«В порядке»?

***

      — Ты ощущаешь, что это неправильно? — этого вопроса хватило, чтобы Том заткнулся и опустил голову вниз, вздыхая от безысходности.       Он был в замешательстве. Ему было страшно. Он не знал, кто он и что из себя представляет. Он запутался. Он не знал, как выбраться из лабиринта, который сам построил.       Он не знал, что именно было неправильным — его жизнь «до» или «после».       Потому что он был по-своему счастлив при любом исходе, будь он с Патриком, будь он с Мэрион.       Они оба дарили ему то, чего Тому не хватало: любовь, страсть, нежность, забота, волнение. А что им дарил Том? Заблуждение, обман, неопределенность.       Всё казалось неправильным. Неправильно было жениться, неправильно было позволять заходить этой «дружбе» так далеко, неправильно было скрывать себя и свои чувства уже после того, как это произошло.       Безысходность убивала быстрее, чем сигаретный дым, который попадал в легкие, словно яд. Эмоции зашкаливали, Том не знал, куда себе деть и что делать.       Всё изменилось. Он никогда не думал о том, что будет считать нормальным касаться мужчины также, как он это делал с женщинами. Он не думал, что будет приятнее целовать губы Патрика и ласкать его тело будет хотеться больше, чем касаться собственной жены.       А потом, когда Патрик опустился перед ним на колени и плавными движениями скользил от груди к штанам, зацепившись за пуговку штанов, все границы и принципы стерлись, оставляя за собой только томные вздохи и выдохи.       Это было похоже на игру в прятки. Они были вынуждены скрываться, были вынуждены делать вид, что ничего не происходит и это было тяжело. Порой это надоедало, порой раздражало, а порой было абсолютно плевать.       Как только двери в квартиру Патрика закрываются, они показывают себя, показывают свои чувства и обнажают душу, позволяя самим себе быть в действительности собой.       Они держались за руки, целовали каждый участок тела и проводили руками по крепким изгибам, позволяя цепляться за пухлые губы и зарываться руками в волосы.       В этом мире не было никого, кроме них. Они были совершенно одни, где не будет никого, кто мог бы осудить их за то, что они просто любят и хотят чувствовать себя нужными хотя бы кому-то. Они позволяли себе делать то, что не могли сделать на улице, они покусывали губы друг друга и прижимались друг к другу так, словно это спасет их от смерти.       Они хотели ощущать тепло, которое могли дать друг другу и в такие моменты было действительно хорошо. Было уютно. Было таки тепло.       — Он пытается разрушить наш с тобой брак, Том, — говорит Мэрион, а он злится и поджимает губы практически в ярости.       Патрик спасает, а не разрушает.       Он спасает Тома, помогает ему выбраться из пропасти, которую вырыл собственноручно.       В его голове множество аргументов, которых будет достаточно для того, чтобы начать спорить с ней, однако, ни одной причины начинать делать это.       Она уйдёт и не вернётся, если узнает правду о своем любимом муже.       Она смотрит на него своими большими глазами и старается найти ответ в зеленых изумрудах, однако, Том лишь вздыхает и отстраняется, всё больше отдаляется от Мэрион.       Он ощущает острую потребность в сигарете, хочет прямо сейчас почти к Патрику и вновь забыться, однако чувство ответственности не отпускает — заставляет остаться на месте и посмотреть в глаза жене, сделав вид, что её подозрения полный бред.       — Он не хочет тебя видеть, — Мэрион отчаянно говорит Патрику, когда он качает головой и хочет услышать правду.       Он полон отчаяния и желания покончить со всем этим прямо сейчас, а образ молодого Тома перед глазами только усугубляет ситуацию, позволяя Патрику начать плакать прямо посреди гостиной.       Он хотел быть счастливым. В этом вся правда.       Том дарил ему это спокойствие и нежность, дарил ощущение защищенности и опасности быть застуканным на горячем.       Он хотел любить. Патрик хотел любить и показывать свою любовь всегда, когда хотелось. И смотреть на то, как сейчас такие, как он сам целуются, не стесняясь, прямо на улице — убивало.       Почему они не родились на тридцать лет позже? Почему именно тогда?       Это было несправедливо. Чертовски несправедливо.       Всё в этом доме пахло ним. Всё напоминало о Томе. И чертова фотография в комнате Патрика, где Мэрион и Том счастливы вместе — она тоже напоминает о том времени, когда они таились и любили. Прятались и отдавались друг другу целиком.       Буквально на секунду Патрик прикрывает глаза и вздрагивает: он ощущает легкие прикосновения мужских пальцев к своей шее, чувствует горячее дыхание на своей макушке и еле заметно улыбается — именно это успокаивало его тридцать лет назад.       Разум возвращается в то время, когда оно лгали и сейчас кажется, что ложь была действительно во благо. И тогда они были счастливы.       Мораль этой истории не в том, сколько мы пытались, и не в том, как сильно мы этого хотели. У некоторых историй просто нет счастливого конца.