Зверобой

1

Где-то недалеко послышался вороний грай. Слабый шелестящий ветерок, потревоживший жесткую высокую траву, сметал пыль со старых надгробий. Регис, часто проживающий на кладбищах, уже давно разучился чувствовать витающий здесь характерный запах скорби. Но это не мешало ему сочувствовать тем, кто его чувствовал и источал. Филомела сидела на траве, близ входной калитки, так что Регису не пришлось ее долго искать. Ее голова сникла, ее задумчивые серые глаза уперлись взглядом в пустой камень, имя и даты на котором давно стерлись. Казалось, она ничего не замечает вокруг себя, но когда Регис осторожно подошел поближе, он понял, что ошибся. — Это не его могила… — сипло заговорила кметка. — Я даже не знаю, есть ли она у него. Регис грустно кивнул и осторожно присел рядом. Кто же знал, что Даннвик давно изменился. Кто же знал, что прошло много лет. Еще час назад Филомела потерянно плелась, пролезая через кусты волчьей ягоды, которые помнила еще с детства. — Та же зелень… Ее пальцы прошлись подушечками по ярко-зеленым плотным листочкам. — Та же яблоня… Корявое состарившееся дерево клонилось к корням. Яблоки на нем висели наливные и сочные, готовые вот-вот сорваться наземь. — Тот же лес… Филомела не обернулась, но Регис увидел как она предприняла робкую попытку это сделать. — Но не мой Даннвик… почему?.. И вот они с Регисом здесь, на кладбище. Вампир не мог не сопереживать Филомеле, когда она взглядом потерянного щенка медленно осматривала стены крепких богатых домов, не узнавая ни один из них. Снующих туда-сюда чужаков она тоже видела впервые, признаваясь в этом дрожащим от напряжения голосом. Она вроде бы и спешила, а вроде бы не могла заставить дрожь дать волю ее ногам. Лишь пара домов и старых деревьев давали ей понимание, что она не заблудилась и это все еще Даннвик. Детлафф решил помочь, ухватив одного прохожего за локоть и предоставив его Филомеле для легкого допроса. — Не пугайся, старче, — попросила она, когда старик в цепких руках вампира начал суетиться. — Погоди… Ее серые глаза проследили русло морщин до самых впалых глаз, таких знакомых, но таких усталых. — Микула?.. — Чевой?.. — зашелестел старик, но кинув на нее хмурый взгляд, он застыл как олененок. Повисла очень долгая пауза. Два человека рассматривали друг друга с одинаковыми чувствами и с одинаковой нерешительностью подать голос, чтобы воскликнуть: — Невозможно! – все же вырвалось из их глоток одновременно. Лицо Микулы стало таким дряблым, затмевающим память о некогда красивом, пригожем парне, который так любил ее дразнить. Ее ровесник, сейчас выглядел древним, как Континент. Его подслеповатые глаза едва различали Филомелу, однако он тоже узнал ее, и схватился за изношенное сердце. — Да что же это…это… за дьявольщина такая… — начал бормотать Микула и проморгался. Филомела не исчезла, и тогда он понял, что она настоящая и никуда не денется. Внезапно из ниоткуда пришедшая сила заставила его четко затараторить: — Тебя почти сто лет не было, девка. Все давно уже померли, а отец твой и подавно, — сказал он тогда, все еще не в силах поверить собственным распахнутым от удивления глазам. — Откуда ты внезапно взялась? Чуть постарше стала, но все равно свежая, как в тот день, когда покинула Даннвик… Она отсутствовала около столетия. Дома, за малым исключением, были перестроены. Потомки умерших соседей шныряли взад-вперед. Многие улицы переименовали. И лишь она осталась прежней, тянувшейся к старому Даннвику, ее Даннвику. Она не вернулась к своему отцу. Она больше никогда не увидит никого знакомого. Она теперь одна на свете. Одна… Регис был рядом. Он надеялся, что его присутствие облегчит ее боль. Видеть ее такой… ему это совершенно не нравилось, и он потянул к ней руку, прежде чем сам понял, что делает. Филомела увернулась от его руки и внезапно обняла его, прильнув всем телом. — Его больше нет! Он никогда не простит меня! Никогда! — закричала кметка. Регис переполнялся чувствами, пока она рыдала у него на плече. Его рука, покоившаяся у нее на спине, выводила успокаивающие круги. Его понимание он давал через свои встречные объятия. Не зная чем еще помочь, он просто смотрел вдаль и приговаривал: — Все пройдет, Филомела. Все будет хорошо.

