Я закрываюсь под конец

Я не жалею о своём решении. Даже сейчас, после того, что я узнал. Да, это муки. Невыносимые. Но променял бы я их на прежний псевдокомфорт, которым я заглушал тревогу? Нет, ни за что. Это особый соблазн. Помнишь эту ночь? Ты ехидно подкрадывается ко мне, снимаешь с влажной от душа шеи ключик, и, пытаясь справиться с моим дрожащим от перевозбуждения телом, едва-едва крутишь подушечками пальцев. Затем что-то во мне щёлкает. Точнее, то, что уже стало частью меня. Сейчас мне кажется, что уже от самого звука этого щелчка я могу кончить. Ты оставляешь ключ в замке, ласково приобнимаешь меня за плечи и, пока связываешь мои руки за спиной, говоришь условие: "Я буду соблазнять тебя, но ты не должен поддаваться. Если ты будешь послушным мальчиком, Уизли, я разрешу тебе заняться со мной сексом так, как ты захочешь. Это тренировка воли, это будет тебе полезно, милый, ты же согласен?" В этот момент твои тонкие пальцы уже бережно снимают клетку. Я начинаю тяжело дышать. На тебе только подаренное мной нижнее бельё, которое теперь ты надеваешь всё чаще, зная, что я на тебя не накинусь. И тут ты с неожиданной проворностью опускаешься вниз и ласково дотрагивается губами до моего колена. Я бешено дёргаюсь, двигая тазом в твою сторону. "Тише, хороший, тише... Я же вижу, как тебе тяжело.." – прерывисто шепчет моя девушка, откинув длинные волосы. – "пожалуйста, можно я помогу тебе разрядиться?" И тут ты сделала наигранные щенячьи глазки, постукивая пальчиками друг об друга, пародируя известные эмодзи... Я закричал тогда от перенапряжения, беспомощно толкаюсь бёдрами, будто бабочка своим единственным свободным крылом, когда за второе её поймали. И вся боль заключалась даже не в физической близости, а в том, как изящно ты это делаешь, издеваешься, как правдоподобно дразнишь меня, хотя эта очевидная издёвка и обидна больше всего: очевидно, что ты не позволишь мне, а если я соглашусь, я останусь в клетке ещё минимум на месяц. "Герми, пожалуйста, замкни меня снова. Я не выдерживаю, пожалуйста, Герми" – залепетал я, но мисс Грейнджер даже не думала останавливаться. "Разве ты не хочешь" – ты продолжила играть эту сладкую, терпкую роль и изобразила грусть – "А я так хотела тебя порадовать... Ты заслужил этого, Рональд, ты был молодец, ты держался, ты... Точно уверен, что не хочешь..?" – на этом моменте ты плавно начала снимать с себя лифчик, и я взвыл. Твоя вопросительная интонация, эти точки перед знаком вопроса, которые слышатся даже в речи, придают трепета. Беспощадного трепета, перед которым я был бессилен. "Надень на меня пояс! Надень его на меня, надень, умоляю тебя, надень!" "Но одно касание... Кончиком языка? Пожалуйста... Разреши мне... Только разреши... Одно касание, и я закрою тебя..." Ты медленно провела языком по внутренней стороне моего бедра, и случилось то, над чем я ломаю голову до сих пор. Я не знаю, как это написать. Специально пожертвовал сном вчера, чтобы подумать, как лучше описать ощущения, но любая метафора отдаёт пошлятиной. Скажем так, это был миллиард тоненьких щекочущих иголочек по всему члену, которые вопили о прикосновении, хоть каком-нибудь, но никакого прикосновения не было. Был только связанный неудачник, бьющийся в конвульсиях, дёргающийся, обречённый лишь смотреть, как его пульсирующий член эякулирует без единого касания. "Это твой первый разрушенный оргазм, надо же! Нам надо будет тренироваться больше!" Конечно, ты моментально замкнула клетку, а затем долго тыкала меня лицом в целую лужицу спермы, как нашкодившего котёнка. И знаешь, я очень надеялся, что это был твой подарок. Что оргазм, хотя и разрушенный, избавит меня от желания хотя бы на какое-то время. Как же я ошибался. Мне захотелось с утроенной силой, ожидания возросли, неудовлетворённость усилилась. Я не мог спокойно сидеть на месте. Не мог быть наедине с собой. Каждый, каждый похода туалет заканчивался тем, что я симулировал мастурбацию, водя рукой по твёрдому пластику, тёрся об углы, но становилось только хуже. Иногда я просто колотил по поясу предметами, что было очень опасно, но эта боль доставляла мне хоть какие-то ощущения. И вот сегодня я замахнулся мусорным баком из ванной, от чего он рассыпался. Чертыхался, собирая мусор, и увидел твоё письмо... Почерк твой, извилистый, ровный... Письмо начиналось так: "Я сначала подумала, что он шутит. Но нет. Достал передо мной коробку, показал мне модель, прозрачную..." И что самое странное... Сижу, жду тебя, Герми, хочу чувствовать ярость, но ярости нет. Только скорбь, которая сменяется отчаянием, а отчаяние – смирением. Но я уже решил, что надо сделать, и буду готовиться. Скоро ты всё узнаешь.