Когда Герман выходит из себя

Если на постоянной основе смотреть одного стримера, то невольно, с течением времени, зритель перенимает его повадки и стиль общения. Так вот, Ваня обожал Братишкина. Он исправно кидал ему донаты, сидел на его сервере в дискорде, посылал всех нахуй в чате и никогда не пропускал его стримы, даже если те были на втором канале. Метаморфоз из тихони в агрессивного школьника происходил постепенно. Сначала он отдалился от всех в классе, кроме Саши. Потом начал подрабатывать в интернете, делая сомнительные сайты для извращенцев. И, наконец, сам стал стримером. Саша такое не особо поддерживал, говорил только: Вань, поумерь свой пыл. Но Ване, к огромному разочарованию друга, было наплевать на пыл с высокой колокольни. Он, скорее всего, не знал даже значения этого слова. Зато Ваня был смышлёным в другой сфере — в сфере стриминга. Милое личико и стройное тело делали своё дело, и к концу первого года стримов Ваня уже обзавёлся преданным пластом людей в Интернете: Инстаграме, Тик Токе и на Твиче. Но годы, потраченные на просмотр Братишкина, не пропьёшь, поэтому агрессия и скрипящие зубы периодически выходили из Вани, словно демоны, реагирующие на призыв нечисти. Ваня бесился на стримах, когда играл в Доту, стучал мышкой по столу, неоднократно ломал клавиатуру и однажды так сильно въебал в монитор, что тот потерял связь с реальностью и покрылся кодами, как в Матрице. После этого в голову его подписчице пришла гениальная идея — повесить дома грушу для битья. А Ваня эту идею спиздил. Точнее, модифицировал, и заказал чёрный манекен для бокса. Боже, как только Ваня над ним не измывался. И прыгал, цепляясь за сильную шею как маленькая обезьянка и махал ногами, целясь в солнечное сплетение, и раздавал пощёчины, отчего потом ладонь становилась красной и горела адским пламенем. Чат смеялся, Ване было весело, а после стрима он был совсем никакой — вся агрессия и невысказанная злоба уходила на Германа, и тот с безымянным терпением принимал её в себя. Иногда Ваня пытался расслабиться и другими способами. Он исправно играл в баскетбол, даже плавал, но спорт снимал только часть того напряжения, что в нём копилось. Оставалось только одно — дрочка. Сначала Ваня действовал как аскет: дрочил только перед сном, не больше пяти минут. Но с каждым разом кончить становилось всё труднее, поэтому сейчас Ваня использует всё, что может. И гей-порно, и пальцы, и силиконовую игрушку. С последней Ваня развлекался только в особенно плохие дни, а с тех пор как приобрёл Германа, совершенно про неё забыл. Боксёрский манекен служил отличным магнитом для сброса агрессии, словно энергетический вампир, питающийся плохими эмоциями. Так что у Вани просто не оставалось сил мастурбировать. Да и ему было как-то неловко ублажать себя, когда с угла комнаты на него смотрело это подобие чёрного властелина. Но время шло, наступила осень и принесла с собой сессию и агрессию. Нервозность Вани вышла на новый уровень — у него появилась сыпь на лопатках, искусанные губы и следы от расчёсов на предплечьях. Ваня не суицидник, но Саша всё же несколько раз осторожно поинтересовался его здоровьем, разглядывая царапины на запястьях и синяки под глазами. Ваня вовсе не хочет скинуться с высокоэтажки, просто он устал быть сосудом для негативной энергии (это ему так сказала гадалка в интернете) и вымещать злость на других (а это по шапке надавала мать за длинный язык). Так что в один из напряжённых дней Ваня почувствовал себя гением, когда отменил стрим, напиздев о том, что у него болит голова, и пошёл дрочить со своей любимой