Пари

— Это грандиозное противостояние! — Как думаешь, кто победит? — Анни, скорее всего, а ты? — А? Ты что? Тупица, да я поставлю весь свой ужин на Микасу! — Принимаю твою ставку, — Саша протянула ему ладонь, и Жан, закрепив пари рукопожатием, встряхнул ее руку так яростно, что волна прокалилась в верх к ее плечу, будто по натянутой веревке. Ему даже не надо было думать. Сегодняшний вечер картофельная дурачина проведет в своем личном аду без единой крошки еды, чтобы утолить бескрайние муки бескрайней пустоты, называемой ею желудком. Микаса никогда бы его не подвела.

***

«Дерьмо!» — вырвалось у Жана. Ближе к ужину парень был готов полностью отказаться от пари. Он набирал на свой поднос еду тихо, но не слишком незаметно. Если кто-то задавал ему вопросы, он просто отбрасывал их со своей типичной бравадой и хвастовством. Большинство из них были слишком слабы, чтобы что-то сделать. В любом случае, он не был известен как рыцарь или благородный тип. Нет, для них он был негодяем, а потому обман Саши уж точно не противоречил бы его образу грубого хама в строю. Кроме того, было не похоже, что они смогли бы отобрать у него еду. Но… они это сделали. А потом выгнали его из столовой, как чертового бродячего пса. Это было действительно страшно. Конни, маленький грубиян, он все это начал. И Эрен, с его непоколебимыми убеждениями и честностью, был тут же, чтобы раздуть пламя. Вскоре Жан был окружен. Он почувствовал твёрдую руку на своем подносе и, обернувшись, увидел грозного Райнера, выдергивающего поднос из его рук. И он побежал. Его сердце все еще колотилось. Он слышал их громкий смех, стоя снаружи на темном крыльце. Все они. Вместе. Смеялись над ним. Нет, такое количество стыда и смущения он вынести не мог. В добавок ко всему, он был голоден. Боевая подготовка была чертовски изнурительной. Всем известно, что после тяжелого дня, проведенного в бесконечных рукопашных поединках, хотелось от души попировать (без сомнения это сыграло роль в стремительном усугублении конфликта). Он положил руку на урчащий от голода живот. «Микаса…» «Жаль, что ты лишился ужина», — словно в ответ на его мысли раздался ее холодный ровный голос, согретый акустикой кленового навеса. Его сердце забилось чаще. По лбу скатилась крупная капля пота. Его жизнь действительно была одним долгим, непрерывным унижением. Повернув голову, он взглянул через плечо, вероятно, выглядя в этот момент, как нашкодивший мальчишка. Она сидела на ступени длинного крыльца в своей обычной позе — голова опущена, нечитаемый взгляд направлен вниз. Дыхание перехватило, когда он заметил кусок хлеба, лежащий на тканевой салфетке рядом с ней. «Я приберегла его для тебя» Вероятно, он ударился головой во время тренировки. Да, определенно. Такие дары не падают просто так на голову. Он заметил, что она смотрит на него краем глаза, слегка нахмурившись. Наверняка он выглядел чудаковато, замерев в одной позе по крайней мере на минуту, не двигаясь и не говоря ни слова. «Ух, спасибо, » — ожил он. Она качнула головой, указывая на хлеб, показывая, что он может взять его. Наверное, она хотела, чтобы он быстрее взял кусок и ушел. Он осторожно приблизился, нагнулся и взял его, и тут произошло немыслимое: она пододвинулась, освобождая достаточно места, чтобы он мог сесть рядом. Он едва не уронил буханку прямо чертов пол (туда, где уже лежала его отвалившаяся челюсть). Его глаза заметались из стороны в сторону. Ему вдруг пришло в голову, что это могла быть какая-то шутка, разыгранная другими кадетами, чтобы окончательно лишить его морали. Другого объяснения такому благоприятному повороту событий он не находил. Он медленно выпрямился, и, не теряя бдительности, опустился на ступеньку рядом с ней и осмотрелся вокруг. Но было тихо. Никто не появился рядом. Жан уже было начал расслабляться, но вспомнил, что сидит рядом с Микасой, сидит достаточно близко, чтобы чувствовать запах ее волос и тепло, исходящее от ее тела. Он сильно покраснел, разволновавшись. И принялся с усердием жевать сухой хлеб, чтобы успокоить стучащее сердце. По крайней мере, это удавалось ему, когда он был ребенком. Парень украдкой скосил взгляд на нее. Она все еще хмурилась, но выглядела… как-то беспомощно. Зная о ней то, что он знал, Жан не мог сказать, что слово «беспомощная» было подходящим для описания Микасы. А потому он был уверен, что просто неправильно считал выражение ее лица. Ведь ему редко удавалось быть так близко к ней. С другой стороны, она только что получила эпичную пощечину от Анни Леонхарт. Не было бы глупостью предположить, что ее все еще пошатывало. И что она все еще смущена. Как и он. Его сердце разочарованно