Сладкая иллюзия

В Небесном казино ночью особенно оживленно. Множество людей появляются в заведении, дабы попытать удачу, либо напиться от души в прекрасном месте, схожим с раем, с кем-то познакомиться и просто отдохнуть от гадкого бытия. Небесное казино — удивительное место, коим полностью владел Сигма, не раз самолично проводя игры для некоторых ВИП-персон. Ко всему, эта ночь не стала исключением. Сигма проводит первоначальную ступень перед самой игрой: приветствие, чистка рук, шафл и расклад карт. Попутно обменивается парой словечек с двумя мужчинами, сидящими уже с картами и закуренными, крепкими сигаретами. Русский покер отличная игра, выбранная гостями, что все внимательно следят за действиями дилера, в надежде удачно поймать выигрышную комбинацию. Сегодня, видимо, как раз их день, так как у дилера, по совместительству владельца, нет игры — нет комбинации, соответственно выплата идёт гостям, у которых; у одного фулл хаус, у другого так вовсе стрит флеш. — Сегодня простенько. — по-доброму смеётся первый гость, глянув на улыбнувшегося краешком губ владельца. — Сигма, форму что-ли растерял? Три года с тобой играем и впервые такие деньги отдаёшь. — Отдаю вами проигранное. — отшучивается Сигма. В Небесном казино денег не сосчитать, однако в этот раз у владельца и впрямь все идёт из рук вон, а из груди неприятное чувство не пропадает, будто должно вот-вот произойти что-то столь ужасное. — Кстати, — обращается к первому второй гость, переводя внимание на себя. — Как у тебя с той девкой-то? — А? С какой? — мужчина задумчиво хмурится, закуривая новую сигарету. — Да с той иностранкой. Как ее там? Жанна или Анна? — Агата. — вмешивается Сигма, собирая карты и попутно слушая гостей краем уха. Ту девушку он помнил, так как играл с ней пару неделями ранее. — Да, именно! — воодушевленно подхватывает гость, одобрительно качнув указательным пальцем в сторону владельца казино. — Ах, эта. — скучающе выдыхает первый мужчина. — Шлюха она обычная. Мы с ней встретились один раз, потрахались да и разошлись. — Серьёзно? А вроде бы баба хорошая. — Не смеши меня. Такие, как она, на трассах стоят сразу раком. Подходи — еби. Руки Сигмы вдруг замирают, удерживая колоду карт в процессе шафла. Его взгляд расфокусировано забегал по покерному столу и разговор гостей, вместе с отдаленными голосами других присутствующих, сопровождаемые приятной музыкой, угасает, точно владелец окунулся в воду, не пропускающую звуки. В голове застряло только одно выражение. Шлюха. С момента инцидента в крысином логове Достоевского прошло два года и Сигма более не видел Фёдора, да и сам не напрашивался на общение. За этот период восприятие произошедшего того дня накрепко засело глубоко внутри с неприятным чувством. Доверие навсегда растворилось в воздухе, оставив после себя одно название. Сигма не глупый, быстро все улавливает, потому достаточно скоро осознал главное. Им воспользовались. Воспользовались ради ублажения похотливой натуры, прячущейся в крысиной тени. Одно оставалось неизвестным: кто, после такого, Сигма? Его теперь тоже можно причислить к шлюхам? Да, он знал, что есть проститутки. Это тоже профессия, но весьма грязная. Работа проститутки — приезжать на вызовы, либо стоять на трассе и зарабатывать своим телом. Выражение «шлюха» Сигма услышал в этот вечер впервые. Соответственно, исходя из слов гостя, шлюхи — те, кто отдаются встречному без теплых чувств, просто так, к тому же не за деньги? Сигма ведь отдался Фёдору, а Фёдор, в свою очередь, не любил его. Фёдор просто взял тело, разыграв все на невинности ребёнка. Так как теперь считать себя не грязным, продолжив жить, принципиально не вспоминая об том случае? А если кто-то узнает об этом, просто возьмёт силой, наплевав на причины прошлой ошибки владельца казино, и так же будет высказываться? — Слишком много думаешь, дитя моё. Этот чертов