Прости

…Ты был слишком идеальным, ты был словно солнце, которое я так и не смог увидеть…

      Это было напечатано на компьютере на пару минут вернувшегося ради Пика Куромаку. Он вернулся в Карточный мир, чтобы увидеть Пика и узнать: в порядке ли он?       Он не стал спрашивать прислугу, ибо те расскажут Пиковому королю, а он будет жутко злиться. Хотя… Он и так жутко злится на них.       Фёдор забрал их к себе домой: всех, кроме Пика. Всех! Даже несносного Вару, ведь «как без этого тролля? Он же не навредит никому, энергии много, можем припахать», а Пика не взяли, он же агрессивный, плохой, мало ли попытается убить Фёдора как в прошлый раз.       Все помнили это, и все были согласны. Бубновые согласились с решением Фёдора, ведь он хозяин; Червовые из-за неприятных воспоминаний. Ромео не хотел, чтобы его любимейший валет снова их всех спасал от Восьмого клона. Зонтик его и так боялся, с Вару всё понятно, а вот Куромаку… Куромаку согласился с ними внешне, но не внутренне.       Он просто не хотел объяснять причину, почему они все не правы, ведь если речь идёт о Пике, то наш Трефовый король задыхается в чувствах, а не в расчётах. Поэтому он согласился. Хотя в мыслях…       Куромаку боялся рассказать «братьям» и Создателю, что они, чёрт возьми, стали как самые настоящие братья (Фёдор пообещал, что бунтовщики будут отправлены в Карточный мир), они ворковали по-братски о проблемах и впечатлениях, пока никого не было, пока все только черепашили на эти чёртовы собрания, они грелись теплом своих тел, они любили, в конце концов, друг друга.       Как же Куромаку хотелось тогда воскликнуть:       — Я против. Я за то, чтобы Пик остался с нами. Я люблю его. Я хочу быть с ним рядом. Ооо, если бы вы все знали, какой он классный друг и брат, как он умеет легко завести разговор с ничего, не то, что ты, Зонтик, — и чтобы прямо этот тупой валет, пресмыкающийся и предающий короля, испугался и краснел до оттенка волос Данте или до этих гневный, но столь прекрасных глаз. — Оо, ты не представляешь, как мне было приятно, когда мы оставались наедине и он рассказывал мне много личного! Не то, что ты, нюня, так притворяющийся в том, что увлечён нашими разговорами! Он мог мне напрямую сказать: «Курилка, хватит нести бред! Курилка! Я ни черта ни понимаю!». А эти совместные вечера! Как он их любил! Вы все — лицемеры! Все до единожды! Он думал прежде о вас, чем о себе, а вы все думали, как бы потратить своё время на пранки или девушек, а может бесполезности! И если бы не ты, Феликс, гадкий червь, который только о своей доброте думаешь, мы бы не знали этот Карточный мир! Ты во всём виноват!       Он хотел бы им всё высказать, рассказать, какой Пик, но он промолчал и так предал свою любовь.       Куромаку проводит пальцами по пыльному столу и находит в кромешной тьме ещё и магнитофон, небольшой, но зато, сколько он вмещает в себя информации.       Куромаку кладёт её в карман и смотрит в последний раз на монитор.

… Солнце, которое я так и не смог увидеть…

      Куромаку проматывает чуть-чуть, ведь это напечатано огромным шрифтом на весь лист в компьютере и видит продолжение.

«Каким бы я не был эгоистом, тварью, злодеем и пр. в твоих глазах, но я одновременно и злюсь и нет. Злюсь, потому что ты сбежал, не злюсь, потому что понимаю, что именно этого я желал для тебя. Именно это я и хотел. Я хотел однажды найти портал в мир людей, но первый, кто бы туда зашёл, то это был бы ты.

Но не думаю, что я просто так тебя прощаю. Я всё равно злюсь. Ты бросил меня. Хотя… Я уверен, зная тебя, ты не хотел отпускать, но и оставаться тут не желал.

А, к чёрту, хотя уместнее к Создателю, живи как хочешь, стань кем хочешь, женись на ком хочешь, я не твой создатель. Ариведерчи.

А если честно, я скучаю. Я хочу к тебе, хотя бы на пару минут. Если ты это читаешь, то знай: спасибо тебе за то, что ты дал мне возможность почувствовать любовь.

С уважением, Пиковый король».

      Куромаку лишь выключил компьютер и вздохнул. Это будет знаком того, что он прочитал.       На помятой бумаге, видимо, от злобы или досады, он вырисовывает в темноте буквы грифельным карандашом. Он не знает, есть ли там ошибки или нет, но… Там написаны всего лишь три слова: «Я тебя люблю».       И он уходит в портал.

