Vier Räuchermanner

      На вершине древних гор,       Что покрыты толстым снегом,       В доме крохотном живет       Злобная старушка Грета.       На Сочельник выбиралась       В город за едой на ужин,       В своем доме запиралась,       Ей совсем никто не нужен.       Вот уж ночь на землю сходит,       На плите нет места от кастрюль,       Вдруг туман подполз под окна,       Постепенно заползая внутрь.       Он густой и пахнет миррой,       Не спасает от него фонарь.       Не на шутку Грета разозлилась,       И пошла во двор ответ искать.       Подошла к забору, глядь, картина:       У опушки леса развели костер,       Это не туман, а клубья дыма,       Что пускают гости с дальних гор.       Четверо людей, что курят трубки,       И один пуще другого задымил,       «Хэй, туши табак, незваный путник,       Погляди, сколько тумана надымил»!       Подошел к ней тот, кого позвала,       Ростом человек был невелик,       На его жакете пуговки сверкали,       А секира придавала грозный вид.       «Добрый вечер, и спокойной ночи,       Пограничник я, поймите, госпожа,       Вот присел передохнуть с работы,       Не осталось больше в трубке табака».       «Хорошо, я дам тебе немного,       Но с одним условием, по рукам?       Будешь дальше патрулировать дороги,       А сюда чтоб носа даже не совал!       «Так и быть, спасибо за заботу».       Договор был выполнен тотчас.       Взяв табак, пропал он вовсе,       А в руке у Греты оказалось три листка.       Стал туман пореже, поспокойней,       И вернулась женщина опять к плите,       Блюда выдалось на славу приготовить,       И теперь они стояли, остывая, на столе.       Вдруг туман опять разбушевался,       Не увидишь даже отблеск фонаря,       То второй уж гость разбушевался,       И стерпеть того старуха не смогла.       «Кто там снова нагоняет дыму?»       Спрашивала, кулаком грозя.       Подошел к хозяйке тут лесничий,       Кутаясь в зеленый свой наряд.       «Я бы рад оставить свою трубку,       Но беда — не ел с утра совсем,       Угостите ужином хоть чутку,       Погашу табак я как поем.       Пожалела незнакомца Грета,       Все же он работал день и ночь,       Дала миску каши, кружку эля,       И отрезала от пудинга кусок.       Как поел, угли тотчас погасли,       И пропал — как будто не бывало,       Вот теперь удастся ее праздник,       Лишь бы всякие не досаждали.       Хочет и за стол присесть старуха,       А кусок-то в горло не идет,       Что-то изнутри беднягу душит,       Точно — запах мирры и дымок.       В третий раз выходит на порог:       «Сколько можно, трубки погасите!»,       Отзывается на крик ее шахтер,       Отвечая тихо «извините».       «Я работал в шахтах под землею,       Околел, и пыли много наглотался,       Обогреться у камина мне позвольте,       Будет бедному шахтеру счастье».       «Ладно, отогрейся, разрешаю,       Но потом чтоб никакого дыма!»,       Посидев немного у огня он распрощался,       И опять в руках старухи появились листья.       Не мешает Грете больше тот туман,       Можно есть спокойно, в тишине,       За столом старуха сидит совсем одна,       И опять ей стало тяжко на душе.       Сколько миновало люду по дороге,       Но никто на огонек не заходил,       Одиночеству ее учили годы,       А хотелось чтобы друг то был.       Поразмыслив, вышла снова на порог,       Кутаясь в платок, направилась к костру.       Там остался последний, четвертый гость,       Или уж она в гости шла к нему?       Опираясь на старинный посох,       В красной шубе с трубкой небольшой,       Он дремал, клюя в табак красным носом,       Странник или картограф какой.       «Извините, не пойдете ли на ужин?       Тут ведь холодно, туман везде и ночь».       «Там я никому не буду нужен,       А туман уж скоро пропадет».       «Нет, послушайте, гнать боле вас не буду,       Мне давно хотелось праздника с друзьями,       Только сторонились домика простые люди,       От такой вот жизни злюкой я и стала».       Закивал тот путник, улыбнувшись,       Согласился посидеть немного,       А как только вошли они внутрь,       Там сидели и предыдущие трое.       Разговоров было ночью много,       И еда куда-то испарилась,       Песни, шутки, запах хвои,       В доме счастье и веселье воцарились.       На рассвете попрощались гости,       И ушли, откланявшись, обратно в лес,       Обещали заходить с дороги,       А дары их превратились в горсть монет.       Так и ходят к одинокой Грете       Четверо волшебных лесных духов,       В домике ее царит веселье,       И отныне Грета не ворчунья.