B.M.

Что удивительно — движения никакого. Вернее, нет. Не так. Красные диоды мягко, но в тоже время плотно и укрывисто освещают бетонные стены бара. Каменный дизайн, кирпичная кладка под лофт, серый гранит, тихая музыка, мягкие диваны и отсутствие болтовни — всё это невероятно подкупает. Джей сидит напротив. А незаинтересованный взгляд Джено слишком долго обводит чёткие линии красной светящейся надписи за его спиной. Мыслями он держится за этот образ, чтобы не сдаться. Джей вообще очень интересный (хороший) коллега. К такому выводу пришёл Джено спустя два с половиной года знакомства. Или под конец знакомства?.. Возможно. Но Джено не думает, «не чувствует», что завтра судьба разведёт их пути. Его образ идеален для коллеги. Как человека Джено его не знает, но особо на этом не зацикливается. И это ему тоже нравится. Такие черты его характера хочется перенимать. Именно поэтому Джено и обозначил для себя его как «идеальный коллега». Он ничего не знает из личного про Джея, кроме того, что тот классный фотограф и дизайнер, ответственно подходит к делу, серьёзный, целеустремлённый, попусту не разменивается. Вежливый, с поставленной речью и ровным тоном, он сразу привлекает к себе внимание и вызывает доверие. Поначалу казалось, что это всё ложное, но за годы знакомства лишнее не вскрылось. Можно было бы посчитать за минус, что Джей всегда один, но Джено не берёт это в критерии оценивания. Отчего-то привлекает эта способность на отлично справляться одному с большими проектами. Восхищает. Даже сейчас. Закончился второй год обучения, прошёл этот сложный декабрь, закончился логически, наступил новый год, длится уже как три дня, и кому-то в чате пришла идея встретиться. Отметить. Удивительно, но как-то легко все согласились. И как полагается у молодых занятых и перспективных несемейных людей мероприятие слишком быстро закончилось. Кто-то спешил на самолёт, но всё равно нашёл полчасика на встречу, а кто-то просто долго не любил задерживаться. Кто-то не засиживался долго, потому что слишком горел проектом, а кого-то, перебравшего, отправляли в такси. Кто-то, как Сонхун и Юна слишком незаметно оказались у окна, увлечённые своим тихим разговором. Ну а кто-то — Джено и Джей, например, — оставались за столом, тонули в темнеющем и краснеющем углу бара, цедили свои безалкогольные коктейли и, не понятно почему, не уезжали. Джено просто не чувствовал, что ему куда-то «нужно». Это его весь ответ. Про Джея он не знал и просто занимал себя тем, что пытался придумать отгадки, разглядывая его силуэт. Рисуя взглядом v-образный воротник его чёрного джемпера и делая вид, что не видел того одного-единственного брошенного взгляда к окну… Возможно, Джено близок к отгадке, но он слишком долго был близ «команды» Джея. И набрался от него умения быть бесчувственным и незаинтересованным к чужим проблемам. Это Джено привык говорить себе. А, может быть, он просто слишком устал за прошедшие два с немногим года. Хотя сам не считает, что как-то огрубел, очерствел и охладел. Для него то, в каком сейчас находится расположении духа, прямо идеально. Ни холодно, ни горячо, ни эмоционально, но в то же время и нисколько не тоскливо. Не «никак». Просто ровно, просто пусто, но без какого-либо тянущего чувства. Превосходно. Джей внимательно выслушает, но лишнего не спросит. Просто потому что ему неинтересно. Он поддержит и — удивительно! — найдёт подходящие слова, но Джено видел, что для самого Джея они ничего не значат. Оттого, что ему неинтересно, никогда и не увидишь его в конфликте. И опять же, почему-то эта нетипичность восхищала Джено. В какой-то степени он хотел бы себе это хладнокровие. А возможно у него есть своё собственное, для которого он шёл тяжёлый путь. Путь, который измеряется уже не годами, а количеством мыслей с честным, но изжившим себя ожиданием, принятием и уже спокойным отречением. Кто, незнакомый, бросит короткий взгляд, в шутку потом говорит, что Джено и Джей сработались так, что похожи. И если Джено выглядит со стороны таким же спокойным как Джей… то он даже не в силах вообразить, что же послужило становлению идеально выверенного образа. Джено снова смотрит на Джея. Вот он сидит вполоборота, медленно отпивает из стакана и не кажется, что в мыслях