Крёстный отец

Прижатое к стене тело не сопротивляется – простой закон физики, которым Арсений активно пользуется, чтобы растягивать страдания умирающего от удушья Эдика. Шёл себе пацанчик, шёл, пинал хуи и камушки на тротуаре, потом вдруг бац и какой-то дядька в чёрном пригвоздил за горло к стенке.

* * *

— Эй, парень, дело есть, — проходя мимо, будто бы невзначай шепнул Арсений, дернул Выграновского за рукав в направлении закаулка и свернул туда. Гвоздь в вечном поиске приключений последовал за ним. Глупый наивный дурачина. Попов заманил его каким-то ощущением неотложности беседы. Может, ему предложат работу, за которую хорошо заплатят. Эд бы не побрезговал и наркоту поразносить по точкам. Знай здоровайся, в кармашек клади, деньги бери и убегай скорее. Только Арсений таких не любит. Мелкие идиоты, которые ищут лёгких денег, которые думают, что всё дастся легко, которые считают, что жизнь – сказка, умирают быстро, но этого Арс хотел прикончить не за тем. Выграновский мешает ему работать спокойно, приставая к Антону, с которым Арсений теперь живёт, поэтому самым эффективным методом всегда была и будет скоропостижная смерть недоброжелателя. Эд обхватил руки Попова, вцепился в запястья и постарался развести в стороны, но ни в одном сухожилии Арса не было даже намёка на ослабевание хватки. — Пусти, пусти!.. — хрипит Выграновский, бессильно дрыгая ногами. — Слушай меня внимательно и запоминай, — прогремел Арсений около его уха, — с сегодняшнего дня ты – либо пай-мальчик, либо труп. Я не собираюсь называть имён, но если ты ещё раз позволишь себе хоть пальцем тронуть моего подопечного, я печень твою вырву и тебе же скормлю, пока ты в конвульсиях будешь биться. Гвоздь замер уже на грани сознания и кивнул. К глазам прилила кровь, белки порозовели, как и всё лицо. Почему Арсений не сказал от кого он? Как минимум, это общественно полезное дело: Эд, в опасении за собственную шкуру, должен прекратить этот регулярный сериал не только в отношении Шастуна, но и всех остальных, кого задирал. Да, Попов не Робин Гуд, но при возможности можно и другим жизнь облегчить. А ещё помолчать, чтобы не переводить на Антона стрелки. Арсений разжал пальцы и почти задохнувшийся Эдик рухнул в лужу. — Addio, verme, — мужчина вытер руку о носовой платок и швырнул его на асфальт, выражая отвращение. Выграновский хрипел и потирал горло, глядя, как покачиваются полы пальто уходящего незнакомца. Он пугал до мурашек по спине. В который раз Эд убедился, что его жажда приключений не доводит до добра.

* * *

Арсений снова заехал туда, где его не ждали. Ему, с повышением статуса, все реже приходилось заниматься подобным, но особо крупные вопросы он брал на себя, чтобы не растерять форму. Безоговорочной власти не бывает. Кто-то обязательно поднимает кипиш и ищет смерти в глазах-Байкалах, замёрзающих и покрывающихся глубокими, как наносимые Поповым раны, трещинами за секунды. У Арсения необъяснимая любовь к холодному оружию. Хоть огнестрел значительно эффективнее, иногда хочется разгуляться и вспороть кому-то грудь, выпуская фонтан крови и буквально вынимая лёгкие. Такое шоу запоминается надолго и неплохо утихомиривает тех, у кого хватает глупости поднимать восстания. Их и без того мало, но Арсений регулярно сокращает популяцию в разы, не жалея ни женщин, ни детей, примкнувших к бунтующим. Жестоко. Жестоко, но справедливо. Каждому даётся один шанс, и каждому даётся выбор под кем ходить. Попов никогда не откажет в защите, никогда не бросит умирать в одиночку, никогда не даст истечь кровью или захлебнуться чужой ложью, если тот, кто просит о помощи не предавал его и то, что он возвёл. В головах стояли несколько человек, пока не началась анархия, где остались двое беспристрастных кровопийц: тот портовый хач – Серёга Матвиенко, и, до сих пор важная шишка – Арсений. Когда-то Матвиенко был таким же, как он. Дурным, молодым, с кипящей в жилах кровью, решающим политические дела на раз-два, всегда за резню и мясо, он был ровно до момента, пока подпольно не поднялась конкуренция. Люди, когда-то стоявшие за их плечами, обложившись обещаниями другой стороны о лучшей жизни, направили на них пушки, как когда-то Брут на императора – исподтишка. Те двое, для которых сердце было не только насосом, разгоняющим кровь, погибли, надеясь на лучшее. И Павел, и Ляйсан до последнего верили: те, кто вернулись – с ними. Матвиенко, рьяный и шебутной, никогда не чуравшийся крови, вдруг сдал после смерти товарищей и ушёл на мель – в порты, где перестрелки – редкость, а поножовщина равноценна историческому событию. Так спокойнее. Тут никому из тех, кто тебе дорог, не выпустят кишки, потому что дорогих нет. Арсений остался один и пока неплохо справлялся с надеждой, возложенной им на его собственные плечи.

