Странные отношения

Чонгук встречал Тэхена у ворот собственного дома, облаченный в парадную рубашку с кружевами и строгие черные брюки. Он нервно перебирал рюши на воротнике и закусывал губу, притаптывая ногой на месте. Сегодня в его жизни был особенный день: Тэхен собирался официально просить благословения на брак у его родителей. Вряд ли Чонгук мог когда-либо подумать о том, что ему, действительно, повезет выйти замуж за человека, которого он любил всем своим сердцем. Он рос в США ― стране, где браки по любви в это время считались чем-то бесполезным и ненадежным, зато куда выше оценивались браки по расчету и договоренности. Целые семьи растили детей лишь для того, чтобы выдать их замуж как можно удачнее, и те принимали такую судьбу, не смея отказываться. Чонгук бы ее тоже принял, он же с детства понимал, что ему придется жениться на какой-нибудь хорошей девушке из приличной семьи, а потом прожить всю жизнь, так и не познав настоящей любви. Но потом появился Ким Тэхен ― мужчина, сумевший все представления Чонгука о жизни перевернуть вверх дном. Человек, который делал лишь то, что считал нужным, не испытывал стыда по поводу отсутствия манер и не хотел жить по кем-то выдуманным правилам. А еще позволил себя полюбить и полюбил в ответ. Чонгук о чем-то подобном не мог даже мечтать, но теперь у него был Тэхен, была Анна, и на горизонте маячило безоблачное будущее, что обещало быть самым счастливым в мире. Тэхен уверенным шагом шел к Чонгуку, и парень уже издалека заметил его улыбку, а еще охапку аккуратных небольших букетов ― четыре штуки, на каждую женщину в их доме. Тэхен мог бы задобрить их более дорогими подарками, пустить пыль в глаза и обещать богатства, но он не хотел, и даже от этого Чонгук любил его еще больше, еще сильнее. Мужчина сразу сказал, что не собирается кичиться богатством, ведь это в его жизни было второстепенным. Куда важнее было показать родителям, как сильно он любил их сына. Когда мужчина подошел к воротам, на его лице не было ни грамма волнения, зато Чонгук волновался за двоих. Тэхен это заметил сразу и мягко улыбнулся, вплетая в чонгуковы волосы ромашковый цветок. ― Этот для тебя, ― сказал он, ласково убрав выпавшую прядь волос за ухо. ― Погадаешь потом на нем. Чонгук тихонько прыснул со смеху. ― Обычно этим занимаются леди. ― Какая разница? ― фыркнул Тэхен в ответ. И действительно, какая кому разница? Чонгук искренне восхищался Тэхеном и тем, как легко он воспринимал жизнь, не заботясь о чужом мнении и не переживая по поводу того, что у чьего-то дома трава зеленее. Ему нравилось то, что у него было, и он совсем не хотел казаться кем-то другим. Повеса и контрабандист? Прекрасно. Любитель спускать деньги на мальчиков-проституток? Замечательно. Прохиндей и спекулянт? Великолепно! О Тэхене много говорили за его спиной, обсуждали, плевались, смеялись и завидовали, но он понимал свою власть, знал вес ответственности своим поступкам и не собирался слушать даже каплю чужого мнения. Он знал, что им восхищались. На него смотрели с горящими глазами, ему завидовали, им хотели обладать и хотели им быть, а оттого и несли порой чепуху, и Чонгук восхищался тоже, потому что Тэхен не считал все эти слова достойными того, чтобы они были услышаны. И в этом была особенная прелесть. Чонгук мечтал научиться быть таким же, и он знал, что сможет. Он знал настоящего Тэхена ― человека, безусловно любящего и мягкого, каким он был с единицами. И, на самом деле, Чонгук искренне считал, что ему безумно повезло быть одной из этих единиц. Это было куда больше, чем он мог мечтать. ― Ты готов? ― спросил Чонгук, вложив свою ладонь в протянутую тэхенову руку. ― С того самого момента, как понял, что хочу провести с тобой всю жизнь, ― уверенно ответил мужчина. Чонгук зарделся и улыбнулся. Это больше не вызывало в нем искреннего смущения и желания скрыть розовеющие щеки. Теперь он принимал это гордо и со всей той щемящей нежностью, что томилась в его сердце. ― И не волнуешься? ― уточнил он. Они не спеша двигались к дверям дома, где их уже ждала вся семья. ― Волноваться ― это по твоей части. Чонгук на это лишь фыркнул, слабо толкнув Тэхена бедром. Они в унисон рассмеялись, а потом вошли в дом, где их встречал аромат свежей выпечки и запеченной утки, которую Чонгук совсем недавно достал из печи. В доме Чонгука сегодня ожидался настоящий праздник. С самого утра каждый в этом доме был взволнован, и создавалось впечатление, что все это волнение в сумме было гораздо большим, чем у самого Чонгука. Мама и бабушка с самого утра бегали по кухне, занимаясь праздничным обедом; близняшки крутились у зеркал, выбирая платья; младшие братья Чонгука носились возле него, задавая тысячу и один вопрос, на которые он совсем не успевал отвечать; и только отцы своего волнения не выказывали, все шутили о чем-то и подначивали Чонгука, мол, отхватил себе богатого жениха со скандальной репутацией. Чонгук сначала