игрушкой. Точнее, с единственной игрушкой, оттого и любимой. Из-за страха быть пойманным он купил её с левого аккаунта и попросил курьера положить посылку под дверь. Ваня до сих пор не знает, чем тогда руководствовался. Вряд ли он думал, что кто-то будет караулить его и вероломно снимет на телефон, когда жадная до хуя Ванина жопа выйдет в подъезд. Но безопасность никогда не помешает. Именно этим оправдывался Ваня, когда забирал посылку в кепке и солнечных очках. Чёрный силиконовый плаг тяжело ложится в ладонь, и у Вани бегут мурашки по позвоночнику от предвкушения предстоящей дрочки. Он задёргивает плотные шторы, кидает на кровать смазку и ложится рядом, снимая с себя всё, кроме футболки. Сердце ускоряет ритм, когда Ваня, удобно расположившись, вдруг замечает одну большую деталь перед собой — непоколебимого Германа. Ваня отвинчивает колпачок от смазки и параллельно убеждает себя, что это всего лишь манекен, а не собака, и что вставать и разворачивать того спиной — верх идиотизма и смахивает на паранойю. Так что Ваня прикрывает глаза, откидывает голову на подушки и проводит ладонью между сведённых ног. Член встаёт не сразу, а только когда Ваня вставляет палец себе в задницу. Боже, ну и извращенец. И как только земля его носит? Ваня проводит ногтями ниже пупка и вздрагивает от силы мурашек, что пробежались от шеи до самых пят. Он досадливо вздыхает — ему бы иметь при себе парня, который сжимал бы его бёдра до синяков и жестко трахал у стены. У Вани, вообще-то, нет требований к парням, как у многих его знакомых девушек: ему не нужен романтик, конфетно-букетный период и походы в кино под ручку. Ване достаточно высокого, — по крайней мере не ниже, чем он сам, — сильного, даже где-то грубого парня, который терпел бы все его закидоны с железным спокойствием и мог осадить Ванину спесь, не боясь сделать больно. Ваня проталкивает в себя три пальца и стонет, но больше от того, что ему мало, а не потому, что больно. Ему хочется, чтобы кто-нибудь грубо взял его за шею и заставил взять в рот. Чтобы кто-нибудь заставил его задыхаться от члена вокруг его красных растянутых губ. Чтобы ему было наплевать, нравится Ване такое отношение или нет. Внезапный хлопок заставляет его отвлечься от фантазий и открыть глаза. — Неплохо для такого доходяги. Ваня подскакивает на кровати и морщится, резко доставая пальцы из задницы. Вот бы кто ему голову оттуда достал. Он что, забыл закрыть входную дверь? Этот парень стоял в углу его комнаты с самого начала или прятался в шкафу, ожидая подходящего момента? И почему он, чёрт возьми, голый? Ваня пробегается глазами по комнате в поисках телефона, но не замечает последнего, и сердце сжимается от страха перед незнакомцем. — Вы кто? Лысый парень склоняет голову на бок, оглядывая его цепким взглядом. Ваня вдруг стыдится своей наготы и сдвигает колени, пытаясь незаметно спрятать смазку и плаг в складках одеяла. Судя по ухмылке парня, получается у него плохо. — Я сейчас полицию вызову! — пытается пригрозить он, но голос в самый ответственный момент даёт петуха. — Давай, — улыбается парень ласково, слишком мягко для убийцы или маньяка, и подходит ближе, отчего сердце у Вани торопится куда-то сбежать прямо сквозь грудную клетку. — Я тоже дам показания. Ситуация становится всё страннее и страннее. Лысый, судя по всему, не стесняется своей наготы. Ванин взгляд невольно падает ему между ног, и он сглатывает вязкую слюну — член у того оказывается толстым и длинным, а руки, что сложены на груди в замок, порождают в голове совершенно неприличные мысли. Ваня чувствует себя Алисой