Анатомия сердца

1 — Воспоминания Сакуры о Саске состоят из: тихого зимнего утра, когда она выглядывала из окна, чтобы увидеть, как он ежедневно пробегает шесть километров по снегу; поздних осенних вечеров, обсуждений Мотоори на семинаре под непрерывный стук дождя снаружи. Гьюдон в Йошиноя, по средам вечером; и пенный чай Харадзюко, в середине июня. Затем совместные химические лаборатории, чтобы передать скуку вакуумной фильтрации и колоночной хроматографии; а затем очистка, погружение разделительных воронок и пробирок в ацетон. Он был спокоен даже тога; тоже злился, хотя ещё не раздражался. Она узнала, что лучше всего по утрам-как раз тогда, когда солнце начинает золотить верхушки деревьев расплавленным золотом.Он довел себя до изнеможения, обморока, вынужденного отдыха; прогнал всех демонов, которые его мучили (а она ни когда не знала демонов, которые его мучали), стуком своих ног, прогнал боль в своем сердце (а она ни когда-нибудь знала боли его сердце) влажным потом, который окрашивал темную ткань на спине. Иногда, если она ловила его в нужный момент после пробежки, он мог даже ответить «Привет» на её «Доброе утро». «Привет», небрежно и легко так, как будто он не был зол. Это её самые романтические воспоминания о нем, раскрасневшимся, измучены и потным, золотым освещенным восходящим солнцем. (Они не самые дорогие для неё) 2- В какой-то момент на своем первом году обучения в ординатуре Сакура встречает Наруто. Она не уверена, когда именно это было, потому что в наши дни она не может представить, что не знает Наруто. Она думает, что, должно быть, всегда знала его, с самого своего рождения и во всех своих предыдущих жизнях, потому что он, слишком сильная личность, чтобы знать его всего несколько лет. В эти дни Наруто находится в акушерском-гинекологическом отделении, что действительно не дает ему повода рыскать в её отделении всякий раз, когда ему скучно. Он любит приносить колоды карт и играть в Го-Фиш с её пациентами. Сакуре нравится бить Наруто по лицу. Прекрати, -она хмуро смотрит на него.-Возвращайся в свое отделение. Что ты здесь делаешь? Ты мешаешь, и последнее не совсем ложь. Хината, обычно такая правильная и корректная, неправильно заполняет все свои карты в те дни, когда Наруто заходит. Тебе что, больше нечем заняться? Иди воруй конфеты в педиатрии. Сакура-тян — скулит Наруто. Позволь мне остаться.Я буду вести себя хорошо, обещаю.Кроме того, я не вижу тебя в эти дни. Помнишь, как мы делали ротацию вместе с этим ублюдком, и ты покупала нам рамен в кафе, если мы засиживались допоздна? Давай как-нибудь повторим это снова? Он улыбается, широко и ослепительно, как улыбается, когда вспоминает очень вкусный рамен. (Чуть дальше по коридору с грохотом падает шкаф с карточками. Я-я и- извиняюсь! Пищит Хината.) Костяшки пальцев Сакуры зудят от желания соприкоснутся с носом Наруто. 3- Саске бегал на длинные дистанции не потому, что хотел заниматься как-им либо видом спорта или тренироваться с какой либо командой, а потому, что хотел соревноваться с другими и превзойти их. Другие бегуны были барьерами, на которых он мог испытывать себя, маркерами его собственного прогресса. Не то что бы Саске когда-либо говорил Сакуре об этом так многословно. (Между ними не когда не было много слов), но она догадывалась, что это было в значительной степени так. Сакура прошла психологию 101, и более того, и более того Сакура прошла детский сад: было так много неправильных причин, по которым Саске присоединиться к треку, что она не знала, с чего начать. Тем не менее, она ходила на его встречи, хотя он ни когда не просил её об этом, и осталась после церемонии награждения, хотя он её об этом и не просил. Саске злился, когда выигрывал, а выигрывал он всегда. В те первые месяцы весны метал трибун всё ещё был холодным, и вечер наступал рано. Сакура плотнее закуталась в шарф, когда холод начал проникать сквозь её джинсы и толстовку, щурясь в сгущающийся темноте. Саске