Клятва Гиппократа

      Каждый человек, чья профессия связана с той или иной ответственностью за жизнь других людей рано или поздно сталкивается с тем, что приходится бросать вызов самому себе. Вызов накопившейся усталости, стрессу, грузу ответственности, которая каждый день висит на твоей шее.       Реанимация — это место, где врачи, словно офицеры, защищающие интересы жизни, каждую минуту борются против смерти, не отдавая ей людей. Счёт ведётся от первого пациента до последнего, но у каждого врача есть своё кладбище.       На часах время приближалось к трём. Время, когда даже не спящая Москва будто бы берёт ненадолго тайм-аут и понемногу отдыхает от дневного смога. Пустые дороги, погасший свет в окнах, не работающие станции метро, закрытые двери магазинов. Город не спит, город немного дремлет. За каждой дверью свои судьбы, странные, запутанные, никому непонятные, никем не разгаданные. Где-то кто-то спокойно спит, думая, что главная проблема — это заваленный экзамен или проблемы на работе, где- то главная проблема — выжить.

Заброшенная промзона. Окраина Москвы.

      Давящая тишина. Где-то вдалеке слышны вой собак и звуки проезжающих поездов. Кажется, что даже крик здесь заглушит пустота. Шприцы как свидетельство о единственных гостях, которые иногда бывали здесь, смешаны с пылью и мусором. Единственное здание в радиусе нескольких сотен метров давно заброшено и едва ли его можно назвать безопасным. Полуразрушенные бетонные ступени, слезшая краска в тех местах, где она вообще была, прогнившие доски и кровля, выбитые окна на первом этаже и их полное отсутсвие на последнем. Черт знает, не было их там изначально или уже успели вытащить. Этим зданием давно никто не интересовался. Оно было малоприметным и невысоким, всего три этажа.       Сюда бы никогда не заехала машина Федеральной экспертной службы, если бы часом раннее эксперты не вычислили возможное местоположение убийцы, за которым они охотились несколько недель и которого погубила собственная жадность и чувство безнаказанности. А в целом дело о серийном убийце попало в ФЭС около двух месяцев назад. Все начиналось как расследование одного убийства, а закончилось серией. Всего девять жертв и больше они не могли допустить. Но в силу того, что преступник был предельно аккуратным, про него также предельно мало знали, особенно про то, как именно он продумывает преступления.       У ФЭС было настолько мало достоверной информации о нем, вследствие чего ещё не раз прийдется вспомнить фразу о том, как нельзя недооценивать преступника, о том, что на задержание лучше выезжать со спецназом или хотя бы надевать бронежилеты.       Когда служебная машина въехала в зону видимости, оперативники заглушили сирену и красно-синий свет, дабы не привлечь к себе лишнего внимания. И оставив машину в нескольких метрах, пешком дошли до здания. По пути они хорошо изучили схему здания и знали, что вход в него является по сути единственным выходом. Из последних сводок им было известно, что второй этаж практически полностью обрушен, никто бы на это не обратил внимание, если бы полгода назад оттуда не сорвался бездомный.       В их распоряжение был только первый этаж и подвальное помещение.       Первый этаж хорошо просвечивался фонарями, на нём отсутствовали какие-либо комнаты и укрытия. Здесь было пусто. Оставалось два варианта — либо подвальное помещение, либо эксперты ошиблись.        Субботин остался наверху, на случай, если кто-то решит напасть со спины, Данилов спустился вниз. Подвальное помещение по размерам практически полностью соотвествало первому этажу. Единственное отличие — там присутствовали полуразрушенные комнаты. Тщательно просмотрев их и никого не обнаружив, все сводилось ко второму варианту.       Оставалась последняя дверь, которая была заперта, впрочем это скорее было условностью. Из-за прогнивших досок не потребовалось особых усилий: стоило слегка дёрнуть, дверь открылась. Все-таки ФЭС редко ошибается.       В небольшой комнате на бетонном полу сидели четыре девушки. Двое из них были либо без сознания, либо во сне, остальные смотрели куда-то в пустоту, даже не реагируя на появление человека или свет от фонаря. Создавалось впечатление, что они были под какими-то веществами. Данилов попытался выяснить у них хотя бы что-то, но они не реагировали на слова. Не помогло даже когда он объяснил, что из полиции и больше их жизням ничего не угрожает.       Снова поднявшись наверх, чтобы поймать связь, вызвать скорую и сообщить об этом Леониду, последнего он не обнаружил. Оглянувшись по сторонам, никого не было.       