голос. Вздрогнув, владелец казино цепляется взглядом за свои свободные руки, замечая, что карты, вместе с фишками различных номиналов, разбросаны по всему столу. Он быстро поднимает взгляд в конец стола, на места, где должны сидеть двое гостей, но в ужасе делает шаг назад на ослабших ногах, видя вместо гостей Фёдора Достоевского. Как странно. Уже не играет никакой джазовой музыки, вокруг нет никого из персонала и других гостей. По всему залу мрак, только над их столом горят лампы, освещая золотыми лучами расслабленное лицо крысы. Ситуация становится пугающей. — Что же ты так неаккуратно? — задаётся вопросом Достоевский, взяв в руку фишку с наивысшим номиналом. — Теперь придётся обратно сортировать карты и собирать фишки. Вот тебе делать нечего. — Что ты здесь делаешь?! — выкрикивает Сигма, ударяя ладонями по краям покерного стола и с силой сжимая покрытое лаком тёмное дерево. Внезапное появление Крысы в доме — не есть хорошо. Владелец казино это прекрасно осознает, не решаясь, собственно, держать формальности с создателем. К черту формальности с этим русским. — Как что? — спокойно начинает Фёдор, прокручивая меж жилистых пальцев фишку. — Пришёл глянуть на твои старания. — Посмотрел? Теперь уходи… Сигма закрывает глаза, чтобы хоть как-то взять себя в руки и держаться на ногах, игнорируя неприятную дрожь в теле. За два года он воспитал в себе более менее стальную личность, но рядом с Достоевским это все уходит в ничто. Достоевский сильнее в разы. Эта крыса только внешне кажется хрупким персонажем, на деле все по-другому. На деле самонареченный Бог страшит своей силой, пусть и мысли — не убьёт, потому что я ему нужен — иногда хорошо спасают. Сейчас, при худшем раскладе карт, на этом месте, в эти минуты, стоит быть начеку. Не успеешь оглянуться, а уже окажешься в объятиях смерти, как Сигму Фёдор обнимает холодными руками со спины, неслышно подобравшись сзади. Опасно. Резко дёрнувшись, владелец казино мгновенно пытается скинуть с себя чужие руки, когда-то успевшие обласкать все тело. Второму разу не быть. Сигма не позволит и в этот раз просто так взять себя, заворожив красивыми речами. Никакая это не игра, это обычная манипуляция. — Уйди! — чуть ли не диким зверем рычит он, с лёгкостью развернувшись в ненавистных руках и упираясь в чужие плечи ладонями, с намерением как можно скорее оттолкнуть. Бить в лицо, либо ещё куда, страшнее. Жизнь дороже. — Тише-тише. — Фёдор ловко перехватывает запястья своего творения, не успевшего словить момент для побега, разворачивает его обратно к себе спиной и удерживая запястья в одной руке, второй придавливает за плечо к покерному столу, заставив прижаться грудью к разбросанным на нем картам вместе с фишками. — Я думал просто поговорить, но видимо ты не в настроении. — Поговорить о чем? — разбито всхлипывает Сигма, дернувшись ещё раз. Если так посмотреть, разговаривать им было не о чем. Они, между прочим, не парочка из сопливого сериала, встретившаяся после громкого разрыва отношений. Или Фёдор решил поговорить об случившемся двухлетней давности? Слишком поздно спохватился. — Уже не о чем. — Достоевский явно издевается над эмоциональным состоянием Сигмы, вгоняя того из страха в злость, из злости в отчаяние. — Зато, мне кажется, я успел соскучиться. Быть этого не может. Сигма уверен во лжи этого человека. Такому как Фёдор Достоевский не свойственно по кому-то скучать, но владелец казино замирает, стоит демону припасть ближе тазом к ягодицам, а губам его оставить поцелуй на затылке, следом свободной рукой, удерживая другой запястья, как-то наигранно аккуратно, убрать двухцветные волосы на одну сторону, принявшись оставлять поцелуи на скулах, спускаясь на бледные щеки. Все же Сигма не поддаётся, достаточно быстро отвернув голову в противоположную сторону, дабы сбежать от ласки губ. Стоит держать свои слова, прислушаться к позывам