Клятва Гиппократа

      Доехав до дома Алины, Степан быстро нашел свою машину, сняв её с сигнализации, сел внутрь. Он не стал подниматься в квартиру, чтобы оставить все, как есть до прибытия полиции, которая без сомнений приедет к ней домой. Увидев на пассажирском вещи Алины, Данилов аккуратно убрал пальто и телефон девушки на заднее сиденье. Ему хотелось побыть хотя бы несколько минут в тишине, но стоило только прикрыть глаза, как эта тишина сдавливала нервы, а в ушах постоянно звучал её голос.       Он тут же попытался отвлечься, достав собственный телефон, с трудом ища нужный номер. Перед глазами застилалась пелена от усталости. Степан несколько раз силой закрыл, затем резко открыл глаза, чтобы хоть немного снять напряжение, но особо это не помогло. Все же, после нескольких секунд поиска, он нашел нужный контакт. И набрав телефон Амелиной, стал ожидать ответа. Лейтенант ответила не сразу. Её дежурство только началось, работы после ночных выездов оперативников накопилось немало, из-за чего она не могла сразу взять трубку. Но Данилов не оставлял попыток, набирая снова и снова.       — Амелина, слушаю, — слегка сбившимся голосом ответила девушка, должно быть ей пришлось пробежать какое-то расстояние за телефоном.       — Оксан? Ты в лаборатории? Мне нужна твоя помощь — пробить адрес одного человека.       — Степа? Ты же в отпуске. Что случилось? — голос блондинки стал тише, очевидно, чтобы никто из посторонних не услышал об их разговоре.       Оксана заполняла отчеты, тут же бросив все дела. Её всерьез напугал голос Данилова, который вроде и пытался не выдавать себя, но получалось плохо. Девушка слышала, что он был как никогда серьезен и чем-то встревожен.       — Пожалуйста, не задавай никаких вопросов. Просто выполни просьбу. Мне нужен адрес главного врача третьей городской больницы. Калинин Андрей, отчества не помню.       Она на несколько секунд замолчала, взвешивая все за и против. После каждой такой неофициальной просьбы оперативников, она обещала, что это точно будет последний раз. Ведь в случае чего, спрос будет прежде всего с нее, но каждый раз собственные обещания приходилось нарушать.       — Хорошо, жди.       Амелина бросила трубку, свернув текстовые документы, открыв сайт больницы. Зайдя во вкладку «о нас», девушка мельком пробежалась по тексту, зацепившись за последний абзац:       «В настоящее время ГКБ № 3 является одним из крупнейших медицинских центров Москвы. Руководит этим комплексом доктор медицинских наук Калинин Андрей Алексеевич».       Вбив всю нужную информацию в программу, Оксане потребовалось не больше десяти минут, чтобы найти адрес прописки Андрея, а также информацию о нем и его семье. Попроси её об этом кто-то из новых сотрудников, она тут же бросила трубку и еще бы подумала, не доложить ли об этом самоуправстве Рогозиной. Но у старых сотрудников был свой кредит доверия и они всегда были готовы помочь друг другу, даже не зная обстоятельств и понимая, чем рискуют.       Пока лейтенант пробивала адрес, Степан выехал со двора Алины, направляясь на запад Москвы, ведь однажды Аля рассказывала, где жили её родственники. И хотя точного адреса мужчина не знал, он помнил приблизительный район. Оксана, как и обещала, сбросила адрес через несколько минут, написав в конце, что если нужна будет еще какая-то помощь, то на нее можно рассчитывать. Со всеми утренними пробками маршрут занял больше часа, но для Степана они пролетели как один миг. Все потому что он старался оттянуть этот момент даек можно дольше, не спеша на светофорах и не обгоняя машины.       Доехав до небольшого коттеджного поселка, где жила семья Андрея, Степан воспользовался уже привычным предлогом и удостоверением, без труда проехав внутрь территории и следовал указанию охранника, доехал до самого последнего поворота, свернув налево и увидев нужную цифру на стене дома, остановился. Небольшой, двухэтажный дом в бежевых оттенках и аккуратным внутренним двором. Но до всего этого Степану не было никакого дело, он обратил внимание лишь на то, что во дворе не стояло машин. Ему не хотелось думать о том, что дома никого нет и прийдется еще раз звонить Оксане, прося пробить местоположение номеров.       Степан поднялся по ступенькам и не став выжидать паузу, прекрасно понимая, что нужных слов подобрать все равно не получится — постучал. Дверь открыли не сразу, он уже собрался уходить, когда за дверью послышалось: «Иду-иду».       Ему открыла женщина на вид лет сорока-сорока пяти, в строгом черном костюме и светло-голубой рубашке, собранными в низкий пучок светлыми волосами. Она была похожа на супругу Андрея Алексеевича, по крайней мере в ней легко узнавалась та женщина, про которую часто рассказывала Аля. Калинина старшая работала экономистом в одной из крупнейших авиакомпаний и судя по виду торопилась на работу.       — Здравствуйте, чем могу помочь? — Инга радушно поприветствовала гостя.       С первых секунд он понял, почему Алина всегда говорила о ней, как о излучающей свет женщине. От нее веяло теплотой и уютом. Кажется, именно такой человек мог заменить маму, даже учитывая, что у них с Алиной была не такая большая разница в возрасте.       — Добрый день. Вы Инга Анатольевна? Меня Степан зовут, подскажите, я могу увидеть вашего супруга? — он считал, что будет правильнее сообщить эту новость сначала родному дяде, который уже сам решит, как рассказать об этом своей жене, для которой Алина явно была не чужим человеком.       — Ну это вряд ли. Он в командировке практически без связи. Но его обязанности сейчас исполняет другой врач, если что-то случилось, вы можете проехать к Андрею на работу.       — Инга Анатольевна, это не касается больницы. Это касается Алины. Она попала в реанимацию, думаю, вы должны знать, — конечно он мог хотя бы попытаться сказать это более мягче, но чем сильнее оттягивал этот момент, тем больше мучал и себя, и Калинину, поэтому без пауз и раздумий, Степан сказал все, как есть.       Инга тут же изменилась в лице, от её улыбки не осталось и следа. Ей хотелось спросить, что за неудачные шутки с утра, но по лицу Данилова женщина прекрасно понимала, что это не розыгрыш. Она взяла черную сумку, стоящую при входе, что-то в панике ища.       — Черт. Машина у сына. В какой больнице? Я вызову такси — забрав сумку и пальто в одну руку, телефон в другую, женщина без раздумий начала выходить из дома.       — Не нужно такси, я могу отвести вас, — мужчина указал на машину, стоящую под домом.       — Правда? Ну давайте, — Калинина шла к машине, держась за голову, — как я Андрею скажу, если он второй день на связь не выходит, да и как я ему вообще об этом скажу? Он же сразу сорвется и все бросит, — она задавала себе вопросы, не спеша на них отвечать.       Когда машина тронулась, женщина пристегнула ремень безопасности, пытаясь сделать вызов, но на том конце провода снова ответили монотонную фразу о том, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Она сбросила вызов, понимая, что нет никакого способа дозвониться до Андрея.       — Что с ней случилось? Какие прогнозы? Я ничего не понимаю. Она же вчера мне вечером писала, что едет в ресторан отмечать повышение их коллеги, что потом пошло не так?       — Врачи не берутся давать никаких прогнозов, — напряженный взгляд устремлялся на дорогу, только чтобы не дай бог не встретиться взглядом с Ингой. Он периодически следил за ней через зеркало заднего вида, видя, в какой растерянности находилась Калинина. Степан попытался ответить универсальной фразой, не зная, как можно тактичнее сказать причину её нахождения в реанимации. Но Ингу такой ответ не устроил, ей необходимо знать правду.       — А случилось то что? Авария? Ей плохо стало?       — Я не думаю, что сейчас нужно об этом говорить.       — Говорите, — строго ответила Калинина, понимая, что сейчас её ждет жестокая правда.       — Ножевое. Её ранили в подъезде.       — Господи, — женщина с ужасом вздохнула, прикрыв рот рукой.       Ему хотелось сказать слова сочувствия, но Степан знал, что сейчас они будут звучать не намного лучше, чем когда их произносят врачи. Любые слова — это пустой звук. Ничто не может помочь, кроме хороших новостей, которых сейчас им обоим ждать не приходилось.       Больше никто из них не обмолвился ни словом. Когда машина въехала во внутренний двор больницы, Инга рассматривала здания по сторонам, пытаясь увидеть названия отделений. Стоило ей повернуться назад, как глаза зацепились за вещи, лежащие на заднем сиденье.       — Постойте. Эти вещи похожи на вещи Алины. Пальто её и телефон похож. Откуда они у вас?       И только сейчас Степан понял, что все это время, Инга воспринимала его не как знакомого или друга Алины, а как сотрудника ФЭС, который всего лишь делает свою работу. Он уже приготовился ответить, что они были знакомы, но Калинина снова опередила его.       — Я заберу их, — она стала доставать пальто девушки.       — Вас не пустят в больницу с верхней одеждой. Оставьте здесь, ничего с её вещами не случится.       — И то верно. Хотя бы телефон заберу.       — Пожалуйста, — он заглушил двигатель, выходя из машины.       — Почему она не в третьей? Там же все наши знакомые? — примеру Данилова последовала Инга, выходя следом.       — Эта была ближе.       Они проследовали в сторону входа. Инга шла будто под гипнозом, несколько раз пройдя по лужам, не обращая внимание на дорогие туфли. Сейчас она за Алину переживала, как за старшую дочь и не хотела даже допускать мысль, что на самом деле ситуация серьезная. Поднявшись по ступенькам, Степан открыл дверь, пропустив сначала женщину, затем зайдя следом. После, снова поравнявшись с ней, Данилов указывал нужный маршрут. Он выучил путь в сторону реанимации. Медсестра знала о том, что родственники раненной должны приехать и их можно пропускать. Поэтому после того, как Инга и Степан оставили верхнюю одежду, накинув на плечи белые халаты и надев одноразовые маски с бахилами, их пропустили по другую сторону реанимации.       — Алина Александровна лежит в этой палате. Только подождите несколько минут. Семен Сергеевич сейчас общается с сотрудниками полиции.       — Полиции? А как же… Впрочем, какая разница, — Калинина махнула рукой, сев под дверью.       Степан встал рядом, скрестив руки и облокотившись о стену. Когда дверь открылась, из палаты вышли трое мужчин. Инга тут же стала напротив.       — Вы к больной? — спросил врач.       — Да, я могу её увидеть?       — Извините, а вы кем приходитесь Калининой? — спросил второй мужчина.       — Тетей. Пожалуйста, пропустите.       — Нам бы вам несколько вопросов задать. Ладно. Идите, мы вас здесь подождем.       Инга зашла в палату вместе с лечащим врачом, захлопнув дверь.       — Нет никакого смысла задавать вопросы Инге, — сказал Данилов, чем обратил на себя внимания, заставив обернуться мужчин.       — ФЭС? Вы то здесь откуда? Это никаким боком не может быть ваше дело. Калинина проходит свидетелем по делу, которым занимается прокуратура.       — Я прекрасно знаю где и кем она проходит. Я здесь никак сотрудник ФЭС. Мы жили вместе с Алиной.       — Вот как. Что ж. Мы как раз собирались сегодня съездить к ней. Я правильно понял, что ножом ударили в её подъезде.       — Да. Вы можете это сделать прям сейчас, у меня есть ключи.       — Идея хорошая, но мы сначала должны опросить родственников.       — Это вам ничего не даст. Последние несколько недель они даже не виделись. Оставьте в покое женщину, она и так в шоковом состоянии.       — Не мне вам объяснять, что есть порядок. И даже если все прозрачно и очевидно, мы обязаны опросить родственников. Ладно. Успеем. Я тогда сейчас вещи Калининой заберу и поедем, подождите на улице. Артём, жду ваше заключение.       Все это время Тукаев стоял рядом, не встревая в разговор. Когда его утром вызвали в больницу с фразой о том, что третья жертва серьезно ранена, он не мог даже подумать, что по страшному стечению обстоятельств это окажется девушка Данилова.       — Степ, мне жаль, — будто в медицинском, вне зависимости от специальности, все восемь лет учат говорить одну и ту же заученную фразу. Хотя от Артема она звучала куда уместней и искреннее.       — Ты можешь мне сказать, как врач, какие шансы выжить? Здесь никто ничего не говорит.       — Тебе это никто и не скажет. Человеческий организм — вещь непредсказуемая. Тем более в таких ситуациях. Ранение действительно серьезное, а показатели очень плохие. Я одно могу сказать точно, Калининой очень повезло.       — Ты сейчас шутишь, да?       — Нет. Двух предыдущих жертв буквально изрешетили. У первого — семнадцать ножевых, у второй — четырнадцать. Там не было ни малейшего шанса выжить. Тот кто, ну или то что, спугнуло преступника, спасло жизнь твоей девушке. Если об этом еще не рано говорить. Почему ты не пошел к ней?       — Потому что я ничем ей сейчас не помогу. Кто-то же должен соблюдать все эти формальности. Ответить на вопросы, съездить к ней домой для осмотра места преступления. Кто этим будет заниматься? Точно не тетя, которая считает её родной дочерью. Пускай их хотя бы на время в покое оставят и дадут побыть наедине. Я одного понять не могу. Что изменится, если их убьют? Показания есть, результаты вскрытия есть. Зачем?       — Так ведут себя преступники, которых загнали в угол и которым больше нечего терять. Не пытайся искать логики. К тому же вменяемость Демьянова еще только предстоит установить.       Когда следователь вышел из приемного покоя, неся в руках прозрачные пакеты с одеждой Калининой, Данилов и Тукаев замолчали. Им обоим было не на руку, чтобы кто-то слышал, что они свободно разговаривают по делу. При большом желание, здесь можно найти конфликт интересов, ну или разглашение тайны следствия. Они разошлись по разные стороны. Артём вернулся в прокуратуру, заканчивая заключения, подкрепляя их к делам. Степан же, вместе со следователем отправился к квартире Калининой, каждый на своей машине.       В её квартире было непривычно многолюдно. Алина не любила больших компаний дома. И тем более никогда не пускала на порог чужих и малознакомых. Дом был местом безопасности. Они не стали проводить полноценный обыск, в этом не было никакого смысла. И мотив, и подозреваемый были известны. Тем более, что Демьяном попал на камеры видеонаблюдений, находящихся при входе. Помимо следователя, место преступления осматривал эксперт-криминалист, снимая отпечатки пальцев и фиксируя следы крови. В квартире также находилось двое понятых, среди которых был парень, заподозривший накануне неладное, но так и не вызвавший полицию или скорую. Давая показания, он не стал отрицать, что видел кровь, но даже не попытался принять каких-либо действий, виня себя за упущенное время. И в очередной раз убедившись, что иногда лучше переборщить с бдительностью, чем пройти мимо.       Весь осмотр занял не больше часа, отпустив понятых, несколько стандартных вопросов было задано и Степану, но делалось это скорее из соблюдений формальностей. Ведь он также особо не был полезен для следствия, имея железное алиби — собственную работу. Её квартиру не стали опечатывать, зафиксировав все необходимое в материалах дела.       Данилов взял несколько полотенец, оттирая следы крови с выключателя, двери и пола. На удивление, кровь быстро стерлась и уже через несколько минут в коридоре не осталось ничего, что напоминало о страшных событиях. Будто ничего и не произошло вовсе. В зале также осталась лежать её форма скорой помощи, а в ванной на полке разбросана косметика. Время в этой квартире будто остановилось. Ему казалось, что вот-вот Алина выйдет и начнет возмущаться, что он все-таки не улетел. Но стоило только подумать, о хорошем, как плохое тут же перекрыло все мысли. И он начал представлять, сколько страха было у девушки, когда на нее налетели с ножом и сколько физической боли чувствовала, когда лежала на полу, истекая кровью.       Хотя Данилову было не положено видеть записи видеонаблюдений, никто не стал препятствовать этому. Так Степан впервые увидел судмедэксперта, который стольким людям испортил жизнь и который едва ли не убил Калинину. До этого он слышал о нем лишь по рассказам Алины. На камере тяжело было разглядеть лицо, ведь помимо того, что это было темное время суток, выходя, он прикрывался капюшоном. Он выходил, оборачиваясь по сторонам, боясь быть пойманным, но совершенно не боясь за то, что от его рук гибнут люди. Хотя судмедэксперты преимущественно работают с мертвыми, они являются такими же врачами, которые дают клятву Гиппократа и которые должны работать во блага живых. Здесь все случилось в точности наоборот.       