И только полная тишина сработала на руку капитана и он смог услышать шаги за своей спиной, развернувшись Степан увидел мужчину среднего роста, одетого во все чёрное и стремительно направляющего пистолет в его сторону. Вовремя среагировав, Данилову удалось увернуться от пули, скрывшись за бетонной колонной.       После нескольких ответных выстрелов, Степану все-таки удалось вырвать перевес, ранив убийцу в плечо. От резкой боли на несколько секунд он потерял бдительность, сжимая рану рукой, но ловко увернувшись от второй пули, снова попытался скрыться. Вход и выход из этого здания был единственным, но отсутствие стёкл и низкие оконные проемы умножали их в несколько раз. Ему удалось выбежать из здания через окно, а Степану не удалось его ранить второй раз.       Без раздумий он выбежал следом, мысленно думая о том, как ему хочется все высказать не в самой вежливой и официальной форме Субботину за то, что когда он нужен, его нет.       Последняя пуля, оставшаяся в пистолете убийцы должна была пролететь мимо, даже не задев капитана, но самое непредсказуемое — это рикошет. Попав в металлическую трубу, она отлетела в сторону Степана, потеряв значительную часть энергии, впрочем этого хватило.       Хватило, чтобы Данилов почувствовал резкую боль в области груди. Будто тысячи мелких иголок резко впились в кожу, нагоняя за собой жжение. Боль накатывала с каждой секундой, будто просверливая все глубже и глубже. Степан несколько раз откашлялся, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Ещё одно нажатие на курок. На этот раз без выстрела. Патроны закончились и ничего не оставалось, как ещё раз попытаться сбежать. Но осознание того, что отбиваться больше нечем, а пистолет полицейского, который в этот раз не промахнется, направлен на него, заставило включить инстинкт самосохранения и замереть на месте, подняв руки вверх.       Не сводя пистолета, Данилов достал наручники, застегнув их на руках преступника, и замахнувшись, со всей силы ударил его по лицу, что привело к потери сознания. От резкого движения боль расплылась по всей грудной клетке, заставляя скривиться и присесть в стороне. Коснувшись места ранения, его пальцы быстро пропитались кровью.       — Степа, вот ты где, все, можем ехать. Я догнал его… Не понял, а это кто, — не успев отдышаться, спросил Лёня.       — Не знаю, кого ты там догнал, вот он — убийца.       — А я за кем тогда гнался? Ладно, разберёмся, поехали… Ты в порядке?       Данилов помахал головой, будто пытаясь подтвердить, что все хорошо, но ранение давало о себе знать. Он согнулся от боли, пытаясь сильнее зажать рану. И только подойдя ближе Субботин увидел капли крови капающие на сырую землю.       — Данилов, это в твоём понимание в порядке? — Субботин тут же потянулся за телефоном, вызывая скорую.       — Там в подвале… четыре девушки, видимо он не успел.       Его слова становились все тише. Руки переставали слушать, как собственно и все сознание в целом. Он попытался приподняться, но ватные ноги не позволили этого сделать, застав сесть обратно.       — Давай ты только не будешь отключаться, скорая уже едет.       — Какого черта тебя не было?       — По всей видимости их двое было. Как только ты спустился вниз, в проходе появился его подельник, что мне оставалось, сидеть и ждать пока ты поднимешься? А разве не слышно было как я кричал «стоять».       — Ты смеёшься? Там стены бетонные.       Реанимация приехала достаточно быстро, через несколько минут подъехали и скорые, забравшие девушек в больницу. Врачи утверждали, что их жизням ничего не угрожало, на лицо простое воздействие наркотических веществ.       Чего нельзя было сказать про Степана. Он смог своими ногами дойти до машины ярко-желтого цвета с красными крестами, но только коснувшись головой носилок сразу же отключился.       — Доктор, куда вы его повезёте?       — Ранение в область сердца, — расстёгивая темно-синею форменную рубашку и безжалостно разрезая ткань белой футболки, которая насквозь была пропитана кровью, констатировал врач, — если довезем, то в третью, ближайшую. Вы знаете, какая у него группа крови?       — Нет, не помню. У него в личном деле должно быть, я попрошу сообщить, — растеряно говорил Субботин.       — Сами сообщите родственникам?       — У него нет родственников. А да, доктор, ещё одно. Не знаю важно или нет, у него уже была одна клиническая смерть несколько лет назад.       — Сколько же у людей бывает ангелов. Хотя я в это и не верю. С вашего позволения, мы поехали.       — Да, конечно, — захлопнув дверь, Леонид отошёл от машины.       Звук сирены снова разрушил тишину, развернувшись, реанимобиль быстро скрылся за поворотом, мчась в сторону ближайшей реанимации.

