Когда гаснут камеры

      Ещё два дня проходят в этом же темпе. За это время Антон успевает передумать, разозлиться на себя, на Арсения, на Шеминова и на всякого, кто подвернётся под руку, потом снова собрать себя воедино и холодной головой оценить ситуацию. С другой стороны, даже если произойдёт что-то плохое, всегда можно свалить на образ. То, что парням повыше часто назначают роли девушек должно сыграть на руку.       Матвиенко с мрачным сердцем наблюдал за всей разворачивающейся перед ним драмой. Ему Арс рассказал давно, самому первому, ещё до съёмок пилота с Белым. Вымытые временем воспоминания теплятся в груди терпким запахом алкоголя и стойким зудящим ощущением недосыпа в глазах. Тогда он ещё пил. В московской квартире «питерских» всегда был какой-то движ, незнакомые люди, пришедшие не пойми откуда в три часа ночи, их ночные походы по барам и никогда не спящему городу всей гурьбой, иногда даже с «воронежскими», объявляя паузу в тогдашней войне взглядов, и Сергею нравилось это чувство оживлённости. В нынешней съёмной царил такой мрак, что дома он почти не бывал. И когда Арсений открылся другу в один из дней, когда уже не мог найти выхода из своей головы, Серёжа не удивился, только глубоко и тяжело вздохнул. Если Арс облачил свои чувства в слова, сделав это состояние более реальным, решился рассказать о нём, значит, дело действительно серьёзное. И Матвиенко делал всё возможное, чтобы защитить ребят, а в особенности Арсения, от нападок неадекватных фанатов, когда слава со всей её ответственностью и полным отсутствием уважения личного обрушилась на четвёрку. Арс, конечно, не показывал чего-то, что могло сигнализировать о нужде в помощи или защите, только Серёжа не собирался ждать, пока у того закончатся силы с этим справляться. Шастуна, казалось, ничего вообще не смущало, тот был занят сортировкой собственных внутренних тараканов и выстраиванием максимально задумчивой физиономии, призванной показать тяжесть его мыслей. Только Шасту и в голову не приходило, что не ему одному было тяжело. С его стороны, может, и не видно, как Арсений мучался, изо дня в день переживая о том, как к нему прилепился образ «манерного», только вот Матвиенко читал эту тревогу, как раскрытую книгу. Попов боялся, что его нынешний имидж повлияет на так и не начавшуюся карьеру в кино. Посмотреть на него теперь — и нельзя не восхититься тем, как свои, по меркам стандартного «тнтшного» юмора, «пидорскими»повадками он пользуется себе во благо. Кому не понравится образ интеллигентного молодого человека, целующего даме руку, но при этом едва ли прикасающегося к их причинным местам даже в ролях, требующих этого? Джентельмен, мать его. В подобных щекотливых ситуациях те же Шаст или Серёжа не преминули бы такой возможностью тактильного контакта с симпатичными развязными девушками. Но Арс не такой. И это совершенно того не стоило. Если бы Серёжу спросили, что он думает о выборе Арса, то он без раздумий назвал бы миллиард причин, почему эти двое не подходят друг другу, только вот друга расстраивать не хотелось, и потому Серёжа принимал это как данность. Ненамного позже признания друга он вдруг осознал, насколько был слеп, когда получил возможность воочию убедиться в том, насколько Арс погряз в этом болоте. Сначала на моторах, потом в туре. Арсений беззаветно улыбался Шасту, забывая себя контролировать, прямо на глазах у зрителей, посреди игры, и Антон, сука, тоже ему улыбается, да так, что смотреть неловко. Серёжа переглядывается с Димой и понимает, что не ему одному это показалось слишком. Позов в своей обычной манере никак более не реагировал на эти подозрительные взаимодействия на сцене, как и на многие другие последующие. Оба просто надеялись, что это не закончится плачевно для этой странной парочки.       С самого утра их гримируют, приводят в порядок волосы, без конца водят липким роликом по одежде, убирая невидимые ворсинки. В гримёрке туда-сюда снуёт народ, и Стас старается справиться с волнением. Он ходит по площадке и отдаёт всем указания, так как чувствует, что не может просто сидеть на месте, пока не убедится, что всё под контролем.       Четвёрка морально готовится каждый по-своему. Позов с Шастом ушли по-быстрому покурить, Серёжа достаёт какую-то новую девочку из съёмочной группы, кажется, чья-то помощница, и Оксана упрекает его, чтобы не пугал новые лица. Тот отшучивается, а помощница только вежливо улыбается Матвиенко, явно ощущая дискомфорт в новой обстановке. Администратор уводит её пить кофе, и Матвиенко снова нечем заняться.       — Волнуешься?       Арсений поднимает взгляд от телефона, в котором видно, что он занят продумыванием хэштегов и подписи к новой фотографии с очередной фотосессии, на которые он непонятно когда успевал ходить. Стилист только что закончила с ними и собирала все свои принадлежности обратно в переносной чемоданчик.       — Нет, с чего бы это? — Арс дружелюбно улыбается и бросает пока продумывание подписи, так как в голову ничего больше не лезет.       — Да так, — Серёжа падает на диван и вытягивает ноги, потом спохватывается, что может помять одежду и получить за это, садится по-человечески. Хватает солёный кренделёк из пачки и задумчиво хрустит им. — По тебе, как обычно, не скажешь. Вот я и интересуюсь. Вкусные штуки. Твои?       — Димкины, вроде.       Арсений игнорирует предыдущую фразу Матвиенко и наклоняется к зеркалу, прикасается пальцами к чёлке, будто бы она уже не уложена идеально.       — А мне вот даже интересно посмотреть, как это нам поможет.       Серёжа не оставляет эту тему, а готовность всё никак не объявляют. По-хорошему, выйти бы уже на площадку и настроить публику, да и настроиться самим, но пока никто из «алмазов» не спешит на своё непосредственное рабочее место. Шеминова тоже не видно. Может, с гостем какие проблемы?       — Вот и посмотришь, — безразлично и певуче отзывается Попов, как будто ему нужно было просто что-то ответить прилипчивому другу. Чтобы отстал.       Матвиенко набирает ещё горсть крендельков и запихивает их все в рот. Пока жуёт и думает, что ещё сказать, замечает, что пальцы у коллеги дрожат. И нога в цветастом кроссовке тоже слегка подёргивается на весу. Он встаёт с дивана и делает шаг по направлению к Арсу, чтобы сказать что-то ободрительное и мотивирующее, может, даже плечо сжать, чтобы ему было обо что заземлиться, но не успевает.       — Ребят, пора, — парень из съёмочной группы с рацией заглядывает за дверь и делает жест головой в сторону выхода. — Где остальные?       Серёжа не успевает моргнуть, а Арсений уже выпаливает что-то похожее на «я сбегаю за ними» и улетает за дверь, шагая быстро и широко. Ничего не остаётся, как последовать за этим длинноногим ураганом.       Попов и в самом деле совершенно не волнуется. Он настроил себя на долгий и продуктивный день, как всегда готовый прыгать, шутить и улыбаться. О Шастуне этого сказать нельзя. Он с сожалением тушит бычок в урне, чувствуя нервозность подступающую к горлу. Дима что-то спрашивает, и Антон отвечает односложно. В коридоре Шаст врезается в Арсения, и из рук падает с грохотом телефон, возвращая мысли к реальности.       — Блять, — ёмко Антон оценивает ситуацию, а Арс уже поднял его, отряхнул и протягивает с извиняющейся улыбкой.       Матвиенко за спиной Арса ловит взгляд Димы, который призывает дать немного времени этим двоим. И оба друга быстро уходят на площадку. Шастун не замечает, как они испаряются, только смотрит на Попова беспомощно, боясь соприкоснуться взглядами и руками. Он привык уже настраивать себя перед съёмками на такой лад, и сейчас тоже голова всё сделала сама.       — Антош… — Арсений пропускает парня вперёд себя, так как им всё-таки стоит поторопиться. И Шаст так и делает. Да и что такого важного сейчас можно услышать от Арса? Чего ещё тут можно не понять?       — Арс, не надо, всё нормально, я в порядке, — и это ни хера не так. Ему некомфортно и страшно. Всё, что они скажут и сделают можно всегда вырезать. И даже это не успокаивает.       — Да я просто… — Попов мнётся и сверлит ссутулившуюся широкую спину. — Хотел сказать. Не воспринимай всё настолько серьёзно. Я уже не первый год в этом варюсь. Справлюсь и с этим.       Шаст начинает действительно сомневаться в том, что Арсений не умеет читать мысли. Можно было бы предположить тысячу вариантов, по которым Антон имеет право сегодня находиться в подавленном состоянии. И из них всех Арс, как и всегда, угадал верный.       Он оборачивается и смотрит в серо-голубые глаза, которые не прячутся от Антона. Только не от него. У Арса появляются ямочки на щеках, как и каждый раз, когда они разговаривают. Спустя столько лет он всё ещё не может сдержать этой глупой улыбки, которая расползается по губам сама по себе. «В этом варюсь…» Шастуну становится так совестно за то, что Арсений со своей тяжёлой ношей умудряется понять его относительно ничтожные переживания, и более того, пытается успокоить.       — Спасибо, — почему-то испытывая внезапный порыв благодарности, бормочет Антон. Хотя тут это не то, чтобы к месту. Арс понимает.