он где-то далеко, его взгляд не застыл на одном предмете, но и не блуждает по помещению. Телефон, экраном в стол, пару раз оживал бесшумными уведомлениями, но внимания особого не привлёк. Он классный — так думает Джено про Джея. Но чисто в дружеском ключе. Потому что, кажется, про всех точно такого же мнения придерживается и Джей. Даже не друзья. Как минимум коллеги. И ничего большего. Этой выдержке Джено не то чтобы завидует… она ему просто нравится. Нравится сила воли этого человека, нравится его самоконтроль, нравится умение держать себя. Хотя и о Джено так говорят, но похожим хоть немного на Джея он не осмелится себя назвать. Просто потому что видит разницу. Ну и может быть, что Джено ослеп и сам себе всё выдумал. Он не сразу слышит, что Джей что-то говорит, только видит чуть больше движения с его стороны. Просит повторить. — Я про фотобук, — Джей указывает куда-то в пространство стаканом. Потихоньку Джено вплывает в суть его мысли. Вернее, вспоминает о работе, но так тяжело ему даются эти мысли, так трудно идёт умственный процесс. Будто на выходных он как минимум месяц, а не четыре дня. — Буквально… буквально сейчас пришла идея, — медленно начинает Джей. — Я думаю, что хочу. Он словно не Джено рассказывает, а больше пытается что-то внушить себе. Или сподвигнуть себя. — Я бы сделал серию снимков в этих красных и серых тонах, — он обводит рукой пространство. — Я бы назвал это «Don't mistake my soft for weakness» и… Начатые было чуть оживлённей, чем тягуче льющая музыка где-то поблизости, слова Джея резко осекаются. Внезапно, очень внезапно на его лице рисуется что-то подобие… неуверенности?.. Джей с какую-то долгую минуту слишком серьёзно смотрит на Джено, а потом резко возвращается к своему наполовину полному стакану. — Нет, наверное, не стоит, — уже твёрдо решает он. Его решение если не отрезвляет неопьяневшего, но словно засыпающего Джено, то как минимум возвращает в эту реальность. Подцепленный, уже хочет спросить, но Джей сам даёт ответ. — Чужое и личное, — смотрит он прямо в глаза. — Я же не могу взять взять то, что увидел тогда, и на основе этого воплотить в реальность концепцию. Хоть и придумал её от и до. Выделенное голосом слово мгновенно пробуждает разум. Но не так, как надо. А так, где Джено чуть сильнее обычно вдыхает воздух и чуть медленнее обычного выдыхает, закрывая глаза. Открывать их почему-то не особо уже хочется. Джей немного мнётся. Но желание идти до конца выигрывает в нём. Просто желание. — Насколько отвратительно я сейчас поступлю, если попрошу тебя рассказать эту историю? Вашу… историю? Ну да… У Джея есть блог, просто хобби, просто личное творение, не требующее после себя финансов или бешеного количества лайков. Возможно, кому-то покажется странным, кому-то же — гением. Но ему нравится для себя делать серию фотографий на основе истории из личной жизни. Что самое интересное — на снимках нет людей, а только что-то отвлечённое. Мотивы, цвета, текстуры, свет и тени — вот что лежит в основе. Неважно, счастье это или печаль, пол, возраст, нация… Джей, наверное, только в этот момент выглядит так, словно ему есть за что цепляться в этой жизни. Что-то, что он по-настоящему хочет. Джено прислушивается к себе. Минута, две — он не чувствует, что не не может говорить. Даже наоборот. Отчего-то именно такому человеку как Джей он бы не против был рассказать. Возможно, потому что знает: тот воспринимает под другим углом, не осудит, не похвалит, но и ненужного не выскажет. Этот человек, каким бы тяжёлым или потрясающим не было случившееся, превратит его в искусство. Джено прислушивается к себе. Ведь он отпустил его? Больше не тяжело, не грустно, не весело, не хорошо, но и не плохо. Ровно. — Взамен только пара вопросов, — выставляет встречное условие Джено. Еле заметно кивает в сторону людей у окна и гадает: сдастся ли Джей или продолжит дальше строить стену непоколебимости и выдержки. — Только если это останется в пределах этого вечера. Не хочу испортить до конца всё. — Ты не выглядишь как человек, который беспокоится о чём-то, — чуть тише говорит Джено. — Пусть так, — легко соглашается и улыбается Джей. — Но лучше я буду таким в чужих глазах, чем снова позволю себе потерять интерес и тем самым оставить