагов, как Вадим схватил его, прижав его локти к телу, и поднял в воздух. Тот засучил ногами, пару раз чувствительно дал по коленям. — Да угомонись! — рявкнул Вадим. — Что с тобой, блядь, не так… Голос, похоже, испугал тряпку. Тот задрожал, издал всхлип — прекрасно, теперь будет рыдать. — П-пусти, — взвыл он. Еще сильнее забился в руках. Вадим, крепче прижимая его к себе, попятился к дивану. Связать нечем, да и некогда. Ну, обойдемся тогда тем, что у нас всегда с собой… Он, подойдя к дивану, развернулся и резко повалился на него вместе с дрожащим тельцем — он словно бы меньше стал, чем рыжик, но сучил ногами изо всех сил. Вадим придавил его собственным весом, уткнул носом в сиденье. Ногами стреножил его икры. Вжался так, что тот, хоть и дергался, сделать уже ничего не мог. — Так и будем лежать, — зло выдохнул Вадим. — Пока не съебешь… Слышь, рыжик, выползай. — Кто вы? — глухо вскрикнул тот. — Я дам денег… — Да слышали уже, — устало сказал Вадим. В этот раз он сопротивлялся дольше. Оставил, наверное, десяток синяков на груди и животе от своих локтей, затылком дал по носу. Вадим наорал на него, но тщетно. Возился с ним почти час, прежде чем он задрожал всем телом и начал рыдать. Значит, сдался. Раз ревет — то скоро свалит. Вадим, лежа на нем, чувствовал, как сложно ему дышать. Ничего, потерпит… Наконец тот перестал шевелиться. Вадим осторожно перекатился набок — так, чтобы спиной к телевизору, а этого — мордой в спинку дивана. Но он ушел. Расслабились его мышцы, изменилось дыхание. Вадим чуть ослабил хватку, но продолжил тесно обнимать его, удерживая руки прижатыми к бокам, немного расслабил ноги — но все равно сжимал коленями его бедра, а лодыжками — голени. Дышать стало легче. Он вскоре завозился — но не сопротивляясь, а словно проснувшись. — Олег… Вадик?.. — слабо позвал он. — Ага. Олег еще не приехал, — тихо ответил Вадим. Из окна тянуло холодом, и спина его покрылась мурашками, а грудь полыхала — рыжика словно лихорадило. Пересыпался на барханах песок. — Я опять?.. — Угу. Еле угомонил. Думал, ты меня в окно выбросишь. Легкая вибрация смеха прошла по позвоночнику рыжика. Он сказал: — Он бы не смог. Он ничего не может. Вад… Я лишнюю таблетку выпил. Забыл, что уже пил, и выпил еще раз. Вадим повозился, устраиваясь удобнее. Крепче обхватил рыжика за талию и грудь. Он и так увеличил количество белых кругляшков, а теперь и лишнюю выпил — разве это не должно было угомонить лишнюю личность? Получалось, наоборот. Его ведь чаще начало сбоить в последнее время. — Знаешь, что, — задумался Вадим. — Тебе, кажется, эти таблетки вовсе бросить надо. — Не уверен, — тихо ответил рыжик. — Ты отпустишь меня? Вадим устроил ладонь на его груди, накрыл подушечкой пальца острый сосок. Вторую положил на живот. — Не-а. Рыжик чуть повернул голову — так, что его ухо оказалось почти у рта Вадима, только потянись — и можно укусить. — Потому что не доверяешь? — напряженно произнес рыжик. — Я действительно могу его не удержать… — Не, доверяю. Просто не хочу отпускать. Слишком долго я тебя укладывал, чтобы теперь отпустить. Рыжик коротко рассмеялся. Вадим все же на миг отпустил его — подтянул им под головы диванную подушку. Выпрямил ноги. Он так и остался лежать, обнимая рыжика. Тот завозился. Удерживать его, вопреки своим словам, Вадим не стал. Но ему действительно хотелось дольше прижимать его к себе. Проходила злость на другого, оставался выплеснувшийся в кровь адреналин, и с ним нужно было что-то делать. — Вад, это пистолет или ты припрятал огурец в кармане? — спросил рыжик томно. — Вообще-то это как минимум баклажан. Я оскорблен. Рыжик опять завибрировал от беззвучного смеха. Он перевернулся лицом к Вадиму. Посмотрел на него. В отблесках телевизора его глаза казались черными. — Ты заводишься на безвольную плаксу? — строго спросил он. Тон его не вязался с мимикой и движениями: просунул одну ногу между колен Вадима, другую — уложил поверх. Устроился головой на сгибе локтя на подушке, вторую опустил на талию Вадиму. И все мягко улыбался. — На плаксу я злюсь. А вот психичка… психичка заводит. Вадим положил руку ему на ребра. Рыжик вздохнул. — Я не могу так поступить. Олег тебе наверняка верит. Мне же столько времени верил, а я успел серьезно накосячить. — Так я ведь тебе и не предлагаю, — сказал Вадим. Обнял его, уложил его голову себе на грудь. Пообещал себе не засыпать, пока не вернется Олег. И этого дурного не отпускать, а то снова примется в окна открытые лезть. Вадим погладил его по волосам. Одному из них точно придется уйти. Уже неважно, кому. У него клубок в груди. У рыжика — наверняка не меньше все между ребер запуталось. А об Олеге и говорить нечего… Вадим гладил, гладил рыжика от макушки до затылка, даже, кажется, порой склонял голову и касался его волос губами. Глаза слипались. Рыжик, вымотанный истериками другого, дремал, и под его тихое дыхание Вадим тоже все-таки заснул.