Валлиец

      — Он тебе нравится, не правда ли?       У Роксаны насмешливый вид, и фарфоровая чашка в ее руках наклонена набок. Чарли думает о пятне на полу и о том, насколько далеко от двери оказалась прислуга.       — Дорогая, я не улавливаю суть, — за окном догорает закат; он старается врать так тонко, как искусная прялка выпрядает шелк. — Вернемся к теме. Куда мы планируем поехать летом?       Жаль, на Роксану обман не работает. С самого детства. Наверное, именно поэтому родители и решили, что брак с ней — лучший выход. Чтобы хоть один-единственный человек на свете его понимал.       — Смешной валлийский мальчишка, — она взмахивает ладонью, аристократичные пальцы скользят в полумраке гостиной; на безымянном его фамильное кольцо. — Пускай он и каменщик, он весьма неплох с мячом.       Чарли задерживается взглядом на той точке, где совсем недавно была ее рука. Тонкие фаланги, узкое запястье. Если подняться выше — красивая шея и бледные щеки, внимательные глаза. Сдержанность, стать. В Роксане есть все, о чем мечтала мать, но Чарли смотрит на нее в упор и молчит. Элементарно не подбирает слов.       Она всегда была другом, ключником его сердца. Всегда, но не сегодня.       — Чарльз? — Роксана приподнимает бровь, чуть наклоняется вперед в глубоком кресле; вся поза говорит о внимании и заботе. А Чарли хочется встать и убежать прочь. — Ты меня слышишь?       Он просит себя: нужно моргнуть. Хоть раз. Смыть, забыть чертово наваждение. Блеск зеленых глаз и совсем другие на ощупь волосы. Запах — терпкий запах мужского тела, полного необузданной мощи и ярости. Яркую родинку под кадыком, заметную даже сквозь проливной дождь на футбольном поле.       И эту страшно цепляющую улыбку — слегка кривую, от уголка до уголка.       Нужно моргнуть. Необходимо, как воздух.       Руки Роксаны близко, и в них не хрупкий фарфор, а его собственная рука.       — Чарли? — спрашивает она с участием: — Ты в порядке?       Он не решается сказать нет.

***

      Поле размечено флажками и гуляющими парочками, на трибунах чуть больше десятка человек. Сегодня дружеский матч-тренировка, но лорды его клуба настроены решительно. Они бьют Чарли по плечам, без устали рассуждают, как важно проучить рабочих. Поставить на место.       Чарли слушает и чувствует дрожь. Она рождается в глубине тела и поднимается вверх, абсолютно непредсказуемая, неконтролируемая, слепая. Чарли сжимает зубы — не помогает.       Чарли молится всем знакомым богам. Крепче сжимает мяч. Он пэр, он взрослый мужчина, он наследник и продолжатель рода. У него за спиной — длинный путь из взлетов и падений, у него есть опыт. Силы. Стойкость.       Он справится.       Стоит мальчишке выйти на поле, Чарли забывает все клятвы.       А валлиец видит его и кричит, сунув руки в рваные карманы:       — Ваше благородие, — и Чарли хочется выколоть себе глаза, но без них сложнее играть.       Он кусает губу. Вперивается взглядом в растянутый полосатый ужас. Неприятно признавать, но даже он не скрывает природной красоты молодого тела. Мальчишка щерится — не то враждебно, не то предвкушающе. И от этого неприятно вдвойне, ведь внутри все сворачивается в большой жгучий узел.       Чарли жмурится. Пытается вспомнить узоры на платье Роксаны. Видит только край ключиц, застенчиво выглядывающих из-за потертого ворота.       — Ваше благородие, — у мальчишки громкий, звучный голос с акцентом, и это чертова изюминка, в которую не хочется падать, но Чарли не справляется. Снова и снова. — Мы будем играть или как?       Чарли не слышит слов, но улавливает, как ответно огрызается команда. И он, наверное, смешон со стороны, но не сразу понимает. Мягко опускает мяч на траву и, прежде чем ударить, смотрит валлийскому исчадию глаза в глаза.       Практически растворяется.

***

      Они расходятся с ничьей. Отчаянно злой и доставшейся едва ли не кровью. Команда бурчит, предвкушая настоящий матч на грядущей неделе, а Чарли пытается унять тремор в пальцах, случайно дотронувшихся до чужого локтя во время атаки на ворота. Интересно, какой котел уготован ему после смерти?       Выходит затемно. Город убаюкан пением уличных огней, по улицам плывут отблески света. Покой и тишина царят вокруг, но обходят стороной его.       Чарли останавливается посреди мостовой. Нервно трет костяшки, облизывает лопнувшую в игре губу. Должно быть, в рабочих кварталах сейчас весело и шумно. Льется пиво, мастеровые гуляют по пабам. Он вполне бы мог затеряться в толпе, если спустить пониже кепи и растрепать полы одежд...       Чарли делает шаг. Вздрагивает от голоса в подворотне.       — Эй, мистер, — у валлийского мальчишки глаза цвета пьяной летней листвы.       Он отделяется от фонарного столба неслышной тенью и плывет навстречу. Утренняя дрожь, забитая глубоко в грудину, поднимает заспанную змеиную голову.       Переулок узкий, не разойтись. Боже милостивый, думает Чарли.       Мальчишка останавливается ровно напротив. Сплевывает под ноги, едва заметно щурится. Это не похоже на начало обычного диалога, но в последнее время с Чарли происходят исключительные вещи. Он привык.       — Мои друзья считают, что чавы не могут играть в футбол, — говорит он лишь бы сказать.       Мальчишка. Перед ним всего лишь мальчишка. Рабочий низшего класса. Чумазый каменщик из далекой провинции. В нем априори не может быть ничего мистически загадочного, что он придумал и раздул за несколько дней.       Валлиец хмыкает, смешно морща нос. Красивый, как сам дьявол. И такой же роковой.       — А мои — что снобы не могут подтереть себе задницу, — в его тоне, к удивлению, не слышно яда. — Но мы же знаем, что одно из этого неправда.       Он мигает зеленым глазом — нефрит, омела или чайные листья? — и кивает, зовя за собой. Чарли отчего-то не сопротивляется.       В темной подворотне стыло и холодно, но никто из них, кажется, не замечает. Чарли следит за движением кадыка на крепкой шее, валлиец — за ним самим. Наконец, останавливаются.       Мальчишка достает из кармана фляжку. Предлагает выпить, потом плюет на ладонь и вдруг протягивает ему:       — Гэри, — говорит он ровно.       — Но твои друзья звали тебя по-другому.       — Для вас, благородие, я буду Гэри.       Это дешево. Топорно. Неестественно, и он точно будет гореть в Аду за такое.       Но Чарли наклоняется вперед и целует этот наглый, дерзкий рот.       Чужие руки на загривке ощущаются до ужаса правильно, а если положить пальцы под мощную челюсть, то можно услышать стук крови в венах валлийца. И это приятно. Волшебно. Страшно.       Это сводит с ума.       Глупо ждать от будущего подачки, но Чарли хотел бы превратить этот момент в вечность. И он попробует, хотя бы в своей голове, но точно попробует.