человека… как минимум в замешательстве? Я просто не могу объяснить свою эту черту, поэтому даже не пытаюсь начинать что-то серьёзное. Он больше не бросает короткий притворный взгляд. Он честно смотрит с минуту на них, чтобы потом отвернуться в последний раз и больше не возвращаться. — Они классные, — тепло улыбается Джей и не прячет свои глаза. — Сожалею только, что я не могу дать подобного. Вот оно. Это оно. То, что Джено видел, но не мог прочитать в Джее… — Я не тот человек, с кем получится что-то построить. Для меня работа всегда оказывается важнее, чем чувства… человека, да. Поэтому даже не хочу начинать, знаю ведь, итог будет один. Мои чувства словно не настоящие, раз так быстро пропадают. Я сам себе не верю. Он пожимает плечами. — Сейчас больше жалею, что мы вообще познакомились. Тогда же я не считал это серьёзным и смог легко отказаться. Всё было хорошо, всё бы сложилось, но это проблема во мне. Думал, закончить будет сложно, оказалось — жить с осознанием, что всё из-за тебя. Ты разрушил сам, осталось только смотреть, что больше не твоё. Иногда, говорит Джей, накатывает тоска. Тогда он возвращается к продолжению (как себе обещал — последнему) ‘Digital Daydream’. Квадратный тонкий альбом, светлые серые матовые листы, на которых фото, фото, фото… Джено случайно увидел. В потом ещё раз, и ещё, и ещё. И каждый раз — разные. Джей кидает приободряющую улыбку-усмешку. Расстаться — расстались, но воспоминания остались. — Но я стараюсь и от этого избавиться. Раз сказал, что всегда отдаюсь работе, так пусть это хотя бы будет единственным честным во мне. Без пустых обещаний, которые я не смогу исполнить. Джено задумывается: как, оказывается, многогранно слово «отпускаю», если наложить его на конкретный конец событий. Его «отпускаю» было тоскливой песней, долго звучало печально и с надрывом, пока не закончилось резким собственным «так будет лучше». «Отпускаю» Джея даже не слышал — перед глазами только картинка, как рука пробовала удержать канат. Канат оказался слишком крепким для неё, сразу стёр руку в яркую кровь. — Я бы ещё назвал знаешь как? — предлагает Джено, сменяя тему. — Почему-то на родном языке я не могу выразиться, как на чужом… Дожидается кивка Джея и говорит: — Mistakes feel like a fracture in my bones. Джено видит, какое впечатление произвёл, хотя в память об этих отношениях не должен продаваться и размениваться на что-то. Но… так уже выходит. Переносится даже легче, совсем никак не царапает и ничего не поднимает из глубины утихшей души. А, может, Джено просто отвлечён тем, как задумывается над его идеей Джей и интерпретирует для себя. — «Как перелом»… — задумчиво повторяет он. — Как перелом в костях… то есть?.. Джено поясняет: — То есть всё заживает и проходит, но любой след останется от сломанного. Джей классный слушатель. С ним Джено не нужно смотреть в глаза собеседнику, можно говорить, заламывая пальцы, не замечая нервов и не пытаясь притворяться, что голос не дрожит. Голос у Джено не дрожал. В баре тепло, кажется, от бесконечного красного и чёрного цветов, в мыслях у Джено — декабрьский тёмный, бесконечно снежный вечер. Свои руки горячие, он видит выступившие вены, бесконечно сжимает и разжимает пальцы, но голос нисколько не дрожит. — Я помню тот день как вчера, — чуть улыбается Джей. — Честно! Первая мысль была, что с тобой не так, когда все приходят в B.M., чтобы учиться, и только ты пришёл… чтобы что? Чтобы сказать знатно удивившемуся Сану: «Здрасьте, вычеркните меня из списка, мне это не нужно». — Да-а… было, сглупил, — в ответ улыбается Джено. — Как хорошо, что у нас есть мистер Чон Уён, замечательный зам, который умеет волшебно промывать мозги и переубеждать так, что ты этого сам не заметишь. Джено ещё какое-то время улыбается, немного утопая в том дне, когда впервые пришёл в офис мистера Кима. В голове была пустота, целей в жизни не намечено, абсолютная растерянность и неспособность сообразить, что к чему. — Если не ошибаюсь, это же На Джемин? — осторожно интересуется Джей. — Я знаком с его ранним творчеством. В студенчестве моим вдохновением часто были их журналы, концепции, съёмки, вообще идея. Последние пять лет, конечно, совсем не то… Как руководитель он хорош, не спорю, но всё же… он дизайнер, а не бизнесмен. Он человек искусства, его мышление не повернут деньги. До сих пор в моей памяти и навсегда тот сезон красного, я на основе его коллекции свою выпускную работу по фотографии делал. Никогда лично не встречался, даже видео с его участием почти не видел, на виду, на слуху только творчество. У меня так со студенчества. Я даже в В.