разума и постараться сбежать. Так или иначе прислушиваться к шестеренкам разума получается пока что плохо, потому что сердце невольно стучит в бешеном танце при близости с тем, кто когда-то был … важен? Бред. Какой же все это бред. — Только не говори, что не хочешь. — не получив слова в ответ, демон томно шепчет, придавливая своим весом к столу и прижимаясь щекой к двухцветному затылку. — Не хочу. — Неужели, за период моего отъезда в Великобританию, не скучал? — хватка на запястьях ослабевает. — Не скучал. — Тебе не понравилось в тот день? — обе ладони сгребают двухцветные волосы в хвост. — Не понравилось… — Ты перестал меня любить? — Достоевский неспешно выпрямившись, резко потянул за собранный в ладони хвост на себя, заставив Сигму с криком прогнуться в спине, отпрянув от стола. Волосы его все так же остаются самой чувствительной точкой. Подаренная боль отчётливо напомнила о том дне — крыса прекрасно знает на что нужно надавить для нужного результата. Каждое прикосновение Достоевского. Жар именно его тела. Тот голос, ласкающий слух. И сердце Сигмы, утопающее в ощущениях с эмоциями, в-первую очередь, в преданности. Решимость в словах исчезла.В груди активнее расцвели розы старых, забытых чувств, пронзая своими острыми шипами сердце с лёгкими. Давние ощущения так не вовремя вырвались из спрятанного глубоко внутри сосуда, скапливаясь кристаллами слез в уголках глаз, сорвавшись ручейками вниз по щекам. Это больно. Сигма ведь доверял. Был благодарен за подаренный дом, жизнь и возможность быть рядом, видя в Достоевском того, кто всегда выслушает, даст совет как поступить в ситуации и научит самообороне, подключая к этому владение способностью. Теперь Сигма грязный, использованный и обманутый своим собственной создателем. Вынужден был прятаться в стенах казино в молчании, неугомонно работая из-за дня в день и стараясь забыть все, в мольбе, что подобное не повторится. А у Фёдора… У Фёдора другие взгляды на все это, будто принимает все как должное, не замечая, что происходит с мальчишкой. Сигма в этом высказывании уверен. — Что же с тобой? — уперевшись лбом в одно из подрагивающих плеч, Фёдор не прекращает шептать слова, продолжающие ранить впавшего в рыдания владельца казино. — Разве не я воспитал тебя? Разве не я подарил это казино и дал людей для работы? Малыш, куда делась твоя любовь? Может Николай повлиял на тебя? — Нет… Он здесь не причём. — отрицательно махнув головой, Сигма все активнее всхлипывает, закрывая глаза, с коих слезы градом льются. — Я просто не хочу так. — Как? — Я не хочу быть шлюхой… Мгновение и Сигма сидит на покерном столе лицом к Достоевскому, крепко-накрепко обхватив того в объятия руками и ногами, будучи прижатым к его телу. Он прячется лицом в меху накидки, не заботясь о том, что та промокнет от слез, чуть ли не выкрикивая все свои эмоции, неприятным осадком осевшие в глубине души. Костлявая ладонь, тем временем, успокаивающе гладит по взъерошенным двухцветным волосам, опавшим на спину. Фёдор внимательно выслушивает. По окончанию монолога владельцу казино уже становится как-то плевать, что произошло и куда делись те гости, с которыми они не успели наиграться. Почему в казино никого нет и откуда на этом столе такой хаос. Главное, это Фёдор, — который так же появился откуда-то непонятным образом, — что выслушав, любовно целует в мокрые от слез щеки, крепко обнимает и шепчет: — Глупое дитя, я люблю тебя. Ты заслуживаешь быть рядом со мной. Чтобы поверить в слова, необходимы действия. Так думалось Сигме, пусть сердце готово было радостно петь от одного признания, когда он принимал непривычно нежные поцелуи в опухшие губы. Позволял стереть с покрасневших щек новые дорожки слез и вскоре вовсе снять с себя одежду, поддавшись соблазну. Фёдор, в этот раз, отнёсся к процессу более елейно. Оставлял россыпь поцелуев на тонкой шее, усыпая её