***

      — Эй, Курилка, что это за диктофон?       — Зачем ты лазил в моих карманах?       — Я как бы стиралку залаживал. Говори, что это за херня.       — Не херня, а записи Пика.       — Псины? И что говорит?       — Не знаю.       Вару пожимает плечами и включает на кнопку воспроизведения.       — Ну что ж… — Куромаку вздрагивает из-за родного голоса, что он так и не услышал за последние два месяца. — Фёдор забрал всех клонов, кроме меня. Он их всех любит, кроме меня. Он всех обеспечит, кроме меня. Да, я ему угрожал, признаюсь, надо было сразу убить. А вот клоны… Какого чёрта?! Я же… Я же мог им обеспечить свободу ещё тогда! Но этот, как говорил тролль? Сахарный передоз? Всё испортил! Агрх… К чёрту… Всё равно никакого смысла нет. И что? Что делать? А, да… Управлять империей. А какой толк? Энергии вообще нет. Я больше здесь не протяну. Ну и, а чёрту, этих предателей. А что я от них ожидал? Я же агрессор, злая псина, плохой… Да! А вы прям не лучше! Куро думает вечно головой, хоть бы раз сердцем поразмыслил, такое же обращение к Ромео, но наоборот. ДУМАЙ МОЗГАМИ ИДИОТ! И Феликс биполяркой страдает, валет чокнутый, а Зонтик — нюня. Про бубновых молчу, там веер проблем. Агхр… Всё, выговорился на последок. Теперь прощайте, клоны. Доброго вам пути, — последнее было сказано с сарказмом и устало, но в то же мгновенье послышался выстрел именно там, у Пика. Потом тишина, тишина, лишь разочек послышался звук падения тела, а потом и щелчок в дверях. — Господин император, у Вас всё в поря-… ВРАЧА! СКОРЕЕ ВРАЧА! ГОСПОДИН ИМПЕРАТОР ЗАСТРЕЛИЛСЯ! — а потом плёнки не хватило. Всё умолкло.       — Он умер…? — никто из двух клонов не мог поверить.       — Что вы там смотрите? Фильм какой-то? Мы с вами, — сказал счастливый Феликс, ведя под руку Зонта. Вару лишь испуганно посмотрел на них, не издавая ни звука. Куромаку сидел, замерев и не чувствуя ничего внешне. Он мёртв… Он мёртв… ОН МЁРТВ… ОН МЁРТВ… ОН МЁРТВ!!!       — Куро!!! — громкий возглас Феликса пробуждает его и он видит пары испуганных глаз всей своей «семьи». Какой «семьи»? Они же убили по факту Пика… — Куро, что случилось?!       — Пика больше нет… — с губ срывается то, во что не верит никто, но это правда.       Вдруг Вару нажимает на переключатель. Тут есть вторая запись. Самая первая из всего сборника их записей на этом приборчике.       — Ооо… Отлично, работает, вроде двигается, — голос Пика, но не такой напряжённый, как тогда, скорее более беззаботный. Это ведь тот день, когда они заново изобрели магнитофон, но маленький и компактный.       — Признак движения — ещё не признак работы, — а это сосредоточенный Куро.       — Хм… Тогда если я услышу тут фразу, то работает.       — Что за фраза?       — О том, что ты солнышко. Которое я вряд ли когда-нибудь увижу. Солнце Фелиции — это не то… Вот настоящее, яркое, жёлтое, как золото!       — Солнце — это газовый шар красного или оранжевого цвета, жёлтого в нём мало.       — А ты серый, но ничего же против не имеешь?       — Ааа… Умолкни, — слышится удар по голове книгой, а дальше конец.       — Хи-хи, так ты был у псины солнышком? Вы из «этих» что ли? — спросил едко Вару, отдав ему магнитофон. Куромаку вновь нажимает на переключатель. Это уже сразу после прослушки первой он включил.       — Зырь, работает.       — Не трать попросту плёнку.       — Ой, да ладно тебе, кучу таких сделаем, вот только это будет лично наша.       — О, Боже, как маленький ребёнок! Ну-ка, прекращай.       — А ты как мамка… Куромамка, — и заливистый басовитый смех.       — Спасибо за это.       А потом последняя запись, где он всех ненавидит, где убивает себя. Но всё же… Куромаку отключает запись, прячет приборчик в кармане и уходит. Ему нужно побыть одному и осознать, что его «брата» нет.       Куромаку на ватных ногах падает на свою кровать и закрывает глаза.       Он чувствует запах странного чая. А… Бергамот и чабрец. Именно этот они и распивали. Куромаку думает, что это Данте, но открывает глаза и видит Пика, который хмурится и сидит перед ним.       — Долго спать будешь? Чай остывает, а я тебе ещё ничего толком не рассказал.       Куромаку чувствует вновь себя старшим братом, выслушивающим все придумки младшего братца, а именно Пика. Сероволосый кардинал садится в широкое кресло, рядом садится Пик, протягивает кружку и начинается…       Куромаку слишком занят «братом»: его непослушными фиолетовыми волосами, его драконьими глазами, жестикуляцией, из-за которой он проливает горячий чай и с шипением ругается, губы так и тараторят всё, что он хотел сказать.       — Эй, ты меня слушаешь?       — А, да, — просыпается Куро.       — Ну и что я сейчас сказал?       — Пик…       — М? Что? Извиняться будешь за то, что я зря говорил, — в носу приятное покалывание, глаза затуманиваются от слёз, ком в горле проглатывается и Куро говорит.       — Пик… Мне нужен ты… Зачем ты это сделал? Если бы ты только знал, как мне больно. Я бы ради тебя остался тут! Правда! Слышишь?! Вот только ты уже… Холодный, бледный, мёртвый…       — Эээ, Куро, чё ты несёшь?       — Я скучаю по тебе, Пик.       Куромаку просыпается. Он не думал, что та сцена с чаем — это реальность, но он либо хотел верить, либо остаться в том сне.       Рвано вздохнув, Куромаку не ощущает ничего, кроме пустоты внутри себя. Он присаживается, прижимает к груди ноги и бесчувственная гримаса лица медленно переходит в истерику. Хватит. Он устал.

***

      Куромаку долго будет плакать, звать Пика, он пройдёт стадию принятия и стадию ненависти за то, что Пиковый король бросил его, он также будет размышлять о его смерти, винить себя, он будет видеть в незнакомых людях его: в и том капризном мальчике, и в том бурчащем парне, и в той девушке, что весело щебечет много своей матери. Везде.       Кардинал будет думать о смерти, но не сделает из-за капли здравого рассудка, ведь если он уподобится Пику, то что он ему скажет на том свете, если он, конечно, есть. Что? Да его же второй раз грохнут там. Зная Пика, он бы не хотел этого, поэтому надо жить, надо идти вперёд ради Пика. Ради всего.