Капитолийская роза

Никогда прежде Кориолан не ощущал такого отчаяния, никогда прежде Кориолан не чувствовал, что находится на краю. В тот миг, когда Хайботтом велел ему отправиться к ближайшему призывному пункту, Кориолан был слишком шокирован, чтобы осознать всё случившееся. Так же он ощущал себя дома, когда прощался с мадам-Бабушкой, наблюдал за тем, как Тигрис собирает его одежду, смотрел с ней на ночной Капитолий с крыши. Тоска начала сжирать его в поезде, печаль била грудную клетку, когда он ел хэш в столовой, но лишь сейчас, после письма кузины, Кориолан ощутил, что это и есть конец его жизни. Все эти годы он жил надеждой. Надеждой проявить себя на Голодных Играх, выиграть грант на обучение, восстановить былое величие дома Сноу. Но эта надежда была так же ложна, как и всё в его жизни. Его красивая рубашка — старье, замаскированное Тигрис, его остроумие — лишь попытка скрыть шаткое положение семьи. Но теперь нет нужды притворяться. Теперь можно просто наложить на себя руки, потому что никто и не вспомнит. Он ещё не плакал, но его уже трясло. Сердечный приступ? Хорошо бы! Не придется позорить себя ещё больше, когда его тело найдут болтающимся на веревке. Хайботтом порадуется! Слух уловил чьи-то шаги в коридоре, сердце сильнее сжалось, грозясь уменьшиться до размеров яблочного семечка. Только бы не дежурный! Но разве можно мечтать об одиночестве, когда ты теперь миротворец, человек военный, живущий по уставу? – Эта койка свободна? Сжавшееся сердце болезненно застучало. Боясь, что он ослышался, Кориолан немедленно перевернулся и увидел стоящего в дверном проеме Сеяна. Кориолана обуяла странная смесь радости и облегчения. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, но немедленно спрыгнул с верхней полки и бросился в крепкие объятия одноклассника. – Сеян! Иначе он просто не мог выразить свои чувства, кроме как назвать его по имени и стиснуть в своих руках. В тот миг Кориолана чуть не снесла с ног лавина противоречивых эмоций — в обычное время Сеян раздражал его неимоверно, но он никак не мог вычеркнуть его из своей жизни. – Неожиданно теплый прием для того, кто тебя едва не угробил, – заметил прижатый к его плечу Сеян. Он заметно схуднул, под глазами проявились тени недосыпа, и вместе с тем никогда Сеян не выглядел таким легким и свободным. Как мотылек, наконец, осознавший, для чего ему нужны крылья. Кориолан до сих пор видел его пухленьким кареглазым мальчишкой с растрепанными светлыми локонами, а теперь видел юношу, горящего желанием жить. Желание жить! Удивительно, как легко изменилось настроение Кориолана в тот миг, когда он увидел Сеяна. Новая форма, виноватая улыбка, проницательные глаза — Кориолан словно мог стиснуть в своих руках весь Капитолий, хотя Сеян никогда не считал себя его частью. Но Кориолан легко мог почувствовать аромат шампуня, когда потянулся носом к его волосам. И его кожа — совсем не грубая от тренировок — ещё один показатель роскошной жизни. Кориолан и сам не заметил, как взял его лицо в свои руки и приблизил к себе, чтобы поцеловать. Разумеется! Ничего общего с тем поцелуем, что уже был в его жизни. Нет, целовать Сеяна, всё равно что целовать Капитолий — за обманчивой сладостью спрятан еле уловимый мятный вкус. Не оторваться. Кориолан почувствовал, что может углубить поцелуй — он никогда так не делал, но рот Сеяна был слишком податливым, чтобы не проникнуть в него языком. Сеян не отталкивал — скользил руками по его плечам. Не надавливая, не опуская их ниже. Может, это и вовсе сон? Как мог Сеян вот так взять и оказаться здесь, в двенадцатом дистрикте, в самом низу, когда его папаша вполне мог откупить его у Капитолия тысячи тысяч раз. Но Сеян был настоящим — Кориолан прикасался к нему нечасто, но почему-то отчетливо осознавал, что не спутает его ни с кем другим. Он уже узнал его силуэт на арене, в кромешной тьме, а теперь, целуя его, точно знал, что перед ним не мираж. Какое чувство на свете могло быть лучше, чем чувство вседозволенности? Кориолан понял, что ему можно всё, когда случайно задел Сеяна чуть ниже живота. Он то ли сам быстро выдохнул, то ли это сделал Сеян, но поцелуй мгновенно прервался, и они встретились глазами, после чего Кориолан уверенно потянул одноклассника на койку