Скопление Исхода

      Не ожидал, что Женьку так зайдут «уроки рисования», учитывая его нелюбовь к русскоязычным песням. Но вообще, я понимаю, как сложно ему было удержаться — мне самому они охуеть, как нравятся. Когда я увидел, как он смотрит на меня, стоя в дверях, захотелось смеяться. А уж про его аватарку ВК я вообще молчу — ну натуральный лошок. Хуже было только если бы у него там стояла аниме-тяночка. Но я рано обрадовался, ведь стоило перелистнуть пару картинок…       — Я хотел сегодня прогуляться с Даней по городу, но он не может, — зачем-то Женя жалуется мне, не понимая, как же мне насрать. Наверное, ждет, что я предложу пойти с ним вместо его педиковатого дружка… С другой стороны, Кальц уже мне отписался, что приедет только после восьми, а дома делать тоже особо нехуй… Я вздыхаю и несу гитару на ее законное место, отсоединяю от усилка, выключаю его… а Женя все стоит.       — Могу с тобой выйти ненадолго, — еле выдавливаю я, криво улыбаясь. Все-таки он сделал мне на кухне небольшой ремонт, и надо было как-то его отблагодарить. Вряд ли он согласится на минет, а жаль, конечно. Это самый простой для меня способ расплатиться с кем угодно… В его глазах я сразу вижу радость, и он почти подскакивает на месте. Смешно, как он не замечает свои собственные реакции на происходящее вокруг. Неужели вчера он и правда не понял, что сверлит Кальца наглым взглядом? Забавный…       — Тогда доедем, может, до набережной? Тут недалеко, вроде, — просит он, и мне приходится согласиться. Сам все равно не знаю, куда его потащить — в тех местах, где мне будет интересно, он сдохнет со скуки. И наоборот. Оказалось, мы такие разные почти что во всем. Он яичницу пожарил, а я даже не знал, что из того, что лежит в холодосе, можно ее сделать. Ящик починил за пару часов — тот, который мой ебучий парень не мог полгода сделать. А я ведь и правда немного возбудился, глядя на выступающие вены и жилки на его движущихся руках… Пиздец. Когда Кальц приедет, надо попросить его, чтобы как следует меня оттрахал.       Опять мы с Женей выходим из дома. До набережной и правда от нас не так далеко, но пару остановок пришлось потрястись в автобусе. Как же мне не нравится летом в них ездить — сплошное издевательство. Все воняют и липнут... аж тошнит. Хорошо, хоть Женя стоит рядом и обдает меня запахом кондиционера для белья и даже слегка каким-то дезодорантом. Стою, держась за поручень над головой и иногда поглядываю на него вверх… Не знаю, что в нем такого, что мне хочется подольше на него посмотреть.       — Укачивает? — спрашивает он и начинает сразу же осматриваться, видимо, ища свободное место. Я только мотаю головой — состояние терпимое, да и я уверен, что в случае чего он меня поймает. Еле как я выдерживаю, чтобы доехать до нужной остановки, и с большим удовольствием выхожу из автобуса следом за Женьком. Голова немного кружится… мне нужно как-то себя отвлечь от потных людей в собственных мыслях…       — Девочка любимая моя лежит в пухе, пухе тополином… — иду и не замечаю, что начинаю петь себе под нос. Идиотская привычка, от которой никуда не могу деться. Все, что всплывает в голове, сразу же вытекает изо рта. Кальц иногда мне уже ебнуть готов за это, и мне, идущему рука об руку с Женей, резко становится стыдно… но я слышу его голос чуть сверху:       — …пой дальше.       Такая скромная просьба, и вдруг вгоняет меня в краску. Прячу руки в узкие карманы брюк и опускаю голову, чтоб не видел моего лица. Вот еще! Не буду я петь только потому, что он просит!.. Но… меня ведь больше никто не просит. Может, не стоит отказываться?.. Да нет. Все равно здесь вокруг куча людей идут позади нас и навстречу по тротуару вдоль проезжей части. Я мельком гляжу на Женю и замечаю, с каким интересом он рассматривает все вокруг — дома, деревья, небо над головой. Он выглядит так, будто ему реально… просто нравится жить.       — Дома спою. И сыграю.       — Договорились.       