2

Детлаффу… было тяжко. Сняв комнату в душной таверне, он нервно бродил взад-вперед, поднимая пыль своими сапогами. Комнатка выглядела уютной, но дарила ему только то, что могла дарить невольничья клетка — печаль да болезненную скованность. А еще тишину, которая чуть ли не вгрызалась в мозг, мешая Детлаффу собраться с мыслями. Он жалел Филомелу, это правда, но он не знал, что ей сказать, как и не знал что поделать со своим желанием побыстрее расправиться с убийцей и убраться в дикие леса, еще дальше чем раньше. От местных запахов крутило живот, а местный людской муравейник вызывал отвращение. Регис был там, с Филомелой, и Детлаффа это раздражало. А ощутимое раздражение вызывало вину перед Филомелой, за пренебрежение ее чувствами. Все эти эмоции давили на него и выражались через его сдвинутые брови, резкое дыхание и жёсткие нервные шаги. И поэтому, когда в его комнату вежливо постучавшись, вошел Регис, Детлафф сдержал свой порыв бестактно спросить «ну что, все уже?» Вместо этого Регис сказал очевидное: — Вижу, ты не в духе, друг мой. — Его черные глаза мягко скользнули по выразительным чертам детлаффской фигуры. — Это из-за твоего недруга? — Я только хочу побыстрее со всем покончить, — ответил Детлафф и заглянул в окно. На Региса он не хотел оборачиваться, не хотел , чтоб тот увидел его неуместное раздражение. За окном слепило солнце, нагревающее эту и без того жаркую таверну. Детлафф зажмурился и уставился вдаль, где людской поток занимался своими делами, периодически прячась в тени молодых березок. В траве что-то стрекотало, но Детлафф как будто оглох ко всему этому, мучаясь своей тишиной. — Передумай… Вот теперь тишина действительно разорвалась, оставив Детлаффа на мгновение ошеломленным. — Что ты сказал? — Пронзительные голубые глаза выражали искреннее недоумение, разум не смог угнаться за смыслом произнесенного Регисом слова. Регис вздохнул. — Давай уйдем с миром и не будем никого трогать. Тебе здесь плохо, я же вижу… — Достаточно! — рявкнул Детлафф, чем заставил Региса посмотреть ему в глаза. Детлафф покачал головой, как будто отгоняя непрошенные мысли, взгляд его был укоряющим. — Ты обещал мне, Регис, — прошипел он, стараясь сохранять спокойствие. — Во имя Скрытого, ты называешь меня братом и другом, но эти люди все еще дороже тебе, что бы они ни натворили! Теперь уже настал черед Региса остолбенеть от таких обвинений. Готовый мирно защищаться от нападок, он было раскрыл рот, но Детлафф не позволил ему заговорить. В ярости он оторвал золотистого бражника со своей груди и поломал его, бросив Регису под ноги. — И ты еще смеешь поучать меня, чтобы я начал делать то же самое! Только люди, люди, люди, даже когда они убивают наших братьев! Ты и меня бы убил, предпочтя мне своего ведьмака. — Напряженными шагами он направился к выходу, чуть не столкнувшись с Филомелой. Он ушел, не окинув кметку даже коротким взглядом. Потерев свои и без того красные глаза, она вошла внутрь, изумленная потерянным видом ее дорогого Региса. — Ты не обращай внимания, ты это, эм… — залепетала она, испугавшись столь мрачного задумчивого состояния, в каком пребывал сейчас Регис. Губы, сжатые в линию и выступающая челюсть заставили ее подумать, что он зол, или что в нем бушует нечто такое, что, если оно сорвется, то Филомеле мало не покажется. Но она продолжала: — Он просто скорбит, Регис. По тому, что у него было и что он потерял, позволив себе рискнуть однажды. — Она медленно и нерешительно подходила к нему, хотела обнять снова. Но Регис выставил вперед руку, веля ей жестом замолчать. Она послушалась и остановилась рядом с ним, обняв себя руками. Вампир же, кинув на нее виноватый взгляд, поспешил удалиться из комнаты, оставив Филомелу наедине с изувеченным бражником.

3

Это было мягко говоря некрасиво. Усевшись на желтую примятую траву, Детлафф наблюдал за тем, как ночь входила в свои владения, россыпью звезд отражаясь на глади спокойного пруда. Его пальцы гладили то опустевшее место, на котором всегда висел его бражник. Сожаление съедало его. Регис не последовал за ним. Прошел целый день, и он не знал, где сейчас находится его друг со своей кметкой, лишь силой воли он не давал себе направиться на их поиски. Но зашуршали листья кустарников, зашуршали молодые камыши, зашуршала подошва по траве и Детлафф обернулся, без труда определив владелицу этих подошв. Филомела неловко остановилась поодаль, рядом с песчаной дорогой, свет масляного фонаря, стоявшего возле нее, очерчивал ее фигуру и волосы красным. Она держала руки за спиной, а ее ноги неловко переступали на грязной пыльной траве. — Я спокоен. Можешь не бояться, — сообщил ей Детлафф, вновь отвернувшись к озеру. По воде в свете луны резво плавали утки. — Я была… дома, у папки, — заговорила она, делаясь все громче. — Забавно, но его дом заброшен. Его и еще парочка древних домов. Все то немногое, что осталось от старого Даннвика. Трава шелестнула совсем близко, и Детлафф невольно бросил на нее взгляд. Это Филомела примостилась рядом, все еще сохраняя уважительную дистанцию. — Я сочувствую тебе, — заговорил вампир, проводив взглядом уток. — Хотя после сегодняшней сцены ты мне, наверное, не поверишь. Он зажмурил глаза, чтоб сморгнуть горечь и позор, но тут же осекся, потому что Филомела мягко взяла его за руку. — Держи. И не сердися на Региса. Он тебе только добра желает, это я тебе точно говорю. На его ладонь осторожно опустился золотистый бражник. Совсем как новенький, если не считать едва заметных погрешностей. Детлафф изумленно раскрыл глаза. — Как ты?.. — его голос оборвался и совсем пропал. Филомела пожала плечами и встала, отряхиваясь. — Мой батька на все руки мастер был, — смущенно заговорила она. — Реставратором, во! К нему все с поклоном ходили — у кого пряжка погнулась, у кого с ботинками чего… — ее голос набирал восторженные нотки, и судя по глазам, она бросилась в воспоминания. — Вот и я у него… научилась, кое-чему… эх… Она всхлипнула и утерла нос рукавом, а затем зашагала прочь. Детлафф, преодолев ступор, прокричал ей в спину: — Что ты за это хочешь? Филомела остановилась и обернулась, бросив на него растерянный взгляд. — Ну… не ломай больше. И снова двинулась в дорогу, не зная о том, что он не может отвести от нее глаз.