Лишь провокация

      — И что же ты хочешь сделать? — Кавех смотрит из-под ресниц, а губы растягивает в усмешке, полной привычного ему самовольства. Он упирается лопатками в стену и чуть гнется в спине. Даже не глядя, можно было почувствовать взгляд Хайтама на нем, но — Кавех смотрел. Наслаждался этим жаром в глазах, смешанным с возмущением и непониманием.       Этот ученый понимал, кажется, все. Все, кроме своего соседа, который в очередной раз вел себя настолько неясно, непривычно. Он выбивался из привычного окружения, заставлял злиться на него, заставлял хотеть его и провоцировал, а после каждый раз исчезал, оставляя еще больше вопросов. Но сейчас Хайтам не хотел давать возможности к побегу. Да, он снова велся на эти глупые провокации, снова следил взглядом за тем, как длинные пальцы скользят по пуговицам рубашки.       — Насмотрелся? — Кавех вопросительно изгибает брови и, хмыкнув, пытается пройти к своей комнате. Правда, как упирался ладонями в стену Хайтам, так и остался в таком положении, — пройти дай. Ты достаточно моего времени потратил.       — Так это... Я тебя отвлекаю? Я тебя поймал в коридоре, решив выпрашивать финансирование от академии, и я в очередной раз оскорбил тебя? — Хайтам не сдерживает улыбки, склоняясь ниже над архитектором. Он перекладывает руку на его плечо, легким движением толкая обратно к стене. Правда, потом приходится прижать куда грубее, когда снова пытаются дернуться и уйти.       Кавех гордо вздернул подбородок и взгляда не отводил, считая себя полностью правым. Вот только сказать ничего не мог, так и молчал, поджав губы и прищурившись недовольно. Если во всех подобных ситуациях веселился всегда архитектор, издеваясь и наблюдая за реакцией Хайтама, теперь была очередь другого. Его забавляло то, как пытались сохранить невозмутимый вид. Но от взгляда ученого не ускользает то, как начали трястись мелко чужие руки, которые он и спешит перехватить.       Тянет изящное запястье к своему лицу, рассматривает пальцы: длинные, с аккуратно стрижеными ногтями и кожа такая нежная, что становится ясно — за ней хорошо ухаживают.       — Ну что же ты руки прячешь. А как же твои коронные жесты? Не касаешься шеи, не пытаешься перевести мой взгляд на свое тело, мм? — улыбка Хайтама перетекает в оскал, когда чужие глаза удивлённо распахиваются. Парень быстро моргает и выглядит так растеряно, что ученый решает: это нужный момент.       Кавех морщится лишь на секунду, когда на плечи давят куда сильнее, до боли тянущей и неприятной. Он старается увернуться снова, вот только взгляд ученого говорит о том, что лучше лишний раз того сейчас не злить.       — Тебе стоит научиться брать на себя ответственность, Кавех. За свои слова. Действия, — Хайтам ведет одной рукой выше, к тонкой шее и на загривок, чтобы уже там, схватив пряди волос, сжать их крепко и оттянуть. Он заставляет архитектора запрокинуть голову, зашипеть от боли, а сам рассматривает то, как красиво изогнулись его брови, и как соблазнительно теперь виден острый кадык.       Хайтам не собирается тянуть, долго разговаривать или пытаться лишний раз задеть соседа, как это привык делать сам парень. Нет. Здесь все намного проще, и он уже тянет руку вниз, сам наклоняясь, пока Кавех не окажется на коленях. Зажатый между стеной и чужим телом, он смотрел зло вверх.       Одна мысль тешила самолюбие ученого, заставляла улыбаться так самодовольно: Кавех не слабый хрупкий мальчик, если что-то ему не понравится, он явно сможет за себя постоять. А сейчас он ведет себя как жертва, стоя на коленках и смотря с такой безысходностью в глазах. Кажется, ему стоило быть не архитектором, а актером. Хорошо получается и место в театре такому таланту явно найдется.       Хайтаму даже не приходится делать еще что-то, он только снова упирается в стену руками, чтобы иметь лучшую опору. Все остальное Кавех делает сам: руки уже вовсе не дрожат, он ловко расстегивает пару пуговиц на чужих брюках. На щеках играет румянец и только это заставляет верить в искренность чужого смущения.       Жаром обдает всего, когда его касаются сквозь белье и сжимают. Кавех больше не смотрит в глаза, он их вовсе опустил в пол, пока пытался стянуть брюки ученого пониже. Повисла тишина, может, и неловко со стороны, но об этом явно они не задумываются. Хайтам и вовсе кусает щеки свои до крови, пытаясь не стонать от одних лишь случайных касаний.       