Save them

"ХА-ХА-ХА" Громкий смех,впивающийся в уши сверлом,высокомерно звучит рядом с белыми сгустками,осерёнными от унижения. Мужчину постигает одна единственная капля от целого дождя-как всего пять детей от колличества всех на планете-и,на удивление душ,что-то метталическое сильно крехтит и с звуком водных брызг,которые окрашенны в красный,уваливают их гнустного убийцу.Кто-то из мальчиков кивнул в такт дождя,словно вынув беруши и слегка подтаивая,растекаясь счастливым маревом.Все закончилось. Их друг с проломленной головой тоже ранее покинул их вечером,взяв с собой и угостив кремовым тортом,пузырящейся газировкой,и даже не поклянчив подарки.Он открыл свою коробку-красивый,завернутый в кулек пленки большещекий кролик.Странная бирка с инициалами кого-то на "W",которую он слегка запятнал следами богровой влаги,тронула его косой улыбкой.Он бы был рад за них. Они с упоением смотрят на его мучения.Они так же чувствовали себя уже два раза:безисходность,гнев,и едкое отчаиние перед ним следило за всеми,кто сюда забредал,из отверстий глаз звездной четверки,и осторожно посматривало из-за угла пустыми провалами Золотого Фредди.Они мучились,сорились от разражения,волнуясь забывали лица родных,видели расследование их смерти,и не могли подсказать,плакали до звона в голове.Его очередь. Может,этот желтенький кролик хотел помочь,и поэтому убил фиолетового дядю?--завороженная зрелищем невпопад отмечает девочка с маской Чики,Сьюзи,и махает его изображению на аркаде,которая пушиться от мягкой пыли. Их голоса,как локальная шутка,слышны только шести присутствующим,звоном отзывая мысли покалеченных малышей между ними.Все молча соглашаются со Сьюзи. Она же сейчас только проговаривает в голове имена родных,словно выловленные из воздуха,наверное,выплюванные прожорливой Чикой,которая забрала память. Они наполняются радостью,и их маски,пластиково переливаясь от лучей прорывающегося сквозь дождь солнца(а ведь на улице,наверное,могла быть радуга),тоже улыбаются им.Сломанные аниматроники из дверного проема тоже рады отпустить их,они тоже улыбаются и неравнодушно смотрят.Глаз бойкого Фокси закатился в комнату,как мячик для бильярда.Фокси всегда был проворным малым,он хочет посмотреть поближе. Фритц улыбчиво протер очки,и с гордостью посмотрел на подопечного,а если бы мог,он осторожно поднял его,и дал своему другу-лису посмотреть сверху. Маски вдруг обжигают их,на что женщина в шелковых перчатках по предплечье,Марионетка,гладит каждого по плечу,не забывая никого,и показывает на также светящиеся лампообразные штучки... Шарики? Малыши уже не помнят,как их называют,они только раздавали их потоку чужих детей по прописанному в системном обеспечивании коду,а теперь могут сами потеребить забавные каплевидные безделушки,взяв протянутые,кажется,самой сопереживающей комнатой шарики. Каждый выбрал свой ослепительно подрагивающий шарик,края которых пробиты,и сквозь видны размазанные пятна старого гелия.Хоть эти шарики уже почили,разорвавшись при оживленной пицерии,колясь об штыки стульев,их осезаемость для духов не закончилась,и они поднялись,чинно шевствуя и наполняясь усиляющимся светом,способным унести на нем любого.Дети схватились за слегка помятые,или смехотворно маленькие ленточки,кому как повезло,чувствуя прилив человеческого тепла от них,тех детей,которые подарили им подарки,даже не поняв того,что эти ошметки пригодятся. Свободны -Мама,мамочка,а мы поблагодарим того черного мишку?-наивно обращается к высокой тонкой фигуре с расчерченными на перчатках полосками кружева,которые пропадают,мальчик,который владел Бонни. -Конечно,мой зайченок-с улыбкой,и не узнавая свой голос,говорит долговязая мама не только Джерри,но и самопровозглащенная мать всех здесь,смотря под углом,из-за свернутой шеи. Силуэт косится в сторону детского плеча,поглаживая и не настойчиво надавливая.