М. пришёл, наверное, больше потому, что он тут тоже выучился. А когда я увидел вас вместе… прости, Джено! Твоё право молчать, но тот вид… Будь я художником, я бы душу продал, чтобы перенести на холст в достоверности, всё что увидел. Раньше даже то, что кто-то просто может спокойно произносить его имя, вызывало некоторую зависть, а сейчас — нет. Джено думает, что это очень хорошо. — Да. Он. И Джено рассказывает. Рассказывает, как словно по шутке его занесло работать в компанию. Рассказывает, что его собственную версию пару лет назад нельзя и сравнивать с нынешней. От прошлого Джено ничего не осталось, даже сейчас в лице словно поменялся, ну а характером так точно. В зеркале вроде как знакомое лицо, но эта выцветшая копия бывает чужда и неузнаваема. Рассказывает, как ко многому относился с долей юмора и без особой серьёзности и к чему эта беззаботность привела. И рассказывает, каким знал его в самом начале. На слова особо не разменивается, просто потому что их не осталось. — А потом я… не назову это влюблённостью. Это словно дикое помешательство, я до сих пор не разобрался, что это было. Просто в один день я посмотрел на него по-другому, в другой день он мне стал нравиться чуть больше, чем вчера, а потом всё, я помешался на нём. И долго, долго не мог выбросить из головы даже после расставания. И опять же, неправильно будет назвать это «расставание». У нас не было отношений как таковых, но я чувствовал это взаимное влечение. И я знаю, он тоже. Только отказался в то время принимать. Но я простил. Просто потому что по-другому не мог. Я помнил, как прошлые отношения отобразились на нём. И я просто ждал. Не знаю, кто из нас доверился и потерял ощущения границ, когда переспали… Возможно, прозвучит ужасно без объяснения всего произошедшего, но потом он нашёл предлог и уволил меня. Нескоро, но я и это смог простить ему. А возможно, время, проведённое в офисе В.М. и разговоры с Саном помогли мне отпустить произошедшее. Я не расскажу всё в подробностях, просто потому что не смогу вспомнить. Я будто… словесно помню описание всего, что ощущал, но сейчас для меня настолько всё это незначимо… Я просто не смогу тебе честно передать. Это наиглупейший рассказ. Джено останавливает себя, но видит, как взглядом Джей просит продолжить. Он хочет выслушать. Воспоминания выцвели. — Всё это время я ждал его, — задумчиво произносит Джено и смотрит в сторону. — Он не плохой человек, просто… Оказалось, не мой. Просто мы встретились не в то время. Так я думал. Надеялся, что, если дам ему время, то всё образуется. Но потом стало хуже. Всё словно разделилось на двое: его заочные «хорошие» поступки и последующие за этим реальные ужасные. Почему-то как никогда яснее ощущаются воспоминания прошедшего серого января два года назад. Не заставляет содрогнуться от холода, просится только, чтобы их помнили. — Он тоже фотографирует. Но не так, как ты. Просто и незамысловато, но в тех снимках было всё… наше, что ли — как назвать? Он не сказал ни разу, но его действия говорили больше. Со мной он снова захотел вернуться к себе прошлому, к проектированию одежды, к идеям и их воплощением на ткани. Концепцию отображают фото, он их сделал со мной. Но когда так резко уволил, я был сам не свой, нормально не соображал — или же как никогда ясно мыслил? — в любом случае, я просто забрал всю эту папку с собой. Тогда я думал: если не хочет меня видеть, то я вправе забрать свои же фотографии, и ему будет плевать. Папку отдал брату, чтобы от меня тоже спрятал. Как оказалось, неправильно подумал. Через пару месяцев, когда я уже отвлёкся от произошедшего, потихоньку начинал погружаться в учёбу и проекты, он резко заявился. Был злой, бешеный, словно ничего не соображал, им двигала цель — забрать своё. Резко ворвался в квартиру, мой брат Сончан даже понять ничего не смог, как уже ищет по всем шкафам в прихожей. Когда я вышел к нему, посмотрел