Кавех давит костяшками на возбуждение, когда стягивает все же брюки ниже: те собираются складками на коленях и туда же отправляет белье. Тяжелый, налитый кровью член чуть качается от резкого движения, и архитектор спешит сжать его в руке. Смотрит тяжело, сглатывает. Это выходит как-то шумно, что даже задержавший дыхание Хайтам, наконец, может спокойно выдохнуть.       Ученый опускает руку на чужой затылок, перебирает мягко светлые пряди. Хочется поторопить, вот только рискованно это делать, когда в руках Кавеха его член. А сосед не торопится, дышит жарко на головку, наблюдает за тем, как выступившая капля смазки скатывается медленно по стволу, оставляя влажный след, а ей на смену почти сразу образуется новая. Он тянет этот момент слишком долго, что Хайтам все же качает бедрами и плоть упирается в нежную кожу щеки.       Но даже это не заставляет Кавеха поторопиться, он только поднимает взгляд снова на ученого. И так много в этих глазах, что становится ясно, что выжидают действий с чужой стороны. Хайтам не вредный, в отличие от него, не заставляет ждать — сжимает грубо пряди и сразу направляет к бедрам. Головка тычется в мягкие губы Кавеха. Давит сильнее, пока рот не раскроют и, наконец, входит до упора.       Парень на коленях давится, упирается ладонями в бедра ученого, отстраниться хочет. Только не дают. Толкаются грубо, упираясь в гладкое небо, и вытаскивают член лишь наполовину. Хайтам чудом глаза не закатывает, ощущая, наконец, горячий язык и такую желанную влагу рта. Возбуждение было почти болезненным, и, не столько от всей ситуации, сколько от того, что это Кавех.       Этот парень доводил его так долго, что теперь не хотелось давать и секунды передышки: он трахает чужой рот даже зло, заставляя задыхаться. Кавех старался расслабить горло, дышать носом, но каждый раз сбивался, заходясь в очередном кашле, а рот все больше наполнялся слюной.       Та хлюпала неприятно и пошло, совсем не для изнеженного слуха архитектора. И стекала с губ так же грязно, падая тяжелыми каплями на пол и на обнаженную под расстегнутой рубашкой грудь. Он ощущал себя совсем не так, как планировал, когда опускался на колени.       Его волосы все так же оттягивали, а Хайтам выходил уже полностью, чтобы ударить членом звонко по щекам, поводить по влажным, начавшим опухать губам. Вид был не лучший у архитектора, в особенности с выступившими слезами в глазах и покрасневшим неровными пятнами лицом. Но ученому нравилось.       Снова до упора, упираясь в горло, а после он тянет светлые пряди, буквально снимая Кавеха с собственного члена. Это все было не то. Может, он и добился того, о чем часто мечтал: его сосед помолчал хоть немного. Но сейчас хотелось высекать стоны из парня, показать, насколько плохой была идея так долго дразнить Хайтама.       Кавех выглядел потерянно. Его взгляд метался от пола к стенам за спиной ученого, руки сложены нелепо на коленях, а по плечам дрожь мелкая. Ему хотелось даже сочувствовать. Потому что на губах того все еще играл солоноватый вкус, а челюсть затекла и отдавалась неприятной, пульсирующей болью. Как, собственно, и горло.       Хайтам даже опускается на корточки, чтобы оказаться наравне, и тянет руку к чужому лицу. Стирает, размазывая лишь сильнее, слюну с подбородка. Цепляет его, заставляя голову поднять, и поддается вперед, целуя осторожно. Это своего рода извинения, за грубость, поспешность. Пусть, Кавех явно сам этого хотел, но навряд ли так, как это сделал ученый.       На поцелуй парень отвечает лениво, но глаза закрывает и тоже поддается навстречу. Руками оплетает шею крепко и поднимается, тянется вслед за встающим Хайтамом.       В этот раз архитектор сам прижимается к стене, потому что ему нужна опора: собственные ноги не держат. Колени болят и подкашиваются, грозя вот-вот разъехаться от таких ласковых рук ученого. А собственное возбуждение оказывается неудобно зажато в узких брюках, которые Хайтам не спешит расстегнуть.       Ученый оглаживает стройные бока и талию, не сдерживаясь, сжимает крепко. Он старается больше не быть грубым, потому что ему нравился наглый Кавех. Такой, что смотрит вызывающе и улыбается игриво. Не хотелось снова видеть потерянное выражение лица архитектора.       