Во всех вариантах вселенных

До последнего года Джон Доггетт никогда не пересекался с отделом «секретных материалов». Он знал, что такой существует в Бюро. Знал также, что в нём сидят всего два человека — мужчина и женщина, Малдер и Скалли. Знал, что Бюро очень скептически относится к их работе, но отдел существовал с начала девяностых, а, значит, какая-то работа там всё-таки шла… Его не особо интересовали все эти вещи: он был отличным поисковиком с хорошей репутацией. ФБР было его последним пристанищем перед пенсией, как он планировал, и, будучи отличным исполнителем, Джон Доггетт хорошо шел по этой лестнице вверх. Он был уже немолод, достаточно потрепан жизнью и искренне считал, что видел если не всё, то довольно многое. Но когда новоиспеченный заместитель директора Кёрш выбрал его для руководства поисковой операцией, он и не подозревал, куда вляпался. Насколько действительно глубока эта кроличья нора… Его первое впечатление о Скалли было — «она такая хрупкая»… Её хотелось защищать, ограждать от ужасов их работы, и Джон искренне недоумевал, что такая женщина, как она, делает в Бюро. Он читал в документах, что она — врач по образованию. Так и шла бы в больницу, спасала жизни… но нет. Эта маленькая рыжеволосая женщина взвивалась фурией, когда Джон, пытаясь прощупать её, невольно касался отчетливо болезненных тем. Она и помощник директора Скиннер явно обладали намного большим количеством информации, чем говорили, и это недоверие навряд ли могло хоть как-то помочь им всем в поисках Малдера. Джона искренне раздражала её безбашенность. Что, некто, способный менять внешность? Инопланетянин?! И какого черта она вообще оказалась ночью посреди аризонской пустыни с одним лишь фонариком, причем так взвилась на него, словно он оторвал её от чего-то исключительно важного?! Они сталкивались лбами, и для Скалли были совершенно очевидны её поступки, но Джон… Для него логики в её действиях не было никакой, и это сбивало с толку, потому что помощник директора шел за ней подобно верному другу, поддерживая все её безумные инициативы. А она злилась, когда он задавал ей вполне резонные вопросы про Малдера. Злилась, и в её голубых глазах стояло непонимание на пару со слезами. Вряд ли эти эмоции относились непосредственно к Джону, но вопросов они поднимали всё больше. Как и то, что же на самом деле произошло в Аризоне. Кого он видел рядом с мальчиком Гибсоном Прайсом, если не Малдера? И как этот «кто-то» с лицом Малдера мог выжить после падения с отвесной скалы сотни футов вышиной? Что случилось со Скиннером и что за странная зеленая жижа в итоге прожгла насквозь подошву его ботинка? Почему тренированного агента, готового к любой стрессовой ситуации, насколько выхлестнуло то, что случилось в больнице, что она просто разрыдалась на полу палаты? Но что больше всего вызвало вопросов и в итоге привело решение агента Доггетта к краю: это недовольный тон заместителя директора Кёрша, который требовал однозначных ответов на совершенно неоднозначные вопросы. У Джона их не было. Агент Скалли и помощник директора Скиннер не торопилась раскрывать карты, а судьба Малдера так и осталась неизвестной. Доггетту казалось, что он застрял между молотом и наковальней в какой-то совершенно непостижимой борьбе, но кто был против кого и почему, — загадка. Очередная в огромной их веренице. И Доггетт догадывался, что ответы наверняка скрыты где-то в папках «секретных материалов». А поэтому его перевод в этот отдел был лишь делом времени. О, если бы он только знал. За следующие месяцы он проклял себя тысячу раз за то, что оказался впутан во всё это. Каждое из дел, спрятанных в подвальном кабинете, могло претендовать на бестселлер на полке с научной фантастикой и мифологией. Монстры, генетические мутанты, инопланетяне. Заговоры и странные природные явления. Но одно дело — видеть всё это на бумаге, а другое… И то, с каким достоинством агент Скалли встречалась со всей этой чертовщиной, как она пыталась найти всему разумное объяснение и при этом выдвигала совершенно непостижимые теории, как она бесстрашно держалась и выступала против них… это очаровало Доггетта. В какой-то момент он даже подумал, что понял, почему помощник директора так преданно идет за ней. И… Малдер шел также?.. Какие отношения их связывали? Она скучала по нему. Часто вспоминала в разговоре, и тогда выражение её лица неуловимо менялось. Что-то особенное было в том, как она произносила его имя — мягко, обволакивая в звук каждую букву его необычной фамилии. Общаясь со своими друзьями на верхних этажах, Джон поймал себя на том, что стал намного чаще прислушиваться к слухам, которые ходят в коридорах. Стал искать ответы хотя бы более-менее понятные ему вопросы — о человеческих отношениях… Слухи были разные, но когда подходил к концу четвертый месяц его работы в «секретных материалах», ответ он нашел сам. Вернее, они таки нашли Малдера. Эти дни были для Скалли пыткой, и Джон видел всё, что было у неё внутри. Он очень хорошо понимал её чувства, этот сцепленный комок, в котором невозможно было разобрать что-то конкретное. Ему было больно видеть её такой, больно понимать, что она просто