Степа не стал долго задерживаться в квартире, поехав к себе. Пошли вторые сутки без сна. Насколько бы организм не был привыкшим к такому режиму, это не отменяло усталости. Он вернулся к себе домой прежде всего, чтобы наконец снять с себя служебную форму и больше его не воспринимали за сотрудника полиции, но сам не заметил, как уснул. Впрочем, сон был недолгим и уже к вечеру его машина снова оказалась во дворе больницы, где лежала Алина. За весь день ему ни разу не позвонили. Значит никаких новостей. Значит снова неизвестность.       Поднявшись на тот же этаж, Данилов увидел Калинину, сидящую на том же месте. Она хорошо держалась, её выдавали лишь слегка опухшие глаза. Степан сел рядом, пытаясь как можно тактичнее подобрать слова, но Инга заговорила первая.       — Алина все собиралась нас со своим, как она говорила: «Хорошим знакомым» — познакомить. Простите, я сразу не поняла, что это вы и есть. Такие новости, как обухом по голове. Да и вы в форме были. Я подумала, что вы следователь.       — А как догадались?       — По фотографии, — Инга достала телефон девушки, — у нее зазвонил будильник, я полезла отключать и вот.       Степа взял телефон, нажав кнопку блокировки. Телефон так и остался под паролем, но на главном экране загорелась их совместная фотография. В плохом качестве, сделанная в ночное время, где они стоят вдвоем, он целует её в щеку, а она крепко обнимает за шею. Он улыбнулся, вспомнив обстоятельства этой фотографии, которая была сделана в её день рождения, на том озере, где Алина провела все сознательное детство.       — Я сразу поняла, что она с кем-то познакомилась, хотя долго пыталась это скрывать. Но Алина совершенно не умеет врать.       — Значит, ни один я ей это говорил. Вы дозвонились до мужа?       — Нет. Может и к лучшему, я не знаю, как о таких вещах говорить. И все-таки он там нужен.       — Инга, вам нужно поехать домой. И хотя бы немного поспать.       — Нет, что вы. Исключено.       — Послушайте меня, если изменится хотя бы что-то, вам позвонят. Врач, ну или могу я. То, что вы сейчас убьете свою нервную систему и лишитесь сил никак не поможет Алине. Если что-то изменится, вы сразу же приедете.       — Вы точно позвоните?       — Оставьте ваш номер.       — Может вы правы. Записывайте, — Инга продиктовала наизусть свой номер, — Степан, только пообещайте, что какая бы новость не была, вы сразу же наберете. И не посчитаете, что мне чего-то не нужно знать.       — Конечно. Если бы я так считал, то не приехал бы за вами. Вы имеете право знать.       — Спасибо.       Когда женщина скрылась за дверьми реанимации, Данилов какое-то время остался сидеть один. Периодически мимо проходили дежурные медсестры, люди в обычной одежде, которые также ждали новостей. Кажется, будто часы замерли на циферблате, который весел на стеле. Замерло все. Но сидеть без дела вскоре стало невыносимым. Он понимал, что за все время так и ни разу не увидел Алину. И считал это неправильным.       Пройдя по коридору в сторону дежурного медперсонала, две девушки не сразу согласились пропустить его в палату без согласования с врачом. Тем более в ночное время суток. Но то ли Степан обладал даром убеждения, то ли девушки еще не были настолько принципиальными, вскоре сдавшись. Он пообещал остаться там лишь на пару минут и даже не приближаться к Калининой.       Зайдя внутрь, резкий искусственный свет ударил с непривычки в глаза. В реанимации не бывает понятия «ночное время». Здесь всегда светло. В любое время у медиков должен быть доступ к приборам и возможность начать реанимационные действия, не тратя время на включение и выключено света. Он прекрасно помнил, что такое реанимация. Но тогда это не выглядело настолько давящим. Сейчас же, когда на месте больного была Калинина, давило все. Звуки от приборов, яркий свет в глаза и сама Алина, вернее то состояние, в котором она находилась.       Её кожа была совсем нездорового, бледного цвета. Её руки исколоты капельницами от переливания крови и необходимых лекарств, спутанные волосы небрежно разбросаны по подушке, пересохшие губы, зажимавшие трубку от ИВЛ. Подойдя чуть ближе, он разглядел, что на обеих руках были заклеены небольшие раны. Её никто не смог защитить, поэтому ей приходилось делать это самой, закрывая тело собственными руками.       Фактически реанимация их свела несколько месяцев назад и именно реанимация сейчас пытается их развести. Степа присел рядом, не говоря ни слова. Лишь вспоминая, как полгода назад сам лежал на этом месте. До чего же эти помещения похожи. Практически один в один. И как первый раз увидел Алину.       Степан никогда не задавал себе вопросов, что именно тогда зацепило в Калининой, когда она стояла в дверях его палаты, считая это слишком очевидным. Алина была симпатичной девушкой, а он просто не прошел мимо. Но сейчас ему хорошо вспомнились её грустные глаза и совершенно искренняя улыбка. Это была первая загадка, которую подсознательно хотелось решить. Как человек, с такой грустью во взгляде может так искренне улыбаться. И как потом окажется, что в этом не было никакой странности, в этом была Алина. Она всегда говорила, что все рано или поздно закончится и всегда верила, что настанет период и будет лучше. Любую боль она старалась превратить во что-то хорошее. Сейчас ему как никогда было необходимо учиться чему-то подобному. И верить, что будет период, когда это станет лишь воспоминанием.       