на… я действительно его не узнал. Всего за каких-то пару месяцев… но знаешь? Внешне тот же самый, но я действительно его не узнал. Что-то было в его глазах… не то. И когда я просто и спокойно его спросил, зачем ему эту папка, где мои фотографии, когда он ясно дал понять, что не хочет меня видеть, то, знаешь что? Он ничего не ответил. Вообще. Ничего. Выслушал только. И по мере того, как я ему говорил, в его глазах будто снова появлялось понимание. В тот день я опять просто и спокойно сказал, как когда-то он мне: «Не хочу тебя видеть». В тот год это была наша последняя встреча. Джено думал: если судьба — то их снова сведёт вместе. После, до, после — часто были косвенные звонки. Кто-то звонил с работы, спрашивали многое по работе, всё связанное с ним. Какое-то время Джено, помня старые отношения, помогал с ответами, но и это недолго продолжилось. Он поставил точку, когда на последний звонок ответил Сыльги, что больше не сотрудник компании и не нужно ему звонить. Было жестоко. — А потом мне выпала возможность стажироваться в другой стране. Я вроде как чувствовал, что не хочу уезжать куда-то, будто пропущу тот момент, когда он мне сам позвонит. Да, я продолжал ждать. Но головой начинал уже понимать, что мне надо заканчивать с этим. Я пытался себя перестроить, не хотел, но уехал. Думал, как же я могу так уехать на долгое время, у меня же младший брат, квартира, ещё какие-то притянутые причины. А когда уехал, понял, что на самом-то деле ни меня ничего не держит, ни я не привязан особо. Просто были мысли в блоке. Мир не развалился из-за того, что я сменил свои установленные распорядки и правила. Но! Все мои мысли и сожаления не оправдались, а пошли мне на пользу. Другой город словно резко отвязал меня от него, я будто впервые увидел мир, где могу спокойно идти по улице, не следить за каждой машиной в надежде увидеть знакомые номера. Я быстро освободил мысли от него. Не совсем, конечно, но действительно понял, что мне нужно жить здесь и сейчас, а не додумывать за человека и ждать. Когда он ушёл из мыслей, то даже дышать стало проще. Но это были качели и слепой самообман. Последние тревожные минуты в ожидании такси. Машина увезёт в аэропорт, самолёт — в другую страну. В стране городá, там улицы уведут ещё дальше. Тогда Джено просто стоял и не понимал: как он вообще сможет? Но всё равно шаблоном шли поступки, предсказывающие логическое завершение этапов. — Я сказал Сончану, чтобы вернул папку. Но только тогда, когда я уже буду в другом городе. Боялся. Честно? Там был оставлен мой новый номер, всё надеялся, что позвонит… Не позвонил ни через неделю, ни через месяц и даже не через полгода. Просто потому что Сончан ничего не отдал ему. Вернее, не сразу отдал. Полтора года потребовалось до долгожданного ответа. Вот только за это время Джено сумел себя выкроить заново. Он отпустил, потому что потерял. — А четыре дня назад… Четыре дня назад — это такая уже мысленная пометка, въевшаяся в сознание после встречи. Четыре дня назад Джено впервые его увидел. Впервые за два года. Четыре дня назад закончился ещё один семестр обучения. У большинства одновременно с этим прошла презентация их проектов во время стажировки как в крупных компаниях, так и в малоизвестных (чтобы умели выкрутиться, сказал Мэтт Ким). Кто-то уйдёт, кто-то продлит контракт. В здании свет горел не допоздна как обычно, а лишь до семи вечера. В памяти отпечаталось подобно вырезке из фильма — наполовину спешащей группой выходят из офиса, Джейку что-то ударяет в голову и он предлагает прямо в этот момент пойти отметить. Его идея мгновенно оживляет людей и поддерживается. Согласный гул доходит только до конца толпы — Джей тормозит своим отказом, а вышедший самым последним Джено не договаривает на полуслове. Его взгляд быстрее вылавливает ждущего человека на парковке. Чёрная машина, чёрное пальто, белый снег в темноте вечера. Джено тогда только подумал, что умер, ничего не чувствуя. Он дождался, но ему уже ничего не нужно было. — Когда я подошёл к нему… Я все эти годы думал, какая же будет наша встреча. Я верил, что она будет. Только не знал, что в конце я сам от всего откажусь. Раньше бы я назвал себя предателем. Сейчас я зову это «так будет лучше». Тогда я ждал, безумно