Отделение реанимации. Третья городская больница.

      Белые металлические, холодные двери. Никакому здравомыслящему человеку не захочется узнать, что находится по ту сторону. Сверху красными прописными буквами табличка «отделение анестезиологии и реанимации».       В больнице царила давящая тишина. Лишь изредка где-то вдалеке слышны звуки периодически работающих лифтов, хлопающих дверей и проезжающих каталок с больными. Тусклый свет незначительно подсвечивал помещения, создавая ещё более давящую атмосферу. В воздухе ощущался запах дезинфицирующих средств после недавней обработки помещений и каких-то лекарств. Типичная, ничем не отличающаяся больница. Спокойная, но только на первый взгляд.       Либо планеты ушли в те дома, которые отвечают за несчастья, либо просто звёзды так сложились, но сегодня за теми дверьми было особенно неспокойно.        В одном из таких помещений вышла девушка. Она шла медленным шагом по коридорам в сторону ординаторской, снимая маску с лица. Остальные атрибуты одноразовой одежды, которая необходима реаниматологу, она уже успела снять в служебном помещении.       Медик была немного выше среднего роста, около 170 см, хотя точный рост девушка сама не знала, светлые, слегка вьющиеся волосы были собраны в пучок. Аккуратная причёска уже успела растрепаться, несколько прядей хаотично выбившиеся из собранных волос, лезли на глаза, но от усталости девушка не замечала таких мелочей. Она была достаточно молода, но уже успела себя зарекомендовать как хороший реаниматолог, вытащив ни один десяток людей с того света. Её характеристика с места работы напоминала бы идеально выверенное резюме, чего не скажешь о личном описании. Впрочем, все свои минусы человек редко когда выставляет напоказ, стараясь скрывать их как можно сильнее, убирая в темный шкаф, подальше от обычных глаз.       Слегка толкнув дверь, она зашла в служебное помещение, где сидели несколько врачей, дежуривших в эту ночь.       Сняв халат, на котором висел её бейдж с надписью «врач анастезиолог-реаниматолог Калинина Алина Александровна» и отбросив его на свободный диван, девушка подошла к кулеру с водой.       — И какой это по счету стакан кофе? -обращаясь к коллеге, спросила девушка.       — Не считаю. Я думал это у меня тяжёлая смена, но глядя на тебя…- сказал мужчина, допивая горький напиток из автомата, который не бодрил, а только разгонял сердце, вызывая тахикардию.       — Все как будто с ума посходили, — Алина прошла к зеркалу, откуда на неё смотрела замученная девушка, покрасневшие и опухшие глаза, синяки под ними, которые уже не могло скрыть ни одно тональное средство. Несколько полос на щеках, следы от маски, которая в этот раз была почему-то особенно туга. Распустив волосы, которые были чуть ниже лопаток, девушка их снова попыталась собрать в более менее аккуратную причёску.       — Честно сказать, с ума чуть я не сошёл, когда узнал, что два наших анестезиолога заняты. Спасибо Мише, который не успел уйти с дежурства. Счёт на минуты шёл.       — Ты так говоришь, как будто я виновата. Да и чем я тебе теперь могу помочь? У меня между прочим не лучше ситуация. Подростки поначитаются советов на форумах и начинают со смертью играть. Молодая девчонка, красивая, вся жизнь впереди. Решила со второго этажа сигануть, кого-то видимо напугать, в итоге кровоизлияние в мозг, открытые проломы и кома 4-й степени. Если до утра нормализуется состояние, то нужно будет переводить в нейрохирургию. Я все что могла, сделала.       — Даже мой холодный ум никак не может привыкнуть к детям в реанимации. Хорошо, что это у нас редкие исключения. Я надеюсь, что у приёмного покоя хватит ума отправлять скорые в другие отделения, мы физически не справимся с ещё одним пациентом.       