Ты не пройдешь свой путь

Очередной холодный вечер не был чем-то примечательным для юноши. Скрипнув входной, Сал ступил на порог пустой комнаты, следом захлопнув за собой железную дверь, предварительно проверив ее надежность. Худощавые ноги двинулись в прихожую, следом сворачивая в длинный угол подле него. Комната. Комната, наполненная холодом и тоской, что окутали каждый миллиметр бледно-зеленых стен, сползали к деревянным половицам, застеленным таким же зеленым ковриком. — Я дома, Ларри.— раздался тихий, глухой, от болезни, голос. Салли было тяжело свести и пару строк вместе, от чего тот опустился на колени, не в силах больше держаться на изнеможденных от худобы ногах. Перед глазами подростка, на невысоком стеклянном столе стояла рамка, бережно застеленная под — чем то мягким, не похожим на обычную скатерть, но и явно не имевшую схожести с пледом. Этим чем-то был шарф. Бледно-зеленый с красным, аккуратно сложенный к каждому концу; шарф самого близкого человека в этом мире. В маленьком мире Сала Фишера, где выделялось особенное место для его лучшего друга. Парень был рад каждому, но не один из знакомых или близких друзей никогда-бы не опередил Джонсона, которому однажды удалось снова подарить Салли ничто иное, как искреннюю улыбку. Эмоцию, невиданную для младшего с момента смерти собственной матери, в тот злополучный день, который, казалось, не могло испортить ничего. И он не был виноват в этом. Никто не был в этом виноват. «Меня насквозь пронзает, буквально. словно этот нож где то глубоко в кишечнике, давно пробивший спину и задевший миллионы зажитых, от детской травмы, шрамов. Будто он уже давно стал частью меня. Чем то, что вжилось и вросло в мое тело.как самая нежелательная заноза. Чем–то, что мертвой хваткой впилось в бледную кожу, откуда невозможно вытащить, не вспоров по кругу. Как самый резкий запах крови, что давно спеклась на деревянной рукоятке ножа, лезвие которого по прежнему питается моей свежей, разрывая клетки в клочья. Чем-то, что вот-вот подберется к сердцу и одним лишь прикосновением заставит разлететься его на мелкие куски, забрызгав все стены и стеклянный столик; оставит на нем следы темно-красного фонтана.» — каждая мысль в голове Фишера не успевала за предшествующей. Казалось, что нервные нити вот-вот разорвет, а сам парень свалится на пол и снова забьется в очередной судороге. Сал не был тем, кто делился бы своей болью с другими. Даже сейчас: холодные, худощавые пальцы потянули за край шарфа, придвинув стояющую на нем рамку чуть ближе, чем могло бы быть. Взяв ту в руки, он осторожно обнял ее и прижал к груди. Казалось, что сердце вовсе не билось, и все это — давно ушедшие воспоминания, в которых он когда то был жив. Воспоминания, забравшие у юного Салли самого ценного друга. — Знаешь, я никогда не ощущал себя по настоящему нужным. В детстве часто был у них лишь временной забавой, понимаешь? И все равно никогда не мог понять: почему ты был так добр ко мне, даже после того как увидел.его. Ты был так спокоен, а твой голос..в нем не было ни капли страха, как-будто однажды — в ином мире, оно было для тебя родным и совершенно привычным. Кажется, я вот вот потеряю счёт времени, которое затягивает меня в непоколебимое сумасшествие. Кажется, совсем скоро я сойду, — глубокий вдох через нос, и рука Салливана вновь тяжёлым грузом ложиться на грудную клетку, но даже так оставляя на его лице добрую, вымученную улыбку. Наверное, так он чувствует его. Чувствует, что он не один. — Даже когда я не вижу тебя, я знаю что ты рядом. На мгновение вновь ощущаю твое присутствие и вижу, как внимательно ты слушаешь. Ха-ха, а ведь я никогда не чувствовал себя плохо, когда мы были вместе. Удивительно, правда? , — прикрывая веки, юноша приятно выдыхает; казалось бы, говоря все до этого — на одном дыхании. Ему хорошо, ведь его друг никогда не сделал бы ему больно; напротив, для Сала это был первый и последний настоящий друг. Друг, которому был отдан шанс войти в прекрасный, но особенно хрупкий внутренний мир голубоглазого. Лечило вовсе не время, а тишина, в которой друзья растворялись каждый вечер. Тишина, не похожая на что либо другое. Их место. Подросток перевернулся на спину, слегка вытягивая руки вверх. Карие глаза со снимка глядели прямиком в васильковые, на долю секунды снова позволив друзьям почувствовать себя рядом. — Я ненавижу тебя лишь за то, что ты ничего не сказал. А в остальном..ты замечательный. Знаю, ты слышишь меня, даже не думай отрицать. Прости меня.