от них отмахивался, а потом и вовсе сбежал на кухню, чтобы помочь женщинам с готовкой. Сейчас же все расселись за большим столом в обеденной комнате. Тэхен все настаивал на том, чтобы провести помолвку в его доме, но Чонгук наотрез отказался, сказав резонное: ― Ты же хотел сделать все, как положено, поэтому нужно прийти в наш дом. Все должно быть по правилам. Тэхен отвечал в своей излюбленной манере, мол, правила ― чепуха, но все равно соглашался. Разве мог он отказать Чонгуку, который ластился к нему котенком и охотно подставлял сладкие розовые губы под поцелуи? Когда они вошли в обеденную, за столом уже сидела вся чонгукова семья. Стоило им показаться в комнате, близняшки, совсем забыв о просьбе вести себя прилично, тут же вскочили со своих мест, облепив Тэхена с двух сторон. Кэти оттеснила Чонгука, и тот лишь негромко рассмеялся, уже даже не надеясь их успокоить. Девочки, казалось, были взволнованы больше него. ― Здравствуйте, мистер Ким! ― они восклицали в унисон, а следом засыпали Тэхена всевозможными вопросами, схватив его под обе руки и провожая к месту за столом. Тэхену стоило отдать должное: допросы от близняшек он всегда переносил с поистине восхитительным спокойствием. Даже если привыкший Чонгук порой шикал на девочек и просил успокоиться, то Тэхен, явно нечасто сталкивающийся с двумя ураганами, сносил все абсолютно спокойно, мягко улыбался и находил ответ на каждый вопрос, даже на самый дурацкий. И дальше все как-то пошло своим чередом. Волнение сошло на нет. Тэхен одарил букетами женщин, а мужчинам преподнес дорогой алкоголь, за пару дней до этого выпытав у Чонгука, что именно те любят пить. Потом все расселись за столом, Тэхена и Чонгука усадили рядом, так что последний совсем уже успокоился, чувствуя, как тэхенова ладонь время от времени касается его подрагивающих пальцев. Мама хозяйничала, раскладывая по тарелкам еду, Тэхену, конечно, доставалось больше всех, а он и не отказывался, только нахваливал стряпню и улыбался. Затем вели светские беседы: обсуждали соседей, погоду, театральные постановки, культуру и искусство. Тут-то Чонгук и блистал своими познаниями, которые, надо заметить, были весьма нескромными. Конечно, у него не было особенно времени на образование, но он много читал, часто брал ненадолго книги у добрых соседей и зачитывался ими едва ли не до рассвета, а потом весь день зевал. Сейчас он в полной мере мог наслаждаться библиотекой Тэхена и, сказать честно, зачастую так сильно зачитывался, что мужчина журил его в шутку. Вечер тек своим чередом. Чонгуку нравилась атмосфера, и ему нравилось то, что, казалось, каждый в его семье проникся Тэхеном. Младшие братья увлеченно слушали тэхеновы рассказы о путешествиях, близняшки спрашивали про модные европейские тенденции, а старшие мужчины почему-то вновь и вновь уводили разговоры в политику. Чонгук же в основном молчал, позволял Тэхену снова взять все в свои руки, потому что у него, на самом деле, неплохо получалось. Едва ли он мог скрыть свою радость от того, как все складывалось. Уже когда стемнело, они все переместились на веранду. И там Тэхен нашел, как расположить семейство к себе: все нахваливал чудесный сад и аккуратные клумбы, над которыми чонгукова мама трудилась, не покладая рук. Та, конечно, зарделась, гордо улыбнулась и похвалу принимала достойно. Удивительно, как Тэхен, к которому его родители относились с некоторым недоверием, вдруг сумел всех расположить к себе. Даже отец Чонгука, бывший обычно достаточно хмурым человеком, вдруг улыбался и весело шутил, похлопывая Тэхена по плечу совершенно дружеским жестом. Чонгук не мог нарадоваться. Волнение, однако, вновь вернулось, когда Тэхен, откашлявшись, серьезно произнес: ― Я замечательно провел время, но, что скрывать, мы все знаем, к чему этот чудесный вечер, ― Чонгук на своем месте весь подобрался, зато Тэхен выглядел удивительно спокойным. Он взглянул на парня и ласково улыбнулся, затем встал и повернулся так, чтобы видеть всех. ― Честно признаюсь, я не готовил речи и даже не думал о том, как именно должен впечатлить вас. Думаю, вы и так знаете, что мы с Чонгуком хотим пожениться, но мы никогда не сделаем это без родительского благословения, потому что так… правильно. Я могу сколь угодно плевать на все эти правила, но, когда дело касается Чонгука, ― Тэхен вновь взглянул на него, ― мне безумно хочется сделать его самым счастливым человеком. Этого не будет, если вы не дадите согласия на наш брак. Я много чем могу вас удивить или впечатлить, но какой во всем это смысл? У многих есть деньги, статус и красота, но… Кое-чего у них все же нет, ― Тэхен выдержал паузу, улыбнувшись. Его все слушали, затаив дыхание, и едва ли хотя бы кто-то осмелился бы его прервать. ― Тех чувств, что я испытываю к вашему сыну. Я лишь могу поклясться перед вами и перед Богом, что буду любить его до конца своих дней, и каждый день своей жизни я обещаю делать его самым