Этот аферист, скорее всего, и правда мне припомнит это обещание. Но на данный момент я отвязался… и могу спокойно выдохнуть. Гулять по улице я не особенно люблю, тем более среди людей. Но куда от них денешься за несколько дней до начала учебного года? Все студенты подтянулись, гуляют по городу, по ночам орут и поют свои блядские песенки. Кого-то в полночь ебут в машине, кто-то блюет, перегнувшись через мост, прямо в реку. Бедная наша Волга, много ей приходится терпеть, конечно…       — Набережную не так давно реконструировали. Теперь стала еще краше, — говорю в момент, когда мы добираемся и выходим на широкую, можно сказать, дорогу. Привычный для меня пейзаж легко очаровывает Женю — он подлетает к перилам и начинает воодушевленно пялиться на реку. И я пробую взглянуть на все чужими глазами вместе с ним… Может, тут и правда так красиво, что можно почувствовать себя лучше? Мои глаза скользят по глади огромной Волги, ловят вдали пейзажи с колесом обозрения и чашей центра семьи «Казан». Справа мост «Миллениум» пересекает реку, открывая путь на другую сторону города… и нам еще ебанись как далеко идти до места на Кремлевской набережной, украшенного всяким говном. Я, наверное, сегодня сдохну…       — Сто лет тут не был… уже забыл, как кремль выглядит, — он мечет на секунду взгляд влево и чуть назад, в сторону кремля, но не видит его из-за конструкции над головами. Неужели мы сейчас туда попремся? Мне так не хочется… этот город для меня слишком большой, а я не люблю пешие прогулки…       — Давай присядем здесь, что ли?       Аллилуйя, Женя словно читает мои мысли. Я согласно киваю, мы находим ближайшую лавочку и опускаемся на нее. Здесь еще довольно безлюдно, в отличие от того, что творится в гуще событий, на набережной, до который мы, надеюсь, не пойдем пешком. Сев, я кладу голову на спинку скамейки и смотрю в чистое небо с пушистыми облаками, похожими на вату. Женя, похоже, прослеживает мой взгляд:       — А небо ведь и здесь, и на той стороне Земли одинаково выглядит… правда, только днем. Ночью на Южном Полюсе люди видят другие созвездия, — он задумывается, опуская глаза. О чем такое прелестное лицо, интересно, может думать? Светловатые ресницы смотрят вниз следом за его взглядом. Гладкие волосы заправлены за ухо… Много ли ему внимания от девчонок доставалось в этом его Зеленодольске? Ох, наверняка… Жалко, жалко, что парни ему не интересны.       — Хочешь о звездах поговорить? — скептически бросаю я, выуживая из кармана пачку сигарет. Невольно отсаживаюсь немного от Жени, боясь провонять его табачным дымом… — Расскажи о себе лучшие что-нибудь. Есть у тебя девчонка? Какие увлечения у тебя? Мне ведь нужно знать, с кем я живу.       Вижу, как он тушуется от этих вопросов. Как будто нет и не было у него никогда девчонки, а из увлечений — шкафы чинить, да яйца жарить. Понимаю, как такие вопросы сбивают с толку, так что даю ему время как следует подумать перед тем, как заговорить.       — Девчонки у меня сейчас нет. Была — разошлись, когда пришло время выбирать, куда поступим. Сразу сказала, что расстояние — это не для нее. Так что… Я обычно дома люблю сидеть, смотреть что-нибудь, читаю иногда. В школе на секцию баскетбольную ходил.       — Неудивительно — с таким-то ростом. Два метра есть?       — Нет, немного не хватает до двух… — опять он сконфужен. Быстро понимаю, что тема роста ему не очень приятна. Комплексует, видимо. Пристально гляжу на него и понимаю, что прав — он сильно сутулится, аж локтями упирается в собственные бедра. Как дал бы по спине! Но духу мало, чтобы его трогать.       — Конечно, не хватает, если как крючок ходить. Выпрямись инде! — пытаюсь говорить чуть строже, чем обычно, и он нехотя вытягивается вверх. Мне удается посмотреть на его плоские грудь и живот, а после он тоже откидывается на спинку, позволяя мне разглядеть ребра, слегка выступающие даже под тканью футболки, — Ну вот, уже лучше. Я сам в школе, помню, на волейбол ходил, да нихуя все равно не получалось. Желания не было.       — Тебе, наверное, музыка была интереснее?       — А я в то время еще не играл толком. Да, струны дергать умел, но.. Только в шараге этой учась начал играть, как следует.       — А как так вообще получилось, что ты этим занялся? Из-за друзей?       — Ну да, наверное. Мы с Кальцем и Ермаком перезнакомились сперва… — глубоко затягиваюсь сигаретой, после выпуская с губ вверх дым, — Потом группу решили собрать. Варя к нам пришла чуть позже. Иногда выступаем теперь на всяких кавер-фестах местных. Предстоящий будет самым крупным за нашу… «карьеру». Своих песен у нас только пара штук — нет у нас пиздатых авторов.       — У вас кто поет? Ты? — вопрос его мне польстил, конечно. Видимо, он оценил мое пение, как достойное места вокалиста, но я только посмеялся в ответ на его вопрос, — …но кто тогда? Варя?       