У медали есть вторая сторона

      Он практически не слышит, что парень говорит своим зрителям, потому что его трясет, а в ушах — странный шум, сквозь который пробиваются отдельные слова.              Вы просили…       Эксперимент…       Новые впечатления…       Вам понравится…       Поддержите меня…              Наверное, в чате сейчас творится вакханалия, но Мью не может взять телефон и модерировать комментарии, потому что его руки дрожат, а сам он в ожидании только одного — сигнала Галфа, что его очередь появиться в кадре.              Парень замолкает, немного отодвигается от камеры и выжидающе смотрит на него.              Мью нервно сглатывает и делает первый шаг в бездну.              Он не знает, нужно ли ему здороваться с теми, кто смотрит стрим, и как-то себя обозначить. Все, что Мью сейчас видит — это огромные тревожные глаза Галфа, который смотрит на него не отрываясь.              “Суппасит! Земля, прием!”              Он даже не реагирует на привычные вопли в своей голове.              “Эй! Не тормози! Вспоминай, как репетировали: тебе надо сесть рядом на постель”.              А, да, точно.              Это и хорошо, потому что ноги его не держат, поэтому Мью достаточно неуклюже падает рядом с Галфом, не в силах отвести взгляд.              Кана старается выглядеть уверенным, но ему-то видно, что парень тоже сильно нервничает — этот опыт новый для них двоих.              Мью старается не думать о том, что на них сейчас смотрят десятки людей, несколько натянуто улыбается Галфу и поднимает руку, останавливаясь в миллиметре от теплой кожи:              — Могу я?..              Да, они обговаривали.       Да, они репетировали.              Но он все равно чувствует себя не в праве коснуться Галфа без разрешения.              Мью скорее читает по губам, чем слышит:              — Можно.              Ладонь ложится на щеку так, словно создана для этого.              Он позволяет себе замереть на несколько секунд, наслаждаясь нежным бархатом кожи и глядя прямо в глаза. Маска мешает увидеть все эмоции, но и так понятно, что Галф переживает. Поэтому сейчас ему хочется не удовлетворить фантазии публики, а успокоить своего котика.              Поэтому большой палец еле заметно поглаживает скулу, и темные длинные ресницы опускаются, дрожа.              Мью не понимает: Галфу настолько нетерпимо, что тот пользуется своим же советом и не хочет его видеть? Но страх разбивается о мелкое движение головой: парень чуть наклоняется, прижимаясь к его ладони.              Сердце явно пытается пробить его грудную клетку, а воздуха катастрофически не хватает, но у него нет права (и сил) останавливаться. Он на самом деле забывает о том, что они сейчас не находятся в приглушенной интимности влюбленных, потому что все, что имеет значение — это Галф, который позволяет себя трогать, доверчиво прижимаясь в ответ.              Губы парня чуть приоткрыты, и Мью сам не помнит, как начинает гладить их пальцем, обводя контур, наслаждаясь упругостью плоти и умирая от того, как дыхание дразнит его нервные окончания.              “Кхм… Вы не обсуждали, можно ли целоваться в процессе”.              “Я знаю”.              “Но ты всегда можешь спросить”.              “Я не могу”.              “Почему?”              “Тогда он поймет…”              “Что поймет?”              “Что я от него без ума и помогаю не потому, что я хочу с ним дружить”.              “Есть у меня одно подозрение…”              Но предположение растворяется где-то в подсознании, потому что Галф еле слышно стонет и выгибается, словно подставляя свою шею.              “Черт! Я могу коснуться ее губами?”              “Ты можешь рискнуть”.              Галф выглядит таким нежным и таким беззащитным, что Мью просто не смеет пойти на что-то большее, поэтому осторожно дотрагивается кончиками пальцев до натянутой кожи и просвечивающих вен, проводя до основания шеи.              “Суппасит, он дрожит!”              “Может, просто поза неудобная? И мышцы сокращаются самопроизвольно?”              “Я тебе говорю: он дрожит!”              Он бы сейчас все отдал, чтобы притянуть к себе это натянутое словно тетива тело, чтобы успокоить его нежностью, но не знает, позволено ли ему. Поэтому лишь продолжает гладить любимое лицо, шею, все еще не решаясь опуститься ниже.              