в стране чудес — склянок для уменьшения роста у него нет, но парень улыбается точь-в-точь, как Чеширский кот. — Какие ещё показания? — О, так ты не понял, да? А как же твои знаменитые прыжки, выпады, удары мне в лицо? — Чего? — Ваня всматривается в незнакомое лицо и не узнаёт парня. Тёмные глаза, пухлые губы и, что самое приметное, тюремная стрижка, запомнились бы Ване надолго. — Я даже не знаю, кто ты. Какие ещё удары? Ваня решает, что у него под кроватью сидит Валдис Пельш со своей съемочной группой. Его точно разыгрывают, а этот странный лысый парень только и ждет, что он опозорится, чтобы потом стебать Ваню до конца его жизни. На всякий случай он сползает с кровати, натягивая футболку так, чтобы скрыть пах, и отходит к стене, подальше от кровати. — Чел, уйди по-хорошему, иначе я реально вызову полицию, ты очень странный, — Ваня тянется к светильнику на тумбочке, чтобы… Чтобы что? Наверное, защититься от нападения. Но парень только улыбается, не делая даже попыток двигаться в его сторону. — Ванюш, — вкрадчиво говорит он, и Ваня задерживает дыхание — он своего имени не называл. — Ты что, не узнал меня? Это же я, Герман. Нет, он точно выжил из ума. Чем больше он слушает этого парня, тем сильнее чувствует себя не в своей тарелке. Ещё чуть-чуть и окажется, что на самом деле он пациент психиатрической больницы и всё выдумал. До ДиКаприо ему далеко, а вот сумасшествие не за горами. Ваня усиленно моргает, но ничего не меняется — обстановка всё та же, а парень, видимо, устав стоять, присаживается на край кровати. — Чё ты несёшь? — Не веришь? Посмотри вокруг, где твоя груша для битья? — Парень оглядывается и разводит руками. Германа и вправду не оказывается в комнате. — А нету её блять, потому что она перед тобой. И я не Герман, долбоёб, я Серёга. Серёга пожимает плечами, — широкими и рельефными, замечает Ваня, — неосознанно проводит руками по покрывалу, натыкается на плаг и рассматривает тот вблизи без тени отвращения и смущения. Только чистейшее любопытство. — Ты думаешь, я реально в это поверю? Серёжа вскидывает голову, отрываясь от лицезрения Ваниной пробки, и ухмыляется. — Ну проверь в других комнатах. Хорошо, что у Вани однушка. Он пятится к выходу, не отрываясь от парня. Вспоминает, что в руке торшер, ставит его на место, вздрагивает, когда Серёжа неожиданно говорит «бу», и быстро ретируется на кухню. Там он наливает себе стакан холодной воды и глубоко дышит, вставая у окна. Здесь тоже нет Германа. И, Ваня понимает, не будет больше нигде. Этот парень действительно и есть его манекен для бокса. В голове не укладывается, как так вышло. Ваня, вроде бы, не герой фантастического романа, антиутопии или низкопробного фэнтези. Ваня просто хотел спокойно подрочить на фантазию об огромном, сильном мужчине… — Ох, чёрт, — он ставит стакан на столешницу с такой силой, что звенит в зубах. — Вот блять. От внезапного просветления Ваня спешит в комнату, натягивая на ходу футболку в районе паха. Когда он влетает за порог, Серёжа сидит за его компьютерным столом. На его кожаном стуле. Своей голой жопой. — Это из-за меня ты здесь? — сдавленно спрашивает Ваня. — Это потому что я думал… о всяком, да? Лысый обращает на него своё внимание и во взгляде мелькает уважение. — А ты смышлёный, — чуть ли не мурлычет он, и у Вани от его тона бегут мурашки по бёдрам. — Но ты не бойся, я ненадолго. С тяжёлым вздохом он поднимается из-за стола и близко-близко подходит к Ване. Настолько, что тот может чувствовать на своём лице чужое дыхание. Становится неловко, и Ваня ёжится, пытаясь смотреть куда угодно, но