лепестками маков-меток. Оглаживал тело теплыми руками, будто стараясь насладиться мягкостью кожи, напомнив рукам о том, какого это — касаться изящного юноши, что взволнованно цеплялся за худые, обнаженные плечи, выгибаясь навстречу каждому прикосновению. Все тело превратилось в одну эрогенную зону, не смея противиться ласки и предыдущие мысли потерялись в затуманенном разуме, вслушиваясь в демонический голос, горячо шепчущий на ухо: — Ты прекрасен, мой мальчик. Сигма слишком быстро позволил себе поверить в слова Достоевского. Он безмолвно решил отдаться в руки демона, ведомый прошлыми, теплыми чувствами. Стоит подметить, ему не столь отчётливо понятно чувство любви, но если любовь можно выражать в интимности, то для него это самое сильное чувство из всех, распирающее изнутри, лишающее практически любых вопросов. Сигма до конца не разобрался: глупо это или нет? Но сейчас не об вопросах выражения любви. Вернёмся к начатому. Все действия Фёдора, без того, были непривычны, так подготовка к соитию и тут отличалась. Она длилась дольше, с использованием одной слюны, — ибо Достоевский впрямь не подготавливался в этот раз, — пока владелец казино сам не начал насаживаться на пальцы, скулить, умоляя об большем, в конце вовсе взяв все в свои руки. Сигма запросто повалил Фёдора на покерный стол, вспыльчиво скидывая с него все на пол, вслушиваясь в приятный звон упавших на паркет фишек. Дождался, когда демон полностью раздевшись, более удобнее устроится, забрался сверху сам и оседлав чужие бедра, без предупреждения несдержанно насадился на всю длину члена с блаженным, звонким стоном, в котором смешались и боль, и удовольствие. Он сразу же берет свой, подходящий, темп, дурея с железной хватки Достоевского на своей талии. Как не посмотри со стороны, Сигма сейчас не был похож сам на себя. Позабыв о стыде, ранее сказанных словах, отвращении к Достоевскому, он просто-напросто не мог остановиться, опускаясь на возбужденную плоть русского демона, чтобы получить стимуляцию чувствительной точки внутри. Слишком волшебные чувства. Слишком мало, когда это не чужой человек владеет твоим телом. Что-то стало меняться в бушующей похоти, стоило владельцу казино уткнуться в изгиб шеи крысы и шумно вдохнуть запах, прерываясь на стоны. Запах. От Фёдора всегда пахло чем-то легким и цитрусовым, наподобие сладкого лимона, с какими-то древесными нотками, но никак не выраженным, резким запахом бергамота с лавандой. Будто весь флакон парфюма был вылит на кожу, заменяя пот. Достоевский ведь не мог за пару лет изменить свой вкус в запахе, который то еще, за все время, до рождения владельца казино не менял, — он сам рассказывал, что при жизни Гончарова часто гонял этого Ивана за новым флаконом парфюма, — а теперь что происходит? Но постойте. Этот новый запах не казался чужим. Да, это не запах Фёдора, но это запах… — Сигмочка, чего ты застыл? Николай Гоголь. Сжав на, неизвестно кому принадлежащих, плечах ладони покрепче, Сигма с опаской, медленно поднимает голову. Он с ощутимым напряжением открывает глаза, которые были какое-то время закрыты, краем глаза улавливая белоснежную косу и сразу же натыкаясь взглядом на двухцветные глаза. Как это возможно, черт вас подери? — Николай?.. — он чувствует, как по коже пробегает холодок, оставив за собой дрожь и опускает взгляд на торс Гоголя, что полностью голый развалился на покерном столе, держа свои ладони на тонкой талии владельца казино, где уже от давления остались небольшие пятна синяков. Стоит Сигме аккуратно двинуться в сторону тазом и внутри все распирает от чужих размеров. — Ну-у-у! — Николай недовольно тянет букву, надув по-детски губы и переваливает озадаченного коллегу на стол, быстренько подминая под себя. — Сам просил, чтобы я тебя взял, а тут берёшь и все обламываешь! Федя, ну скажи ты ему! Фёдор? Сигма испуганно поворачивает голову в сторону и