Звёзды все принадлежат Богам.

- Хёнджин, ты отвратителен, - женщина выплёвывает слова в лицо молодому человеку напротив, - Как ты вообще можешь говорить такие ужасные вещи?! Я твоя мама, как ты смеешь! - Ты права, матушка, конечно, - с усмешкой в голосе произносит парень и кладёт ей руки на плечи, начиная массировать, - Да, вот только, тебе не даёт никаких привилегий то что ты моя мать. Звонкая пощёчина, на белоснежной коже остаётся ярко-розовый след от ладони, женщина рвано дышит и готова сорваться на крик. Но молодой человек прикладывает палец к губам игнорируя только что прилетевший шлепок и улыбается. - Peace and quite, матушка, peace and quite, дорогая. И не вздумай кричать в моём доме, нарушая своим негативом спокойствие и умиротворение, которое я такое долгое время здесь выстраивал. - Ты просто клоун. Она сдаётся, даже не смотрит на сына, просто разворачивается и идёт к выходу. Быстро накидывает своё фиолетовое пальто, застёгивает сапоги, накидывает на плечо сумку и исчезает напоследок так и не хлопнув дверью. Почему-то Хёнджин уверен, что больше она не придёт, никогда не придёт. Всё что от неё осталось в этой квартире не допитая кружка чая без сахара, стоящая на кухне, да и та его. У него нет чужих вещей, он никогда не хотел привязываться и ассоциировать себя с другими, с семьёй почти не контактирует, теперь-то уж точно, а про отношения и друзей вообще говорить не стоит. Парень, как только за матерью закрывается дверь расслаблено выдыхает и возвращается на кухню. Включает плейлист, который создал ещё лет десять назад с названием «Комфорт» хотя ни одна песня сейчас не ассоциируется именно с ним, Хёнджин не помнит, что чувствовал, когда добавлял их, возможно в тот момент они правда казались прекрасными и умиротворяющими. Сейчас же вся эта музыка просто стала сопровождением рутины и стоило бы давно поменять её, ведь Хёнджин был меломаном сколько не отрицал бы это. Но он слишком привык жить в своей иллюзии безмятежности и «комфортного» одиночества, поэтому и менять ничего не хотел или вернее сказать был не в силах. На самом деле ему до безумного, что не странно, скучно и он чувствует себя покинутым, даже сейчас, стоя и намывая две несчастные чашки. Для своих учеников, он Великий историк Хван Хёнджин, лучший педагог и друг детей, а на самом деле обычный человек с кучей загонов, которые скрывает за своим якобы «добрым» нравом, любовью ко всему и шутками жуткую ненависть и презрение. Сколько себя помнит, он всегда был таким. Из мыслей, которым Хёнджин очень часто позволял овладеть собой его вырывает звонок прервавший песню, благо, что беззвучный, но всё равно не вовремя. - Да, я слушаю, - звонит его психолог. - Джинни, ты сегодня придёшь на приём? - Боюсь, что не смогу, извини. - Ты пропускаешь третью встречу на этой неделе, уверен, что в порядке? - Конечно, просто сильная загруженность на работе. - Ты до сих пор не внёс плату за следующий месяц, я могу подождать сколько скажешь. - Да, Крис, я понял, давай созвонимся чуть позже. - Не удобно говорить? - Да. - Хорошо, тогда извини и… Гудки. Хёнджин сбросил. Не видит смысла слушать всё это дальше и рассказывать своему психологу о том, что он собирается с собой сделать тоже не хочется. Проблемы с доверием, с выражением чувств, с восприятием реального мира, а ведь когда-то все считали его очень жизнерадостным и здоровым. Но уже поздно что-либо делать и исправлять, у Хёнджина нет смысла жить дальше, в самом Хёнджине нет смысла, он бесполезен. Ему двадцать пять, человеком, которым знал о том, что он убьёт себя в этом возрасте был его друг и по совместительству самая первая влюблённость. Но с ним Хёнджин давно прекратил всё общение, переехал подальше, настолько, чтобы он даже не смог его найти, он всегда считал себя ущербным и не мог находиться рядом с тем, кто казался ему солнцем. Он ушёл от него так и не сдержав собственное обещание: «Пока ты будешь нуждаться во мне я буду рядом, но как только ты остынешь исчезну, ведь я всё пойму и не обижусь». Но остыл сам Хёнджин ко всему и ко всем, теперь он просто довольно симпатичная пустышка без планов на будущее. Безразличие его самый близкий