не в эти бесстыжие глаза. — Знаешь, что нужно, чтобы я исчез? Ваня качает головой и сглатывает слишком шумно для комнаты и того маленького расстояния, что есть между ними. Удивительно, но со своими сто девяносто сантиметрами он чувствует себя крошечным по сравнению с Серёжей. Может быть из-за того, что перед ним неведомым образом ожила его фантазия, или потому что всё неизвестное человеческому разуму пугает до дрожи. Причина не ясна, но это и не важно, когда Серёжа с силой проводит носом по его виску и жадно вдыхает. Сердце Вани в этот момент отчаянно бьётся о рёбра подобно птице в клетке. — Нужно получить желаемое, — говорит он низким, томным голосом, и красноречиво смотрит вниз, на натянувшуюся палаткой футболку. Ваня тут же вспыхивает, краснея, кажется, всем телом, и весь сжимается, отходя от Серёжи на два шага. Ему кажется, или воздуха в комнате стало меньше? — Но я ничего не хочу, — Ваня слышит тихое фыркание, но не заостряет на этом внимание. — Я просто… дрочил, поэтому вселенная не так меня поняла. — Оу, — чрезмерно сочувственно хватается Серёжа за грудь. Она у него покрыта маленькими тёмными волосками, и у Вани зудят кончики пальцев от желания зарыться в них. — Думаешь, вселенной есть до тебя дело, чуханчик? Я знаю, что ты там нафантазировал. Ваня не знает, что двигает им в этом момент. Возможно, стояк. Возможно, адское, покалывающее желание где-то в затылке почувствовать на себе эти руки. Он говорит, не думая: — Что я фантазировал? В глазах Серёжи читается довольство, словно он только этого и ждал. — Я покажу, — и целует Ваню. Неожиданно и так быстро, что Ваня ничего не может предпринять, замирая истуканом в тесных объятьях. Сильные руки, будто тиски, обхватывают талию, и с тихим вздохом Ваня вплотную соприкасается с Серёжиными бёдрами. Тот умело орудует не только ручищами, но и ртом — проходится горячим языком по чувствительному нёбу, облизывает зубы, и мокро становится не только во рту, но и между Ваниных ног. Он обхватывает Серёжу за шею, отчаянно подаётся вперёд, продолжая целовать, и тот отвечает на поцелуй с не меньшей страстью. Парни, с которыми Ваня ранее имел несчастье целоваться, предпочитали быстрый бесчувственный перепих в сомнительных заведениях (или даже туалетах). Для Вани это был красный флаг. Его воспитание не позволяло ему целоваться на первых свиданиях или в туалетах — даже чистых. Но целовать Серёжу казалось ему самой правильной вещью на свете. Это было настолько идеально, что Ваня, кажется, нашёл то, что так давно искал, хотя и сам не подозревал о том, что вообще что-то ищет. — Ты бил меня, унижал перед зрителями, — рокочет Серёжа, жарко дыша в красное ухо. — Думаешь, это так просто сойдёт тебе с рук? Плохих мальчиков надо наказывать. Ваня прикусывает язык, чтобы не заскулить от радости, и просто безостановочно кивает. Как же долго он ждал такого, как Серёжа. — Я буду трахать тебя так глубоко, как только смогу. А потом слижу твои слезы. Заплаканным ты будешь смотреться очень мило, как по мне. Ваня всё же не выдерживает — утыкается ему в шею и тоненько скулит. Таким жалким он себя ещё никогда не чувствовал, но член от этого твердеет быстрее, чем от просмотра любимой порнушки. Боже, какой же он извращенец. И этими губами он целует мать? — На колени. От властного тона у Вани дрожат внутренности, и он незамедлительно падает на пол, чудом не раздолбив себе коленные чашечки. Серёжа ласково кладёт руку ему на затылок и совсем не нежно сжимает длинные пряди. Ваня опускает взгляд вниз. Его рот безостановочно наполняется слюной, и он едва не захлёбывается от