счастливым. Поэтому я хочу спросить: вы позволите мне это сделать? Дадите свое благословение на наш брак? В наступившей внезапно тишине послышался стрекот цикад. А после ― тихий-тихий всхлип. Чонгук прижал ладонь ко рту, но заблестевшие глаза в тот же миг его выдали. Едва ли он когда-либо испытывал столько чувств за один раз. Тэхен часто говорил о любви, он не стеснялся своих чувств и выражал их любым доступным способом, но прямо сейчас Чонгук расчувствовался. Говорили даже не с ним, но он вдруг, действительно, ощутил себя самым счастливым человеком во всей Вселенной. И, прежде чем обстановка стала бы совсем уж гнетущей, голос подал чонгуков отец. Он встал со своего места и посмотрел на Тэхена ― так серьезно, что у Чонгука вот-вот грозилось остановиться сердце. Почему-то казалось, что родители сейчас откажут, выставят мужчину за дверь и никогда больше не позволят ему появиться на пороге, но вряд ли такое, конечно, могло произойти. Конечно, им потребовалось время, чтобы научиться доверять ― Чонгуку и человеку, в которого он так бессовестно влюбился. Но на одном доверии, все в семье Чон были в этом уверены, едва ли можно было построить что-то толковое. И, впрочем, Чонгук знал, что Тэхен каждый день, действительно, будет делать его счастливым, даже если просто будет рядом. ― А говоришь, речь не готовил, ― усмехнулся чонгуков отец. Он был куда выше и шире Тэхена, но тот совсем не робел. В нем чувствовалась абсолютная уверенность, и, сказать честно, даже если родители не благословят их, Тэхен будет готов украсть Чонгука и увезти на край света, лишь бы всегда быть подле него. Почему-то и сам Чонгук в этом не сомневался. Однако, мужчина желал этого благословения, потому что знал: брак без него для Чонгука абсолютно счастливым не будет точно. ― Сколько же правды в твоих словах? ― Отец, ― Чонгук попытался было возразить вопросу, но отец лишь зыркнул на него глазами, тут же осадив. Тэхен, впрочем, был не робкого десятка, и спину держал абсолютно ровной, а голову ― гордо поднятой, и чонгукову отцу в глаза смотрел без страха. ― Все ― правда, ― ответил. ― А то, что люди говорят, получается, вранье? ― Я не знаю, что говорят люди, мистер Чон. Я их не слушаю. Мужчина вновь усмехнулся. ― Откуда же нам знать, что ты не врешь? ― он продолжал наседать. ― Поверить, ― просто ответил Тэхен. ―  Я понимаю, как это сложно, просто поверить, но я действительно люблю вашего сына и хочу провести с ним столько лет, сколько мне уготовано. Отец Чонгука еще несколько секунд тяжело смотрел на Тэхена, о чем-то размышлял. Чонгук со своего места даже слова сказать не мог, хотя и хотел, но он лишь следил за взглядами мужчин и про себя молился, чтобы родители не были такими упрямыми. Ведь, в конце концов, никто и никогда не сделает Чонгука более счастливым, чем Тэхен. Он был уверен в этом абсолютно, на все условные сто или двести процентов. Ситуацию спасла мама. Она встала и подошла к мужу, положив ладонь тому на плечо. ― Джено, хватит, ― мягко попросила она, а затем улыбнулась Тэхену. ― Он просто переживает за сына, мистер Ким. ― Я это понимаю, ― кивнул Тэхен. Он вновь коротко взглянул на Чонгука и улыбнулся. Удивительно, что он пытался поддержать его, хотя, очевидно, единственным, кого могли метафорически отправить на плаху был сам Тэхен, и никто другой. Он, однако, сохранял ясность ума и уверенность в своих словах и, вероятно, она передавалась каждому из присутствующих. ― Каким будет ваш ответ? Помедлив несколько секунд, отец Чонгука все же ответил: ― Мы благословим этот брак. Но окончательное решение будет принимать Чонгук. Тэхен позволил себе облегченный выдох. Джено рассмеялся, похлопал мужчину по плечу, а после все взгляды вдруг устремились на Чонгука. Конечно, это было ожидаемо. Все ждали, что сейчас Тэхен достанет кольцо, сделает Чонгуку предложение, но… Реальность была такова, что все это произошло днями ранее, под покровом ночи, на том же холме, где они впервые поцеловались. Тэхен не мог ждать и был совсем нетерпеливым. А что до Чонгука? Он с самого начала знал ответ. Он поднялся, неловко переминаясь с ноги на ногу. А затем, скользнув пальцами под ворот рубашки, вытащил оттуда тонкую нить с кольцом на ней. ― Вообще-то, ― сказал он, ― я уже согласился. Мама ахнула, прижав руки ко рту. Бабушка и мужчины рассмеялись, отец прошипел что-то похожее на «негодники», а все младшие, удивительно, молчали, наблюдая за происходящим с раскрытыми ртами. Чонгук повернулся к Тэхену и, торопливо сняв с себя нить, протянул ему кольцо. ― Теперь можешь надеть, ― и протянул ему правую руку. ― Если не передумал. Мужчина тепло улыбнулся. ― Никогда не передумаю. А затем аккуратно надел лаконичное кольцо из белого золота на безымянный палец. И только в этот момент Чонгук окончательно осознал: он действительно собирался заключить брак с человеком, которого бесконечно любил. И ему казалось, что это знание всегда будет для него