Опять смеюсь.       — У Варежки хоть и есть слух, себя она как будто не слышит. Да и голос у нее… сам знаешь. Кальц у нас поет, — мне даже немного больно произносить его имя вслух. Не понимаю свои чувства в этот момент — то ли соскучился так, то ли наоборот, еще сто лет не хочу его видеть… Украдкой гляжу на время в телефоне, а там 16:27. Че еще делать до восьми, даже не знаю… Женя не отвечает, молча смотрит на водную гладь и немного ежится от ветра, щекочущего шею.       — Щас вернемся домой, — не выдерживаю я, снова видя его пиздатую физиономию, — я тебя щелкну на зеркалку. Заставлю сменить аватарку, и эту твою фотку распечатаю и в рамку поставлю, отвечаю, — он вдруг начинает краснеть и смущаться, опять кукожится и прятаться от меня, — Жень, ну правда. Кот с тарелкой? Это же пиздец.       — Д-да иди ты, а, — снова я замечаю, что он начинает запинаться, когда смущен. Такой милашка. Кажется, будь даже у меня возможность его трахнуть, не стал бы — жаль совращать это нежное существо. Он и правда немного похож на Данила, но все же не такой слизняк, как тот. Уверен, у этого парня есть острые клыки, но он предпочитает их не показывать без надобности. Нравится он мне, конечно, но я немного боюсь с ним сближаться. Я вообще… стараюсь особо не дружить ни с кем слишком близко…       — Может, и тебе тогда новое фото сделать? Твое там уже с двадцатого года, — Женя ворчит и хмурит брови, что заставляет меня улыбнуться. Наверное, придется уступить, чтобы он согласился и почувствовал себя немного расслабленнее, так что я вздыхаю и медленно киваю. Он тут же довольно хмыкает, скрещивая руки на груди и неожиданно выпрямляется вновь, становясь выше меня на голову, — Ты мороженое не хочешь?       — А ты угощаешь, что ли?..       — Разок могу и угостить, в принципе.       — Нравится быть папиком? — снова пытаюсь вогнать его в краску, и это у меня выходит без труда. Он наклоняется вперед, пряча лицо волосами, но я все равно вижу сквозь них его смущенную улыбку. Какому мужчине не нравится чувствовать себя обеспеченным? Кальц тоже всегда ведется на мои провокации и слова о его важности, главное, произнести их правильно, — Раз так, то, может, и лимонадик мне купишь?.. Умираю от жажды…       Нарочно наклоняюсь еще ниже, чем он, и без стыда заглядываю в его лицо. Я улыбаюсь ему, чуть-чуть закусывая нижнюю губу изнутри, но так, чтобы он видел. Удастся ли мне попытка соблазнения? Сидя так, с опущенными головами и упертыми друг в друга взглядами, мне жутко хочется засосать его. Было бы здорово почувствовать привкус его сжатых от стеснения губ, облизнуть горячий язык, обильно смоченный слюной из-за подступающего возбуждения… блять, если продолжу так на него смотреть, у меня у самого встанет…       — Сам себе купишь лимонадик. С меня только мороженое, — Женя умело игнорирует мои сигналы, снова выпрямляется и начинает осматриваться. Вот блин… Его неприступность может свести меня с ума… но я только весело хмыкаю, отворачиваясь. Не стоит мне, наверное, в открытую к нему лезть. Раз уж он сказал, что ему это неинтересно, навряд ли у меня что-то получится. А вообще, хотелось бы иметь под рукой человека, с которым можно переспать в любой момент. Кальц не всегда ночует у меня, иногда вообще не выходит на связь по несколько дней. Вот уж кто точно может свести меня с ума…       Поев мороженого и непринужденно поболтав о состоянии новой набережной и не только, мы вернулись домой. По пути пришлось зайти в магаз, и мы купили там хлебушка, а я себе сигарет. К вечеру стало прохладно, так что мне после улицы даже не особо хотелось лезть в душ — и так было свежо. На часах уже было 19:42. Наверное, Кальц скоро приедет… Пока я ленился помыться, Женя поспешил скрыться в ванной где-то на полчаса. Я пил чай, сидя на кухне и глядя «Гравити Фолз» по Диснею, когда он, еще немного мокрый, вышел после душа. Никогда не могу оторваться от этого замечательного мультсериала, но Женя просто вынуждает…       Не знаю, сумел ли я скрыть свое любопытство, когда рассматривал обнаженную верхнюю часть его тела. Светлая, чистая кожа, обтягивающая еле заметные мышцы по всему телу… и, блять, розовые соски. Что со мной творит этот парень — словами не передать. Какая нежность — эти ареолы цвета сладкого персика. Наверняка они и на ощупь такие же мягкие, какие на вид. Большого усилия мне стоило отвернуться и посмотреть обратно в свою кружку с чаем. Женя, ничего не говоря, тоже стал заваривать себе чаек. Хорошо, что он не спрашивает разрешения на каждое свое действие, иначе я бы заебался все ему позволять.       