умирает внутри… и бросается вперед самой первой, стоило только маленькой надежде забрезжить на горизонте. «…Я просила вас говорить мне правду. У вас есть запись с этим человеком?..» …Он хорошо помнил, как она стремглав мчалась к найденному телу. Ничего не видела, кроме него. Ничего не слышала. Рвалась из рук со всех сил. Бросилась на колени, не веря собственным глазам. И умчалась в темноту и туман за «помощью», как она искренне верила. Это были чувства человека за кого-то столь родного и близкого, что сомнений не оставалось. Она любила его. Любила так, что Джон искренне переживал за её душевное состояние. И тогда его собственные чувства к ней поднялись такой удушающей волной, что агент Доггетт на мгновение, — на одно-единственное мгновение, за которое потом долгое время корил себя, — почувствовал облегчение от того, что Малдер был мертв. Она сможет… нет, не пережить это, но, может, отпустить. Оставить в прошлом. Он поддержит её. Поможет. У них есть работа, есть их вопросы, требующие ответов… И, как потом оказалось, ещё одна причина, чтобы не последовать за ним в могилу. Агент Скалли была беременна. С учетом того, что он прочитал в её деле, это казалось частью общей головоломки, скрытой в «секретных материалах», но Джон мало верил во все эти истории про пришельцев. Куда больше ему верилось в то, что он видел на её лице. В этих прозрачных голубых глазах, направленных на черный камень с высеченными на нём именами незнакомых Доггетту, но дорогих для Скалли людей. Возможно, это и было Той Большой Тайной, которую хранили агент Скалли и посвященный в их дела помощник директора Скиннер. Что Малдер и Скалли состояли в неуставных отношениях. Что она была беременна его ребенком. И что, стоя холодным октябрьским днем на кладбище в Роули, она хоронила любимого человека и отца своего дитя. В это Доггетту охотно верилось — хоть и с болью в сердце. Она нравилась ему, эта маленькая храбрая женщина. Он понимал, что влюблен в неё… и осознавал, что не хотел бы повторять ошибки Малдера. Сохранить для неё её дорогой мир — его отдел, — на это он был согласен. Даже наперекор давлению со стороны заместителя директора Кёрша, который всеми силами хотел закрыть «секретные материалы». Дать ей защиту, пока она в ней нуждается — тоже. Защитить её ребенка — конечно, сто раз да. А дальше… а дальше пусть будет как будет. Он по себе понимал, насколько на самом деле лживы слова «время лечит», если ты теряешь действительно кого-то настоль дорогого себе. И насколько абсурдным казалось решение помощника директора Скиннера. Выкопать Малдера? Потому что он, предположительно, жив?! Каким вообще образом этот человек, пролежавший в земле три месяца после своей смерти, мог оказаться живым?! Это было бредом. Причем довольно опасным бредом. Но Доггетта никто не слушал. Его воззвания к разуму, казалось, тонули без единого принятия. А потом снова начались события, в которых агент Доггетт ни черта не понимал. Переродившийся Билли Майлз… вакцина от какого-то инопланетного вируса… человек по имени Крайчек, обладающий секретными сведениями… Джон чувствовал, что его утягивают в настоящую трясину. И он не был уверен, что готов к ней. Не был уверен в том, что действительно хочет осознать, что Малдер может оказаться жив… Но так и произошло. И то, что он увидел в больничной палате… то, как трепетно Скалли прижалась к его груди… то, что он увидел в её глазах… Он не победит. Это — никогда. Агент Джон Доггетт не был святым. На самом деле, не был настолько, что воскресший из мертвых агент Малдер совершенно искренне ему не нравился. Он был несущим бред параноиком. Очень эрудированным параноиком, который мог бы выстроить блестящую карьеру, но предпочел спустить всё это в унитаз. Параноиком, который плевал на всё, что его окружало. Плевал на собственную безопасность. Плевал на чувства Скалли, переживавшую за него. Он умудрялся втискиваться в передряги, в которые в здравом уме никто не полезет. Джону казалось, что Малдер — подросток, пересмотревший СтарТрек, в теле сорокалетнего мужчины: язвительный, ерепенистый, крайне неприятный тип, не признающий субординацию и правила. Но по какой-то непостижимой причине она шла за ним… смотрела на него так, будто он был центром её вселенной… позволяла ему совершать все его безумства, потому что верила — в него, ему… а он стоял на её страже, как верный пес, не подпуская никого ближе своего укуса. Подчеркнуто говорил «твой ребенок», но когда информация стала слишком размытой, когда в глазах Скалли появился страх, когда ребенку начала угрожать опасность, Малдер пустил все свои силы для того, чтобы защитить их обоих. Они были связаны своими странными узами так крепко, так проросли друг в друга, что, казалось, могли читать мысли друг друга. Говорить одними лишь понятными им взглядами. Никогда раньше Доггетт не встречал в своей жизни настолько неправильной в своей созависимости связи. Но они действительно были теми самыми противоположными половинками единого целого. А что же он?.. А он оставался просто славным парнем, который отходит на второй план под звуки абсурдного (и явно не первого) спора из больничной палаты агента Харрисон.