засунул свои кроссовки в сумку, а затем ушел с поля. Она с тоской смотрела ему в след: смотрела на напряженную спину, напряженную шею, на то, как крепко сжата его челюсть. Его лицо было бледным пятном в сгущающихся сумерках, и она не могла сказать, был ли это гнев, ненависть или отчаяние так искажали его выражение. Саске в эти моменты она вспоминает с некоторой болью: отчасти из-за своей неспособности помочь ему, но в большой степени из-за его неспособности убежать от самого себя. (ни это, её самые дорогие воспоминания о нем: она не притворяется, что разделяет его боль). _ Анализы крови, которые Сакура заказала для третьего приема во вторник, показали тревожно повышенный уровень АФП, она делает пометку, чтобы назначить компьютерную томографию. К тому времени, как она дочитывает оставшуюся часть отчета, за окнами уже смеркается, и её желудок сводит от голода. Она направляется в кафетерий. На этаже акушерско-гинекологического отделения она на мгновение останавливается, что бы высунуть голову из лифта и посмотреть в конце коридора. Дверь в комнату Наруто закрыта, свет выключен. Тогда она угостит его в следующий раз. Сакура на половину покончила со своей тарелкой цукими удон, когда кто-то высокий и очень худой присел на стул рядом с ней. Она поднимет глаза. Это Саске, который ломает свои палочки для еды и искоса смотрит на неё. Ты еще не съела яйцо? — спрашивает он, кивая на её тарелку. Хммм.? Она опускает взгляд на свой удон, наполовину сваренное яйцо-пашот плавает в супе, его середина насыщенного желтого цвета. Нет. Ты хочешь его? Он пододвигает свою миску-рис с карри, отмечает она, — и отвечает, и предлагает.Она выуживает яйцо из своей миски в его, затем отодвигает его миску обратно.Спасибо, -улыбается она.Он слегка наклоняет голову, сосредоточившись на том, чтобы смешать рис, карри и полусырое яйцо в своей миске в какую то неопределенную коричневую массу. Она ни как это не комментирует. Я не знаю почему, каждый раз получаю цукими. Я до сих пор не могу привыкнуть к консистенции сырых яиц. Разве это не сводит на нет всю цель получения цукими? Эта такая пустая трата времени… Хм.- говорит Саске безразлично. Она замолкает. Поев еще несколько минут, Саске откладывает свои палочки для еды и поворачивается, чтобы посмотреть на Сакуру. Тот фильм, который ты прислала мне вчера-я посмотрел. О- говорит она пораженная. Вау это действительно быстро Саске-Кун. Я знаю, что ты был занят в последние время, и мне жаль… Он прищуривается, глядя на нее с выражением, которое спрашивало, ты уже закончила.? Ну…-заикается Сакура, а затем- Спасибо. Саске не утруждает себя признанием этого. Он продолжает: В любом случае, похоже, что опухоль в почке довольна значительная. Ты уже сделала биопсию? Пока нет. Не беспокойся. Это RCC, почти наверняка. Он цокает языком, вытирает рот и бросает мятую салфетку в пустую тарелку. Кроме того, увеличены лимфа узлы.Возможно, ты хочешь сделать ПЭТ- сканирование, потому что, похоже, болезнь прогрессирует. Сакура закусывает губу, сдерживая вдох.Это уже дает метастазы? Саске пожимает плечами и, взяв поднос с ужином, встает.-Сделай мне ПЭТ-сканирование, и посмотрим.Он выпрямляется, как бы собираясь уйти, но затем, взглянув на её зажатые губы, на хмурое выражение её опущенного лица, останавливается. Саске ненадолго покачивается на каблуках ботинок. Мгновение проходит в тишине. Дважды он открывает рот, а затем закрывает его, горько хмурясь на дальнюю стену кафетерия с какой-то странной смесью застенчивого раздражения. Затем он коротко предлагает: «Похоже, что инфекция распространилась на лимфатические узлы, но я могу… я могу ошибаться. Почечная вена все еще может быть в порядке. И бывали случаи и похуже. Сакура слегка фыркает, что-то среднее между смехом и фырканьем. «Да, худшие случаи — это неудивительно. Почечно-клеточный рак трудно подхватить… Она останавливается, так как Саске смотрит на нее с ужасной мягкостью. Затем он говорит: «Маа», как бы соглашаясь, прежде чем отвернуться. Он бросает через плечо: Я скоро пришлю тебе отчеты… Я… да, спасибо, — отвечает она и имеет в виду не только отчеты. 