Его не стали выгонять после пяти минут, видя, что показатели не ухудшаются, а он своим присутствием никак не подвергает опасности жизнь больной. Дежурившая медсестра лишь ближе к утру попросила его выйти.       — Извините, но вам лучше уйти. Скоро прийдет лечащий врач. И тогда нам всем достанется. Вам просто запретят посещение, а мне еще и выговор сделают.       — Да, иду. Аля, возвращайся к нам, — последнюю фразу Степан сказал шепотом, поцеловав тыльную сторону ладони.       Данилову казалось, что он пробыл совсем недолго, но между тем прошло несколько часов. Он просидел рядом всю ночь, редко что-то говоря и боясь по началу касаться её рук, не дай бог что-то испортив, но все же периодически аккуратно держа их.       Вернувшись в коридор, он увидел Ингу, которая сразу же встала, увидев выходящего Данилова.       — Ну как она?       — Никаких новостей. Сколько времени? Это вы так рано приехали или я так долго у нее сидел?       — Еще семи нет. Я уснула ровно на пару часов. И тут же всякие кошмары начали сниться. В общем, мне здесь спокойней.       Они просидели под дверьми еще пару часов, но появления врача ничего не изменило. Он снова не взялся давать прогнозов, оставив их в неизвестности. Так прошли сутки, затем вторые. Периодически они сменяли друг друга, уезжая по домам, но каждый раз это было всего на несколько часов. Только на третьи сутки врач все же уговорил их перестать дежурить под дверьми, обещая позвонить.       Когда в очередное утро он вышел к ним, Данилов и Калинина без слов поняли, что новости есть. И скорее всего они даже не плохие. Во всяком случае будет крайне цинично говорить о плохом с такой улыбкой.       — По вам часы можно сверять, — сказал доктор, который только закончил обход, — у меня хорошие новости. Сегодня ночью Алина пришла в себя. Правда показатели пока все еще не очень хорошие, о переводе из реанимации в ближайшие дни не может идти и речи. Но она в сознание. Можете её увидеть. Только кто-то один и не больше, чем на пять минут.       Конечно, Степану хотелось увидеть Алину, услышать её голос и самому убедиться, что она идет на поправку. Но он чувствовал своим долгом уступить Инге. Как и Инга понимала, кого больше будет рада увидеть Алина.       — Степан, идите. Вы сейчас ей нужнее. От меня привет передавайте.       — Вы уверены?       — Абсолютно. Мне главное знать, что она жива.       Больше Данилов не стал спорить, пройдя за врачом, надевая халат, который до этого был лишь накинут на плечи.       — Я сейчас скажу заезженную фразу из фильмов. Но прошу отнестись к ней очень серьезно. Никаких нервов.       Степан положительно кивнул. Врач напомнил, что у него есть пять минут, впуская в палату.        Алина лежала с закрытыми глазами, отвернувшись от двери. Но находясь в сознании. Она слышала, как хлопнула дверь, но не стала поворачиваться, думая, что это кто-то из персонала. Калинина не могла даже представить, кто додумался все-таки открыть дверь и вызвать скорую. И почему вообще она осталась жива. Девушка открыла глаза, лишь когда почувствовала чей-то пристальный взгляд на себе. Она развернулась, удивившись.       — С возвращением, — сказал на выдохе Степан, будто чувствуя, как с его плеч спадает огромный камень.       — Лихо мы с тобой местами поменялись, конечно.       — Как ты себя чувствуешь?       — А сам не видишь? Не самый мой лучший вид конечно.       — Брось, нормально ты выглядишь. И вообще тебе сейчас не об этом думать нужно.       — Ну да, давай, расскажи бывшему реаниматологу, как выглядят люди, оказавшиеся здесь, — Алина уперлась руками, приподнимаясь на кровати.       — Куда, тебе нельзя вставать.       — Ты мои фразы не кради. Их только я могу говорить. Приподниматься можно. Скажи мне пожалуйста, почему ты не улетел?       — Ты сейчас серьезно? — растерянно спросил Степан, ожидая услышать что угодно, но только не этот вопрос.       — Вполне. Ты обещал.       — Да так. Планы, если ты не заметила, немного изменились. К тому же точного времени я тебе не обещал, — он сел рядом, положив свою руку на её.       — Данилов есть Данилов, — девушка рассмеялась, из-за чего почувствовала резкую боль в области раны, взявшись за нее, — ой.       — Алина.       — Спокойно. Все под контролем.       — Тебе от Инги привет.       — Она здесь? Ты рассказал? Подожди, вы что, познакомились? Получается, я опоздала?       — Ну да, она сказала, что ты с каким-то хорошим знакомым познакомить хотела. Получается, чего тянуть? Ты же про меня говорила, надеюсь?       — А про кого еще? Кто из-за меня все планы отменит? Я тебе весь отпуск испортила.       — Даже вслух такие вещи не говори.       — Мне это важно, правда, — девушка медленно придвинулась к краю, чтобы не повредить провода капельниц и сильно не напрягать живот, где были наложены швы. Она прикрыла глаза, стараясь как можно крепче обнять его, хотя с ослабевшими руками это было довольно сложно.       Через несколько секунд девушка стала рассматривать свои руки, проверяя, не выпала ли игла от капельницы, только сейчас заметив одну деталь на руке, которой точно не было до больницы. Такое бы Калинина не забыла.