Вскоре он садится рядом и тоже поднимает голову, чтобы посмотреть, что там показывают по телеку.       — О, помню, смотрел это когда-то. Такой грустный мультик…       — Ну, такое. Если бы я ездил на лето в деревню, то, может, понял бы, — кусаю печенье, запиваю чаем. Женя смотрит на меня с небольшим удивлением, — У меня все родственники здесь жили. Вернее, мамины здесь, а отцовские — в Чебоксарах. У них я только раз был вообще.       — Жаль… Меня каждое лето к бабке с дедом выкидывали в Ореховку. Класса до девятого, наверное. У меня практически все друзья там были — такие же приезжие на лето. Из города только Даня вот остался… — мне показалось, что ему грустно об этом говорить. Как же хорошо, что у меня нет друзей, о разлуке с которыми я бы жалел. Хоть с Ермаком перестанем общаться, хоть с Варей — насрать вообще. С ними хорошо, но и без них неплохо. Скорее всего, они обо мне думают так же.       — Будешь себе здесь новых друзей искать?       — Не знаю… Нарочно не буду искать, конечно. Никогда не приходилось… Все сами по себе появлялись, — повезло ему, однако. Ко мне бы кто сам по себе приходил… Все свое окружение мне пришлось как следует обработать, чтобы привлечь тех, кто был мне интересен. С Кальцем, если честно, я до сих пор не верю, что встречаюсь. Он был когда-то моей тайной фантазией, о воплощении которой в жизнь я лишь мечтал. А теперь он… мой, вроде как. Но и от этого понятия осталось одно слово, а по факту, он мне никогда не принадлежал…       — Юнь? — голос Жени отвлек меня от размышлений. Я перевожу взгляд на него и вижу, как его пальцы сжимают большую кружку, из которой Кальц любит пить. Нужно обязательно ее помыть перед тем, как он приедет и увидит, что ее кто-то брал. Обидится или разозлится, мало ли… — Ты мне обещал ту песню спеть. По тополиный пух…       — Так ты и так ее знаешь по-любому. «Тополиный пух, жара, июль…» — нарочно пою не то, что нужно, и он смеется. Его взгляд снова поднимается на мое лицо, и он терпеливо ждет, когда я соглашусь на то, что пообещал, — Сейчас, попьем и сыграю… Правда, что ли, так интересно? Или просто так пытаешься со мной подружиться?..       — Ты против?       Вопрос вводит меня в некоторый ступор. А против ли я? Кажется, что нет. Но что-то словно меня сдерживает… И я не хочу, чтобы Женя мог назвать меня своим другом, или я его. Может быть как раз из-за того, что я так похуистически отношусь ко всем своим друзьям?.. Мое долгое молчание заметно расстраивает Женю, я сразу обращаю на это внимание. Одним глотком я допиваю чай и звучно ставлю пустую кружку на стол:       — Ладно, идем уже.       Я сел на кровать Юни, старательно придерживая полотенце на поясе рукой. Он, наверное, думал, что я не увижу, как он на меня таращится. И что за долгие молчания стали появляться в его речи? Будто он не хочет подпускать меня слишком близко к себе. Но почему? Боится, что сделаю ему больно?.. Юня меня отвлек, дернув несколько струн. Сам он сидел в кресле у компа, настраиваясь на игру на инструменте. Он так интересно выглядел, когда сосредотачивался…       Гитара зазвучала как-то по-другому, в отличии от того, что было днем. Совсем другой звук, да и Юня играл так нежно, не отрывая глаз от собственных рук. Теперь я мог увидеть, как выглядит его лицо, когда он занят любимым делом. Мелодия на вид была несложной, и он снова начал петь те же строчки. С музыкой у него получалось складнее, и голос стал немного нежнее. А песня оказалась довольно трогательной…       — Я знал — все так произойдет, но не знал, что так рано… — лицо Юни вмиг поморщилось, брови свелись к переносице. Мне даже показалось, что он вот-вот заплачет, но нет — нужно было петь дальше, и он уверенно продолжил… Под окончание мелодии я уже лежал на животе, протягиваясь через кровать к нему, и со странным удовольствием наблюдал за его пальчиками.       