Она не очень хочет исправлять черный цвет на прозрачно-фиолетовый,поэтому негласно признает его гималайским медведем. И вот,готовые взмыть вверх,они чуют...балласт,который удерживает их,не унося ввысь.Кто-то издал всхлип,подловленный соседом,который пихнул локтем в поцарапанный бок,объясняя про накрывающий их вид независимости,отгоняющий...Это? Внутри Спрингбонни происходят процесы,которые характеризуюся неправильной дифузией-неправильной потому,что не молекулы становятся в промежутки,а сталь углубляется в плоть,отдавая все жизненные алые соки-и его рука начинается прерывисто дергаться,будто лор проверяет коленный рефлекс не в том месте.Волна зловещей атмосферы,диском для фрисби пролетевшая между ними,ломает шарики,и они крошаться под совместный простест.Очертания волнующихся краев меркнут,и шарики лопаются во второй раз,как повторно умерли детки. Оно вернулось.Оно злое. У него тоже есть шарик:черный,будто зияющая дыра,но ничем не наполненный,а просто являющийся оболочкой,дарованной от всплеска трепета детского ликования.Чудовищно быстро сиреневый силуэт,выманивающий себя изнутри,прихлопывает шар с треском ногой в подкосившейся туфле,понимая,что это бесполезный атрибут,и быстро мелькает,возврашаясь внутрь,обрастая обручами железа. Одри,уносимая прывом ветра и своим вспыхнувшем шарике,слезно извивается привкусу чая с имбирем,и пытается остановится,вытягивая руки. Поздно. Она,как глупая девчонка,понадеялась,что скопившаяся необъяснимая ей обида,кровожадность за годы и агония мученической смерти отпустит его.Ох,могла бы аниматроническая оболочка не мылить обзор,впало видя все ньюансы,она бы вгляделась в его разъяренные глаза,и сразу поняла.Ее миссия,удерживающая женщину,подкосила все.Она освободилась,но мометально осознала,что ее беззащитные миниатюрные фигурки детей-колек с надломанными часями(она чуть не расплакалась,когда первый раз окинула их взглядом и представила расправу) имели другую миссию:не помочь,а отомстить,несовпадение стало роковым. Перед глазами всплыли навязчивые картинки возвращения-как бы это слово не ранило сейчас-мужа с Вьетнама,с злосчастной войны,прихватив букет ароматных цветов,кажется,магнолий,шекочущих его нос. Вкус имбиря и чая стал не призрачным,а осезаемым,вот она пьет его со своим мужем и сыночком,еще не обезображенным рукой убийцы,подправляя свои губы платком,чтобы выровнять неочевидный блеск для губ,по-домашнему сверкающий мужу в унисон с улыбкой. Шею,заломанную ранее от тугой веревки и отчаиния,все еще не возвращает на место,но этого никто не замечает,настолько ювелирно подобран момент,где она украдкой с обожанием смотрит на своих мальчиков,статного мужчину и его пятилетнюю неуклюжую копию,а в аккомпанимент ей пританцовывают ее смольные пряди,на которые ответно с лаской смотрит муж. Все как раньше,записанное на магнитофон,и заставляющее улыбаться до ушей. Но сын остался там.Она снова потеряла его,и сейчас ее шарик рассыпется на части от перенасыщения радости,как и должен был,но эта золотая крупа будет омрачнена тягостями вины. Нет...ничего не случается,и она,словно прыгая с парашюта,проваливается под досчатый,и чувствует недосказанность и боль,будто сердце оторвали и оставили в том моменте.Тишина и умиростворение пропали,сменившись оглугающим хохотом,который невербально и эксклюзивно для нее издает оболочка костюма,сильно звеня в ушных раковинах,и как не прижимай призрачную плоть,она не мнется.Она,как та же глупая девочка,подворачивает ноги в полуснятых от повешания на канат балетках,которые она не сняла и запятнала грязью,и,задвигая пряди,выбившиеся из пучка,начинает плакать.Громко,долго,выливая все.Они тоже начинают завывать где-то рядом,в расстоянии протянутой руки,но за пределами ваккума,и она не может приласкать и отеплить никого из них. Она осталась в "самом лучшем дне" навсегда.До тех пор,пока он не спасет их,исправит грех отца. Спаси их.