одного вида, что открывается ему здесь, внизу. Ваня облизывает губы и осторожно кладёт ладони на бледные бёдра. Большой, необрезанный тёмно-розовый член практически полностью встаёт, упираясь в Ванин нос. Он глубоко вдыхает терпкий запах и чувствует, как сводит всё в паху от желания. Первое прикосновение губ к головке вызывает у Серёжи протяжный стон, и Ваня тщательно облизывает весь член, стараясь угодить парню. Всасывая головку, он неосторожно задевает крайнюю плоть зубами. Неожиданная пощёчина приводит его в чувство. Скула тут же начинает гореть, но собственный член от этого падать не собирается. Прекрасно, просто прекрасно. — Зубы, — коротко предупреждает Серёжа, и в его тёмных глазах плещутся черти. Кажется, они подмигивают Ване. В этот раз он действует осторожнее. Тяжесть головки давит на внутренние стенки щёк, а солоноватый вкус оседает на языке, так что приходится часто сглатывать. Ваня морщится, расслабляя горло, и берёт глубже, почти половину. Он кружит языком, втягивая щёки и постанывая от мускусного вкуса. Когда Серёже надоедают прелюдии, он давит на затылок, пропихивает член глубоко в глотку, и Ваня громко сопит носом, стараясь не паниковать. Слёзы всё же брызгают из глаз, слюна стекает по подбородку, а челюсть сводит от усталости, но он всё равно расслабляет горло, хоть и заведомо знает — этот агрегат ни за что на свете не поместится в его рту. Серёжа, будто почувствовав его состояние, продолжает вбиваться короткими движениями, но убирает руку с затылка, давая Ване возможность передохнуть. Ваня не знает, как он выглядит на коленях с открытым ртом и прижатым к нему мокрым, красным членом, но в глазах Серёжи читается такое удовлетворение и гордость, что в животе у Вани разбивается что-то хрупкое и опасное. — Хуёво сосёшь, — выносит вердикт Серёжа, хватает Ваню за плечи и поднимает одним рывком. Ваня честно не знает, чего в нём сейчас больше — страха или восхищения. Он торопливо скидывает с себя футболку, пока Серёжа продолжает толкать его и практически не сопротивляясь, падает на кровать. Воздух резко покидает его лёгкие, когда он приземляется спиной на матрас, а Серёжа неожиданно вцепляется мёртвой хваткой в его плечи и нависает сверху — огромный и беспощадный. Ваня, сам того не замечая, издает восторженный скулёж. Его член отчаянно дёргается, как будто он самый извращенный кусок дерьма на всём белом свете. Впрочем, это не так уж далеко от истины. — На живот, быстро, — звучит не то требование, не то угроза. В голове Вани от низкого голоса чистый хаос, все мысли, без исключения, осыпаны похотью, но одно он знает точно — сегодня его качественно выебут. Так и не дождавшись выполнения приказа, Серёжа хватается за тонкие щиколотки и нетерпеливо вздёргивает Ваню на бок, а после чего подминает под себя, словно собаку в течку. Ваня знает, Ваня смотрел National Geographic. И от предстоящей случки у него дрожит живот и сбивается дыхание. Серёжа кусает плечи, оставляя красные отметины от зубов, пылко вгрызается в шею, придавливая Ваню в подушку, и тот глухо стонет, сводя лопатки от удовольствия. Большие тёплые ладони обхватывают и разводят в стороны его ягодицы. Горячее дыхание обжигает вход, а язык дразнит мышцы легкими, мимолетными прикосновениями. Ваня ощущает себя малиновым киселем, когда протяжно стонет и растекается по матрасу. — Блять, да, — Серёжа крепко сжимает Ванины ягодицы. — Мне нравится эта маленькая задница. Ваня краснеет от комплимента, поворачивается и замечает на себе обжигающий взгляд тёмных глаз. Серёжа опускает глаза ниже, принимаясь рассматривать его член, и