хотел обнять при встрече и долго не отпускать, утопая в его тепле. Но реальность у меня получилась совсем холодной. Какой-то малейшей оставшейся частью я чувствовал, что тело помнит эти несостоявшиеся обещания, руки тянулись, но я думал головой. Я видел, как теперь он сам хочет, но уже не мог ему помочь в исполнении его желаний. Я был готов попрощаться прямо там, на парковке, мне уже было безразлично, что он меня ждал, долго ждал на улице — это его решение, я не просил. Но я не позволил быть себе совсем эгоистом. Раз решил закончить, то должен объяснить причину. Нужно было быть честным. Дальше в ближайшем тихом ресторане ужин, вкус которого Джено совсем не помнит. — Мы поговорили. Его целью встречи стало объясниться, чтобы не жить недосказанностью. Рассказал, как пытался забыть меня. Но не потому что проблема во мне — он сам боялся повторения прошлого. Безрезультатно. Вследствие этого его пристрастие к алкоголю переросло в зависимость, которой пытался заглушить свои чувства и мысли. Он боролся с собой и не хотел соглашаться, признаваться себе, что попался, что влюбился. Дальше — хуже. Днём отказ, мысленное убеждение, отвлечение работой, ночью накрывало с двойной силой. Потеря сна, алкоголь, отторжение и страх, сны с моим участием, кошмары полночи — как итог, здоровье подкосилось. Он сказал, что не обращал на это внимание, пока на одном совещании не подошёл его конец. Говорит, помнил, как держал какой-то отчёт и не мог себя уговорить хоть что-то понять: буквы плыли, цифры не складывались, в глазах темнело, а тело просто хотело упасть и не вставать, словно разваливалось. Совет директоров не состоялся, он просто встал и закончил совещание, не слыша своего голоса. Шёл в свой кабинет, а дошёл до приёмной, сел на диван, попросил только какое-то обезболивающее. Закрыл глаза на пару минут, а когда открыл, то уже перед ним был доктор. И Соми. Это его… Джено с собой справляется. Выдыхает. — В общем, он сказал, как после этого случая они вновь стали близки. Так получилось, что где-то немного до этого она рассталась со своим мужчиной. И Джемин не был чужим. Она находилась рядом, пока он проходил лечение. Она была рядом, а он рассказал, что только так понял, насколько больше её не хочет. Вернее, не хочет, чтобы она была в его жизни. На поступившее предложение начать всё с начала он ответил отказом. Клянусь тебе!.. Я тогда верил, что отпустил, но стоило мне представить опять, что они вместе, как у меня темнота перед глазами. До этого Джено случайно увидел их в эфире одного музыкального канала, который был включен в конференц-зале В.М. Ведущая быстро-быстро тараторила, пока работали фотографы, что-то спросила про их статус отношений. Мэтт так быстро выключил телевизор и оставил в непонимании, взаправду ли всё это было или же Джено привиделось уставшим и перегруженным под вечер разумом. Всё было так резко, неожиданно и прошло мимо Джено. — Он сказал, после их общение свелось к минимуму. Только по работе. Когда более-менее справился с собой, сказал, что согласился на серьёзное и долгое лечение. Говорит, помнил меня и это не давало сорваться. Он хотел стать ради меня лучше. Говорил, что не мог мне даже позвонить, находясь в таком состоянии — наконец он понял. Не хотел, чтобы я видел его обессиленным, сдавшимся зависимости, человеком, не идущим вперёд, а застрявшим в петле достигнутого. Мой надуманный образ тоже стал некой целью, которой можно соответствовать. И когда к нему в офис пришёл Сончан, отдать эту несчастную, всю перемотанную скотчем папку… Он сказал, что в тот же момент сорвался и набрал номер, но Сончан настоятельно рекомендовал сбросить звонок. Только тебя забыл, говорит, дай доучиться без твоего вмешательства, а потом, как всё закончится, — звони. Не мешай ему. Это слова моего брата, который против него был всегда. Оказалось, послушал. И ждал. Ну а Джено же это ожидание обратил против себя. Он не чувствовал себя человеком, пока был зависим мыслями о нём. Когда-то должен был прийти конец, но Джено создавал его искусственно. — Искусственно изживать человека из своей памяти изначально провально. Я этого не знал, хотя долго время наблюдал уже этот процесс. Я поверил сам себе, что отпустил его, но это просто был результат