4- Ино, когда она работает в двенадцатичасовую смену на посту медсестры, пьет, возможно, токсичное количество кофе и распространяет сплетни в столь же токсичных количествах. Хороший процент ее историй вращается вокруг «этой распутной шлюхи», чье имя никогда не называется прямо, но все понимают, что это Темари из отдела патологии. «Какого черта патологоанатому нужно консультироваться с Шикамару?» — любимая тема Ино, за которой обычно следует: «Он весь день занимается дерьмом, ленивая задница». Ее аудитория услужливо смеется, хотя и немного слабо, а затем испытывает жалость к Шикамару, который блестяще компетентный, насколько это возможно для проктологов. Сакура лично считает Ино «назойливой садисткой». Ино, со своей стороны, считает Сакуру «слабоумной неудачницей». Они лучшие друзья. «Ты призналась сегодня?» Ино съязвила, когда Сакура остановилась у стойки, чтобы взять карту пациента в рабочее время клиники. «Или ты все еще слишком труслива?» «Карта, Ино-свинья, а не твое нахальство», — хмурится Сакура. «Так что заткнись». «Я имею в виду, — продолжает Ино, перебирая папки в ящике для документов на своем столе, — прошло всего восемь лет, Сакура-тян.Она находит папку, пролистывает содержимое, отмечает несколько изменений и закрывает ее, прежде чем передать Сакуре. «Комната сто шестнадцать. Какой-то сопливый мальчишка и его истеричная мать — я не думаю, что это серьезно, но мать так думает, и, позвольте мне вам сказать, она — штучка. А также у нее самая отвратительный цвет волос , который я когда-либо видела. «Да, спасибо», — неискренне улыбается Сакура, потянувшись за папкой. Однако Ино не отпускает меня. меня. Я серьезно, Сакура, и стервозный язвительный тон исчезает из голоса Ино. Прошло уже восемь лет. Ты не можешь… Я в порядке, — огрызается Сакура, дергая папку. Перестань волноваться, хорошо? Нет, — говорит Ино с особой силой. Ее голос звучит сердито, почти обеспокоенно. Сакура, Карин говорит, что Ото недавно делал предложения. Привет.И что? Другие больницы постоянно делают ему предложения… Сакура, — снова говорит Ино тем злым, обеспокоенным тоном, Сакура, Карин говорит, что он серьезно рассматривает это. Это обучение с Орочимару. Стажеры любят шептаться между собой, что Учиха Саске никогда не улыбается, и Наруто делает все возможное, чтобы распространить это звук. Сакура пропускает это мимо ушей, потому что Саске, кажется, терпит подобные перешептывания. Кроме того, это явная неправда. Саске действительно улыбается, и часто: когда он прав; когда Наруто не прав; когда Сакура злится; когда Наруто обжигает язык слишком горячим раменом; когда Сакура делает морс из своих шоколадных конфет White Day на горелке Бунзена в подвальной лаборатории; когда он выходит с дежурства в клинике; когда он говорит людям, что у них ветрянка; когда он видит людей, которые забыли свой зонтик в разгар ливня. Улыбки Саске отмечены явным чувством злорадства, но это не значит, что он не улыбается. Он действительно улыбается, и часто: ржаво и остро; как кровь, пропитывающая воды на закате; как сосульки на голых ветвях в середине зимы; как шорох опавших сухих листьев по бетону тротуара; как забытая луна темными ночами; как это больно. 