Два дня назад

      Первый раз медсестра зашла, как и обещала, через пять минут, но видя, что Степан сдерживает слово и просто сидит рядом, не подвергая опасности жизнь больной, вышла. Родственникам всегда важно находиться рядом, даже зная, что ничем не помогут.       Степан долгое время боялся даже коснуться до нее, но все же став смелее, решился взять руку в свою. Помимо того, что в этот вечер он в деталях вспоминал их знакомство, их первое свидание, её день рождение, на котором была сделана та фотография, он ни раз вспоминал их последнюю встречу. И то, что так и не решился сказать важную вещь. Ему казалось, что нет никакого смысла говорить о важном, когда нужно уехать на две недели. Этот разговор серьезен для двоих. Уходя на вызов, Степан хотел вернуться, но мысль о том, что всегда успеет, остановила его, заставив все-таки войти в лифт и нажать сперва кнопку первого этажа, затем закрытия дверей.       Когда врач сообщил, что нужно звать родственников, в его голове фраза продолжилась, что нужно успеть сказать все, что не было сказано. Пускай человек вне сознания, но её сердце все еще бьется, а значит она жива. А значит самое время. Он не в коем случае ни хоронил её раньше времени, просто больше откладывать ничего не хотелось. Не в этот раз, не в этой ситуации.       — Я не знаю, чтобы ты мне ответила. Знаю, что тебе не понравилось, что я делаю это сейчас. Тебе бы, как минимум, хотелось быть в сознании. Но я и так не успел, — он достал кольцо, осторожно надевая на безымянный палец правой руки, — не оставляй тех, кто тебя любит. У нас еще столько всего впереди. Ты нужна нам здесь. Ты нужна людям, которым можешь помочь. Ты мне нужна.        Больше он ни сказал не слово, гладя её по лицу и рукам. Ему так хотелось, чтобы Алина все-таки открыла глаза, но в тот вечер этого так и не случилось.

Наши дни

      — Степа… а ты это… вернее, я… Так, подожди. Пожалуйста, скажи, что я ограбила какую-то замужнюю даму и просто не помню этого.       — Алин, — он попытался отстраниться, чтобы видеть её глаза, но девушка крепче вцепились в шею.       — Степ, нет. Даже не думай. Должно быть какое-то более логическое появление кольца на моей руке, кроме того, что ты мне сейчас хочешь сказать.       — Ну тогда я промолчу, — он осторожно убрал её руки от себя.       — Интересно, все важные этапы в нашей совместной жизни будут случаться в стенах реанимации? Если это был порыв эмоций, на фоне страшных прогнозов врачей, то можешь так и сказать. Поверь, я за свою практику и не такое видела. Сделаем вид, что ничего не было?       — Нет. Я собирался сказать тебе об этом после своего возвращения. Алин, я хочу, чтобы мы официально расписались. Ты можешь сейчас ничего не отвечать. Можешь сказать нет. Но хочешь этого или нет, ты и есть моя семья. Хоть со штампом, хоть без.       — Я не собираюсь говорить нет, даже не надейся.       — То есть, ты согласна?       — Конечно согласна, Степ, — она снова обняла его, поцеловав в щеку.       И без вопросов Алина догадалась, кому обязана жизнью. Формально, они квиты. Для нее до сих пор было странно понимать, как закольцевалась история. И для девушки было так ценно знать, что все это время, Степан всегда был рядом. И хотя она и сделала вид, что была недовольна тем, что он не улетел к брату, но на самом деле, была безумно счастлива увидеть его. Ей не нужно было много времени на раздумья, чтобы сказать «да» на предложение. Потому что та любовь, которую чувствовала к себе, говорила о многом. И здесь действительно не нужны были никакие слова. Они стали родными людьми вне зависимости от штампа в паспорте.       В этот же вечер к ней пришла Инга, которая извела себя за эти несколько дней. Конечно, Алина ни могла не рассказать о том, что случилось утром. Калинина старшая от всей души порадовалась за девушку. Потому что только сейчас, когда жизни Али ничего не угрожало, она могла рационально понять, что происходило последние дни. И сколько всего сделал Степан. Сколько времени тратил, дежуря под дверьми, сколько всех формальностей взял на себя, огородив Ингу от неприятных процедур допроса и осмотра квартиры, как пропускал её, хотя самому хотелось увидеть Алину не меньше. Такое может делать только тот, кто действительно любит. И именно такого человека ей хотелось видеть рядом с Алиной.       Тогда же Инга наконец смогла дозвониться до мужа, но под уговорами Алины, не стала рассказывать и половины произошедшего, просто сказав, что его племянница попала в больницу. У него конечно закрались сомнения, что девушки что-то не договаривают, но услышав веселый голос Калининой, пообещал не срываться из командировки и не бросать своих больных. Конечно, вернувшись через несколько недель в Москву, Андрей все узнает от своих знакомых, работающих в той больнице. Но тогда жизни Алины окончательно ничего не будет угрожать, а значит будет не так страшно.       Она даст показания в суде и даже будет присутствовать на финальном слушание, ведь Демьянова поймали через два дня, после его нападения на Калинину. Суд вынесет приговор всем участникам дела, окончательно закрыв его и поставив точку в этом разбирательстве. Об этой истории теперь Алине будет напоминать лишь небольшой продолговатый шрам в области живота.       В жизни Алины многое изменилось. Она сдержала слово, практически сразу же переехав к Данилову. Это было лучшим решением, потому что оставаться в своей квартире одной было страшно. Калинина постоянно вспоминала, как на нее напали в подъезде и как она беспомощно лежала в коридоре, уже не надеясь открыть глаза. Уже через две недели после выписки ей закрыли больничный, из-за чего рабочие будни снова стали повседневностью, а им иногда казалось, что в принципе в их жизни мало что изменилось. Они все также могли не видеться несколько дней, когда выходной одного, совпадал с дежурством другой, и наоборот, даже живя под одной крышей.              