Горячие ладони скользят под рубашку, от чего у той расстегиваются последние пуговицы. Он сжимает почти нежно грудь, между пальцев зажимая острый сосок. Кавех шипит тихо и буквально виснет на нем, сжимая судорожно плечи. Приходится протиснуть колено между чужих ног, чтобы не упали, не сползли вниз по стеночке.       Хайтам сам не знает, откуда в нем появилась эта странная, непривычная нежность: он целует ласково шею парня, изгиб между ней и плечом и ниже, на острые ключицы и оголённую грудь. Не оставляет следов, хоть и хотелось прикусить бледную кожу, чтобы синяки расцвели красиво. Он сдерживает себя вплоть до момента, пока Кавех не опустит свои ладони вниз.       Архитектор сжимает член Хайтама, ведет вверх-вниз, медленно. Пальцами зажимает покрасневшую головку и снова вниз, к самому основанию, пока ученый не выпустит первый протяжный стон ему на ухо.       — Развернись, — шепчет сбито на ухо Кавеху, и тот моментально краснеет, хотя Хайтаму казалось, что сильнее некуда.       Ему кивают в ответ пару раз неловко, в глаза заглядывают. И Хайтам оставляет ласковый поцелуй на припухших губах, обещая так быть сдержаннее. Приходится отойти, найти в ванной какой-то непонятный крем Кавеха. И он надеется, что у того хороший состав, потому что использовать его будут явно не по назначению. А в коридоре архитектор уже готовый. Стянул узкие брюки, рубашка висит полуспущенная на локтях, а сам упирается руками к стену, отвернувшись к ней. Лицо пытается спрятать, не оборачивается.       Хайтам хмыкает лишь на это, удивляясь неожиданной стеснительности. Подходит медленно, опускает широкие ладони на чужие бедра. Их сжимать приятно и он тянет на себя, чтобы все еще возбужденный член уперся в бледные ягодицы. Толкается навстречу, проезжаясь по коже и оставляя влажный след смазки.       Он выдавливает крем на пальцы, растирает несколько секунд, нагревая. Флакончик отбрасывает подальше: этого должно хватить. И, пусть он постарался нагреть его, когда касается чужой голой кожи, Кавех вздрагивает. Он гнется в спине некрасиво, дугой, невольно уходя от касания, но быстро получает легкий шлепок по бедру.       Хайтам сжимает одну ягодицу крепко и отводит в сторону. Два пальца скользят по сжатым мышцам, втирая осторожно крем. Он давит на пробу, совсем мягко и сразу убирает руки.       По плечам Кавеха мурашки идут, и это уже не от того легкого холода. Он жмурится крепко, наслаждаясь приятной лаской, когда Хайтам гладит его поясницу, на которой уже от напряжения выступили капли холодного пота. Ученый ведет дальше, тянется до самых плеч и обратно, чтобы завести руку ниже. Там погладить поджавшийся живот и, наконец, обхватить качающийся и требующий ласки член.       Он снова давит пальцами на сфинктер и в этот раз проталкивает два, сразу чувствуя тугое давление. Вводит до самого конца и сгибает осторожно, разводит пальцы в стороны. Кавех морщится, но больно не было. Он старается переключиться на другое — на то, как массировали пальцами головку его члена, сжимая и снова поглаживая, доводя до тихого скулежа.       Третий палец входит куда хуже, заставляя со стонов переключиться на недовольное шипение. Легкая боль разливается по телу, но быстро утихает. И все же, ощущения были не из приятных. Кавех упирается лбом в холодную стену, стараясь вернуть себе ритм сбившегося дыхания.       А Хайтам начинает двигаться осторожно, вытаскивая пальцы наполовину и вводя снова, ощущая, как постепенно расслабляет проход. Он гладит успокаивающе чужие бедра, поясницу, стараясь отвлечь хоть немного. Это не длится долго, Кавех достаточно скоро кивает несколько раз, обернувшись, и ученый начинает растягивать куда смелее.       Развести пальцы в стороны, согнуть, покрутить. Он двигается плавно, но уже куда быстрее. Кавех не сжимался, наоборот, выгибался на встречу и сдавленно стонал. Сжимал собственный член, надрачивая в такт толчкам пальцев.       А слух Хайтама ласкали стоны, что становились громче и громче. Он двигается куда быстрее, вытаскивая пальцы почти полностью и так, пока не выдернет их резко, заставляя архитектора вскрикнуть и выгнуться дугой. Тот хочет что-то сказать, явно возмущен и смотрит недовольно. Вот только даже не пытается начать говорить, отворачивается сразу обратно к стене.       