5- На этаже Саске тихо, стиль, по-другому. Стены, полы и потолки тяжелее, толще, облицованы свинцом; суета снизу не просачивается наружу. Вместо болтовни пациентов и медсестер Сакура слышит только тихое жужжание и гудение механизмов. В радиологии есть что-то холодное и безличное: гладкие линии металла, темные комнаты и светлые коридоры, приглушенная тишина и отсутствие жизни. (это ложь. сакура, на каком-то непризнанном уровне, возмущена радиологией за то, что она украла Саске.) Наруто блокирует дверной проем Саске, когда появляется Сакура, уже в середине знакомой и жестокой речи, обращенной к Саске: Прекрати убегать от работы в клинике, баа-тян действительно злится, я серьезно… Наруто блокирует дверной проем Саске, когда появляется Сакура, уже в середине знакомой и жестокой речи, обращенной к Саске: Прекрати убегать от работы в клинике, баа-тян действительно злится, я серьезно… Мне не нужно, чтобы ты ворчал на меня из-за того, что я прогуливаю, последний мертвец, — отвечает Саске тоном, который наполовину презрительный, наполовину ироничный. При звуке шагов Сакуры он поднимает взгляд от фильмов, разбросанных по его столу. Она ныряет под руку Наруто и входит в дверной проем. Привет, — говорит Саске, когда она приветствует его Привет. У тебя есть минутка? У меня есть несколько действительно странно выглядящих МРТ смещенной коленной чашечки. Он непонимающе смотрит на нее. Какого черта ты возишься со смещенными коленными чашечками? «Эм», — говорит Сакура. Она смотрит на Наруто, корчит рожу и признается: Клиника. Шестилетний ребенок, спрыгнул с дерева… Саске возвращается к фильмам на своем столе. Тогда нет. Занят. Я посмотрю, — радостно предлагает Наруто, в то время как Сакура бросает раздраженный взгляд на Саске. Он бросается вперед, заглядывая Сакуре через плечо. Шестилетний ребенок? Если ты закончил ворчать, последний мертвец, — говорит Саске, не поднимая глаз, убирайся из моего кабинета. Я не придирался, ты, придурок, и это твоя собственная вина за то, что ты увиливаешь от работы в клинике, — ворчит Наруто. Ты… занят, я уверена, — спешит вмешаться Сакура. Мы увидимся за ужином, Саске-кун? Она бросает на Наруто уничтожающий взгляд, когда он начинает шуметь о том, что не сделано. Саске хмыкает, не отвечая, что не является отказом. Сакура берет то, что может достать, и, весело попрощавшись, выставляет Наруто за дверь. Он жалуется на ее жестокость, а она угрожает ему расчленением тела, и так они продолжают идти по коридору, препираясь с оскорбительной нежностью. Саске оставляет дверь открытой позади них, свет от его настольной лампы льется в темный больничный коридор, теплый и золотистый. Это так же хорошо, как обещание поужинать, прощальный взмах руки, знакомая улыбка между старыми друзьями. (прошло восемь лет, как и сказала ино, но это не трагедия. вас ждет ужин с мисо-раменом для Наруто и инаридзуси для саске, а также анмицу на десерт. а завтра нужно провести ПЭТ-сканирование Саске; и Наруто, без сомнения, придет играть в карты с онкологическими пациентами; и сплетни Ино, и румянец Хинаты, и засыпание шикамару на собраниях персонала. прошло восемь лет, и сакура благодарна ему за это. этого было более чем достаточно.) 6- Первые двадцать три года жизни Саске — это одна из тех достойных мыльной оперы историй о предательстве, мести и высоких приключениях, мелодраматика, которая аккуратно завершается однажды ночью после перестрелки, проведенной в старой традиции якудза. Настоящая трагедия, думает Сакура, начинается после этого. Ужасно достигать своих жизненных целей в столь юном возрасте, и Саске это нравилось примерно так же, как ему нравилось выигрывать соревнования на длинные дистанции. Годы после развязки были беспокойными, как импульс, потерявший свою инерцию. Сакура не называет их Темными годами, но это очень близко к истине. И все же: Саске — это Саске, это Саске. Саске, который все еще бегает, и который все еще груб, и который все еще ходит на занятия, и который все еще читает о сверхпроводниках в научных журналах. Который все еще спокоен; и сердит, хотя еще не ожесточен. Кто когда-то со злобным упрямством защищал моно но ауре Мотоори и кто будет делать это до сих пор. В конце концов, рука есть рука, независимо от переломов костей или рваных ран. Рубцовые ткани Саске хрупкие и множественные, но он все еще Саске. И следствие из этого: Сакура — это все та же Сакура. Некоторые вещи никогда не остаются прежними: фондовые рынки, осеннее небо, чарты Oricon или женские сердца. Однако в остальном нет необходимости прощаться. 