самым удивительным. Свадьбу назначили на начало осени, потому что Тэхен внезапно изъявил желание организовать все по высшему разряду. И, если Чонгук хотел скромной свадьбы только с близкими, у Тэхена было другое видение. Он хотел пышного торжества, хотел роскошную свадьбу со множеством гостей, а когда Чонгук спросил, для чего это, Тэхен ответил просто: ― Хочу, чтобы все знали, как я счастлив стать твоим мужем. Наверное, Чонгука это должно было задобрить и умаслить, но куда там. Он вдруг взбеленился, и они даже поругались, потому что Чонгук действительно не хотел пышной свадьбы. Он, на самом деле, не привык к роскоши, он жил в маленьком доме со своей семьей, сам делал все по хозяйству, у него не было служек и нянек. Он был совсем простым. А Тэхен отличался. И тогда Чонгук мимолетно даже задумался, а подходят ли они друг другу. После ссоры они разошлись по своим домам, и Чонгук половину ночи не мог сомкнуть глаз из-за мыслей-пчел, что беспокойно роились в его голове. И снова сомнения-сомнения-сомнения. Чонгуку это порядком надоело, так что утром, едва проснувшись и сделав все дела, он решительно отправился к Тэхену ― выяснять отношения. Чонгук прекрасно помнил, как в прошлый раз, поддавшись этим самым сомнениям и не найдя в себе смелости поговорить, неделю промаялся в одиночестве, только раззадоривая эти свои мысли. Так что теперь он не желал медлить. Наверное, здесь и случился тот момент, когда им обоим пришлось учиться искать компромиссы. Говорили они долго, Чонгук все спрашивал, а точно ли Тэхен хочет этой свадьбы, потому что любит Чонгука, и нужна ли она им вообще. Мужчина потом непонятливо вопрошал, уверен ли Чонгук в своих чувствах и их отношениях. Разборки-то, на самом деле, были до ужасного странные, потому что, боже, они оба были уверены в друг друге, этих отношениях, свадьбе и в том, что всю жизнь хотят провести бок о бок. В итоге списали все на нервы, рассмеялись, помирились, и к вечеру уже спорили о том, кто кому пойдет на уступки. Анна смотрела на них, как на идиотов. И это в пять лет. Но они и правда идиотами были. Влюбленными. В итоге сошлись на роскошной свадьбе. Чонгук вдруг понял, что ему не важно, как все это случится, если в конце концов он будет мужем Тэхена. Поэтому и сообщил ему об этом, а Тэхен потом улыбался и долго с упоением целовал его в губы, нашептывая что-то о любви. В день свадьбы Чонгук ужасно волновался. Все было действительно слишком роскошно, потому что Тэхен настолько загорелся, что нашел организатора и отдал распоряжение организовать эту свадьбу не то что в своем доме, а на чертовом холме, где они впервые поцеловались. Чонгуку объяснил: ― Это особенное место. Оно видело наш первый поцелуй и то, как я делал тебе предложение. Теперь оно увидит и нашу свадьбу. Чонгук не стал возражать. Теперь же он мерил шагами один из шатров, которые специально установили для каждого из женихов, а еще музыкантов, кухни и других рабочих, которые занимались организацией свадьбы. Он действительно волновался. Это была нетипичная для их краев свадьба, он даже не помнил, когда последний раз здесь женились двое мужчин. Почему-то вдруг он думал о косых взглядах и о том, что подумают люди, когда он под руку с Тэхеном выйдет к алтарю и даст клятву. Чонгук перебирал в голове все, чему его учил Тэхен: 1) манеры ― чепуха 2) правила ― ерунда 3) чужое мнение ― пустое. Но едва ли это вообще помогало. Рядом крутилась мама, все поправляла ему лацканы праздничного черного сюртука, потуже затягивала в бант рюши на шее и поправляла волосы, без конца приговаривая: ― Не грызи ногти, ― это у него было от волнения. ― И перестань ходить туда-сюда. Ты весь раскраснелся, хватит так переживать. Но как он мог не переживать? Это же его, черт возьми, свадьба. Здесь же суетились близняшки. Они выглядывали за шатер, увлеченно о чем-то перешептывались, а потом неслись к Чонгуку, чтобы доложить: ― Там сто-о-о-олько народа! ― глаза Кэри делались почти круглыми от восхищения. ― Я тоже хочу замуж! ― восклицала Кэти. Это совсем немного расслабляло, и Чонгук улыбался, наблюдая за близняшками. Те были облачены в одинаковые платья разных цветов ― очередной подарок Тэхена, который, видимо, питал к девочкам особенное тепло, а потому не уставал одаривать их то нарядами, то украшениями. Чонгук все сетовал, мол, не стоит, но Тэхен его даже слушать не хотел. ― Дорасти сначала, ― отвечал Чонгук, шутливо журя Кэтрин. ― Вот и дорасту! ― И я! ― это присоединилась Каролин. ― Там мистер Ким идет. И волнение вновь вернулось. Это означало лишь то, что оставались считанные секунды до того момента, как Чонгук официально вступит в брак. По традиции, если дело касалось невесты, к алтарю ее вел отец. У Чонгука и Тэхена, понятное дело, ситуация была несколько иная, поэтому они решили, что к алтарю пойдут вместе, рука об руку. Это, вообще-то, не могло не радовать, потому что Тэхен удивительно образом действовал на