Когда он закончил, то выглядел всерьез опечаленным. Может быть, эта песня вызывает в нем какие-то воспоминания, и я зря попросил петь ее? Но ему понадобилось секунд десять, чтобы немного прийти в себя и взглянуть на меня в ожидании. Я понял, что ему нужные овации… но все, что я смог — это похлопать в ладоши несколько раз и продолжить молча смотреть. Он усмехнулся, но я не понял, отчего…       — Прислать, что ли?       — Присылай.       И мой плейлист вновь пополнился, теперь песней «ГАФТ — в пухе тополином». Много ли еще я годных песенок у него наберусь, пока буду тут жить? Ведь уже через несколько секунд после он включил музыку на компе через колонки, и тут же немного хитро на меня посмотрел:       — Ну что, пришло время для фотосессии, — неожиданно заявил Юня, напоминая мне наш разговор на набережной. Ну конечно, он бы не забыл о таком, — Может, сфоткать тебя прямо так? Фигура у тебя неплохая, любители найдутся.       — Нет-нет, давай без обнаженки…       Юня переместился к шкафу, как я изначально подумал, за фотиком, но вместо этого он начал доставать оттуда какую-то одежду и кидать в мою сторону. Его некоторое расстройство сменилось беззаботностью — он основательно отвлекся, копошась в шкафу. Я пока мог только наблюдать за ним, а вернее за тем, как в его голове происходит какой-то творческий процесс, ведь он суматошно перебирал одни и те же вещи по несколько раз, смотрел то на белую рубашку, то на черную… пока взгляд его не упал на черную водолазку.       — Ну-ка, надень, — он кинул ее в меня. Пришлось слушаться… Ткань скользнула по моим еще немного влажным волосам, я выправил их из горловины и поправил ее на груди. Рукав ¾… Ощущается неплохо, но немного жмет везде. Явно не мой размер. Юня смотрит на меня с прищуром, лезет в следующую полку с вещами. В меня прилетает такой же черный пиджак, — А вот это не надевай пока, просто держи.       — А можно мне уже штаны какие-нибудь? — мои бедра до сих пор были прикрыты только полотенцем, и становилось как-то неловко. Юня цокнул и кинул мне какие-то спортивные шорты.       — Низ все равно не будет видно, — он встал и переместился к трюмо, чтобы выгрести из его ящичка какую-то блестящую кучу железок. Когда он подошел и положил это все на кровать, я уже был в водолазке и красных шортах, а железки оказались различными украшениями. Он примерял их на меня, прикладывая цепочки к шее, а браслеты — к рукам. Любит же он блестяшки, оказывается… Через пару минут он застегнул на моей шее тонкую цепь с небольшим крестиком, похожим на католический — прямые линии, никаких деталей.       — Вот, теперь лучше. Водолазки тебе к лицу, кстати, — сказал он, после чего показал мне в сторону своего трюмо, — айда, сядь туда. Попробуем побаловаться с зеркалом. Причешись заодно.       Юня командовал, как будто делал такие фото раньше уже раз сто. Я уселся за трюмо, все-таки пока надевая пиджак на плечи, не продевая рукавов. Он перетащил свои безделушки обратно и осторожно разложил по столику, видимо, для антуража. А я тем временем его расческой приглаживал свои волосы, которые, только-только подсохнув, еще были совсем прямыми. Юня включил подсветку на зеркале, из-за чего я смог хорошо разглядеть свое лицо. Неужели я и правда занимаюсь тем, чем занимаюсь? Не помню, чтобы меня хоть раз так пытались сфоткать… Даже моя бывшая так не заморачивалась, просто делая со мной селфи время от времени… на память.       — Ну загляденье, — Юня вернулся ко мне с фотоаппаратом и смотрел на меня через объектив. Он, еще стоя за спиной, успел сделать несколько фотографий, и я даже не сразу понял, что он уже щелкает, — Жень, твое молчание меня пугает. Хоть что-нибудь скажи уж…       — Я боюсь, если скажу, то сразу испорчу о себе впечатление.       — Говори, что хочешь. Я же не видео записываю.       Юня крутился рядом со мной, выхватывая различные кадры. Он просил меня сесть так и эдак, посмотреть на себя через зеркало или на него, а потом велел вообще отвернуться от собственного отражения:       — Упрись локтем в столик, и подопри голову рукой. Только не вот так скованно, как сейчас, а… ну, вальяжно. И пальцы не сжимай, расслабь инде. И смотри так, будто тебе на все насрать. Нет, не так, как будто я тебя тут мучаю и ты поскорее хочешь уйти!.. А как будто тебе похер, фоткаю я или нет…       — Я плохой актер, Юнь.       — Им и останешься, если не попробуешь.       