Отделение реанимации не было полностью заполнено, однако в силу того, что каждый пациент требовал пристального внимания и не мог позволить оставить себя, врачи не могли позволить себе уйти на новые операции. В любую секунду кому-то может стать хуже и придется опять вступать в эту борьбу.       — К этому невозможно привыкнуть, — Алина села за стол, поставив рядом стакан с водой и взяв печенье, лежавшее по середине стола, откусила небольшой кусок, -но я тоже против кого-то принимать, мне эту девочку нужно до утра вести, до неё ещё двое было, у которых состояние относительно стабильное, но не мне тебе рассказывать, как все может поменяться и я уже молчу про тех, кто здесь не первый день.       — А я молчу про себя. Хирург без анестезиолога, как человек без рук.       Доев печенье и запив горячей водой, девушка достала телефон из кармана брюк. На часах 3:20. До окончания смены чуть меньше пяти часов.       Алина выбросила одноразовый стакан в урну и вымыв руки, собиралась выходить из помещения, отряхивая лишние капли по сторонам. Взяв халат, девушка пошла в сторону выхода, когда телефон у её коллеги зазвонил.       — Погоди, — сказал мужчина, взяв трубку, — Да, Савельев… Нет, это исключено… У нас не хватает сотрудников… Да, я понимаю, что состояние критическое, но вы нам что предлагаете? Значит вызывайте другие смены… Да, я в курсе, что это время…       Договорив, он отбросил телефон в сторону, стукнув по столу ладонью.       — Я так понимаю, ты опять сглазил?       — Нужно готовить операционную. У нас огнестрел.       — Ну удачи, — девушка уже открыла дверь, выходя из ординаторской.       — Какой удачи? А ты куда собралась?       — В смысле куда? К пациентам.       — Каким пациентам, мне нужен анестезиолог.       — О нет, это пожалуйста без меня. Ты по-моему забыл, что меня отстранили от анестезиологии.       — Аля, где я сейчас возьму врача? Алфёрова, который без пробок по два часа добирается? Или Николаенко, который сейчас с детьми в горах отдыхают?       — Теперь это не мои проблемы. У нас есть ещё Литвинова.       — Так она же на операции.       — Так дождитесь, — Калинина повысила голос, но осознав, что Олег не причём, быстро себя отдёрнула, — когда эта операция закончится. Я причём? Мне четко дали понять, что операционные двери закрыты.       — Я понимаю, что в тебе сейчас говорит обида, но и ты пойми, что счёт идёт на минуты. Никто не будет ждать, пока освободится Литвинова или доедет Алфёров, — мужчина приобнял девушку за плечи, стараясь привести её в чувства.       — Причём здесь обида. Я все сказала. Пускай это будет проблемой Калинина. У меня пациенты. Удачи.       Алина резко вырвалась из объятий мужчины, уходя в глубь коридора, в сторону палаты, где лежала её новая пациентка, которую она чудом вытащила с того света.       Вытащила или лишь отсрочила, покажет время.       Девушка толкнула дверь, зайдя в помещение со стеклом, отделяющим палату пациентки и её. Рядом дежурила медсестра, которая следила за всеми показателями приборов.       — Как она? — спросила Калинина, убрав руки в карманы.       — Стабильно. Давление периодически падает, но не критично. Алин, у вас что-то случилось? На вас лица нет.       — Потерять работу и скорее всего сесть в тюрьму за незаконную врачебную деятельность или выйти сухой из воды, сняв с себя всю ответственность, но на пожизненно жить с грузом, что твоё бездействие убило человека? — Калинина говорила невнятно, полушёпотом, будто задавая вопрос самой себе.       — Какие-то у вас философские размышления на ночь глядя.       — Философия — это теория, а у меня самая что не на есть практика. Если состояние ухудшится, зови Литвинову, у неё операция должна скоро закончиться.       Дав наставление, Алина вышла из палаты.