Чонгука ― тот в миг успокаивался, и паника отступала. Мама, взяв близняшек под руки, поцеловала Чонгука в щеку, шепнув на ухо пожелание удачи, а затем они вместе вышли из шатра. Чонгук слышал ее голос, она поздоровалась с Тэхеном, и уже через секунду мужчина был внутри. Чонгук с замиранием сердца обернулся. Тэхен был необычайно красивым в своем костюме, украшенном золотыми нитями. Наряды у них были похожими, и это тоже заслуга Тэхена. Чонгук с ужасом вспоминал о том, как мужчина таскал его по примеркам, потому что, по его словам, костюм для такого события должен был стать идеальным. Тэхену стоило отдать должное, он так много взвалил на себя, чтобы устроить эту свадьбу, что Чонгуку было даже немного неловко. Все, что он делал, это только помогал ― выбирал цвета, блюда, рассадку гостей. Всем остальным занимался Тэхен. Но он и не возражал, был даже рад и чертовски воодушевлен. Тэхен остановился в метре от Чонгука, восхищенно окидывая его взглядом. Чонгуку этого ожидаемо было мало. Ему хотелось ближе, хотелось вжаться в чужое тело, обвить его руками и простоять так как можно дольше. Но еще хотелось взять его за руку и, наконец, связать себя узами брака с этим вот мужчиной, чтобы навсегда: в болезни и здравии, богатстве и бедности, и даже после смерти не разлучаться. Словами не передать, как сильно он любил. ― Иногда я думаю, ― сказал Тэхен, ― что влюбиться еще сильнее просто невозможно, а потом, каждый раз, когда вижу тебя, понимаю, что ничего невозможного не существует. Чонгук усмехнулся. Он уже привык. Тэхен часто говорил вещи, которые заставляли его сердце трепетать и проситься наружу, чтобы самому впечататься в этого вот человека и не отпускать до скончания веков. ― А я всегда думал, что мне не выпадет возможности полюбить кого-то по-настоящему, но потом встретил тебя, ― ответил Чонгук, робко улыбнувшись. ― Готов стать моим мужем? Тэхен протянул ладонь. Чонгук, даже не раздумывая, вложил в нее свою. ― Я был готов к этому, кажется, задолго до нашей встречи. А потом все перемешалось. Чонгук шел к алтарю за руку с Тэхеном. Впереди, усыпая дорожку лепестками, шла Анна, а за ней близняшки. Потом Чонгук и Тэхен давали друг другу клятвы, надевали кольца на пальцы. Чонгук видел, что плакала мама, а еще видел отцов Тэхена ― те сидели правее и гордо улыбались, глядя на сына. От этого внутри было очень тепло. Когда их объявили мужьями, Чонгук тоже не сумел сдержаться: его глаза все же намокли, он был по-прежнему чувствительным. Тэхен небрежно стер слезу с его щеки, а потом поцеловал ― так сладко, что от этого кружилась голова. Он еще шепнул после: ― Ты теперь только мой. И Чонгук даже не смел возражать. Он давно уже принадлежал Тэхену. Безусловно. Торжество было шумным и многолюдным. Выступали приглашенные артисты, все танцевали и смеялись, Чонгук ходил от своих родителей к тэхеновым, а потом ко всем знакомым, не уставая принимать поздравления ― искренние и не. Тэхен следовал за ним по пятам, обнимал, держал за руку, всем видом показывал, что они вместе, и теперь уже навсегда. Чонгук ощущал себя донельзя счастливым и даже переживал о том, что нельзя испытывать столько счастья за один раз, потому что потом может быть очень-очень плохо. Он поделился этим с Тэхеном, а тот лишь смеялся и отвечал, что сделает все для того, чтобы Чонгук больше никогда не испытывал горестей. Потом, пока Тэхен развлекал близняшек, Чонгук танцевал с маленькой Анной, подхватив ее на руки и кружа. Девочка смеялась, цеплялась ладошками за чонгуковы плечи и довольно улыбалась, явно радостная от праздника. Чонгука она давно уже принимала с распростертыми объятиями, привыкла к нему и знала, что он теперь станет неотъемлемой частью ее жизни. Чонгук все волновался, что малышка, еще не привыкшая даже к новому дому, могла капризничать и не принимать его, но все обошлось. Она была очаровательным ребенком, и Чонгук с каждым днем питал к ней только больше тепла и любви. Уже к ночи  чонгуковы родители засобирались домой. Мама великодушно решила забрать Анну на ночевку к ним. Чонгук знал, почему и зачем. И когда они с Тэхеном, оставив гостей развлекаться и дальше, медленно направлялись к поместью, Чонгук жутко волновался. До этих самых пор между ними не было ничего, кроме поцелуев и ласк ― иногда слишком интимных и откровенных, но это никогда не переступало каких-либо границ. Все было достаточно прилично, они не были женаты, а Тэхен так хотел все сделать по правилам, чтобы угодить Чонгуку, что сам лишний раз останавливался с тяжелым дыханием. Они действительно сдерживались, потому что до свадьбы было не принято. И Тэхен ― заядлый противник всяких правил ― поддавался Чонгуку. Но теперь… Они были женаты, у них на пальцах красовались одинаковые кольца, они всецело принадлежали друг другу и дали клятву перед Богом и сотней гостей. Чонгук знал, что последует дальше, и он бы нагло соврал, если бы сказал, что не хотел этого. На