* * *

— Шастун, ты жив? Щелчок в замочной скважине заставил вздрогнуть только задремавшего мальчишку. — Не сдох пока, — он шатнулся, встал на ватных ногах и побрёл к коридору, чтобы встретить Арсения. Он думал, что происходит с ним, его чувствами и его мыслями, но ничего не понял. Наверное, юношеская глупость, секундное увлечение. Попов скинул пальто на пол, там же, у порога, оставил перепачканную кровью обувь. Антон с удивлением оглядел его: весь в крови, взъерошенный, совсем не похожий на себя, такого идеального и пижонистого, но с каким-то даже умиротворённым лицом. Арсений прошёл в ванную, не закрывая двери. Он ждал вопросов. Шастун сглотнул. — Ты не ранен? Арсений ждал не этого. — Нет, — стягивая с себя рубашку, Попов оглядел своё тело. Он предполагал какое-то удивлённное «ты весь в крови! Где ты был? Какого хуя?», но всяко не вопрос об общем состоянии. У мальчишки, зависшего в дверях, округлились глаза. Исполосованные белёсыми шрамами плечи и спина вызвали и восхищение, и страх. Шрамы были старыми. Рубашка держалась на пояснице и левом плече на запёкшейся крови. — Охуеть, — ахнул Антон, плечом привалившись к косяку. — Рабочие нюансы, — хмыкнул Арс и, зачерпнув в ладони воду, брызнул на лицо. У Шастуна, кажется, вот вот должна была выпасть челюсть. — Так и будешь глазеть? — Попов взялся за бляшку на ремне. — Есть возражения? — Антон замешкался, но все же ответил. — Тебе же противно все это, неприятно. Шёл бы спать, пока не блеванул. Мальчишка вздохнул и поправил чёлку, опустил голову. — До конца дней вспоминать будешь? — ему, наверное, даже обидно теперь как-то. Он безнадёжно испортил только вставшие в уверенное, прямое русло отношения из вредности. — Твоих или моих? — ремень уже вытащен из дужиков, и Арсений сложил его пополам, изображая того самого типа из порно в стиле гачимучи. Шаст проглотил ком в горле. Этот мужик выглядит сексуально, пытаясь быть мемом. Сука. Антон, очнись. — Не знаю. Кто первый кони двинет. — мальчишка пожал плечами, сложив руки на груди, — Кстати, тебе лет сколько вообще? — За семьдесят, — кашлянул Арсений в кулак показательно, — всё, иди куда-нибудь, мне помыться надо. — Ой, да чё я там не видел, — Шастун картинно закатил глаза. Попов скинул штаны. Ему скрывать нечего, а Антон, может, наконец начнёт включать мозги. Ладно, время взять слова назад. Антон много чего там не видел, поэтому спешно отвернулся, пока боксеры ещё были на подкачаной Поповской заднице. — Чё за стриптиз ты устроил? — возмутился. Скорее смутился, потому прикрыл возмущением. — Я предупреждал, — избавившись и от трусов, Попов перешагнул бортик ванной и задёрнул штору, чтобы не налить на пол воды. Антон с напыщенным видом вернулся в комнату и закрылся. У Арсения красивый торс, идеально накачанная, но не перекачанная спина, кроме которой он почти ничего и не видел.. Огромное упущение!