Я цокнул и немного надулся, и Юня, конечно же, воспользоваться моментом и сфоткал. Он тут же начал смеяться, говоря, какое у меня забавное лицо, а я попытался сделать вид, что мне все равно на его замечание. И тогда он щелкнул снова, тут же отводя камеру в сторону и улыбаясь мне в лицо:       — Ну вот, это то, что я как раз хотел увидеть.       Он повернул фотик ко мне, и я взглянул на себя на фотографии. И, если честно, я себя не сразу узнал — отрешенное лицо и взгляд куда-то, будто бы пустой. Кончики пальцев едва трогают ухо и волосы, распахнутый пиджак позволяет увидеть все изгибы моей фигуры, обтянутой черной тканью, и слегка подсвеченной со спины с помощью диодной ленты. Украшения Юни, слегка замутненные из-за фокуса, поблескивают размазанными пятнами и при этом совершенно не отвлекают на себя внимание. У него, определенно, есть какой-то вкус в фотографии…       — Нравится?       — …это не лучше, чем кот в тарелко-шляпе.       Юня тихо хмыкнул, одновременно с этим снимая пиджак с моих плеч. Хочет пофоткать еще?.. Объектив снова посмотрел на меня, а я даже не знал, как сесть. Благо, он сам меня направлял. Мы занимались какой-то странной ерундой, пока где-то в другом углу комнаты тихо играла музыка… Я уже почти лежал спиной на этом трюмо и чувствовал себя, будто немного пьяный — не знаю, что со мной было, но я начал ощущать себя в этот момент как-то иначе, не так, как своей жизни обычно. Щелчки затвора фотоаппарата смешивались с неожиданно показавшейся мне нежной мелодией, текущей из колонок. Творилась какая-то магия…       — Ты тоже это чувствуешь, Жень?.. — я распахнул глаза, и мы посмотрели с Юней друг на друга, замерев. Неужели он говорит об этом моем ощущении, сосущем под ложечкой?.. — …как будто Земля остановилась, и вся жизнь на ней тоже.       Его слегка растерянный взгляд искал в моем лице поддержки. Я увидел, как за его спиной в щель меж двух плотных штор врывается тонкая линия света, теплого, желтого и усилившего мои ощущения, от которых все кишки уже в узел скручивались. Закат…       — Я чувствую, будто сейчас — четыре часа утра, рассвет, а мы с тобой уснули в лодке на реке и проснулись от того, что солнце в глаза засветило.       — Блять… — его заулыбавшееся лицо отвернулось, и он тут же подскочил к окну, чтобы раздвинуть шторки. Лучи заката смотрелись потрясно, ложась полосами по его уютной комнате. И он подошел обратно, чтобы щелкнуть меня еще несколько раз, — …я бы в этой атмосфере с тобой устроил эротическую фотосессию, но правда такую, чтобы никакой пошлости. Ты такой… хуй знает, вайбовый, что ли.       — Что это, по-твоему, значит?       — Ну, приятный… Теплый какой-то, — говоря со мной, он не переставал фотографировать, — Хочется с тобой по вечерам на кухне молча чай пить, масло на бутеры для тебя мазать. Смотреть, как ты чем-то занят, не только потому, что руки красивые… а просто. Уютно с тобой, даже когда ты у себя там в зале, а я тут. Ты как кот.       Сравнение забавное, но все, что он описал, можно было, в принципе, делать и с котом. Наверное, ему не хватало спокойствия в жизни, которого у меня было навалом, и он пытался отщипнуть у меня его кусочек. Странно… я почувствовал, что улыбаюсь, глядя сквозь него, и тогда он, наконец, опустил фотоаппарат:       — Думаю, хватит. С закатом красивые фотки получились… — он опять начал мне показывать меня же. Красиво, и правда. И у меня на лице сменилось несколько эмоций, пока мы болтали. Больше всего мне понравилось фото, где я еле заметно улыбался, освещенный этими ласковыми полосящимися лучами.       — Юнь, ты не мог бы сам выбрать из этого, что мне на аву поставить?       Я еще помнил, что он обещал тоже сделать новое фото для своей страницы, но решил не напоминать. Я как будто испугался этого в тот момент — чувствовал, что если останусь с ним вот так наедине еще немного, то может случиться что-то, что... не знаю. Просто побоялся...       После этого странного часа мы вышли из комнаты, как ни в чем не бывало. Я не ощущал больше ничего похожего на то, что было в его спальне, да и Юня выглядел совершенно нормально и необычных вещей больше не говорил. У себя он сделал музыку погромче, оставшись один, и в зале от нее я спасся только тем, что закрыл дверь. Как раз нужно было переодеться в свою одежду… Натягивая футболку, я услышал, что кто-то звонит в дверь. У меня, отчего-то, не было сомнений, что это пришел Костя. Но я, конечно же, не вышел, чтобы убедиться в этом…       Музыка стала чуть тише. Я отчетливо услышал какую-то возню в коридоре, а потом глубокий голос Константина:       — Ты один?       