самом деле, он этого страстно желал. Хотел принадлежать Тэхену полностью, каждой частью своей души и каждым миллиметром своего тела, которое прежде еще никогда не испытывало такого рвения к кому бы то ни было. Поэтому он и волновался ― не за себя, конечно, а за то, как все пройдет. Что, если Тэхену не понравится? Вдруг это что-то изменит между ними? Может быть, они оба ошибаются? Браки бывают несчастными по разным причинам. Чонгук знал, к примеру, что его родители друг друга любят, но понимал, отчего они совсем не спят в одной постели. Для себя он такого не хотел. Тэхен же был, как и всегда, абсолютно спокойным и сдержанным. Он говорил о чем-то отвлеченном, пока они шли от подъездной дорожки к дому. Потом они обсуждали свадьбу, пока пили вино на кухне. А потом уже молчали, когда заходили в спальню. В теперь уже их спальню. Чонгук неловко замер на месте, осматриваясь. В комнате не было ничего лишнего: комод, письменный стол и стул, пара кресел, крошечный журнальный столик, две тумбочки, на одной из которых валялась недочитанная книга, огромная кровать и банкетка перед ней. Чонгук здесь уже бывал, и книгу, оставленную на тумбочке, читал он, а не Тэхен. Но теперь находиться в ней в новом статусе было несколько необычно. Он обернулся. Тэхен безмятежно улыбался, откладывая уже снятый сюртук на кресло. ― Волнуешься, ― он не спрашивал, а утверждал, попутно расстегивая пуговицы на манжетах рубашки. Чонгук сглотнул ком в горле. От осознания того, что произойдет совсем скоро, он весь был, словно натянутая струна, грозившаяся вот-вот лопнуть. ― Если хочешь, мы можем отложить это на другой раз, ― вновь произнес Тэхен, аккуратно подходя ближе. ― Когда захочешь. ― Я сейчас… хочу, ― выдохнул Чонгук совсем негромко и, да, застенчиво. ― Я и так долго ждал. Тэхен удивленно вскинул брови. Чонгук едва ли понимал, чего мужчина удивлялся. Разве он мог не ждать? Разве он мог не хотеть? Чонгук любил, и он ждал, он хотел, он желал и вожделел, потому что все его существо, весь его чертов организм был подвержен этой самой любви. Он много думал об этом, иногда стыдясь собственных откровенных мыслей, и он долго не мог уснуть из-за того, как сильно ему этого хотелось. И дело ведь даже не в самой сути секса. Для Чонгука это было иным. Не физической близостью, вовсе нет. Для него это оставалось любовью. Это было еще одной возможностью принадлежать Тэхену. Он бы от такого не отказался. ― Ждал, значит, ― Тэхен облизнул губы и улыбнулся. ― Давай снимем это. Он аккуратно расстегнул чонгуков сюртук, стаскивая его с напряженных плеч. Следом потянул за хвостик ленты, развязывая аккуратный бант. Чонгук не шевелился даже, пока Тэхен проделывал все эти манипуляции. Лишь следил за руками, блуждал глазами по тэхеновому лицу, любовался.  Проворные пальцы тем временем взялись за пуговицы, миллиметр за миллиметром оголяя кожу. Чонгук едва дышал, все тело сковало предвкушением. Когда последняя пуговица его рубашки оказалась расстегнута, а ткань легко соскользнула с плеч, он ожидал, что его кожа тут же покроется мурашками. Но… внезапно стало очень жарко. Потом… потом Тэхен потянулся к его брюкам. Все с тем же сосредоточенным выражением лица, потемневшими явно от возбуждения глазами и шальной улыбкой. Господи. Чонгук его остановил, вцепившись пальцами в ладони. Они так и зависли на уровне чонгукова паха. ― Что-то не так? ― уточнил мужчина, перехватывая руки Чонгука так, чтобы держать их в своих. Он потом на каждой оставил легкий поцелуй, затем шагнул ближе и коснулся губами плеча, собрав парочку родинок. Это не было в новинку, но Чонгука все равно пробило легкой дрожью. ― Все хорошо, ― отозвался Чонгук, едва разомкнув пересохшие губы. ― Сними сначала свою рубашку. Тэхен улыбнулся. ― Сначала поцелуй меня, ― сказал он, и это звучало… достаточно властно, чтобы мурашки все же пробежали по чонгукову телу. Глупо было отрицать, что от подобного тона он сходил с ума. То есть, сколько бы самодостаточным ни был Чонгук, каким бы независимым он не хотел быть, эта тэхенова аура его безумно привлекала. Ему нравилось, что рядом с ним был человек, обладавший таким волевым характером, но при этом никогда не пользующийся этим в обычной жизни. Чонгук подумал, что сейчас это очень кстати. Он вдруг ощутил себя до жути желанным. И врезался в тэхеновы губы своими, не раздумывая ни секунды. Да и едва ли он вообще мог думать о чем-то, кроме рук, касающихся его оголенной кожи, широких ладоней, что оглаживали бока, а потом спину, прижимая к себе так крепко, что мечталось задохнуться. Боже, Чонгук ощущал Тэхена так ярко, что это кружило голову похлеще вина. Они прижимались друг к другу так близко, Чонгук касался языком его губ, ладонь Тэхена опускалась на его ягодицу, и в конце концов парень не сдержал слабого стона. Прямо в губы. Вышло неловко. Чонгук возбуждался от легких прикосновений и мокрых поцелуев. Никто бы не стал стыдить его за это, но он