сжалось, когда он понял, что, скорее всего, именно поэтому она пригласила его побыть рядом. Будто две раненые птички, сидящие на одинокой веточке. Он хотел было уйти, но не смог. Глупо это или нет, он не хотел жертвовать этим драгоценным моментом ради своей гордости. — Как твоя голова? — Хорошо, — прошептала Микаса. — А твое достоинство? Уголок ее рта приподнялся. «Приходит в себя». Он тоже улыбнулся. По-мальчишески застенчиво, сдерживая широкую улыбку. Он прислонился спиной к деревянному столбу, поддерживающему навес, вглядываясь в густую темноту вокруг них. Серебристый свет луны был одновременно четким и рассеянным, а ее полупрозрачная кожа будто светилась. Некоторое время они дышали в унисон, тишина вокруг была удивительно комфортной. «Жан». Он был готов растаять, услышав, как она произнесла его имя в темноте. «Микаса». Она колебалась. Он наклонился вперед, надеясь мельком увидеть выражение ее лица. — Почему ты заключил пари с Сашей? — голос у нее был тихий, будто детский. Дерьмо. Она знала о нем? Она знала? Думай, думай, думай, идиот. Он рассмеялся, слишком сильно, и закашлялся. Микаса наблюдала за ним в пугающей тишине. Он откашлялся и облизал губы. Она ждала. — Ну ты же так хороша во всем остальном. Я и подумал, что это была бы легкая победа, — быстро произнес он. — Понятно, — сказала она, откинувшись назад. Он почувствовал, как брови ползут вверх. Было ли это лишь принятием желаемого за действительное или она была разочарована? Он ответил, почувствовав небольшой прилив уверенности: — Почему ты спрашиваешь? Микаса отвела глаза в сторону, избегание было явно ее первой реакцией. Он отвернулся, напоминая себе быть благодарным за это время, что бы из этого не вышло. — Просто никто другой этого не сделал, — был простой ответ. Жан не мог понять, в этой фразе заключалось простое юношеское разочарование в ее сверстниках или же она думала только о том невысоком мелком надоедливом сопляке. «Никто?» Она покачала головой. А может быть это вовсе и не было разочарованием… Может быть это было что-то еще. Она продолжила: — Все знают, что Анни — лучший боец в классе. — Ты сильнее… — И ее боевая техника намного лучше, — она посмотрела наконец прямо на него, ее взгляд был сильным и пристальным. — Я бы не поставила на себя. Жан скривил рот, но не мог найти в себе сил вымолвить ни слова. Он опустил взгляд на руки, сжавшиеся в кулаки на коленях, и она, наконец, встала, оставив его один на один с мучительными мыслями. — Просто… Микаса остановилась, но не обернулась, чему он был рад. Он не смог бы выговориться, если бы ему пришлось смотреть ей в глаза. «Думаю, я предпочел бы проиграть пари, поставив на тебя, чем выиграть, поставив на кого-то другого». Его мир перевернулся, только он закончил говорить. Жан подумал о том моменте, когда ему сообщили о смерти отца. Он был маленьким. Но он помнил чувство, будто весь мир сбросил кожу и в мгновение ока стал совершенно иным. Не отводя взгляда от красного вязаного шарфа Микасы, он снова почувствовал, что прошлое, которое он помнил, было из чьей-то жизни, что все, чем он был, определялось одним этим моментом. Она долго стояла неподвижно. Настолько долго, что он все больше убеждался, она хочет, чтобы ушел именно он. В груди что-то сжалось, Жан вздохнул, медленно и печально, и собрался уже уйти. «Спасибо». Ее голос дрожал так красиво и болезненно, что он думал, что вот-вот потеряет самообладание и упадет на колени. Наконец она обернулась, лунный свет осветил ее широко распахнутые влажные глаза, и криво улыбнулась. Жан снова вздохнул, на этот раз с облегчением и восторгом. Он хотел подойти ближе. Она была так ужасно далеко. Но нарастающий шум внутри столовой предупреждал, что их скоро прервут. Она исчезла в своем шарфе, что она, казалось, делала, когда чувствовала себя неуверенно. И ее лицо залилось оранжевым светом, когда дверь распахнулась, и показались Эрен и Армин. — Микаса, мы искали тебя. Ты в порядке? — Я в порядке. Просто устала. — Где ты была? Жан был достаточно надежно скрыт глубоко в тени, чтобы его не заметили. Он ускользнул, направляясь к казармам в надежде избежать насмешек, которые он обязательно получит из-за своего трусливого побега. Голоса тройки начали стихать, но он мог поклясться, что услышал ответ Микасы. «С другом».

***

«Эй, Анни!» По отряду прокатилось волнение. Они все хорошо знали, что грядет, и начали формировать круг еще быстрее, чем раньше. Микаса остановилась в десятке шагов от немногословной блондинки. «Да?» Микаса замерла на мгновение, ощупывая взглядом толпу, пока ее глаза не встретились с взглядом Жана. Он сделал полшага из круга, поперхнувшись. «Я хочу матч-реванш».