Но разобрать, что ответил Юня, я не смог. Он говорил тише, так что в закрытую дверь не слыхать. Ладно, пусть милуются себе наедине, не буду их зря беспокоить. Я сидел на полу за низким столиком перед теликом, поставив на него свой ноут, и копошился на сайте своего вуза. Думал, может, найду состав своей группы — хотя бы посмотрю, сколько будет в ней человек. А еще лучше — сколько девушек. На поиск этой информации ушло лишь несколько минут, и я обнаружил, что из 28-ми человек всего лишь 7 женского пола.       В этом же списке я мог посмотреть, сколько баллов набрал на вступительных, и сравнил их с остальными. Получился уверенный среднячок. Ну, большего мне и не надо. Так у меня всегда было по жизни — я болтался в середине, не привлекая особенного внимания. На отличников всегда смотрели, как на пример, а на двоечников просили не равняться и тоже запомнить в лицо. Так что все взгляды проходили мимо меня… Не представляю даже, чем так привлек свою бывшую девушку — первую и единственную на данный момент. Мне часто казалось, что все ведутся на мое лицо, а когда сближаются, им становится неинтересно…       Но даже с этими мыслями я сменил главное фото профиля ВК на то, что Юня мне прислал. Его выбор пал все-таки на ту, где я был холодным и строгим. Прислал следом сообщение с текстом «всем нравятся плохие мальчики» и прикрепил песню «LAAV — Кома»… и сразу же я ее включил. Это была та песня, что играла у Юни, пока он меня фотографировал и мы ловили необычные предсумеречное настроение в его залитой светом заката спальне…       — Здорова, Жень, — опять слышу голос Кальца и пугаюсь. Оказывается, дверь открыта, и он вошел в зал, а Юня плелся за ним следом с недовольным лицом:       — Не надо врываться к человеку без предупреждения! — отчитал он Костю, и они прошли прямо на балкон. Юня чуть виновато посмотрел на меня через окно, и тут же закрыл балконную дверь. Надеюсь, это ради того, чтобы в комнату не залетал сигаретный дым. Я даже понять ничего толком не успел, как они пронеслись. Как хорошо, что я сидел лицом в сторону окна, и мог посмотреть на них. Особенно меня интересовал Костя — он без особой причины вызывал у меня тревогу, и мне хотелось понять, все ли в порядке, и стоит ли мне переживать.       — Ты весь день с ним был, что ли? — голос Кальца трудно не расслышать даже через закрытые двери. Но и то, что отвечает Юня, я услышал, а после понял, почему — окно из комнаты на балкон осталось открыто на микропроветривание:       — Ну, допустим.       — Ты, типа, решил у себя дома игрушку поселить?       — Успокойся, — Юня выглядел мрачно, устало, говоря с ним, — У него на парней не встает.       — А, ты уже проверил? — в пальцах Кости тлела сигарета, и я проследил за тем, как она медленно приблизилась к губам Юниона. Тот с удовольствием обхватил ими фильтр и затянулся, — Интересно, как? Щеголял перед ним полуголый? Говорил, какие у него красивые руки?..       Я, даже сидя через, можно сказать, стену, мог почувствовать странную химию между ними. Я смотрел украдкой, как жадно Кальц разглядывает лицо напротив, медленно выпускающее дым из легких в сторону его рта. Они там стоят, дышат одним воздухом, пока я тут пытаюсь не задохнуться, сам не понимая, от чего… И откуда он знает про руки? У Юни на них особенный фетиш?..       — Кстати о руках, — Юня довольно резво отстранился, прикуривая свою собственную сигарету, — Женя починил ебучий ящик, до которого твои руки не доходили полгода. Что можешь сказать в свое оправдание?..       — …например, то, что я срать хотел на этот твой ящик?       — А ничего, что ты сам его и сломал, долбоеб ты?! — Юня вдруг стал громче, отошел от Кости на два шага. Они смотрели друг на друга в напряжении, и, видимо, забыли о том, что неподалеку есть я. А я постарался затихнуть и стать невидимым, чтобы не помешать им… — Из-за своей тупой и… беспочвенной ревности.       — Я бы не психанул, если бы она и правда была беспочвенной. Мы уже это обсуждали… Держи себя в руках, и такого больше не повторится, — Кальц отвернулся и стал курить в открытое окно на улицу. Юня долго смотрел на него со злостью, от которой у него челюсть ходуном ходила, и Костя, заметив это, пожал плечом, — Что? Мы договаривались только о том, что можем ебаться, с кем хочется, а не влюбляться. То, что тебе стал симпатичен Тимур, было очевидно. Мне это не понравилось. Я думал, мы закрыли эту тему еще зимой…       — Ну ты и закрыл, когда этим ящиком чуть мне не въебал. Я что должен был, по-твоему, лезть на рожон? Чтобы ты мне всю кухню разнес, что ли?       — Хорошо, что ты у меня — молодец, и понимаешь, как себя вести, когда я злюсь… — Кальц холодно смотрит на беспомощного Юню, которому нечего возразить. Попахивает каким-то абъюзом… — Не лезь мне под руку, и все будет окей. Ладно? Будь умницей, достань из моего рюкзака пиво. И Жене предложи, а то че он будет сидеть, как неродной…       Юня громко цокнул. Я и не ожидал, что он больше ничего не скажет. Думал, наоборот, начнет распаляться и пытаться достучаться до разума Кости, чтобы он не разговаривал с ним так больше. Разве это было нормой — хвалить человека, как дрессированную собаку? Юня, к счастью, и правда не был готов так сразу прогибаться и, сжав сигарету в зубах, скрестил руки на груди и все же заговорил:       — А разве это не ты должен держать себя в руках, когда злишься? Почему я обязан терпеть на себе твой гнев и бояться сказать хоть слово?!       — Ну ты же знаешь, малыш… — Костя произнес это таким ласковым голосом, что у Юни мгновенно глаза засияли странной влагой, выступившей на них за секунду. Он слово растрогался после такого обращения к себе… Но свободная ладонь Кальца дотянулась до груди ставшего маленьким Юни и скользнула по ней. Я отчетливо разглядел, как пальцы синеволосого задели сосок и надавили на него сквозь одежду с двух сторон, цепляясь за кругляши пирсинга, — Тебе не придется ничего терпеть, если будешь хорошим мальчиком. Ты же любишь меня, правда?.. Главное, не трогай меня какое-то время после ссор. Мне всегда просто нужно немного отойти, а то… могу наговорить глупостей.       Юня выдохнул через открытый рот, опустив голову. Пальцы Кости все еще ласкали его теперь отвердевший сосочек через ткань футболки, и я не мог оторвать глаз от выпирающего острого бугорочка, нежной вишенки, спрятанной под одежду, но коричневатого цвета, которую уже раньше видел. Да и то, как Юня начал краснеть, заставило меня тяжело сглотнуть и опустить глаза в экран ноутбука. Там, за стеклом, меня ждало еще одно зрелище, но я уже не мог пялиться… Только несколько раз я метнул взгляд в сторону них, когда они развязно целовались. Господи боже… И почему мне так хотелось смотреть на это? Поцелуев между парнями вживую я еще никогда не видел. Блять… мне показалось, что это очень даже горячо…       — Женя, пиво будешь? — после того, как балконная дверь открылась, краснощекий Юня заглянул ко мне. Пиво… Я не мог дать однозначный ответ на его вопрос:       — Да знаешь, я как-то… не люблю выпивать, если честно…       — Ой, да ладно, — Костя тоже вмешался, — Юнечка, тащи все сюда. Ты ведь не против, если мы тут телек посмотрим? — я безразлично мотнул головой, — Вот и хорошо. Неужели ты даже пивас не пьешь? Что ты там в своем Зеленодольске делал, как вообще развлекался, если не пил?       Я понимал, что вопрос не требует ответа. Через пару секунд Кальц уже сидел на диване, как-то даже по-хозяйски развалившись, а Юня притащил его рюкзак и начал выставлять пивные банки на столик, за которым я сидел. Я и правда не большой любитель выпить, мне не нравится это состояние, когда разум затуманен, и я не понимаю, как от этого кому-то может быть весело… Но, блин, и отказываться как-то неудобно. Соглашусь на баночку, думаю, будет достаточно.       — Отъебись от него, а. Парень только школу закончил, у него все еще впереди, — Юня опять попытался меня прикрыть. Наши с ним взгляды пересеклись ненадолго, и я лишь криво улыбнулся в знак благодарности, — И если ты, Кальц, начал бухать в пятнадцать, это не значит, что все такие же, как ты.       — Не умничай, — Костя притянул Юню за пояс домашних шортиков и заставил сесть на диван рядом с собой. Меня мое место за столом вполне устраивало, но ноут пришлось выключить… и пока я это делал, то смог пронаблюдать за тем, как Юня складывает ножки на коленях своего парня и прижимается спиной к подушкам на диване. Рука Кальца тут же легла на чужое колено, мягко сжала и погладила, и мне пришлось отвернуться в экран телевизора, чтобы не пялиться…