все равно раскраснелся ― то ли от смущения, то ли от жара, приливавшего к телу. ― Садись, ― хрипло произнес Тэхен, когда оторвался от желанных губ. Чонгук даже спорить не смел. Он послушно опустился на банкетку и наблюдал, как мужчина расстегивает пуговицы на собственной рубашке. Чонгук внимательно следил за длинными пальцами, а затем разглядывал участки смуглой кожи, грудные мышцы, следом ― плоский живот с небольшим шрамом слева, дьявольски красивую косую мышцу и… Ниже Чонгук взглядом не спускался. У него бы точно не хватило сил. Тэхен все еще был в брюках, но смотреть туда все равно казалось смерти подобно. Тэхен подошел к Чонгуку, встал меж его разведенных ног. Ласково улыбнулся и посмотрел сверху вниз, подцепив пальцами подбородок. Чонгуку безбожно хотелось опустить ресницы и не смотреть на Тэхена, не плавиться под этим взглядом, который выражал лишь одно ― желание. ― Все хорошо? Ты дрожишь. Это от желания или от страха? То, как Тэхен спрашивал… Чонгука распирало от любви к этому человеку. Даже сейчас, когда Тэхен его хотел, он интересовался его, чонгуковым, состоянием. И от этой заботы хотелось глупо улыбаться. ― Первое, ― едва выдавил Чонгук. Говорить было сложно. ― Я люблю тебя и… хочу. Очень сильно. Последние слова Чонгук почти выдохнул. Произносить их было той еще задачкой, но ему показалось, что он справился, потому что Тэхен вновь улыбнулся, а потом, наклонившись, легко мазнул губами по его. И через секунду мужчина уже стоял на коленях между чонгуковых ног. Дьявол. Теперь Чонгук смотрел на него сверху вниз, пока Тэхен, опустившись губами на чонгуков живот, медленно расправлялся с застежкой брюк. Чонгук тяжело дышал, его живот вздымался, выдавая все это волнение, граничащее с безумием. Но губы Тэхена… Боже, эти губы на его животе творили что-то невероятное! Чонгуку пришлось вцепиться в каркас кровати позади себя, ему казалось, что, несмотря на то, что он сидел, он все равно непременно упадет. Колени предательски дрожали, и он закусывал губы, цепляя их зубами почти до крови. ― Приподнимись на секунду, ― попросил Тэхен, оторвавшись от его кожи. Стоило Чонгуку исполнить просьбу, как брюки вместе с нижним бельем оказались сдернутыми ниже колен. Чонгук не сдержался. Он ахнул и прижал ладонь к губам. Тэхен на это хрипло рассмеялся, устроив ладони на чонгуковых бедрах, чтобы тот не сводил ноги. Чонгуку казалось, что он сейчас сгорит, но в следующий момент тэхеновы пальцы обхватили его член, мягко проведя сверху вниз, а затем… Боже, лучше бы Чонгук этого не видел, честное слово, потому что у него перед глазами заплясали звездочки и, наверное, если бы он стоял, тот тут же рухнул в обморок. Тэхен, сладко улыбнувшись, опустил голову, и уже через долю секунды Чонгук ощутил его теплые губы на собственном возбуждении. Он застонал что-то неразборчивое, похожее одновременно на тэхеново имя и какое-то грязное ругательство. Мысли вышибло из головы одним махом, когда Тэхен опустился ниже, а затем, боже, начал двигаться, помогая себе рукой и проводя языком по чувствительной коже. Чонгук закинул голову, не позволяя себе опускать взгляда. Он бы точно не выдержал. На несколько секунд Тэхен отстранился. Чонгук старался на него не смотреть, он держался буквально из последних сил. Тэхеновы пальцы на его члене сжались в тугое кольцо, его губы исследовали молочную кожу бедер, он царапал ее зубами, а затем вылизывал. Потом его рот вновь вернулся к члену, и Чонгук, все же не выдержав, рефлекторно свел ноги, сжав тэхеновы плечи коленями. Мужчина рассмеялся, вновь надавливая ладонями на бедра. ― Расслабься, Чонгук, ― негромко прошептал он, и этот звук почти утонул в очередном стоне, сорвавшемся с чонгуковых губ. ― Не закрывайся. Чонгук честно старался. Тэхен еще долго целовал его ноги, опускался к коленям, гладил ладонями живот и бока, вновь опускался ртом на горячий член, истекающий естественной смазкой. А потом, перетянув Чонгука на кровать, долго и с упоением целовал, скользя языком у него во рту. Это все напоминало какую-то пытку, но Чонгук не смел от нее отказываться: слишком хорошо ему было, непозволительно хорошо. Он все ощущал слишком ярко. Каждое прикосновение, словно огнем, каждый поцелуй похож на безумство. Потом Тэхен долго его растягивал. То есть, это, действительно, было очень долго и очень… Чонгук вряд ли смог бы подобрать слова для всего произошедшего. Он терялся в собственных мыслях, да что там, он терялся в этой постели, хватаясь руками за тэхеновы плечи, громко стонал, уже ничего не стесняясь, а его целовали ― горячо и мокро. Он ощущал прикосновения каждым миллиметром оголенной кожи, и сам весь был, словно натянутая струна ― еще немного и лопнет. Тэхен прижимался к нему слишком близко и слишком тесно. К тому моменту, как его длинные пальцы уже были в Чонгуке, мужчина разделся, так что Чонгук отчетливо чувствовал собственным бедром чужое возбуждение, и только от мысли об