Вечерние истории

Когда Аарон и Джеймс, еще не отошедшие ото сна, раскрыли глаза, первым, что они увидели, было улыбающееся личико юной красавицы Теодосии. Лежащие в обнимку мужчины сели на кровати, пытаясь сделать вид, что это не они только что прижималиись друг к другу, мирно сопя. Теодосия хитро улыбалась, она прекрасно все понимала. — Доброе утро, папа! - Девушка обняла отца и звонко захихикала. — Здравствуйте, мистер Берр, мистер Мэдисон! - Наконец-то замеченный, стоящий за спиной Теодосии парень приветственно поклонился и, когда мужчины поднялись со своего места, каждому по очереди пожал руку. — Здравствуй, Филип. Как там твой отец, не пропал еще? - Аарону не очень хотелось говорить об Александре, но нормы приличия необходимо соблюдать. «Хотя какие тут нормы приличия, когда он только что застал нас с Джеймсом в одной кровати?» — У него все хорошо. Он усердно работает, как и всегда. — Это хорошо! «Да ни черта!» — подумал Берр. После он снова перебросил свое внимание на дочь. — Как прошел ваш вечер? — Было весело! Мы днем по парку гуляли, а вечером к Гамильтон пошли. Филип так красиво играет на фортепиано! - Девушка улыбнулась, посмотрев на Филипа взглядом, полным гордости. Парень покраснел. *** Филип, нервничая под строгим глазом Берра, утверждал, что утром он обязательно вернет Тео домой целой и невредимой. Парень знал, что у мистера Берра с его отцом довольно напряженные отношения, и он, скорее всего, просто прогонит его прочь. Мужчина смотрел грозно, но все же согласился и отпустил девушку с ним. Филип облегченно выдохнул. Подростки отправились в парк. Солнце приятно согревало кожу. Лучи света красиво переливались на мокрой после прошедшего дождя листве огромных каштанов. Филип все время неотрывно смотрел на Тео глазами, полными восхищения: личико юной девушки сияло радостью в лучах заходящего Солнца, а ее милая улыбка заставляла сердце юноши биться чаще. Казалось, она еще никогда не была настолько прекрасно, как в это мгновение — здесь и сейчас, в охваченном осенью парке, она была самоц прекрасным и самым любимым человеком на всей Земле. Заметив, что за всю дорогу дорогой сердцу спутник не произнес ни слова, Тео устремила проницательный взор на юношу. Щеки Филипа моментально порозовели, смущение слегка сдавило грудь, а от пристального взгляда девушки в животе запорхали бабочки. — Филип, все хорошо? Ты покраснел. — Ты сегодня красивее, чем когда-либо! Теодосия замерла на секунду, и наступила ее очередь краснеть. Она смущенно опустила глаза, пальцы трепетно сжались на подоле платья. И вот, она улыбнулась, так чисто и по-доброму, и Филипу показалось, что в это мгновение загорелось еще одно Солнце, и оно светило ярче и согревало сильнее, чем любая звезда. Парк медленно погружался в сумерки. — Пойдем домой, - Филипу очень сильно хотелось назвать ее Солнцем. - Скоро совсем стемнеет. Дома царил шум и гам: младшие братья и сестры Филипа играли в гостиной. Отца было не видно — работа никогда не оставляет его. Элайза с приветливой улыбкой встретила гостью и пригласила ее за общий стол. Дети, завидев нового человека в доме, сразу же наперебой побежали знакомиться, вызвав смущение у и без того раскрасневшейся девушки и получив за бестактность нагоняй от матери. Ужин был чудесен — Элайза готовила превосходно, а дорогое вино, которая Элайза со странной, но доброй улыбкой вкжливо подливала, приятно обжигало горло. Оживившиеся больше привычного дети задавали море вопросов, и Тео старательно отвечала на каждый, пока в какой-то момент один из младших мальчишек не спросил: — А вы с Филипом поженитесь? Филип и Теодосия никогда не догадывались,  что можно так сильно покраснеть. Щеки Элайзы тоже покрылись румянцем: не прилично ведь вот так в лоб задавать столь важные вопросы, хотя самой матери хотелось, чтобы ответ был утвердительный. — Сынок, не смущай нашу дорогую гостью! - осадила Элайза сына и на секунду задумалась о том, как бы исправить столь неловкую ситуацию. - Филип, не сыграешь ли нам что-нибудь? — К-конечно! Все еще смущенный, юноша поднялся со своего места и пошел к гордо стоящему в углу залы роялю. Он удобно устроился на банкетке, открыл крышку и уставился на ряд черно-белых клавиш, ища в голове подходящую композицию. — Соната ля минор! Длинные тонкие пальцы легли на клавиатуру, и вся зала наполнилась музыкой. Теодосия не могла оторвать взгляда от юноши и старалась даже не дышать, боясь, что за шумом собственного дыхания пропустит прекрасное. Каждый аккорд, каждый пассаж — просто звуки, не имевшие бы никакого значения, если бы они выходили из под рук другого человека. С каждой минутой все больше эмоций, больше чувств наполняли мелодию. Было видно, что Филип с головой погрузился в процесс, полностю отдавая себя музыке: его ровная спина наклонялась вперед, ближе к роялю, всем весом добавляя экспрессию, его ладони словно порхали над инструментом, его глаза были почти закрыты, и Теодосии в тот мемнт показалось, что в этом мире загорелось новое Солнце, что грело не только тело, но и сердце.