знакомый. Сейчас пять вечера, через полтора часа будет выставка картин в городском парке, на которую он собирался пойти, думает, что пора начинать собираться. Хёнджин просто стоит над своим гардеробом битый час, а по итогу надевает чёрную атласную рубашку, которую носит уже пару лет подряд хоть она и износилась. Он неспешно застёгивает пуговицы, натягивает брюки, а поверх вязанный свитер школьных времён, он у него был парным с ним. Всё равно всё это он спрячет под чёрным длинным пальто, нужно не забыть надеть шарф, а то мама будет ругаться, а хотя ей ведь уже всё равно. На улице тихо, но слишком уж влажно и темно, больше всех месяцев, наверное, Хёнджин ненавидит, именно ноябрь. Почему-то с приходом предзимья всё всегда катилось на дно. Хван идёт на остановку, нужный автобус приезжает довольно быстро и как раз вовремя парень оказывается в нужном месте. На выставке его не успевает затянуть в центр, обычно в подобной толпе люди только и делают, что фотографируют картинку, но не слушают её историю создания и чувства автора, который её писал. В школьное время Хван часто скетчил друзей, иногда работал акварелью. Приходится ждать пока люди хоть немного не расступятся, за это время он успевает сходить в ларёк за попкорном, старая привычка во время прогулок и к тому моменту, когда «фотографы» остаются довольны снимками, он подходит ближе. Осматривает каждую картину, изучает, задерживается рядом со всеми. Но больше всех его внимание привлекает оно, звёздное небо, самое обычное, просто тёмный фон и белые крапинки на холсте, но почему-то завораживает. - Я нарисовал это в память об одном человеке, - позади раздаётся нежный голос и Хёнджин готов поклясться, что узнает его из тысячи, по спине пробегают мурашки, а человек рядом продолжает, - Он так часто утверждал мне вещи, в которые я не верил, что они казались мне лишь выдумками. Он всегда мыслил приземлённо, но при этом ему нравилось рассуждать о любви, эти противоречия всегда мешали мне его понять. Только благодаря глазам в которых читался космос у меня получалось. Мы расстались после одного разговора под звёздным небом, ты ведь помнишь, Хёнджин? – на плечо опускается макушка парня, которого Хван не видел два года и дыхание спирает. Он слегка поворачивает голову и замечает точно такой же свитер как у себя торчащий из-под расстёгнутой кожаной куртки, - Ты ведь называл меня солнцем, если я не ошибаюсь, ассоциировал с птицей, которая могла бы долететь до него, тогда почему ты так поступил? Или моя чернота в характере настолько была отвратительной? - Никогда, - выдыхает Хёнджин, - Ты был идеальным и проблема вовсе не в тебе, - Хван треплет волосы ярко-фиолетового цвета и замечает на штанах парня рыжую шерсть. У него всё ещё есть коты. - А в чём тогда? В тебе хочешь сказать? – он приподнимает голову и смотрит прямо в глаза, Джин теряется и сердце почему-то начинает учащённо биться, ведь у Минхо всё та же мимика, взгляд и манера речи, темы для разговоров, он слишком любит честность, - Ты ведёшь себя глупо, как ребёнок, который тянется за звездой и говорит хочу, но не может дотянуться, прося других её достать. Хёнджин, пожалуйста, будь моим смыслом, снова, - у Хо краснеют глаза и влага начинает скапливаться где-то в уголках. Хвану самому становится трудно дышать, ведь первый раз он услышал эту фразу ещё в старшей школе. Он любит Минхо, очень, но он не может позволить себе портить его жизнь своим присутствием. - Пожалуйста, не убивай себя, - Хвана будто под дых ударили, - Я знаю твоего психолога, он мой хороший друг. Пожалуйста, вернись. Звёзды все принадлежат Богам и если мне суждено, то я стану твоим солнцем, а ты моим Богом. Тогда ты лишил меня символики и всякого смысла, но теперь, я прошу тебя никогда больше не уходить. Хёнджин протягивает ведёрко с попкорном Минхо и наклоняется, чмокая в лоб: - Я люблю тебя, amore, amore, - он берёт парня под руку и уводит куда-то вдаль по тропинке к той самой поляне. Звёзды никогда не падают к ногам и возможно, если завладеть одной, то обожжёшься, но вся наша жизнь одна сплошная игра и как ходить решать лишь нам, ошибёмся или выиграем узнаем только, когда попробуем.