Алине назначали долгую поддерживающую терапию. И в этом не было никаких сложностей, ведь Данилов умел делать любые уколы, даже внутривенные. Хотя нельзя было сказать, что делал он это профессионально. Поэтому каждый вечер, она мысленно отсчитывала дни, до момента, когда в этом не будет никакой необходимости.       — Господи, да когда же это уже закончится, — возмущалась девушка про себя, послушно закатывая рукав и кладя руку на стол.       Даже в помещение Алина старалась носить свитера и водолазки с длинными рукавами, устав отвечать каждому встречному, что это курс лечения. Посторонние же люди и больные, к кому на вызовы приезжала девушка, смотрели и вовсе с подозрением. После реанимации она похудела на несколько килограммов, синяки под глазами из-за недосыпов также не прибавляли бодрости. Бонусом ко всему этому шли исколотые и посиневшие вены. Тем не менее, после её выписки прошло больше месяца, поэтому сейчас это уже кажется мелочью в сравнение с тем, что происходило осенью.       — Еще три дня, потом на повторный прием к врачу. Не делай лицо, будто я издеваюсь над тобой,— разложив все необходимое рядом на столе, Данилов аккуратно вскрыл ампулу, набирая лекарство.       — Ну рука у тебя, Степ, и правда очень тяжелая, без обид. Мне каждый твой укол будто руку отрывает, — она взяла жгут, самостоятельно наложив его чуть выше локтевого сгиба руки.       — Может быть ты забыла, но я восемь лет в меде не учился и по специальности далеко не врач. Нас учили: «попал — и слава богу». Не говори мне под руку, — Степан осторожно прощупывал вены, ища подходящее место.       — Мда. Дожились. Я тебе тогда так мозг не выносила, — она не могла смотреть, как Степа делает уколы, считая каждое его движение неправильным, но чтобы не мешать, каждый раз отворачивалась, не поддаваясь соблазну сделать замечание.       — Тогда обстоятельства были другие. И это тебе кажется. Выносила еще как. Не шевелись, — он провел ваткой со спиртом, следом введя иглу под кожу.       — Степа, — девушка вскрикнула зажмурившись.       — Прости. Ну не умею по-другому. Все. Зажимай руку.       — Это не лечение, а мучение какое-то, — она забрала использованные шприц и ампулу, выбросив в мусор, затем подошла к окну с приоткрытой шторой, — опять снег пошёл. Пойдем пройдемся?       — Уже поздно. Мне рано вставать и тебе тоже, — Степан выключил свет, уходя в комнату.       — Еще одиннадцати нет, — посмотрев время на экране, ответила девушка, идя следом, — не будь занудой. Когда мы с тобой последний раз гуляли? Ну Степ, — она облокотилась плечом о дверной проем, уговаривая составить ей компанию.       — Ладно. Пошли.       Они оба переоделись в теплую повседневную одежду: джинсы, теплые кофты и надев куртки, отправились на улицу. В воздухе была атмосфера приближающихся праздников. Снег шел с такой силой, что заметал все следы от машин и людей.       — Кстати. У тебя на выходные никаких планов? Мы на день рождение к Марку приглашены — крепко держа Данилова под руку, спросила девушка.       — А немного заранее про это сказать?       — Мне об этом самой только вчера сказали.       — А то, что у твоего брата день рождение — ты конечно же забыла?       — Не забыла. Я просто не ждала, что его высочество меня таким почтением удостоит.       — Ну ты же его любимая сестра, — с сарказмом, едва сдерживая смех, продолжил Степан.       — Очень смешно. Я любимой стала когда? Правильно, когда замуж вышла и моя квартира ему досталась. А так, Третья мировая в масштабах Калининых, длившаяся ни один год.        — Которая закончилась мирным соглашением, отвоеванной территорией и сменой твоей фамилии. Ты понесла потери.        — Вот к этому вообще привыкнуть не могу. Двадцать девять лет быть Калининой и тут раз, Данилова. Странно это все, странно.        — Еще и добровольно. Фамилию тебя менять никто не просил.        — Ну уж нет. Этого я как раз ждала. Теперь я хотя бы не слышу эту заезженную пластинку: «Калинина? Дочь Александра Алексеевича? Так и думали, что ты по стопам пойдешь. Тебе же все двери открыты». А мне их, между прочим, никто не пришел и не открыл.       — И как ты с этим жила? Ладно. Теперь ждем лета? Я тебе обещаю, мы отметим нашу свадьбу.       — А ты сам этого хочешь? Потому что я, если честно, не очень.       — То есть ты мне хочешь сказать, что для тебя предел мечтаний было просто поехать вечером вдвоем и расписаться? Ты же девушка. А как же белое платье, букет, о чем вы там еще мечтаете?       — Во-первых, мы не просто расписались. Мы улетели на следующий день в Мурманск к твоему брату. И эти три дня были намного лучше, запоминающейся, эмоциональней, чем белое платье и куча гостей. Мы до сих пор с тобой чуть ли не каждый день вспоминаем ту сумасшедшую природу и виды. Во-вторых, я конечно младше тебя, но не на двадцать лет. Я давно переросла эти хотелки. И, в-третьих, свою свадьбу я особо никогда не представляла, но знала, что если она и будет, то примерно такой. Это был день двоих людей, как и должно быть.       — Ты меня конечно не перестаешь удивлять.       Они шли по тротуарам, вдоль дорог. Несмотря не поздний час, Москва не думала пустеть. У людей начиналась предновогодняя суета, и время, когда рабочие дни у многих уже не были таковыми. Люди были в ожидание Нового года. Новых надежд, новых целей, новых дней. Кажется, все: и взрослые, и дети начинают верить, что что-то изменится. Просто кто-то сильнее, кто-то меньше.        