его отсутствия. Как легко было от него отказываться, когда в другом городе. И как тяжело это сделать, зная, что он рядом. — Но вот подходил к концу ещё один год без него, я смирился с тем, что сумел остыть к нему. Исчезали причины выдумывать сценарии встреч, его образ терялся в памяти. И хотя не было ни дня, когда бы я его не вспоминал, становилось легче. Когда же я увидел его на парковке, первая мысль была не «пожалуйста, уходи», и не «наконец-то я тебя вижу». Я не отдавал себе отчёта, но подсознательно понимал, что мой отказ даст трещину. Удивления не было, но я и не обрадовался, смотря на него. Просто не знал, что мне делать. Вроде бы как я мог получить то, что хотел раньше, а вроде и принял осознанное решение, что мне не нужен этот зависимый, проблемный человек. Да, я не смог бы быть ему опорой, да и наше влечение не было бы вечным. Вряд ли бы отношения были долгими. До этого я решил, что должен выбирать себя, учиться дальше и строить карьеру — у меня ведь даже не было стабильной работы. Я вспоминал его слова о разнице в возрасте. Обдумал. И понял. Тогда он наговорил мне не со зла и не от желания выстроить стену. Он был прав — мы слишком разные. Он был прав — у меня много впереди, и я не должен тратить свои самые успешные годы на отношения не со своим человеком. Какое-то время Джено жил этими убеждениями. Они работали. — На встрече я не изменил своим новым принципам. Я выслушал его объяснения и все причины поступков, но, наверное, он видел что-то изменившееся во мне. Предложения «попробовать» не поступило. Словно было в планах, но в последний момент сменило траекторию. Тогда я был благодарен, что он не озвучил это. И я тоже честно сказал ему, что не держу зла, что простил. Понимание растворяет ненависть. И отпустил. Не жаль, что чувства сошлись не в то время. Просто судьба нам показала, что у нас не получится. Он принял моё решение. «Правильно, так будет правильно», — его хриплый тихий голос с плохой улыбкой до сих пор будто рядом. — Не упрашивал, не просил шанс попробовать. Сказал, что я всегда могу обратиться к нему с любой просьбой и в любое время. Не друзья и не любовники, посто друг друга помним. Джено хотел попросить его не помнить. Джено попросил его не вспоминать. «Теперь уже я не смогу забыть». — Я ушёл первым из ресторана. На удивление, на душе и в голове всё также было пусто. Но только в тот вечер. Зря радовался. Мне казалось, что я так легко перенёс встречу, разговор, некоторые открывшиеся тайны и моменты, и на следующий день не особо буду над этим раздумывать… — Никогда не говори «никогда»? — угадывает Джей. Джено молчит. Вновь прислушивается к себе. Сложно описать: вроде всё ясно, точки расставлены, а мысли крутятся вокруг него. «Для чего нас свела судьба, если ничего не получается?» И теперь он поворачивается, смотрит серьёзно Джею в глаза. Хочется правильно донести свою мысль, но она кажется предательской и неверной. — Одного боюсь: если отказ даст трещину. Джено не знает, что чувствует в этот момент, когда произносит слова. Кажется, что ничего. — Я не могу забыть о нём, пока есть воспоминания лучших моментов. Настолько лучших, что они отпечатались в моей памяти и ничто, никто их не перекрыли. Просто не смогли. И по этой же причине я не могу до конца отпустить его, пока помню. Память настолько сильна, что ни уговоры не действуют, ни происшествия. Эта борьба с собой и эти мысленные уговоры стали как родные. Джено их тоже больше не чувствует. — Я знаю, что должен выбирать себя. Я знаю, что выберу себя, а не его. Но мне не нравится, что стоило его только увидеть — и прошлое возвращается. И я знаю, что он теперь живёт мыслями обо мне, они будто притягивают меня. Он не мой, я не стану его, и… Так почему же всё ещё что-то живо? Джено сегодня сдаётся под тяжестью мыслей последних трёх дней. Падает головой на сложенные руки на столе. Джей не из тех, кто за добрый вариант «согласиться». Он не встаёт на другую сторону, не говорит варианты «за». Он верит, что Джено переборет это и пойдёт дальше. — Так будет лучше. Ты прав, поверь снова в это. И первым встаёт из-за стола, решительно и быстро. Похлопывает Джено по спине, запрещая тонуть в мыслях. — Пойдём отсюда. Нужно двигаться дальше. «Для этого урока нас свела судьба?»