7- Снег в середине зимы собирается на подоконниках кафетерия, окрашиваясь в синий цвет ранним вечером. Сакура получает свою обычную миску цукими удон и бутылку воды из торгового автомата. Саске сидит за пустым столом у окна, поглощенный копией «Гакусоку» Огю Время от времени он откладывает палочки для еды, чтобы взять красную ручку и нацарапать заметки на полях. Сакура заглядывает ему через плечо и спрашивает: Ты редактируешь книгу заново? Целые отрывки подчеркнуты красным, рядом с ними аккуратно написаны едкие комментарии: она криво усмехается: Или здесь действует личная вендетта? Саске хмыкает, не отрываясь от своего письма. Она ставит свой поднос рядом с ним и садится. Свободной рукой он слегка подталкивает свою миску в ее сторону, приглашая, если она этого хочет. Она кладет яйцо в его миску — кацудон, сегодня, отмечает она, — и возвращает миску с пробормотанной благодарностью. Некоторое время они молчат: она ест свой удон, он заканчивает свою главу. После того, как он закрывает книгу, Сакура спрашивает: Когда твой рейс? На следующей неделе, — отвечает он, ковыряясь в остатках своего ужина. В четверг, тебя подвезти в аэропорт? Наруто подбросит меня. Хорошо, — кивает Сакура. И это так и есть. Все в порядке. Она делает глубокий вдох (ты признаешься сегодня? Ино обычно спрашивала: Ты призналась?), А потом пошли дальше. Она не хочет быть навязчивой. И все же он ел ее яйца, позволял ей любоваться луной и любоваться романтикой. Она не боится предложить ему это -в этом нет никакой трагедии, говорила она себе и до сих пор верит в это — она не боится. Она- Знаешь ли ты, начинает Сакура с улыбкой, я раньше действительно… Я знал, — говорит Саске. Он делает паузу, слегка наклоняя голову, и смотрит на нее своими странными глазами. Он говорит ей неожиданно искренне: Спасибо. Есть слова, которые она хочет сказать, слова, которые он не хотел бы слышать. Она хочет сказать: Позволь мне пойти с тобой. Если ты не хочешь остаться, могу я пойти с тобой? Она хочет сказать: Ты напишешь мне? Будешь ли ты писать мне любовные письма и примешь ли ты мои? Она хочет сказать: Я уже скучаю по тебе. Она хочет сказать: Почему ты уходишь? Она хочет сказать: Не уходи. Она сглатывает и вместо этого говорит: Не беспокойся об этом. В этом нет ничего особенного. (Это не ложь. Сакура никогда не лгала ради Саске, даже самой себе. Но есть большие и меньшие истины. Это меньшая правда. Другие меньшие истины: Сакура иногда ненавидит Саске, хочет видеть, как он истекает кровью, хочет видеть его боль, хочет видеть, как он ломается, пока он больше не будет таким холодным, отстраненным и высокомерным. Сакура думает, что Саске мудак, трус, неудачник. У него эмоциональный запор, эмоциональная отсталость, вероятно, вместо сердца у него железо, а не теплые мышцы. Он подлый и жестокий, и он причиняет ей боль. Большая правда: он стоит всего этого.) Я, эм, Сакура разминает хлопья зеленого лука в своем бульоне, чувствуя себя измученной, увядшей, как будто ее душа нема. Могу я пойти проводить тебя? Я действительно не умею прощаться, но я бы хотела увидеть тебя снова… Глупая, — называет он ее. Миски тихо звякают друг о друга, когда он собирает их на свой поднос, собираясь уходить. Я не уезжаю навсегда. Почему ты поднимаешь такой шум? Презрение Саске — это прочная вещь, знакомая, прочная. Сакура чувствует вспышку старого раздражения, которое вытесняет эту странную немоту. Ото далеко, ясно? Что, я не могу прийти попрощаться? — огрызается она. Саске пожимает плечами, а затем встает, поправляет халат и берет свой поднос. Он поворачивается, чтобы уйти, бросив через плечо: Если ты заплачешь, я тебя не знаю. Это так же близко к любовному письму, как и все, что она когда-либо получала от Саске. Но чувства, стоящие за этим, понимает Сакура, все те же. И когда ей не совсем удается подавить несколько всхлипываний в аэропорту, он не отрекается от нее. В конце концов, это- В этом нет никакой трагедии.