Хайтам размазывает остатки крема по члену, спускает руку ниже, сжимая собственные яйца и, наконец, приставляет головку к входу. Он давит несильно, и чужое тело податливо открывается ему. Он входит медленно, сантиметр за сантиметром погружаясь и выдыхает судорожно: было неприятно узко, но это пока.       Ему не хочется ждать, пока привыкнут, хоть и стоило. Он достаточно терпел, так что сейчас толкается рвано глубже, вводя член до конца, пока яйца не ударятся о кожу ягодиц. Кавех на это стонет глухо, и в этом не слышится боли, так что ученый больше не считает нужным сдерживать себя.       Он набирает скорость постепенно, но размах берет большой почти сразу, выходя почти до конца, оставляя внутри лишь головку, и снова загоняет обратно, по самое основание. Ритмично, с каждым толчком выбивая очередной стон из архитектора. Хочется контакта кожа к коже, еще ближе. И он наклоняется, прижимаясь широкой грудью к спине, обхватывает поперек живота. И так намного легче, когда Кавеха держат, когда на шее ощущается чужое дыхание. Легче и приятнее.       Архитектор откидывает голову назад, упираясь в чужое плечо, и гнется навстречу, сам насаживаясь глубже, прижимаясь бедрами. Он подмахивает не в ритм, сбивая и Хайтама, заставляя того набирать скорость.       Толчки становятся чаще, но теперь он двигается внутри не так размашисто, выходя лишь немного. Пошлые шлепки смешиваются со стонами Кавеха. И Хайтам тоже не сдерживает себя, мычит сначала глухо, а после и вовсе стонет на чужое ухо.       Кавех улыбается почти пьяно на это, но долго держать эту улыбку не может, сразу кусает губы, сдерживая особо громкий стон, а после все же вскрикивает: Хайтам второй рукой сжимает его член крепко и надрачивает быстро. Сбивается, толчки становятся совсем рваными, как и дыхание обоих. Ученый останавливается на пару секунд, приходя в себя и стараясь вернуть дыхание, а сам продолжает ласкать чужую горячую плоть, совсем медленно: от того тягучее возбуждение собиралось в ком в животе, заставляя Кавеха жмуриться и скулить зажато.       Оргазм подступает так близко и снова уходит, когда Хайтам начинает двигаться. Все по новой. И нарастающее удовольствие, и только восстановившееся дыхание снова сбивается.       Волосы неприятно липнут ко лбу, и Кавех старается их смахнуть, но не может убрать руки от стены: кажется, двинься он не так и повалится на пол. Ноги совсем разъезжались, и он чудом ещё держался на них.       От удовольствия дрожь шла по позвоночнику, мурашками оставаясь на плечах. Хотелось кричать, но он кусает собственный кулак, жмурится крепко.       А Хайтам не останавливается больше. Вбивается резко и грубовато, Кавех растянут и больше не сжимает его так крепко. Так что он лишь сплевывает вниз, прямо меж чужих ягодиц, чтобы добавить влаги: пошлые влажные звуки становятся от этого лишь громче, заставляя архитектора постыдно застонать.       Ученый кончает первый. Он входит до упора и вжимается бедрами так крепко, ощущая дрожь по телу. Кавех от этого дергается, пытается толкнуться, чтобы вышли, но его держат сейчас, к себе прижимая. Внутри разливается горячая влага, от чего становится слишком неприятно. Но думать об этом не дают, Хайтам уже сжимает его член и рукой двигает быстро.       Кавех гнется, и шипит сквозь сомкнутые зубы, изливаясь в чужой кулак. В теле слабость моментально, а в голове пустота. И уже все равно, что кончили внутрь, что укусили до боли в плечо. Хочется только опуститься вниз и закрыть глаза, и он совсем тяжело виснет на руках Хайтама.       Тот подхватывает парня, не давая упасть и ставит полноценно на ноги, выходя осторожно. Он прижимает его аккуратно к стене, чтобы упор был и Кавех кивает на это благодарно. Пара минут, отдышаться обоим и мысли привести в порядок. Ученый опоминается первым, и отходит на пару шагов, чтобы поднять снятую с него в процессе рубашку. Стирает чужую сперму с рук, а после и с живота Кавеха. Ткань скользит по его бедрам и ниже, по ногам, убирая белесые следы семени.       — Дойдешь сам до душа? — спрашивает, а голос хриплый и приходится прокашляться. На его вопрос лишь кивают, и Хайтам отходит еще дальше. Убирает вещи, весь бардак, что они здесь навели. А взгляд не может удержать, то и дело оборачивается на Кавеха, который, повязав собственную рубашку на бедрах, ушел в сторону ванной комнаты.