Алина и Степа свернули в свой двор, собираясь идти домой, когда им на встречу шла молодая девушка с ребенком — соседи Степана. Они поздоровались друг с другом, остановившись.       — Соня, а ты чего такая грустная? Новый год послезавтра, — Степа остановил девочку, присев, чтобы поравняться с ней.       — Ничего, — девочка надула губы, отойдя в сторону, смотря вниз под ноги.       — Мы весь вечер снеговика лепили, а у меня телефон от холода сел, сфотографировать не успела. Сонь, ну завтра утром сфотографируем, пойдем, — девушка протянула руку, зовя дочку за собой.       — А если до завтра хулиганы его сломают, — с возмущением ответила девочка.       — Давай мы сфотографируем и маме сбросим фотографии? — вдруг предложила Алина.       — А можно? — в глазах Сони появилось столько радости и надежды, будто ей пообещали самую большую игрушку или самую сладкую конфету.       — Я без телефона, — Степа прошелся руками по карманам, понимая, что оставил его дома.       — Держи, — Алина отдала свой, отойдя в сторону.       Она села на край качелей, стоящих неподалеку, слегка отталкиваясь ногами, наблюдая, как Данилов следовал указанием девочки, сначала фотографируя снежную фигуру, потом её. Снег начинал усиливаться, дворы и проходы окончательно замело. Где-то вдалеке послышались звуки снегоуборочных машин. Алина взялась рукой об ограждение качели, прислонившись лбом, наблюдая, как в свете фонаря заметалась вьюга. В её сердце давно не было столько спокойствия и любви. Любви к окружающему миру, любви к своей профессии, любви к своему родному человеку, ко всему, что окружало. Она, незаметно для себя, ушла в собственные мысли, делая выводы о том, что так сильно еще ни любила жизнь. Почему нужно оказаться на грани, чтобы это осознать.       — Тебе тут один наш общий знакомый написал, — протягивая телефон обратно, сказал Данилов, отвлекая её от мыслей.       — Серьезно? Он все-таки вспомнил, — воодушевленно разблокировав телефон, Алина принялась читать входящие сообщения и рассматривать приложенные файлы.       — Надеюсь моим сообщениям ты также радуешься. Как вообще так вышло, что у тебя с моими коллегами больше общих тем, чем у меня?       — Ну чисто технически, Артём больше мой коллега, чем твой. Все мы через шесть лет лечебного дела проходили. Он обещал найти статьи по судмедэкспертизе, где упоминалось действие яда, которым был отравлен мой пациент. Это просто сокровище для моей кандидатской, которую я все-таки напишу, — не отвлекаясь от экрана, быстро протараторила девушка.       — Нашла тему. Нормальный человек будет стараться забыть это все, как страшный сон.       — Я это отпустила. Потому что знала: все когда-нибудь пройдёт. Когда-то мне это казалось страшным сном. Но нужно учиться минусы превращать в плюсы. Я такую кандидатскую напишу. Ты себе представить не можешь.       — Где же ты на все это время собираешься искать? И дежурства, и курсы осталась вести.       — Ничего, у меня его скоро много будет, — Алина остановилась листать фотографии, понимая, что сказала лишнего, — ой.       — Не понял. Алин?       — На учебу всегда время найдется, — она попыталась отшутиться, но уже было очевидно, что Степан догадался и не собирался на этот раз поддаваться её попыткам сменить тему.       — Алин, — он наклонился над ней, коснувшись плеча, поравнявшись с её лицом, внимательно всматриваясь в глаза, чтобы не дать ни малейшей возможности обмануть.       — Ну что? — девушка убрала телефон в сторону, смотря в ответ.       В её глазах не было радости, не было страха, не было грусти. Скорее вопрос. По лицу мужчины было трудно понять реакцию. Очевидно, он не ждал сегодня никаких новостей, тем более которые так кардинально изменят его жизнь. Данилов отошел в сторону, сев на лавочку, находящуюся в нескольких метрах от качелей. Он промолчал не больше минуты, кажется за это время немного свыкнувшись с мыслями и слегка улыбнувшись, не сводил глаз с Алины, которая все это время с непониманием смотрела на него.       — И когда ты собиралась сказать?       Девушка пожала плечами, опустив глаза в пол.       — Какой срок?       Алина показала пальцами цифру два.       — Два месяца?       — С ума сошел? Две недели. Я только утром узнала.       — Вот теперь точно абсолютно новый год. Чего ты сидишь тогда на холоде? — наконец его лицо совсем перестало быть серьезным, он развёл руками в стороны, зовя девушку к себе.       Алина тут же встала, подбежав к нему и присев на колени, обняла за шею.       — Как твою реакцию понимать?       — Я рад. Правда рад. Но это еще предстоит осознать. Это точно?       — Точно.       — Алина, у меня нет слов, — он крепче обнял девушку, — А вот теперь представь на секунду, если бы тогда мы поехали в бронежилетах, ну или пуля не отрикошетила об ту трубу. Мы бы с тобой даже не познакомились.       — Знаешь, я иногда возвращаюсь в ту весну, когда мы познакомились и до сих пор не понимаю, что заставило тогда наплевать на все правила и законы и пойти в операционную. Можно сколько угодно говорить красивые фразы, что жизнь человека первостепенна и мы давали клятву Гиппократа, но есть же еще законы. И они не последнее место играют в моей жизни. Я же знала, что после такого поступка дорога в больницу будет закрыта, как возможно и в принципе моя свобода. Я не имела на это никакого права, это все могло закончиться тюрьмой. Но вместо этого…       — Но вместо этого у тебя теперь семья. По-моему, хорошо история закончилась.       — А, по-моему, она только начинается…