улыбается так, что Ваня понимает — ему пиздец. Полный и безоговорочный пиздец. На Ваню так никто никогда не смотрел — жадно, голодно. Этот парень будто собирается сожрать его живьем. Но Ваня не пугается этой мысли, он не против. Ему хочется стать маленьким, спрятаться, и одновременно с этим — оголиться, выставив себя напоказ. Продемонстрировать те места, что придутся по вкусу больше всего. — Как тебе нравится, малыш? — хрипло спрашивает Серёжа, без малейшего интереса в голосе. — Медленно и глубоко? — Он берёт смазку и с самым вальяжным видом распределяет её по своему члену. Ваня смущается хлюпающих звуков, и хватается за край подушки, наблюдая за выверенными движениями. — Или тебе по душе жестко, со вкусом слёз? Ваня не отвечает, но Серёжа, кажется, понимает всё по расширившимся зрачкам. Он грубо хватает его за щиколотки и тянет на себя, протаскивая по постели, словно Ваня ничего не весит. Словно в Ване нет пятидесяти килограммов похоти и возбуждения. В итоге он оказывается наполовину свешен с кровати; ноги согнуты, стопы достигают пола, а задница подвешена ровно на том уровне, где, словно маятник, покачивается напряжённый член. — Предупреждаю, твои крики меня не остановят, — Серёжа говорит эти слова с мнимой нежностью, расцеловывая красную мочку уха. Ваня слабо кивает, уже предчувствуя, как щекотно становится в носу. А это ведь они ещё не начали. — Расслабься и получай удовольствие. С этими словами он шлёпает Ваню по поджавшейся мошонке, отчего тот вскрикивает, крупно вздрагивая, и медленно входит, раздвинув половинки его задницы в стороны. — Всё-таки хорошо, что ты не волосатый, — щебечет себе под нос Серёжа, пока Ваня сжимает руки в кулаки от зудящего чувства переполнения в заднице. — Люблю бритых мальчиков. Ване хочется огрызнуться, возразить, что весь тестостерон в его организме ушёл на огромный размер яиц, но на деле лишь стонет на выдохе, когда Серёжа делает бёдрами несколько круговых движений и сразу же принимается вбиваться на полную силу. Он тихонько скулит, сжимаясь на члене, но этот слабый звук превращается в пронзительный крик, когда Серёжа наваливается сверху всем телом, и Ваня чувствует каждый блядский сантиметр агрегата в его заднице. Лысый ублюдок взвинчивает темп настолько, что Ваня даже не успевает стонать — только открывает и закрывает рот, хватая губами горячий воздух. По комнате разносятся шлепки их потных тел друг о друга, но это не то, что сейчас беспокоит Ваню. Серёжа такой тяжёлый, выносливый и беспощадный, что на миг становится страшно. Это тот самый первобытный страх, когда перед тобой — противник вдвое выше, шире, сильнее. И Ваня, несмотря на бешеный темп, дёргает ногами в попытке скинуть с себя этого остолопа, но ничего не выходит. Член, предатель, только сильнее наливается кровью от мысли, что Ваню прижали к кровати силой. — Ты жалок, — заполошенно хрипит Серёжа ему в ухо. — Не можешь признать, что кайфуешь, когда тебя пялят в задницу. Ваня рычит, сжимаясь на Серёже изо всех сил, и тот сдавленно смеётся, не умаляя быстрого ритма. В голове звонкие шлепки звучат метрономом, и Ваня понимает — он ещё долго будет отбивать этот ритм ногой. Серёжа в отместку кусает его в холку и прижимается к спине, хотя, казалось бы, они припаяны друг к другу сильнее некуда. У Вани прерывается дыхание, он осознаёт, что абсолютно беспомощен, и единственное, что ему остается — это расслабиться и принять всё, что Серёжа ему даст. От одной этой мысли Ваня удовлетворенно, хрипло стонет. Кажется, ему впервые за последнее время не хочется ничего колошматить. Когда он утыкается