Дылды. Не важно где, не важно как — но сейчас. Быстрее. – Подожди, дай я, Корио, – мягко проговорил Сеян, замечая, что у Кориолана проблемы с пуговицами. Каким бы круглым дураком его посчитали в Капитолии, если бы узнали, что когда дошло до самого главного, Кориолан Сноу от волнения даже не смог расстегнуть рубашку? Но Капитолий был слишком далеко. Слишком далеко и слишком близко, потому что от тела Сеяна пахло ароматным мылом — какой-то цветочный букет, достаточно для того, чтобы забыть, что они находились в казарме. Целовать его тело было так же приятно, как и его губы. Каким бы Сеян казался красивым, если бы не его раздражающая привычка выводить из себя представителей власти Капитолия? Он мог бы хорошенько поучиться манерам, взять пример хотя бы с Кориолана, научиться носить свою прекрасную одежду, говорить в нужное время, нужные вещи, но ему нравилось быть деревенщиной из дистрикта. Кориолан ощутил необходимость прикоснуться к себе, но раньше, чем он подумал об этом, Сеян уже взял его член в руку, провел по нему ладонью, растер выступившую смазку пальцем. Сразу стало так хорошо, а через секунду — ещё лучше. Кориолан сдавленно вздохнул, сердце странно ухнуло. Нет, он не мог быть лучше Кориолана даже в этом! Окончательно избавившись от формы, Кориолан толкнул Сеяна на спину, вжался в его тело своим. Кориолан мало знал о сексе и ещё меньше — о сексе между мужчинами. Возможно, Плюриб мог бы рассказать ему немало о своей бурной молодости, но Кориолан был слишком увлечен своими заботами, чтобы спрашивать. А сейчас он легко мог стать посмешищем перед Сеяном, у которого было больше времени и ресурсов, чтобы развлекаться. Руки Сеяна легли на его шею и неожиданно сильно надавили, вынуждая приблизить лицо. Ему нужен был ещё один поцелуй, и уж это Кориолан мог ему дать. Возбуждение хотелось унять, и Кориолан не придумал ничего лучше, чем просто торопливо тереться членом о член. Может, в этом и был весь смысл? Судя по тому, как мычал в его губы Сеян, ему тоже нравилось. Кориолан просунул между их телами руку, сжал их обоих. – Ах, Корио, – еле слышно шепнул Сеян, и почему-то звук его голоса так сладко отозвался в груди. Так его звали только друзья и близкие, но они были в Капитолии, а Сеян был здесь и так податливо толкался в руку, задевая его член. Сеян звал его своим проблемным ртом, от которого в обычной жизни были одни только неприятности. Сеян навлекал на себя одни беды — жизнь Кориолана лишь из них и состояла. Может, это когда-нибудь и должно было случиться? Рука Сеяна зеркально скользнула между ними, и теперь он помогал Кориолану играть с их членами, не совсем попадая в темп от возбуждения. Пальцы задевали друг друга, пока оба их члена не оказались тесно зажаты между двух ладоней. А потом стало мокро и безбожно хорошо. Так хорошо, как ещё никогда не было. Намного лучше, чем ароматная ванна или персиковый пирог, лучше, чем салюты и парады, и уж точно в тысячи раз лучше, чем целоваться. На миг Кориолану даже показалось, что он умер. Сеян откинул голову назад, тяжело зачерпывая ртом воздух — Кориолан опустился рядом, пытаясь переварить пережитое. Теперь его тело совершенно ничего не чувствовало, хотя буквально секунду назад он чуть не рассыпался на части, а сейчас просто был мокрым и во всех смыслах пустым. – А я всегда знал, – произнес Сеян, толкнув его плечо своей макушкой. – Знал, что ты меня любишь. – Правда? – спросил Кориолан, опуская взгляд на его лицо. Он не понимал, как Сеян мог знать о нем то, чего даже сам Кориолан не знал. – Да, – ответил Сеян, сцепляя их пальцы. – Ты меня всегда оберегал. Всегда обо мне заботился. Всегда переживал за меня. Кориолан перевел задумчивый взгляд на верхнюю койку, где ему предстояло спать ближайшие двадцать лет. Сейчас мысли в его голове двигались слишком медленно, но, по крайней мере, он ещё не спятил окончательно. Сеян совершенно не знал, о чем он говорил, впрочем, как и всегда. Как можно любить кого-то, кто только и делает, что пытается разрушить свою жизнь, попутно ломая чужие? Это какое-то тяжкое испытание, невероятное бремя... Нет, если любить значит обладать, владеть, контролировать, если любить значит подчинять, усмирять, может, даже сломать... то, пожалуй, Сеян в кои-то веки прав.