вопросов становится ещё больше. Достоевский преспокойно сидит возле покерного стола, на котором все это время творилась порнография. Позади него стоит один из персонала, кажись официант, разминая плечи крысы, пока накидка лежала на краю стола. Видно как у мальчишки руки дрожат, а взгляд строго опущен себе под ноги, чтобы не видеть, как его же босса на покерном столе, в одной из ВИП-комнат, трахает один из представителей Смерти небожителей. А теперь начнём сначала. Двое гостей. Разговор об некой девушке по имени Агата. Далее появляется Достоевский. Разруха в главном игровом зале. Федор признается в чувствах. На деле вместо Фёдора Гоголь, вместо разрухи в зале — отдельная ВИП-комната и… Вместо члена Достоевского, сейчас Сигму продолжает иметь Николай. Как все вышло так? — Коль, давай быстрее. — устало выдыхает Фёдор, поднимая безразличный взгляд на пару. — Агата сказала, что не будет нас долго ждать и просто уедет. — Ой, тебе бы только Агата! Я, между прочим, только начал! — фырчит весело Николай, не сводя взгляда с растерянного лица Сигмы, застывшего в ужасе. У Сигмы сердцебиение взлетает, на этот раз, вовсе не от теплых чувств к создателю. Страх окутывает тело крепкими цепями, что душат собой. Этот страх не сравнится перед страхом того же Достоевского. Николай, как проклятье, уничтожает медленно, пожирая не душу, так тело. В его безумном взгляде нет и малейшего намёка на любовь. В его движениях резкость. Он безжалостно накрывает рот владельца казино одной ладонью, не позволяя вымолвить слова, второй хватает под коленом, сгибая чужую ногу для удобства своего и берет настолько бешеный темп, что, достаточно крепкий, стол под ними начинает пошатываться. Гоголь не заботится об ощущениях пассии, как делал это, либо хотя бы пытался, Федор, зациклившись как бы побольше проехаться членом внутри для полноценной разрядки, особенно, взяв в учёт напряжённость Сигмы, от чего мышцы того крепче обволакивают плоть. Получается Федор все это время и вправду сидел в наблюдении, наслаждаясь массажем, пока на Николае прыгал Сигма. Получается вправду это Николая он бесстыдно умолял быть быстрее. Все это, так же, на глазах свидетеля, в лице официанта. Насколько унизительное положение. На глаза с большей силой наворачиваются высохшие слезы. Внутри мышцы начинают неистово гореть. Сигма замучено мычит в ладонь клоуна, цепляясь то за его плечи, совершая бесполезные попытки отстранить от себя, то за спину. Пальцами жёстко мажет по коже, глубоко царапает короткими ногтями в области лопаток и размазывает сочащуюся из ранок кровь, скользя дрожащими ладонями по спине шута. — Боже, тебе настолько нравится? — никак клоун не понимает намёков, заливаясь демоническим смехом. Сигма бросает взгляд краснючих глаз на Достоевского, но тот продолжает смотреть без малейшей эмоции на лице. Русский демон будто смотрит через всю происходящую картину, чётко дав понять, что ждать помощи нет смысла. Нет смысла сопротивляться, без попытки сбежать, с отвращением слушая чужое дыхание с хриплыми стонами и принимая на себя все буйство коллеги по работе. Хотя какого коллеги — присутствие в одной организации не делает из них коллег. Есть ли смысл в таковой ситуации думать о таких глупых вещах? Они ни на что не влияют. Теперь желание забыться становится слишком бесспорным. Так хочется окунуться во мрак, зная, что все следы на теле не вымыть. Сигма слишком грязный, погрязший в обмане. Любовь, которой окружил его Фёдор из иллюзии неприятной, склизкой жидкостью растекалась в груди. На самом деле Достоевский его не любит и никогда не полюбит. Он никогда не скажет слов, сказанных иллюзией, а Сигма не поймёт, что произошло точным образом в этот вечер. Как все обернулось в такой ад. Сигма не познает настоящей любви. Напоследок, перед тем, как потерять сознание, услышит от Николая только: — Из него выйдет отличная шлюшка.