Город засыпает, просыпается мафия

Город засыпает, просыпается мафия. Серёжа прямо сейчас похож на одну из своих античных фигур, сгорбленный, укутавшийся в шёлковый халат и дрожащий то ли от того, что холодно, то ли от того, что у него в голове — война. У Олега в голове тоже одни лишь взрывы да пламя чужих волос, но если Серёжа ещё мечется, то он окончательно и бесповоротно капитулировал. Он держит крепко его руку в своей, гладя пальцем проступающую вену на тонком запястье, Серёжа делает шумный вдох, приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, но передумывает. Олег фатально потерян. Он как вшивая собака, подобранная милостивым человеком в нищем переулке, грозно рычит на каждого, кто посмеет приблизиться к хозяину, ждёт лишь одного сигнала, взмаха руки, всегда готовый напасть и выгрызать за него глотки. Так и в детстве было, когда он ломал конечности каждому, кто к Серёже притронется или косо глянет, в общем-то, спустя годы ничего и не изменилось. Все псы попадают в рай, но у Олега руки по локти в крови из-за его волчьей преданности Серёже. Преданность — волчья, а сам он — верный пёс, склонил морду окровавленную и разукрашенную ссадинами в ожидании ласки, рычит и показывает зубы, но послушно подставляется под нежные серёжины руки, смотрит щенячьим взглядом, полным молчаливого обожания. Что бы ни случилось, что бы Серёжа не сделал, Олег всегда будет сдувать с его лица упавшие ресницы, а с худых плеч пылинки. Он сжимает его в своих объятиях, дрожащего и сломанного, целует в макушку, крепко жмурится и тихо шепчет: «что же с тобой случилось?». Олег раз за разом обнажает перед ним свои слабости, как в детстве, предаёт себя за это анафеме, но ничего не может с собой поделать, рядом с ним он как оголенный провод. — Ты уверен, что хочешь этого? Серёжа в его руках дёргается, но Олег не даёт ему отстранится, сжимает его запястья крепко-крепко в своих ладонях, тянет на себя и мягко касается его губ своими, опаляя кожу жарким дыханием. Так знакомо до боли, сразу перед глазами проносятся первые несмелые поцелуи в период студенчества и тот последний... самый последний, когда они на перроне стояли. А потом Олег оставил его одного, со слезами на глазах провожать взглядом его поезд. Серёжа замирает, а потом обвивает своими руками его шею. — Я отомщу ему за то, что он лишил меня будущего, — твёрдо и почти безумно, а главное, совсем незнакомой интонацией, произносит Разумовский, и Олег вздрагивает. Но тут же успокаивается, потому что Серёжа всё ещё ласковый и бойкий, он льнет к нему, крепко прижимается, а затем легко касается губами кожи на запястье, слушая подскочивший пульс. — Не мог привыкнуть никак, что тебя рядом нет, — шепчет Серёжа, опустив взгляд, — и выдумал тебя. Но сейчас ты рядом? У Олега замирает дыхание, и сердце пропускает удар от этой тупой боли, которая отдавалась внутри него эхом. — Конечно, — в тон ему отвечает он, целуя его пальцы, — я здесь, — он прикладывает его ладонь к сердцу. Серёжа всхлипывает. — Слышу. Ты почти как настоящий был. Я мог дотронуться до тебя. Но сердца у него не было, я думал, что мне мерещится. А сейчас ты рядом. Живой, — у него дрожит голос, и Олег убирает рыжую прядь за ухо и слегка улыбается уголками губ. — Я не оставлю тебя. Больше никогда. Обещаю. Серёжа верит ему. Завтра кто-то точно не вернётся домой. Олег думает о сотнях погибших, о разрушенных жизнях, но Серёжа, такой родной и совершенно потерянный, целует его, обхватив лицо холодными ладонями, и Олег сдаётся: как в детстве, когда Серёжа выигрывал в шахматы, как в студенчестве, когда он легко обводил его вокруг пальца и хитро-хитро смотрел, говоря игривое: «слабо, Волче?». Он проигрывает раз за разом, партию за партию, но ему просто не хочется бороться против него. Сколько крови он готов пролить ради него? Скольким готов пожертвовать? Серёжа на вкус как кислая клубника, от него пахнет морозами, свежими простынями и дымом, Олег готов пожертвовать всем ради него. Олег готов умереть за него. На город падает тень — простые граждане засыпают, просыпается мафия.