Галф вдруг резко выдыхает воздух и открывает свои прекрасные глаза:              — Полагаю, нам надо развернуться лицом к камере.              “Ну, тугие джинсы — не подведите! Но про гадких насекомых ты все-таки подумай”.              Мью не помнит, что он на это ответил, потому что уже через несколько секунд приятная тяжесть придавливает его бедра, заставляя замереть в сладком ужасе предвкушения. Галф еще, будь он неладен, снова ерзает на нем, устраиваясь поудобнее, заставляя его обхватить верткое тело руками, удерживая на месте.              И теперь замирают уже они оба.              Мью ощущает всем телом, как дрожь пробегает по Галфу, поэтому его руки начинают жить своей жизнью и успокаивающе поглаживают по бокам, но не опускаясь ниже на бедра. Но тот выгибается и поворачивает голову, чтобы почти прижаться губами к его уху:              — Запусти руки мне под футболку.              Член в его штанах дергается от этого жаркого шепота и встает еще больше — и он не уверен, что джинсы его спасут. Наверняка, Галф тоже почувствовал это, но, по крайней мере, не подал вида.              Его руки ощутимо трясутся, но Мью подчиняется и осмеливается чуть приподнять ткань и дотронуться до живота, мышцы которого тут же сокращаются под его пальцами. Мысль о том, что стоит опустить ладонь чуть ниже — и он узнает, реагирует ли Галф так же, как он сам, его сводит с ума, но он стоически этому сопротивляется.              Мью сосредотачивается на невероятном тактильном удовольствии, которое он получает, лаская содрогающееся на нем тело.              Сначала он еле касается кончиками пальцев, боясь дотронуться, но Галф снова выгибается, на этот раз чтобы ладонь легла полностью на теплую мягкую кожу, и тихо-тихо стонет. Микрофон камеры, скорее всего, не уловит этот звук, но Мью-то все слышит!              И умирает от ощущений, которые отключают в нем все разумное и рациональное и оставляют только горячее и животное желание.              Теперь руки вольготно скользят по телу, задирая футболку еще выше, пока наконец не достигают темных пятен сосков, но останавливаются, так и не решившись дотронуться. Но спросить Мью не успевает, потому что маленькие аккуратные ладони ложатся сверху на его собственные и чуть сдвигают, чтобы кончики пальцев коснулись уже твердеющих сосков:              — Пожалуйста…              Он умер и попал в рай.       Или в ад.              Второе будет точнее, потому что Мью должен как-то сдерживаться, трогая этого желанного мальчика, но его пальцы точно живут своей жизнью, потому что легонько потирают плотные горошины, заставляя Галф еще больше ерзать у него на бедрах и рвано дышать.              Но потом уже про вентиляцию легких забывает он сам, потому что Галф берет одну его руку и тянет себе в рот, чтобы облизать пальцы, увлажняя их слюной, а затем снова вернуть на место, шепча:              — Потрогай их.              Он сошел с ума, полностью и окончательно. Потому что сжимает влажными пальцами сосок, водит по нему, чуть стискивает, на что парень в его руках еле слышно вскрикивает и выгибается, еще сильнее прижимаясь к его члену ягодицами.              Мью потом придумает тысячи оправданий, но сейчас он занят тем, что левой рукой прижимает Галфа за бедра ближе к себе, практически вдавливая в себя, а другой — терзает его соски, упиваясь рваными стонами и тихими вздохами.              “Ебать… Я пришлю тебе венок на похороны, пацан. Было приятно познакомиться и все такое”.              И только через секунду до него доходит, что одна рука парня тянется к паху, который ощутимо выделяется, даже прикрытый тканью штанов, чтобы провести по возбуждению вверх и затем вниз, сжимая член.              Галф.       Лежит.       На нем.       И трогает.       Свой член.              Тот выгибается в его руках, все еще не пытаясь запустить руку под белье, и у Мью срывает все тормоза: он впивается губами в эту шею, что манит его своей незапятнанной кожей с тех пор, как Галф откинул голову ему на плечо.              Парень громко вскрикивает, широко открывая глаза, и Мью понимает, что тот только что кончил в его руках от стимуляции сосков и поцелуя в шею              Блять.              “Помянем, хороший был парень”.