лицом в подушку, та оказывается мокрой — то ли от пота, то ли от слёз. Распознать, что это, не представляется возможным, пока Серёжа грубо не хватает Ваню за подбородок и не слизывает влажные дорожки с горячих щёк. От этого жеста почему-то сильнее начинает печь глаза. — Так и знал, что ты идеален. Восхищение в голосе Серёжи просачивается в Ванину кровь сквозь поры на коже и оседает в костях приятным, волнующим трепетом. — Я наполню твою маленькую милую попку своей спермой, — унизительно, но Ваня сладко сжимается и не может сдержать стон, что так рвётся наружу. Член тоже возбужденно дёргается, зажатый между измождённым телом и кроватью. Толчки становятся беспорядочнее, но всё такие же быстрые и глубокие, так что Ваня раздвигает ноги шире и слышит одобрительное мычание сзади. Серёжа неохотно поднимается, отчего спине сразу же становится зябко, хватается за запястья Вани и оттягивает назад — будто держит в заложниках. Это не удобно, больно и Ваня в целом чувствует себя нанизанным на Серёжин член, но когда тот громко стонет, выплёскиваясь внутрь, Ваня жадно сжимается, не смея пролить ни капли. — Пиздец, Ванюш, — шепчет Серёжа рядом с его лицом. Целует шею, влажные лопатки, поясницу, поочерёдно кусает ягодицы. Ваня рвано дышит, и оказывается не готовым к тому, что Серёжа сунется лицом прямо туда, и станет вылизывать его мокрую, растянутую дырку с энтузиазмом кладоискателя во времена золотой лихорадки. Ваня думает, что к такому вообще никто не готов. Он вопит не своим голосом, когда Серёжа проталкивает свой болтливый, горячий язык прямо в его натруженное отверстие. — Перестань, ух, Серёжа! — протестует он и чувствует себя последним лицемером, когда хватается за свой член и начинает яростно дрочить. Влажные губы мягко касаются припухшей, слишком чувствительной дырки, и это ново для него, так до безумия откровенно, интимно и грязно, что Ване срывает крышу. Серёжа еще несколько раз проводит языком, всасывает края, практически целуется с его задницей, а потом одним рывком переворачивает Ваню на спину, продолжая облизывать уже промежность. Он проводит мокрым языком между Ваниных пальцев, сжимающих твёрдый член, и задевает чувствительную головку. Внизу живота тут же расползается жар, яйца восхитительно поджимаются, а на кончике выступает терпкая капелька, которую Серёжа тут же жадно слизывает. Ваня встречается с ним взглядом, — тёмным и опасным, — и тут же кончает, выгибаясь в сильных руках тонкой струной. Его жестко выебали, вылизали, наставили синяков, а он получил самый лучший в своей жизни оргазм, посмотрев в эти голодные глаза? Боже, ну и извращенец. И как он дальше будет людям в глаза смотреть? Проходит совсем немного времени, прежде чем он чувствует, как рядом с ним прогибается кровать. Ваня приоткрывает глаза и его ресницы трепещут, когда он наблюдает за тем, как Серёжа осторожно перекладывает его ноги вдоль кровати и накрывает одеялом. По телу проходит волна тепла, но он засовывает её куда подальше, не готовый к нежности. Сонно причмокивая и предвосхищая боль в пояснице завтра утром, он переворачивается на бок. Задницу простреливает боль, но это приятное, пульсирующее ощущение, и Ваня довольно жмурится. — Сладких снов, Ванюша, — едва ощутимый поцелуй в щёку и Серёжа исчезает, будто его и не было. Будто Ваня сам себя выебал и в порыве страсти покусал плечи. Но он не волнуется, он до смертельного спокоен, потому что знает — агрессию ему не выбить ничем, кроме этого члена и приделанного к нему лысого ублюдка. Что ж, завтра придётся весь день играть в Доту на миду, но это того стоит.