этом он был готов сойти с ума. Он что-то беспорядочно шептал, без разбора хватался за все, до чего мог дотянуться, а Тэхен его успокаивал, обжигал горячим дыханием уши и снова-снова-снова целовал. В жизни Чонгука никогда ничего подобного не было, да и он, если не кривить душой, ни о чем таком прежде и подумать не мог. Но этой ночью, распластавшись на кровати, пока над ним нависал Тэхен, а за окном ярко горели звезды, он вдруг полностью осознал, что это все ― отныне его жизнь. Только его. Не чья-то еще. И внезапно даже для самого себя он вновь так сильно расчувствовался, что из уголка глаза к виску покатилась слеза. И Тэхен, конечно же, ее заметил. В следующую секунду он уже собрал соленую жидкость языком, а потом покрыл поцелуями все лицо, прекратив движения пальцами. Оперевшись на локоть, он взволнованно взглянул на Чонгука. Тот тоже замер, поплывшим взглядом глядя на своего уже мужа из-под прикрытых ресниц. ― Я сделал тебе больно? ― Тэхен спрашивал обеспокоенно, и Чонгук тут же покачал головой. ― Что тогда? Чонгук? А что Чонгук? Его хватило лишь на то, чтобы улыбнуться и прошептать: ― Я просто очень счастлив. Тогда разулыбался и Тэхен. Ночь была длинной. Тэхен был до крайности ласковым и нежным, а Чонгук ― разгоряченным и чувствительным. Он так ярко отзывался на каждое прикосновение, что Тэхен снова и снова шептал ему что-то о любви, а Чонгук не переставал улыбаться. Мужчина толкался в него осторожно, медленно сначала, крепко придерживая бедра руками, целовал шею и тонкие ключицы, всеми силами доставляя Чонгуку исключительное удовольствие. А Чонгук, цепляясь пальцами за тэхенову шею, казалось, медленно сходил с ума. Ему казалось, что он потерялся где-то в пространстве, но в то же время каждое прикосновение ощущалось так отчетливо, почти на грани. С его губ срывались уже хриплые стоны, само по себе слетало жалобное «еще» и «пожалуйста, Тэхен». Он и сам не ведал, о чем просил, но, чувствуя внутри себя горячую плоть, просто не мог сдерживаться. Ведь это был Тэхен ― человек, которого он безумно любил, так сильно, что это невозможно было описать словами. И, в конце концов, это был человек, которому он принадлежал теперь уже по всем существующим законам. И если сложить все эти мысли, горячее тело Тэхена над ним, эти, ставшие уже размашистыми и беспорядочными, толчки, а еще тэхеновы хриплые вздохи, то Чонгук лишь удивлялся, почему он все еще не сошел с ума. Хотя, вероятно, от такой-то любви давно уже сошел, просто сам еще не понял. Чонгук кончил первым, стоило Тэхену лишь немного ускориться. Он не так-то долго продержался, на самом деле, и в какой-то момент даже разочарованно выдохнул. Но стоило Тэхену ласково его поцеловать и заверить, что все нормально, тут же успокоился. Мужчина еще продолжал в него толкаться и, черт, когда тело уже прошибла эта крупная дрожь и теперь оставалась лишь легкая усталость, Чонгук получил возможность прочувствовать все еще куда ярче, чем прежде. Он бы сказал, что это было незабываемо, но, на самом деле, он знал, что это далеко не последний раз. Потом Тэхен сжимал чонгуковы ягодицы, входил еще глубже и резче, Чонгук закатывал глаза от удовольствия и сминал простыни под собой. Это продолжалось еще несколько минут, прежде чем Тэхен попытался выскользнуть из него, но Чонгук, поняв, что тот уже близко, вдруг схватил его за предплечья и обхватил ногами талию, не давая отстраниться. ― Ты можешь… внутрь, ― он едва нашел в себе силы, чтобы глухо пробормотать эти несколько слов, а следом залиться краской. Казалось бы, чего уже смущаться? Но все это по-прежнему было слишком ново, чтобы Чонгук так быстро перестал краснеть всякий раз. ― Господи, ― Тэхен опустил голову, уткнувшись носом куда в чонгукову шею. Пальцы парня тут же вплелись в черные жесткие волосы. ― Ты потрясающий. И толчки возобновились. Чонгук потерял счет времени и потерялся сам. А потом почувствовал внутри себя теплое семя и, ведомый всеми этими чувствами, крепко обнял Тэхена, прижав его к себе. Мужчина глухо простонал куда-то ему в плечо, все его тело напряглось, а затем в миг расслабилось. Чонгук оставлял беспорядочные поцелуи на одной стороне его лица и, да, все еще ощущал себя самым счастливым человеком в мире. Они так и уснули, не найдя в себе сил добраться до ванны. А наутро, которое наступило у них ближе к обеду, и они все же спустились к давно приготовленному завтраку, Чонгук вдруг осознал, что теперь это ― его жизнь. И Тэхен, сидевший за столом напротив него, ― теперь тоже его. От этого у него внутри все трепетало, и он не мог сдержать счастливой улыбки. Теперь все точно было правильно. Ровно так, как и должно было быть. Даже если парочку установленных обществом правил и пришлось нарушить. Хорошо, что любовь была вне всяких правил и законов. Она просто была.

Все-таки у них с самого начала были странные отношения.

Но Чонгук этой странности не придавал ровным счетом никакого значения.