* * *

Пасмурно. Но желания закрыть окно нет — всё же свежий воздух полезен. В кабинете не хочется включать свет, не хочется нарушать установившееся мимолётное спокойствие. Такое трепетное, его сложно уловить в последних днях февраля, когда чувствуется уже тепло нового сезона. — Ваша почта. Он даже не повернул головы, когда раздался короткий, но уверенный стук в стеклянную дверь. Не хотел рушить пойманное ощущение напоминания об одном человеке. Не повернулся и когда вошла секретарь, хотя хотел привычно поблагодарить. Сегодня не смог. На стол привычно опускаются красные папки с документами, ещё не вскрытые письма, какие-то отобранные приглашения и открытки. Последние тут же хочется бездушно смахнуть в коробку, и он был на полпути к этому, пока внимание не привлёк запечатанный малый пакет. Знакомый, но за ненадобностью отпущенный из памяти логотип пиар-агентства вызывает тихую тоску, а не как раньше воодушевление. Но пакет всё же вскрывает. Мыслей немного, но они потихоньку занимают. Похоже на брошюру, но это не она. Какое-то издание, наверняка, учебное… «Вряд ли бы Мэтт отправлял мне что-то неважное». И как подтверждение — он находит выпавший стикер с подписью: Больше не верю в ваше будущее, но раньше очень надеялся. На память об упущенных возможностях. Чтобы стал сильнее. Квадратная красная книжка, внутри серия абстрактных фотографий, суть которых по быстрому пролистыванию не стала понятна. Он открывает с самого начала. И с самого начала его встречает предисловие: …разве не в этом смысл произведений искусства? Мы не можем владеть тем, чего не заслуживаем. Посвящаю J. До того, как ты пойдёшь дальше. Содержание стало немного яснее. Фотографии, правда, малопонятные, но рядом с ними фрагменты текста. Текста не обычного, как догадывается, а такого… словно взятого из жизни. Отчего-то, кажется, даже знакомого по манере изложения. Но попадаются и реальные снимки, не постановочные. Взгляд задерживается на красной картинке с чёрными всполохами — бар. Изображение пальцев, сцепленных в замок. И, ощущение, что не к месту подпись: «Любовь, видимо, не для нас. Мы, люди, немного, много, в любом случае, связанные с искусством, никогда не будем счастливы, как те, кто не посвящён в эту часть видения жизни. Они обычные, а я не знаю, данное мне понимание мира — дар или проклятие. Ведь всё, что я чувствую, не пропадёт просто так как у других. Я чувствую, что должен за всё то, что ощущаю, отдать цену. Душу вывернуть, но выложить мысли и эмоции на бумаге. Я никогда не буду счастлив по-настоящему, потому как каждый раз обманываюсь. Верю, что хуже в жизни быть не может или лучше проекта уже не сделаю, но судьба снова кидает в меня испытания. Она говорит — твори, потому ты существуешь по моему творению. Я познакомила тебя с твоим идеалом, но ты его не будешь достоин. Ты будешь смотреть на него, ты будешь мечтать о нём, ты будешь задыхаться от боли, от недостатка «его» — и будешь творить для меня. Ты будешь платить» Сейчас для него посыл издания сложный. Большинство страниц со сложным пониманием для его разума он бездушно пролистывает. Что-то вычитывает из, уверен, тщательного отобранного текста, но большого внимания не рождается. Над чем-то, как «автомобиль-модель-бухгалтер», усмехнувшись, недолго задерживается мыслями, словно догадываясь, но в то же время опять упуская. До конца он не дочитывает — развивается какая-то невнятная, плохо очерченная, но всё же тревожность. В последнее время своеобразным способом отвлечься у него — подойти к панорамному окну и долго-долго смотреть на простирающийся город. Такие мелкие детали, так их много. И так легко там теряются мысли, которым он позволяет плавно проходить мимо. Вроде о чём-то думает, вспоминает, нет-нет, и запрещает себе воспроизводить образ, который вновь и вновь говорит: «Не хочу, чтобы ты помнил меня». Непонятное печатное издание сделало своё дело — собственный разум перенял стиль изложения автора и тоже подталкивал думать в подобном направлении. Так рождается ясная мысль в ответ на все те, которыми он не жил, а существовал последние несколько лет. — Я потерял, потому что отпустил. Фото? То, где он остался стоять в своём пустом кабинете и бесконечно смотреть в панорамное окно.